Аннотация: Гнездовье Соловья-Разбойника, транссексуальный Таиланд и Московский кремль - поле битвы везде. Зло наступает - но герои тоже не лыком шиты!
ГЛАВА 31
Вяжи её скорее! Да покрепче!
Не дай строптивой пленнице сбежать!
Флетчер
Откуда-то изнутри вспухшей головы донёсся стройный хор серебристых ангельских голосов:
- Со-о-оловей мой, Со-о-оловей,
Го-о-олосисты-ый Со-о-оловей!
Вика попыталась разлепить веки - тщетно.
" О-кей. Кажется, я в раю. Выходит, тварям вчера всё-таки удалось меня угондошить? Бля, это нехорошо... Про тоннель наврали. И маман в нимбе что-то не встречает ни хера. Как же мои-то без меня там - Антон, и этот...Ну, как его... Который мелкий, в животе..." Наконец, сознание вернулось к ней настолько, чтобы ощутить дикий сушняк. Жива, по ходу... Вика на полусогнутых проползла в ванную и долго пила из-под крана - пила, пока не вытошнило. После этого в голове слегка прояснилось. Она с отвращением глянула на своё осунувшееся лицо в зеркало - краше в гроб кладут - и, будто исподтишка, слегка выпятив живот, погладила. "Держись, слышишь, солнце! Держись. Сейчас мы нашего папку с тобой найдём..."
За окном ещё едва занималась заря - громадный дом спал. Вика на цыпочках спустилась по лестнице на первый этаж. Босые ноги моментально заледенели - здесь не топили с лета. Она полуощупью пошла вдоль стенки, толкаясь по дороге во все двери. Лабиринт какой-то.
- Антон! - звала то и дело шёпотом. Ответом была гулкая тишина. В конце коридора рука упёрлась в склизкую стену. Тупик? Нет, узкая лестница вела ещё ниже - в подвал. Оттуда потянуло удушливым звериным смрадом, и, всеми волосками кожи чувствуя опасность, Вика всё-таки занесла ногу над крутой ступенькой без перил...
- Не ходи туда! Порвёт.
Сначала Вике показалось, что и этот голос - только плод её воображения. Однако в следующую минуту она почувствовала, как чья-то маленькая, но крепкая ладошка сжала её запястье.
- Кто там? - испуганно спросила она.
- Медведь-людоед! Его трупами кормят...
В подтверждение из подвала басовито рявкнуло, несколько раз отразившись эхом под сводами. Вика, прижав к себе Аньку, замерла в ужасе.
- Антон...ещё жив, не знаешь? - дрожа, спросила она девочку.
- Мент с Махачем в погребе под кухней. Отсюда не добраться, - Анюта, словно в укор Вике, сохраняла полное спокойствие. - Медведь меня пропустит, а тебя - вряд ли. Ты - трусиха, они это чувствуют. Возвращайся наверх, пока тебя не хватились.
- А ты?
- Я здесь буду. Вот, возьми - она протянула Вике берестяную свистульку.
- Тут я, батюшка-барин! Какаю. Садитесь без меня кушать!
После завтрака, за которым Соловей лично намазывал Вике бутерброды чёрной икрой в палец толщины и потчевал перцовкой из своих рук, королеву гламура провели в наскоро отделанный для неё будуар. Там она, предоставленная сама себе, растянувшись на мохнатом ковре из волчьей шкуры, принялась жадно щёлкать пультом полутораметрового телевизора. Тарелка ловила без помех - и через три минуты Вике стало от увиденного почти физически нехорошо. С чего бы? - На московских каналах мелькали всё одни и те же обрыдшие до тошноты ещё в прошлой жизни дегенеративные, животные лица со следами бесчисленных пороков и пластических операций. "Гламурная тусовка", они же "звёзды" - со всеми сотню раз пито-перепито - Вика вдруг поняла, что эти лица в этом ящике забаррикадировались плотно, и, что бы ни случилось там с ненужной им и далёкой Россией, - сами, своей волей никуда отсюда не уйдут - придётся выковыривать.
- Господи! - её даже передёрнуло от омерзения. - Неужели я когда-то была среди них? Такой же, как они?
- Отсоси! Хуже ты была! - ответил ей беззвучно тихий, но внятный голосок изнутри. - Этим хоть нужно семью кормить. А у тебя всё изначально было. Так что ты просто гнило понтовалась всю дорогу...
Вика почувствовала, как глаза застилает жгучая пелена. Всё перемешалось в сознании.
- Брехня! Не верь им, я не такая! Нехер меня кошмарить! Эти все, жиды и пидорасы...
- Ладно! - отвечал голосок. - Я так, любя. Хочешь - поплачь. А вообще-то, слезам давно не верят. Только всё равно, ты у меня должна быть лучше всех, моя мамочка...Я ведь на тебя поставил...
- Пиздёныш ты мелкий! Поставил он...
Пробудилась она от того, что кто-то довольно увесисто хлопает по щекам.
- Подъём! В укрытие!- Гегечкория, схватив Вику за руку, потащил её, полусонную, спотыкающуюся в незавязанных кроссовках, вниз по лестнице. Через минуту снаружи пророкотал крупнокалиберный пулемёт и захлебнулся в гулком взрыве. Пол под Викой ощутимо дрогнул. По коридору метались вчерашние бандиты - уже при оружии, с бледными, сосредоточенными от страха лицами.
- Держать оборону! Всех выпорю! - раздался сквозь треск выстрелов истерический визг Соловья. - Кто на вышке?
- Идём, Вика-джан, меня нэ бойся. Твой мужчина здэсь, вперёд пошёл! Подземным ходом. Меня слюшай - ми с ним обо всём договорились. - Вика на подгибающихся ногах следовала, увлекаемая за руку могучим абреком. Звуки битвы стихли где-то позади. Подземный ход заполнялся густым, удушливым дымом, выедавшим глаза. Через непродолжительное время прямо по курсу забрезжил свет. Грузин, подсадив её за ягодицы, вытолкнул сквозь какую-то щель на поверхность. Зимний закат уже умирал за соснами. Позади полыхало разбойное гнездовье Соловья, выстрелы становились всё реже. Вика вспомнила, как этот здоровяк подмигивал ей накануне - получается, неспроста. Тайный поклонник?
- Где он?
- Вах, калбатоно! Нэ у Пёдора - нэ обманут! - Гегечкория самодовольно раздвинул рукой заснеженный кустарник. - Вот он, твой возлюбленный! Вах!
Вика, на секунду ослепнув от пожара, рухнула в объятия мужчины, обрисовавшегося в багровом зареве тёмным силуэтом. И тут почувствовала, как чужие - как-то неправильно нежные и властные руки принялись шарить по её телу.
- Ты ...Антон? Что с тобой? Фу! Кто это?
- Э, слюшай! - горячо зашептал ей на ухо Махач, - забудь, убили Антона, Вика-джан. Я твой мужчина. Я тебя спас. Два раза! Пошли, Лаврентий наш друг - он с нами. Пошли, да?
Удар коленом в промежность был так силён, что незадачливый кавалер согнулся пополам и рухнул, матерно рыча и кусая снег. Вика добавила ему ногой в лицо - и на глазах у изумлённого абрека исчезла в дымном чёрном провале подземного хода.
- Ну, дед, ты и дал! Что это было вообще? - Агнесса, всадив навскидку пулю в лоб стоящему на коленях безоружному бородачу, подошла к боевому вездеходу и уважительно похлопала по броне.
- Много будешь знать - скоро состаришься! - Буржуй явно не был настроен на собеседование. - Внучки моей пока не вижу.
- Вперёд! - Агнесса, поняв оплошность - соглашение надо выполнять - устремилась в горящий дом. За ней последовала группа захвата, вооружённая "калашами". Коковихин с гранатомётом на плече тяжёлыми шагами двигался в арьергарде. У него оставался последний выстрел - контрольный. За Гюзель Карловну - Виктории Солнцевой от благодарных поклонников пламенный привет.
- Антон! - дым в узком проходе застилал глаза, и становилось уже нечем дышать. Вика споткнулась, ободрала коленку и дальше поползла на карачках - проход сужался.
- Я здесь! - отозвалось эхом в подземных лабиринтах.
- Антоша, ты живой?
- Я связан и за решёткой. Вика, уходи! - прохрипело издали.
- Я иду к тебе! Не молчи, скажи что-нибудь! - ей казалось, что она кричит, но это был шёпот, усиленный резонансом стен.
- Вика! Уходи, задохнёшься.
- Уйдём вместе, - она последним усилием вывалилась из узкого лаза в какую-то небольшую, но уже более просторную клеть. Скорчилась было от душившего кашля - и тут же почувствовала рывок кверху за волосы.
- А вот и наша Викуся! - она на секунду зажмурилась от тошнотного дыхания дикого помещика.
- Иди в жопу, барин. Не до тебя! - Вика попыталась пинаться и выкручиваться из захвата - да куда там. Соловей профессионально подмял её под себя и принялся шарить рукой - чем бы заткнуть рот строптивой. Нашёл на груди жертвы только какую-то берестяную фитюльку, ткнул ей, за неимением лучшего, в губы:
- Соси соску, тварь! Счас свой кларнет достану...
Вика, ни на что уже не надеясь, вспомнила девочку Анюту - и от отчаяния принялась дуть в маленькую берестяную дудочку. Звук оказался негромкий и на редкость мелодичный. За спиной у Соловья вдруг утробно рявкнуло, почти на инфразвуке - и тут же Вике в лицо брызнуло чем-то липким, солёным и горячим, а насильник обмяк и отвалился. Голова стукнулась о каменный пол - отдельно от тела. Она отёрла с лица сгустки крови и, надув щёки, начала что было сил дудеть в волшебный свисток. И произошло чудо - гигантский медведь встал на дыбы и, вывалив от усердия толстый язык, вдруг принялся неуклюже танцевать перед ней, переминаясь с лапы на лапу.
- Цирк! - только и могла промолвить, появившись в проходе подземелья, Агнесса.
ГЛАВА 32
Одно мне хочется запечатлеть в мозгу вашем, и если вы извлечёте, вынесете и почерпнёте из нашего повествования только эту истину - основу всех истин, - вам и то надлежит считать себя счастливыми.
Бальзак
Платона пробудил яркий луч солнца, упавший ему на лицо сквозь пурпуровые занавески - и тут же вернулось ставшее привычным дивное ощущение нереальности всего с ним происходившего. Как будто, сидя за письменным столом, он незаметно для себя перешёл грань, отделяющую жизнь от вымысла - и, заблудившись в расходящихся тропках своей фантазии, потерял дорогу назад. Такое сплошь и рядом случалось с героями его причудливых рассказов - между тем, как сам автор их за кадром вёл скучно-размеренную жизнь рантье, столичного писателя-затворника, давно равнодушного к своей, подозрительно растущей и становящейся уже почти злокачественной, популярности... До тех пор, пока вихрь событий вдруг не подхватил его из излюбленного маленького кафе на Тверской - и вот теперь вышвырнул с парашютом где-то на краю обитаемой вселенной, даря чисто конкретным ответом на извечный вопрос рефлексирующей московской интеллигенции: "Есть ли жизнь за МКАДом?" Жизнь, как выяснилось, была. Но какая!
После неудачного приземления болела вывихнутая лодыжка. Хотелось кофе. Левин оглядел комнату - соседняя койка, на которой ночевал руководитель экспедиции Макс Стечкин, была уже аккуратно заправлена. Стены пустого помещения оказались, наподобие граффити, расписаны таинственными символами, в коих сквозь робкие древнешумерские ассоциации проглядывало нечто вполне зримо неприличное. Так, над кроватью Макса, напротив входа, красовалась грубо намалёванная в человеческий рост фигура, объединившая в себе гипертрофированные мужские и женские половые признаки. Туловище гермафродита, вместо лица, венчала щекастая морда хомяка, выражением напоминающая отчасти товарища Ким-Чен-Ира - вероятно, некоей застывшей изнутри хитроватой важностью. Звериное рыльце, в свою очередь, увенчивала папская тиара.
Надпись на тиаре гласила: "Wombat uеber Аlles!" А внизу, под троном чудища, расплывалась подозрительно тёмная лужа, в коей барахтались бесславно гибнущие человечки. Картина в целом являла собой довольно-таки похабное зрелище.
Платон, словно стесняясь безмолвного соглядатая, быстро оделся. Из-за окна нёсся многоголосый шум, напоминающий гуденье роя мух над помойным баком, но октавой пониже. Он отдёрнул занавеску. Плац перед зданием, бывший некогда, судя по баскетбольным кольцам на щитах, спортплощадкой, мелькал странно кишащими, как в калейдоскопе, гротескными фигурами, разглядеть которые он уже не успел - дверь в комнату отворилась.
- Святый отче воскресе! - поставив на стол серебряный поднос, вошедшая девушка рухнула на колени перед срамным изображением на стене и привычно отбила лбом троекратный увесистый поклон. На ней была полупрозрачная серебристая туника, вполне обрисовывавшая соблазнительные формы.
- Причастись, странник, тела Отца предвечного! - она указала ему радушным жестом на поднос. - Ибо для тебя настал день великого говения.
Платон недоверчиво глянул в указанном направлении, поморщился и вновь перевёл взгляд на девушку. Её наивно-восторженное личико, несколько попорченное грубоватым гримом, обратилось на него в ожидании.
- Я прибыл издалека, и, боюсь, незнаком с таинствами вашей святой обители, моя прекрасная сестра. Что это? - он ткнул пальцем в коричневый крендель на подносе, ни форма, ни запах которого не оставляли никаких сомнений в его чисто человеческом происхождении.
- Это святые дары! - умильно отозвалась святая Катрина. - Заутреня отца Пёдора.
- Однако...
- Не сомневайся, брат Платон, - порывисто вскочив и обняв литератора, горячо зашептала ему в ухо святая. - Это я умолила за тебя Предвечного, я знаю, что ты избранный, и один из всех достоин причаститься святого говения. В прошлой жизни я читала твои рассказы - ты был первым, кто подвигнул меня на путь. И я тебя не забыла. Хотя сейчас нам нельзя читать, - тихонько вздохнула она.
"Тяжёлый случай", - подумал Платон, гладя по волосам прильнувшую к нему святую Катрину. При этом явственно ощутил напряжение в своих камуфляжных штанах и - в ответ - животный магнетизм юного тела под туникой. "Будь что будет!" - решил писатель, импровизированным туром вальса увлекая святую на по-солдатски аккуратно застеленную Максову койку. То, что скандально обнаружилось под серебристым одеянием святой Катрины в процессе знакомства, уже не только не охладило его пыл, но, пожалуй, даже сильнее распалило - П.Е.Левин, богатый воображением, любил всё причудливое.
"Однако не до такой же степени!" - отвалившись от новой возлюбленной, Платон брезгливо повёл носом в сторону воняющего с подноса святого говения отца Пёдора. Коллега по издательству "Эксчмо" В.Сорокович, по всей видимости, был бы в восторге...Однако! Как бы увильнуть от навязанного избранничества, не обидев это удивительное существо? Тем более, что за святотатство здесь, похоже, можно и огрести ...- он нежно провёл гребёнкой раздвинутых пальцев в пышных волосах святой Катрины, тем временем благоговейно покрывавшей лёгкими поцелуями его безволосую грудь и живот.
- Нет, не могу! - воскликнул Левин, театрально сбросив босые ноги на пол и, пряча лицо в ладонях, трагически зашлёпал по комнате.
- Что такое? - обоеполая девка нервно облизнула размазанные губы.
- Только с тобой, только здесь и сейчас я прозрел величие доктрины! - лукавый любовник рухнул над ложем страсти на колени и приник почтительным поцелуем к пальчикам маленьких стоп в облезшем педикюре. - Я не достоин причаститься благоуханных даров отца нашего Пёдора, по крайней мере, пока. Ты могла бы упаковать мне это...хм...говение в дорогу? Есть тут вакуумная плёнка?
Катрина глянула на него искоса недоумённо, но Платона уже несло.
- Я иду на великий подвиг, и если выживу - то приму благое причастие в конце страшного пути - и приму его лишь с твоим именем на устах, моя пресвятая дева! " Имя, кажется, не успел спросить."
- Ну, если с моим именем...- кокетливо оправив сбившуюся тунику, Катрина принялась с важным видом паковать святые дары Предвечного в целлофан. Только почувствовав, что опасность миновала, и брезгливо спрятав надёжно упакованное говение в дальний карман рюкзака, Платон расслабился, обтёр на всякий случай пальцы о штаны и, усадив святую Катрину к себе на колени, принялся за расспросы, в результате коих постепенно стала вырисовываться следующая не весьма приглядная картина.
...Был верхний мир, и он с самого начала был так себе. Одна девка там попыталась сорвать яблоко на счастье, но яблоко выскользнуло из рук и стало падать на землю. Ньютон, местный сумасшедший, не смог его сразу поймать, потому что другой сумасшедший - Лобачевский через свои связи уже нагадил в правительстве. Пока разбирались, плод неожиданно отпружинил от земли и с весёлым смехом исчез в небесах.
Все тут же друг друга невзлюбили, начали ссориться и вожделеть.
И мир, как ни следил за ним Всевышний смотрящий, стал делаться с каждым столетьем всё омерзительней. Смотрящий, которого древние Боги назначили наблюдать здесь, как штрафника, периодически свирепел - и насылал на не угодившие народы то чуму, то лжеучения, в результате коих люди от отчаяния принимались изобретать пароходы, самодвижущиеся народные повозки, и прочие посудомоечные машины. Молясь которым, по их слухам, реально можно было то ли отсрочить, то ли как-то нейтрализовать бабушку-Смерть.
Смотрящие, по ходу, менялись - представление же продолжалось, невзирая на властные судороги земных папиков.
Пока дух Земли не устал от блошиного шоу этих неугомонных паразитов. Тут-то он и отправил к людям святого Вомбата с предупреждением. Но люди не вняли, и рукою ведьмы жестоко размазали предтечу по стенке. Тогда проявился в мире сам предвечный Спасатель - отец Пёдор, единый в тринадцати отвергнутых ликах. Благость его была столь велика, что, соединив мужское и женское в себе и присных, отец наш из мертвых воскресе, смертию смерть поправ. И лишь те, кто добровольно примет святое преполовение, получат в дар жизнь вечную... Всем этим экстремальным бредом, начинённом обрывками древних мистических культов (дань госпоже Скандалли с её Орденом) о. Пёдор, по-видимому, вполне успешно засирал разжиженные от наркоты мозги своей малограмотной паствы.
- Левин! Нас зовут!- Маргоша, похожая в камуфляже на подростка-скаута, разбежавшись, застыла на пороге. Взгляд её детских, подведённых очень тонко и аккуратно глазок уткнулся в ладонь Платона Еремеевича, нервные пальцы которого продолжали привычно теребить что-то торчащее между ног святой Катрины, набухшее и гадкое.
- Там... Ждут нас... - Маргоша, потупившись, кинулась вон. Смущённый Левин вышел на плац, кишевший толпами юродов. Раздался низкий рёв каких-то чудовищных фанфар, в их звуках угадывалось что-то древнее и жуткое. В окружении апостолов перед коленопреклонённой толпой предстал отёц Пёдор, голову которого венчала золотая тиара с эмблемой МЧС.
- Чада мои возлюбленные! - провозгласил он тонким голоском в микрофон. - Было мне нынче с утра виденьице! Близок конец света! При дверях стоит.
- Что же нам делать? Научи, отец! - заскулила толпа опущенных.
- Научу! - простёр руку над паствой Преосвященный, возвышая голос. - Нужно идти всем нам на Москву. Властью, данной мне свыше, я, Пёдор, объявляю Последний Крестовый поход! Да спасутся избранные!
ГЛАВА 33
О, языки невидимых существ,
Что произносят имена людей
В горах, на берегу, в песках пустыни...
Сэр Вальтер Скотт
Для Санта-Марии соорудили под руководством мудрого Кочои роскошный паланкин из лиан и тента с надписью "Кока-Кола", и четверо юношей высокого рода перенесли её со всеми предосторожностями в хижину колдуна. Там он, запершись, принялся торопливо перетирать в каменной ступке пузырь рыбы фугу с калом летучей собаки и семенами травы хи-хо. Добавив чернил каракатицы, Кочои скатал из полученного несколько тёмных вонючих горошин и, воровато оглянувшись, сунул одну из них в рот белой женщине. Через несколько минут Маша Чубак открыла глаза. Кочои защёлкал перед её лицом грязными пальцами и остался доволен результатом - расширенные зрачки не реагировали.
- О мудрый Кочои - заколотили тут в дверь.
- Имейте терпение, люди Науру! Пророчества начнутся не раньше, чем через час. Пока можете собрать дары. Несите всё самое лучшее из своих домов и складывайте у моего порога.
- Премудрый, а что делать с белым толстяком?
- Хм... В самом деле, - напрягся Кочои, - Ещё толстяк. От него могут быть проблемы. Вон, какой крупный. - В пророчествах предков о толстяке, как назло, не было ни слова.
- Принесём его в жертву богам! - крикнул он через дверь.
- Сбрендил, старый! - сварливо возразила жена вождя, - На острове крутится делегация ЮНЕСКО. И ещё этот богатый китаец суёт всюду свой нос. Сейчас приносить в жертву богам никого нельзя - табу.
- Ладно, тащите его ко мне в хлев, - согласился мудрец. Всё под присмотром будет.
Никифора, привязав к жерди за руки - за ноги, как тушу кабана, переволокли к хижине колдуна и кинули на охапку прелой соломы. Несколько пёстрых поросят тут же с весёлым визгом ринулись обнюхивать пополнение. Вонючие горошины на этот случай не годились - пророчеств от Никифора не требовалось, они только смутили бы толпу. Пришлось наскоро сочинять другую смесь - из жабьего зоба и перьев птицы пэн. Ну, и травы хи-хо, разумеется. Вот так, и пусть теперь бродит сколько угодно по острову, как зомби. Чем больше страху, тем лучше - главное, ничего не скажет! Кочои вытер руки о своё ветхое мало и отворил дверь хижины. Люди с дарами для Санта-Марии загромоздили уже половину проезжей части. Начали подтягиваться жители других деревень. Тут из глубины хибары раздался протяжный животный крик, и вслед за ним - нечленораздельное бормотание. Народ закрестился по-католически.
- Снизошло! - важно промолвил Кочои. - Заходи по одному.
На третий день дары было уже некуда складывать, а паломничество и не думало иссякать. Люди тянулись со всех концов острова, свою долю пророчеств получили даже министр природных ресурсов и четыре депутата.
- Ты скоро станешь самым богатым человеком на нашем острове, - министр похлопал на прощание Кочои по животу. А что, не послать ли к тебе моего родственника, министра налогов и сборов?
- А что, если Санта-Мария предречёт вам обоим на Пасху смерть от паралича? - нагло ответил колдун.
- Да нет, ты меня не так понял, - струхнул министр. - Он же придёт с богатыми дарами. Хочешь кухонный комбайн? Или клюшки для гольфа? Ими хорошо кокосы колоть.
Колдун задумчиво почесал зад и милостиво кивнул.
- Пусть приносит завтра.
Но клюшек для гольфа жадный Кочои так и не получил - ни завтра, ни послезавтра. Потому что на закате к песчаному пляжу пристала небольшая пирога, искусно выдолбленная из ствола колбасного дерева. Привязав лодку, прибывший - это был энергичный сухощавый старичок, покрытый татуировками, с ожерельем из магических раковин, свисавшим до пупа, - стремительно направился к деревне, поигрывая на ходу резным посохом. Все, видевшие его, низко кланялись.
- Кто это? - полюбопытствовал китайский бизнес-турист из Индонезии господин Цзю.
- Великий Маури! - шёпотом ответил ему местный провожатый. - Нынче что-то будет. Он просто так не приезжает.
Лоснящийся китаец непроницаемо улыбнулся и, полюбовавшись на морской закат, направился в деревню следом за прибывшим. Он не был бы Конопляным Цзю, если бы чутьё не вело его всегда в самом интересном направлении.
Уже на подходе к хижине Кочои путь великому Маури вдруг заступила громоздкая фигура, которая ему не поклонилась. Маури поднял было на ходу посох, чтобы проучить невежу, но, приглядевшись к нему, остановился. Это был тучный белый мужчина, вся одежда которого состояла из пальмовой юбки и сандалий, грубо изготовленных из автомобильной покрышки. Двигался толстяк какими-то нелепо замедленными рывками и при этом утробно мычал.
- Так вот какими делами занимается здесь Кочои! - воскликнул великий Маури и бесстрашно схватив зомби за уши, вперился в его закатившиеся белки напряжённым взглядом. Потом выкрикнул ужасное заклинание, громом прокатившееся по округе. Собаки завыли, люди принялись торопливо креститься. Кочои, схватив себя за волосы, начал, как крыса, панически метаться по своей хижине.
Маури поднёс красивую раковину к губам заколдованного. Острым краем сделал ему ритуальные надрезы на лбу и щеках, и, тихо бормоча, положил ему в рот высушенное яйцо богомола. Никифор, стряхнув с себя морок, недоумённо уставился на татуированного старика с тигриными глазами.
- Разжевать и проглотить! - приказал ему старик на ломаном английском. - Это защита.
Никифор, воспринимавший всё сквозь мутную пелену, принялся задумчиво жевать, а великий Маури устремился к хижине Кочои, потрясая посохом.
- Занятный старичок! А вы тоже представитель местных культов? - вежливо осведомился подошедший - китаец средних лет в отлично сшитом клубном пиджаке.
- Да не совсем...- Никифор смущённо оглядел свой костюм и, не раздумывая долго, решил открыться корректному незнакомцу. - Вообще-то я, знаете, губернатор...
- Острова Борнео? - китаец улыбнулся дружелюбно. - Может быть, пройдём в моё бунгало, выпьем по-маленькой. Если у вас нет других планов на вечер, ваше превосходительство... Я велю вас накормить. - Цзю, как все великие авантюристы, обладал своеобразным чувством юмора и скучал без приключений. Нелепый европеец в пальмовой юбочке его искренне заинтересовал.
Беседа затянулась до рассвета - Никифор, разомлев от шотландского виски и китайской еды, подробно рассказал Конопляному Цзю все их с Машей тропические злоключения.
- Вы были с ним знакомы? - пустил пьяную слезу Черных.
- Отчасти, - невозмутимо кивнул Цзю. - Нам, деловым людям, иногда приходится прибегать к услугам разной сволочи. Надо будет известить родных - пусть жена порадуется. А где же сейчас ваша подруга?
- Я не знаю! - губернатор судорожно схватил наркобарона за рукав. - Помогите мне найти её! Она должна быть где-то здесь, на острове. Господи, Маша!
- Не надо так убиваться, Ник! - китаец неуловимым движением освободился от захвата, при этом чуть не вывихнув Никифору кисть. - Простите, рефлексы. Если только мисс Ма-ша на острове... Постойте-ка! Тут все аборигены третьи сутки на ушах из-за какой-то белой пифии, которую подобрал на берегу местный колдун. Они называют её Санта-Мария. А что, если это...
Договорить он не успел - пьяный и растрёпанный, Никифор, в чём был, выскочил из-за стола и ломанулся на улицу.
- Ну, что вы там копаетесь, Цзю! Я уверен, это она.
Китаец, улыбнувшись, допил виски и, достав из серванта пистолет "Глок", сунул его за ремень сзади. Потом пружинистым шагом - будто и не пил всю ночь - быстро нагнал Никифора под развесистой сейбой.
Дверь в хижину колдуна была открыта, оттуда тянуло каким-то экзотическим дымом. Цзю замер на пороге, преграждая дурному Никифору путь внутрь. Кочои, скорчившись, задыхался в углу - его рвало чёрной желчью и червями. Великий Маури, не обращая на него внимания, окуривал Машу круговыми движениями маленькой, сделанной из раковины, курильницы и брызгал ей в лицо водой. Вдруг её тело напряглось и, оторвавшись от циновки, выгнулось дугой. Она выкрикнула что-то грубым басом на незнакомом языке - и со стуком опустилась на пол. Потом открыла глаза, увидела Ника в дверях и блаженно улыбнулась. Маури же, наоборот, выглядел встревоженным.
- У тебя злой дух внутри! - воскликнул он, протягивая ладонь к Машиному животу. - Страшное зло! Вижу чёрный камень. - Ладонь его задрожала от напряжения. - Нет, не в моих силах его достать. Он сам входит и сам выходит. Если войдёт в тебя тринадцать раз, и сделаешь двойное ваукики - огонь придёт с небес. Всё исчезнет - не будет ни моря, ни земли. Горе, горе! Вижу океан огня! - Маури застыл, воздев руки к потолку. Из-под прикрытых век его катились по морщинистым щекам слёзы. Старик оплакивал грядущую кончину этого прекрасного мира.
- Бежим отсюда! - Никифор, оттолкнув Цзю, подхватил Машу на руки и, прижимая к себе, как ребёнка, кинулся на выход.
- Однако! Впервые вижу таких занятных варваров! - пожал плечами китаец, переводя взгляд с двух неподвижных колдунов на удаляющуюся грузными скачками фигуру русского губернатора. Потом неторопливо направился в рощу - слушать пение цикад. Солнце в очередной раз всходило над океаном.
ГЛАВА 34
В ту ночь отворились ворота тюрьмы,
На волю троих отпустив.
И вместо охотников трёх молодых -
Повешен один был шериф.
Английская баллада
- Цирк! - присвистнула Агнесса, показываясь в проходе подземелья. Подоспевший Коковихин, кряхтя, приладил к плечу гранатомёт, желая уничтожить одним выстрелом и Вику - убийцу Гюзели, и косолапое чудовище.
- Стоять, Коко! - крикнула Агнесса, и он обмер от испуга, - Стоять, идиот! Нас же всех здесь взрывом размажет! Кроме того, я тут не прочь кое с кем лично побеседовать.
- Солнцева - моя! - заерепенился старый людоед.
- Там посмотрим, - держа танцующего медведя на мушке, она начала, крадучись, приближаться. Когда расстояние сократилось до пяти метров, медведь развернулся, почуял опасность, и утробно рыкнув, устремился на неё. Агнесса, сладострастно давя на спуск, высадила ему в грудь полрожка и отпрыгнула. Шатун рухнул прямо у её ног, умудрившись разодрать страшным когтем правый сапог.
- Красавец! - одобрительно пнула ведьма по туше. - Ну, здравствуй, Виктория свет Романовна. Выходит, свиделись.
Змеиный прищур спасительницы Вике, честно сказать, не понравился абсолютно. Но выбора не было - позади маячил Коко.
- Ну-ка, что это у тебя тут, подруга? - Агнесса внимательно изучив волшебный свисток, дунула в него... Ничего не поняв, принялась высвистывать любимого "Хорста Весселя" на одной ноте.
- И как это работает? - она кивнула на медвежью тушу у своих ног.
- Откуда я знаю!
- Ответ неправильный! - взяв двумя стальными пальцами её нежный мизинчик, вполсилы надавила с вывертом. Вика вскрикнула, на глаза от боли выкатились слёзы. Агнесса ощутила сексуальный приход. - Так как, говоришь...
- Достала! Ты, мразь! - Вика выдернула пальцы и ощерилась в лицо врагине, чувствуя, что всё - сейчас она будет перегрызать эту стройную шею вот этими зубами - и конкретно. Агнесса отшатнулась - импульс ненависти был избыточен.
- Ага! Ссышь, тварь! Ссыкуха! На хер пошла! - Вика не успела утвердить свою моральную победу...
- Внучка, ты тут? - в проходе лабиринта показался взволнованный дед Буржуй. Из уха его торчал проводок наушника. Агнесса начала понимать, что тут к чему. Из вредности сунув свисток к губам, надула щёки и залилась трелью. Дед, скорчившись от боли, ухватился за ухо и выдернул провод.
- Пороть вас некому, мокрощёлки! Давай сюда, - он протянул корявую ладонь за свистулькой.
- Слушай, дед! - Агнесса искательно заглянула ему в колючие глаза. - Дудка классная. Уступи, а? Твою внучку счас найду, не парься. Ну, что - по рукам?
- Внучку без тебя найдём. За дудку - отдашь мне Солнцеву.
Две женщины - палач и жертва - обменялись красноречивыми взглядами. После чего Агнесса отступила на шаг, нехотя пропуская Вику к деду.
- На собак тоже работает? - разглядывая приобретение, осведомилась дама пик.
- Инфразвук на всех работает. Главное - частота. Раздвинь - там внутри зубчатый ободок. Крайнее левое положение - комары, крайнее правое - слон и гиппопотам.
- А человек? - вкрадчиво спросила Агнесса.
- Тумблер на торце, - дед развернулся и, крепко прихватив Вику под локоть, быстро скрылся с ней за углом.
- Зачем я вам? Кто вы? - у неё накопилось много вопросов к таинственному старику, но все они остались без ответа. Буржуй, оказавшись вне поля зрения садистки, живо заткнул себе уши какими-то плотными пробками, потом то же проделал с Викой. Несмотря на эти меры, звон пронзил всё её тело, и мозг начал раздуваться, как воздушный шар, будто плавясь, а ноги и руки судорожно задёргались. Буржуй криво усмехнулся и на подгибающихся ногах выглянул за угол. Агнесса с полуприкрытыми глазами, не переставая дуть в коварный свисток, исполняла над тушей медведя какой-то дикий боевой танец амазонок. Перед ведьмой заходился в русском плясе Коковихин с гранатомётом. За короткую передышку, необходимую для судорожного вдоха, она не успевала прийти в себя, поэтому продолжала неистово дуть и плясать. Буржуй в своё время окрестил этот фокус "эффектом резонанса" - в первый раз он сам тоже на него попался, и танцевал до тех пор, пока не отключился.
Увлекая Вику по лабиринтам, деду вскоре удалось выбраться из зоны поражения ультразвуком. Антон и Анюта, уже освобождённые отважным Бармалеем, встречали их на выходе из задымлённого подземелья, держась за руки. Буржуй, гладя внучку по белокурым волосам, исподлобья глянул на младшего лейтенанта Краскова - и, что-то пробормотав, вдруг поддал коленом под зад королеве русского гламура. Она влетела в объятия своего мужчины, как шар влетает в лузу.
Весь верхний этаж дома был охвачен огнём, и победители устремились на воздух. Там уже мужики, перебрасываясь весёлыми шутками, вешали уцелевших бандитов на ограде. Бармалей, попыхивая сигарой, прохаживался с хозяйским видом около бочки со спиртом, откуда черпали алюминиевой кружкой все желающие. Освобождённые из соловьиного плена жёны и дочери со слезами и матерной руганью водворялись обратно в лоно семей. Дед Кашпо, бывший завклуба, завладев баяном зловредного Гегечкории, наяривал вариации Мусоргского, тут и там муж учил жену батогом, а иная девка утирала украдкой беглую слезу по лихом разбойничке.
- Ну, за победу! - Бармалей протянул Буржую кружку самогону. Два вора в законе выпили, заев по очереди икрой - ложка нашлась только одна.
- А мой тогда какой во всём этом профит? - Бармалея принялась колбасить жаба. - За что, в натуре, сражались?
- За освобождение трудящихся, - ухмыльнулся дед, - от гнёта помещиков и капиталистов...
Заметив, что правда, даже высказанная в форме шутки, пришлась побагровевшему от гнева авторитету не по нутру, и тот тянется к кобуре, дед Буржуй приложил к губам свисток и два раза коротко дунул. Из-за угла вынырнул танк, и башня его начала с электрическим писком быстро поворачиваться в сторону Бармалея.
- Да мне-то эта Вика сто лет была не нужна. Её уже в Москве ощипали дочиста. Я ж так сюда ехал - порядок навести, - сразу дал задний ход авторитет. - Это всё Несси упёрлась - ни жить ни быть, а Солнцеву на кол. Горячая девка, хоть и с тараканами. Полюбилась мне - веришь, дед? Всё для неё готов... Где, кстати, она - не видал?
- Там, с Коковихиным, - Буржуй неопределённо махнул рукой в сторону дома. - Танцевали, когда я уходил.
- Где? - Бармалей вновь потянулся к кобуре. - Суки! Завалю обоих!
- В подвале. Ладно уж, пойдём, покажу.
По расчётам Буржуя, Агнесса должна была уже, наглотавшись дыма, замолкнуть. Они, натянув имевшиеся в танке противогазы, прошли подземным лабиринтом к знакомой каморке. Туша медведя громоздилась на прежнем месте, в россыпи гильз. Труп Соловья с оторванной головой тоже наличествовал. Ни Коковихина, ни Агнессы не было.
Празднество по поводу избавления от власти дикого помещика продолжалось весь день - и ночью при свете пожара. Головой Соловья играли в футбол. Танк с воссоединившимся экипажем, сделав круг почёта по двору замка, вскоре выехал сквозь разбитые ворота под ликующие возгласы крестьян. Антон и Вика, сидя на броне, перекидывались в снежки с ребятишками и девками, а оказавшись за воротами, принялись исступлённо целоваться. До леса оставалось метров тридцать, когда из-за куста прямо им навстречу вышагнула приземистая корявая фигурка с длинной трубой противотанкового гранатомёта на плече. Антон среагировал профессионально - выстрел "Макарова" на долю секунды опередил свист вылетевшей гранаты. Она устремилась по крутой дуге в небеса - и разорвалась далеко позади, как раз на дворе захваченной резиденции. Двум-трём пьяным оторвало ноги, а Бармалея подбросило взрывной волной и усадило задницей прямо в бочку со спиртом. "Поднимите мне веки!" - орал авторитет. Но поднимать было нечего - осколками бедняге выбило оба глаза. Коковихин, нажавший спуск уже падая на спину, был подкинут реактивной струёй на несколько метров в воздух и приземлился головой в сугроб. Вездеход, не снижая хода, скрылся в лесу.
- Молись своему богу, Солнцева, что мне сейчас не до тебя! - Агнесса, с чёрным от копоти лицом, бессильно погрозила ей вслед из-за деревьев автоматом. - Ну, чего встали? Идите, гляньте - жив ли! - она показала на торчащие из сугроба ноги Коковихина.
- А ты чего, в натуре, раскомандовалась? - попытался было выступать Гоча. - Мы тебя от смерти спасли, женщина.
- Смотри, как бы на эту ночь тебе у нас женщиной не стать! - Агнесса, прильнув к могучему Гегечкории, ласково защекотала ему проворными пальцами в промежности.
- Да, Гоча, не в службу а в дружбу - пойди, глянь, что со стариком, - пробасил абрек.
- Порядок! Зажмурился, - вернулся через пару минут Махач, запихивая что-то в задний карман брюк.
Ночь они провели в заброшенной лесной сторожке, причём Гоче постелили за перегородкой. Он долго не мог уснуть, поневоле слушая пыхтение Гегечкории, прерываемое то и дело животными всхлипами и завываниями распалённой самки. Когда великан устал и захрапел, Агнессе на самом деле стоило больших моральных усилий не перебраться к нему за перегородку. Но она этого не сделала - из воспитательных соображений.
- Jedem das Seine! - мстительно думала дама пик, слыша сквозь сон, как одинокий Махач монотонно удовлетворяет себя.
Утром она довела до своей новой команды план действий. Каждому участнику в случае успеха были обещаны золотые горы. Не то, чтобы Агнесса поверила Сыркову - она, кажется, с детского сада не верила никому. Просто, вступив в игру на его стороне, она рассчитывала в ответственный момент, по обыкновению, пальнуть в люстру, перемешать на столе фишки - и сделать всех. Тем более, что Мандализа Греч всегда вызывала у неё при взгляде в телевизор примерно ту же реакцию, что и внезапно ускользнувшая из рук Виктория Солнцева.
ГЛАВА 35
Там дышат груди молодые,
Вздымаясь тихо в сладком сне.
Как эти лебеди речные
На тихо зыблемой волне.
Уильям Вордсворт.
- Значит, с Абхазией у вас уже, говорите, дипотношения? - оживился Черных. Он, благодаря своему новому китайскому другу, был теперь переодет из травяной юбочки во вполне пристойные светлые шорты и гавайскую рубаху с пальмами. Бороду решено было не сбривать - Цзю обмолвился, что так он в профиль напоминает Хемингуэя.
- Да, - с достоинством ответил тщедушный чиновник с обезьяньим личиком. - Все семнадцать членов национального парламента как один проголосовали "за".
- Выходит, на острове должен быть российский консул?
- Консул имеется, - вздохнул официальный представитель молодой науруанской демократии. - Но в Австралии. А нам за всё про всё перепало тридцать три тысячи долларов. И те сразу же растащили племенные вожди. Да ещё вот это, - чиновник безнадёжно махнул рукой в пыльный угол административного бунгало. Большая - с него ростом - кукла застенчиво улыбающегося большеглазого медведя напомнила Никифору нечто до боли родное - из безоблачного детства. Он подошёл поближе - так и есть. На искусственном мехе толстенького Мишиного животика читался чёткий отпечаток пяти оторванных чьей-то жадной рукой олимпийских колец. Одно кольцо - дюралевое - правда, имелось сзади - для крепления строп. Так вот куда тебя занесло, наш ласковый Миша, со стадиона "Лужники" в 1980-м на связке воздушных шаров! Помнится, дошкольником маленький Никифор на даче перед телевизором спрашивал у отца: "Пап, а куда он полетел?" - и замирал от невозвратности медвежьей судьбы. Отец, хотя и кагебешник, ответа не знал - либо утаивал.
- И выбросить неудобно! - прокомментировал чинуша. - Всё-таки Россия подарила.
- Я покупаю у вас этого медведя! - Черных, сморгнув ностальгическую слезу, привычно полез в карман за бумажником. Увы - там нашлось лишь размокшее удостоверение губернатора К. области со вложенной в него пачечкой стодолларовых купюр - уже не имевших хождения. Чиновник государства Науру поднёс к глазам красную корку, делая вид, что разбирает расплывшуюся от морской соли кириллицу.
- О-кей! - он неожиданно широко улыбнулся. - Можете забирать вашу бурую панду, сэр. А то нам некуда было поставить кофейный автомат, подаренный острову фирмой "Bosch".
- Спасибо, сэр! Обещаю, руководство России вас не забудет, - Никифор, не теряя достоинства, затряс обеими руками морщинистую лапку науруанца. - Запакуйте и отправьте в багаж. Когда ближайший рейс на Москву?
- А разве с Москвой у нас уже трансокеанское сообщение? - искренне удивился чиновник. - Впервые слышу.
"Москва - порт пяти морей", - всплыла в мозгу Никифора бессмысленная фраза из детства.
- Вообще-то я имел в виду самолёт...
- Забудьте, - безнадёжно махнул рукой служивый. - После цунами полоса повреждена, а деньги на реконструкцию ЮНЕСКО обещает выделить не раньше, чем через год.
- Обидно. Не судьба, выходит, нам с тобой, Миша, - Ник бросил ностальгический взор на разом поникшего медведя-80.
- Постойте! - чиновник был явно обеспокоен не столько судьбой Никифора с его медведем, сколько Бошевского автомата. - А отчего бы вам не лететь с господином Цзю? Его вертолёт завтра отбывает в Бангкок, и места там на борту хватит. Желаете, я ему позвоню?
Не успели осушить по бокалу рома, взбитого в шейкере со льдом и кокосовым молочком, как Конопляный Цзю уже был тут.
- Прекрасный выбор! - засуетился он вокруг олимпийского Миши, для чего-то тыча пальцами в швы. - Не уступите? А впрочем, я понимаю - национальное достояние России. Не настаиваю. Короче, Ник, вылетаем завтра, на рассвете... Медведя доставить ко мне тотчас же! Теперь насчёт вас и вашего острова, любезный, - он бросил науруанцу через стол пухлый пакет. - Здесь на всех, не подеритесь! И запомните, восемьдесят гектаров на солнечной стороне. Не вздумайте засевать фосфоритовые разработки. Адьё!
- Что с Машей? - спросил Никифор по дороге в бунгало. - Всё ещё бредит?
- Ваша Санта-Мария сейчас спит и видит вас во сне. Не будем ей мешать - я предлагаю господину губернатору скоротать вечерок на берегу. Не полюбоваться ли нам на закат?
Цзю извлёк телефон и отдал какие-то по-птичьи резкие распоряжения на китайском языке - и, покамест приятели шли к бухте, там всё уже было готово к началу празднества. Смуглые красотки, украшенные гирляндами белоснежных орхидей, под звуки томных песен Океании в свете пурпурного заката заставили Никифора на один вечер отрешиться от земных невзгод... Лишь изредка сквозь мозг проносились, как шорох волн по гальке пляжа из иного измерения, родные имена: