Туапсинский автовокзал шумел своей будничной, каждодневной, живой жизнью. Какие-то люди, с чемоданами и без, сновали туда-сюда. Милиционер в форме и с пистолетом на боку прохаживался вдоль тротуара. Скучные, расстаявшие от жары пассажиры ждали своего автобуса. Два бомжа в сторонке не ждали уже ничего. Они разливали по грязным стаканам пахучий "тройной". Пожилая, прилично одетая женщина, что сидела на соседней лавочке, недовольно обернулась на них:
- Провоняли тут всё...
Один из бомжей, старенький уже дедушка, с грязной седой причёской, поёжился:
- Ишь, не нравится... Я же ничего не говорю, когда вы коньяк пьёте...
Рядом оборванная старушка неуверенно пересчитывала сухими пальцами грязную мелочь. Двое парней, не обращая внимания на милиционера, играли в карты. "Мама, не плачь!" - пела Наташа Королёва из магнитофона, который стоял тут же.
И никому здесь не было дела до светловолосой девушки в лёгком летнем платье, которая сидела недалеко от пассажиров, но чуть в стороне от них. На первый взгляд могло показаться, что она тоже ждёт автобуса. Но это было не так. Часа четыре уже прошло, как девушка присела на эту лавочку. Автобусы приезжали и уезжали, пассажиры менялись, а девушка всё сидела. Она дремала, прикрыв глаза и опустив голову.
Стрелки вокзальных часов медленно и уверенно ползли по своему бесконечному кругу. Подъехал очередной пригородный автобус, и пассажиры, поднявшись, решительно двинулись к нему - каждый хотел поскорее занять место. Бомжи допили свой "тройной" и улеглись спать.
Девушка подняла голову и посмотрела вокруг. Явно ничего интересного она не увидела. Потому что опять закрыла глаза и снова задремала.
Солнце поднялось совсем высоко, и стало ещё жарче. Только ветер с моря приносил запах солёной прохлады - море было рядом, в каких-нибудь двухстах метрах. По дороге, мимо вокзала, пробегали быстрые автомашины, поднимая в воздух серую горячую пыль - пыль городских улиц.
Патрульный милиционер заметил девушку давно. Он несколько раз проследовал мимо. Наконец подошёл ближе. Внимательно разглядел. Длинные светлые волосы, острый носик с горбинкой. Симпатичная. Что она делает здесь?
- Автобуса ждёшь? - спросил патрульный.
Блондинка приоткрыла один глаз и посмотрела на милиционера. Потом кивнула.
Ясно было, что говорить больше не о чем. Патрульный, пожав плечами, отошёл в сторону.
Но это была неправда. Девушка не ждала автобуса. Она вообщего ничего не ждала.
...Это утро началось странно. Стоило Лене проснуться и выбраться из постели, как она почувствовала сразу: что-то неприятное произойдёт. Казалось, сам воздух в квартире сгустился и потяжелел. Они с Игорем сели завтракать, и завтрак их больше похож был на ритуал, так как ни у Лены не было аппетита, ни у Игоря - судя по тому виду, с каким он жевал свою порцию. Лене захотелось сказать ему что-нибудь гадкое. Она не удержалось.
Начала с того, что ещё полтора года назад, он обещал отвести её в загс. Игорь сказал в ответ что-то насчёт денег. На это Лена ответила, что он мог бы приносить домой и побольше. Особенно, если вспомнить, где и кем он работает.
Игорь стал есть быстрее. Он явно хотел поскорее уйти.
Тогда Лена выпустила последнее: что очевидно и на работе его держат неясно зачем, очевидно и там у него всё выходит не лучше, чем выходит в постели...
Вот этого говорить уже явно не следовало. То, что Игорь - не герой-любовник Лена знала давно. Но разве это большой грех для современного мужчины?.. Она хорошо видела, что Игорь комплексует и злится. Злится и уверенно сворачивает любые разговоры на эту неприятную тему. Сворачивает не сердито, скорее вежливо. Игорь стыдился даже злости своей - злости, которая возникала против его желания. Игорь прятал эту злость, но Лена её чувствовала.
Игорь всегда играл "настоящего мужчину" - человека жестокого и даже иногда злого.. Маска так приросла к лицу, что уже и самому Игорю не понять было, где лицо, а где маска. Но Лена, которая знала Игоря полтора года, успела догадаться, что маска не настоящая, и одета потому, что обладателю не нравится лицо. Да и вообще, Лене всё больше и больше казалось: мужчины демонстрируют силу там, где они хотят прикрыть слабость.
Одним словом, она сразу же поняла: не надо было этого говорить. Не надо было.
Игорь опустил глаза в тарелку, словно бы увидел там что-то необычное. Вилка его сделала несколько ковыряющих движений и застыла, словно и она тоже обдумывала эту жестокую фразу.
Потом он вдруг вскочил и резко, сильно, схватил Лену за плечо.
- Свалила отсюда! - прохрипел Игорь до ужаса тихо. - Свалила, пока я тебя не убил!..
Лена не стала задерживаться. Она не видела ещё Игоря вот таким. Потому испугалась, что закончиться это может чем угодно.
Выбегая, она схватила только сумочку - ничего больше. Даже денег там почти не оказалось.
Она пришла на автовокзал не потому, что решила уехать из города, а просто надо было куда-то идти...
Лена посмотрела на часы. Стрелки показывали, что уже почти двенадцать. Лена поняла, что на работу она не попадёт сегодня.
...Нет, надо уходить. Но куда идти? Наверное, домой. Наверное, нужно извиниться перед Игорем, попросить прощения, чем-то загладить свою вину. И тогда всё пойдёт по-прежнему, словно и не было этой сегодняшней безобразной сцены... Вокзальная лавочка стала невыносимой. Лена поднялась с места.
Она направлялась в кафе, что недалеко от вокзала. Здесь, за чашкой кофе, она ещё раз прокрутит в голове всё то, что произошло, решит, что она должна делать.
Лена пристроилась ближе к окну, чтобы никто не мешал. Кофе был горьким и неприятным на вкус. За соседним столом плохо одетые мужики с коричневыми лицами пили вино и грязно высказывались.
Неприятные мысли поползли в голове у Лены. Почему она должна извиняться? А Игорь - он, что, ни в чём не виноват? Ему извиняться не за что? Лена хмыкнула и уставилась в свой недопитый кофе. Ясно, что у Игоря прав больше. Больше потому просто, что он мужчина, больше потому, что он сильнее её.
- Девушка, здесь у вас свободно?
Лена быстрым, изучающим взглядом окинула незнакомца. Это был коротко подстриженный, небритый, молодой кавказец. Очень красивый. Ален Делон в кавказском варианте. Он смахивал на благородного мафиозо из гангстерского боевика. Но только на мафиозо местного, туапсинского исполнения.
- Свободно.
Кавказец уселся. Чашка кофе уверенно и самодовольно дымилась у него в руке.
- Ты местная? - спросил Ален Делон, глядя сначала на чашку, а потом на Лену.
Лена про себя улыбнулась: она представила сейчас Игоря.
- Местная. А что?
- Да ничего. Город хотел посмотреть. Приехал сегодня.
- Нечего тут смотреть, - сказала Лена. - Мрачный город.
- Тебе не нравится? - Кавказец явно был рад, что незнакомая и красивая девушка поддержала разговор.
- Я тут живу. - Лена посмотрела в окно, где крупным планом стояла большая, старая и грязная урна, обсыпанная вокруг окурками. Выше, на стене дома, рядом с плохо нарисованным Лениным, висел выцветший уже, из советских времён, плакат: "Коммунизм - наше будущее". Месяц назад победила демократия, и плакат следовало бы снять, но никому не было до него дела.
- Не нравится?
- Нет.
- Почему не уедешь отсюда?
Лена повернула голову и скучно усмехнулась.
- Куда?
Уехать из Туапсе Лене хотелось давно. Но ехать было и вправду некуда. Часто Лена ходила к городскому причалу. Одна. Здесь обычно было тихо. Лена смотрела на воду и слушала волны. Она могла так стоять долго. Море, которое уходило и заканчивалось где-то очень-очень далеко - за горизонтом, оставляло ей надежду. Надежду на то, что всё не заканчивается этим унылым городом, что где-то там, вдали, идёт совершенно другая жизнь. Жизнь загадочная и неясная, а потому ещё более привлекательная.
Кавказец пожал плечами.
- Хочешь, в ресторан пойдём?
Лена моргнула. Внимательно посмотрела на него.
- Меня Эдик зовут. А тебя как?
Намерения Эдика ей были понятны сразу. Слегка удивило нахальство. Очевидно, у Эдика водились хрустящие банковские бумажки, и он был уверен, что всё вокруг продаётся. А красивая незнакомая блондинка, которая пьёт себе кофе в уличном кафе - это просто один из пунктов в перечне того, что выставлено для него на продажу. Всё было понятно Лене. Но ей ужасно захотелось пойти с этим красавчиком. Куда угодно пойти.
- Лена. - Она настороженно улыбнулась. Ей показалось сейчас, что начинается какое-то новое, весёлое и захватывающее приключение.
- У тебя волосы красивые, - Эдик прошептал это, чуть наклонившись. Лена и так знала, что причёска у неё обворожительная, но хотелось также, чтобы ей об этом сказали вслух. Она трогательно и смущённо улыбнулась.
- Глаза красивые у тебя... Ты вся красивая.
Нет, неправда. Если кто-то по-настоящему красив здесь - то это сам Эдик. Его пронзительный острый взгляд не давал Лене ни на чём сосредоточиться.
- Знаешь этих людей, вон за тем столиком? - Эдик махнул рукой.
Лена обернулась. Блатного вида ребята распивали водку.
- Не знаю.
- Местная группировка. Они этот кабак держат. Вон, в кожаной куртке - это Казбек, главный. Рядом который, это его охранник. Он бывший спортсмен, боксёр. Cледующий - это специалист по долгам. Говорят, ещё и мокрушник. Вроде, несколько мокрух у него есть. Они раз с одного фрайера бабки вытряхивали - тот не хотел платить. Привезли его связанного на кладбище. Положили на землю. Тот смотрит: голова торчит. А это бомж был - пацаны его откуда-то притащили. Один подходит с косой. Говорит - этот нам должен бабки, мы ждали, и надоело. Р-раз косой - и голова полетела. Фрайер, который связанный - его чуть кондрашка не убила. Пацан с косой спрашивает - а ты заплатишь? И кровь капает на траву. С косы капает... Голова лежит мёртвая... Фрайер орёт: заплачу! Заплатил всё в тот же день.
Эдик улыбнулся мягко.
Лена почувствовала, что стала трезвее. Не моргая, смотрела ему в лицо.
- А ты откуда это всё знаешь? Ты сказал, что неместный...
- Я неместный. - Эдик кивнул. - Бывал несколько раз в Туапсе. Проездом.
Лена со страхом и недоверием посмотрела на красивого Эдика, потом на блатных ребят с соседнего стола. Эдик налил ещё. Ей и себе.
- Ладно, давай выпьем. Это ерунда всё.
Ресторан закрывался в одиннадцать. Поддатые посетители выходили по одному и группами. У входа дремал милицейский "бобик". Трезвый опер в синей форме скучно смотрел из окошка на покачивающиеся фигуры.
Эдик выводил Лену, придерживая её за талию. У девушки переплетались ноги, и всё перед глазами плыло куда-то. Эдик был почти трезвый. У Лены всё отчаянно плыло в мозгах. Зачем она пила столько?.. Хотя, впрочем, они пили поравну.
Прямо напротив притормозило красное "Жигули".
- Эдик! - окликнул водитель. - Давай сюда.
Эдик узнал Артура. Он повёл Лену к машине.
- Мы едем? - спросила она, оказавшись на заднем сиденьи.
- Да, едем. - Эдик посмотрел в окно, на милицейский "бобик" и на опера в форме. - Ко мне домой едем.
Лена хотела что-то сказать, но сознание её затуманивалось. Она закрыла глаза и опустила голову.
- Готова. - Эдик кивнул.
- Где ты её подобрал? - Артур улыбнулся.
- В кафе сидела.
- Трахать теперь её хочешь? У нас час - не больше.
- Мне хватит. Я часа два с ней сидел. Лажу всякую плёл - что у неё и волосы и глаза красивые, и вообще там всё красивое. Теперь надо засунуть ей - самое время...
Электронные часы на руке у Эдика показали заполночь. Он снял их и спрятал в карман. Эдик с Артуром вошли в подъезд. Прислушались... Всё тихо.
Лену оставили дома у Эдика. Эдик поцеловал её на прощанье и сказал, что скоро придёт. Лена, у которой в голове всё танцевало и перемешивалось, быстро уснула. Точнее, выключилась.
Два дня до этого, одевшись в нарочито грязные спецовки, Эдик с Артуром трудились в подвале. Делали вид, будто что-то ремонтируют, а сами ковыряли подвальный потолок, выше которого был пол - пол комиссионного магазина. Несколько человек видело их, но никто не поинтересовался - мало ли, что работяги могут делать в подвале. План был дерзкий, но не особенно рискованный. Если что-то не так, Эдик с Артуром бы смылись.
Но всё удалось. Теперь осталось последнее: сделать ещё несколько толчков по потолку, залезть внутрь и отключить сигнализацию. Если получиться - всё нормально, впереди ждёт богатая добыча. Нет - надо будет сваливать: милиция может приехать быстро. Эдику приходилось иметь дело с сигнализацией уже не один раз. Обычно всё получалось.
Эдик с силой ударил ломом в прорубленное отверстие. Мел, щебень и штукатурка посыпались ему на голову. Ещё два удара - и тяжёлый лом полетел в сторону. Эдик выкарабкивался наверх. Теперь - сигнализация.
Артур пролез следом. Он стоял, внимательно наблюдая, как Эдик ковыряет какие-то шнурки и кнопки. Если что - готов был тут же сорваться и бежать...
Прошла минута, другая.
- Готово. - Эдик опустил руки и отошёл назад. - Готово.
Полчаса они упаковывали вещи. Видеомагнитофоны, телевизоры, джинсы, кожаные куртки, обувь. Потом, увеличив ломом дырку, начали всё спускать в подвал. На улице их ждал фургон с водителем Гришей. Гришу наняли за небольшую сумму, объяснив, что для него есть работа. Какая работа, не объяснили, но Гриша догадывался. Сейчас они сложат всё это барахло в фургон, и завтра их уже не будет в городе. Пусть тогда опера составляют себе протоколы, ищут следы и отпечатки пальцев, пусть распрашивают свидетелей - пусть трудятся, надо же им отрабатывать их зарплату.
Когда Эдик вынес на улицу телевизор, фургон уже стоял прямо напротив. Гриша - невысокий рыжий парень, боязливо оглядывался. Гришу явно пугала эта ночная тишина вокруг - он не доверял ей.
Потом Артур выволок видеомагнитофон и ворох кожаных курток. Всё это было сложено возле фургона. Гриша кинулся перекладывать вещи внутрь. Эдик вынес груду коробок с обувью и ещё один видеомагнитофон. Таскали быстро.
Когда Эдик выволакивал очередной телевизор, он подумал, что может, и хватит: места в фургоне практически не оставалось. Он уже почти подтащил телевизор, Гриша, бросив под ногами несколько джинсовых курток, уже протянул руки, чтобы принять от Эдика груз, как...
- Эй! Что тут происходит?!
Эдик и Гриша застыли на месте: патрульный в серо-сиреневой форме направлялся к ним, бодро помахивая дубинкой. У Гриши задёргалась челюсть. Он и сам не заметил, как сделал шаг назад. Эдик поставил телевизор на землю и сунул руку в карман - скорее механически, чем продуманно. Патрульный увидел это и быстрым движением, отбросив дубинку в сторону, раскрыл кобуру.
Всё решило одно мгновение. Пистолет в руке у Эдика показался быстрее. Один выстрел - и патрульный грохнулся на тротур. Эдик, не опуская дула, подошёл ближе. Патрульный лежал неподвижно. Из горла его фонтанчиком струилась кровь. Форменный милицейский воротник набухал и чернел. Из подвала показался Артур.
- Сматываемся, - сказал тихо Эдик, глядя на струю крови и на милицейское дуло посреди асфальта, в двух шагах от мёртвого тела и серой патрульной формы. - Сматываемся отсюда...
Фургон мчался на большой скорости. Сзади петляло шоссе - трасса Туапсе-Сочи. Слева со свистом проносились деревья, справа чернело огромное море. Эдик угрюмо смотрел прямо перед собой. Он уже всё решил. С Артуром они объяснились взглядами. Артур не возражал.
- Доезжаешь, короче, до Шепси, - говорил Эдик Грише. - У меня в Шепси друган живёт. К нему заедем. Там всё скинем. Тебе заплатим хорошо, не бойся. Я своё слово держу... Правда? - Эдик посмотрел на Артура. - Правда, хорошо заплатим?
Артур, не поворачивая головы, кивнул.
...Но до Шепси не доехали.
- Эй! Притормози здесь. Пять минут надо.
Фургон, завизжав, остановился. И тут рука Эдика поднялась в воздух. Наточенное лезвие кривого кавказского ножа поймало свет далёкой луны, тихонько блеснув в ответ. Гриша не успел даже вскрикнуть. Изогнутый нож по самую рукоятку вошёл в бок. Тело тяжело дернулось и неспеша съехало, опустившись в кресле.
Гриша сидел, повернув голову, и глядя под потолок. Рукоятка ножа по прежнему торчала у него между рёбер.
Весь Туапсе обсуждал дерзкую кражу в одном из самых крупных комиссионных магазинов города и убийство патрульного милиционера. Многие жильцы видели работяг в грязных спецовках, которые что-то там ковыряли в подвале, но никто, разумеется, не запомнил их. Даже приблизительно. Милиция разводила руками. Но, несмотря на отсутствие серьёзных зацепок, оперативники сейчас были полны решимости перевернуть, если понадобится, весь Туапсинский район. Им было наплевать на комиссионщиков из магазина. Оперативники и сами таких ненавидели. Но здесь было совсем другое: от пули бандита погиб свой. СВОЙ. И это было важно.
Что же касается простых туапсинцев, тратящих своё свободное время в очередях и пересчитывающих советские копейки - то они открыто радовались, что нашлись-таки смельчаки, наказавшие "кровососов из комиссионки". Убийство же молодого парня - патрульного милиционера люди не одобряли.
Все ждали, что произойдёт дальше. Местная газета поместила коротенький и боязливый репортажик о происшествии, слегка потеснив для этого еженомерные советы огородникам-любителям, а также пространные и словоохотливые воспоминания участников далёкой войны. Газета сухо и неохотно пообещала читателям информировать их о том, как дальше будет идти расследование.
О случившемся говорили везде. Говорили в магазинах, говорили на рынке, говорили в пригородных электричках.
Эдик с Артуром не убрались из города. Рассудив и взвесив всё, они решили пока остаться. Информация об убийстве милиционера разойдётся быстро. Тогда на всех дорогах, и даже за пределами Краснодарского края, появятся специальные милицейские патрули. Будут проверять каждую машину и задерживать любого подозрительного. Лучше пока отсидеться.
Артур только что вернулся из города. Он принёс сумку с продуктами и кое-какие новости.
- Воронов сказал, что берёт расследование в свои руки. Сказал, что сам будет контролировать. - Артур выкладывал на стол пакеты с сыром и колбасой.
- Воронов? - Эдик прошёлся вокруг стола. - Стрёмно.
Зам начальника туапсинского угрозыска Воронов был в городе человеком известным. Урки открыто его боялись. О жестокости Воронова рассказывали легенды. Говорили, он может вытряхнуть что угодно и из кого угодно. Однажды он допрашивал налётчика, который не хотел называть соучастников. Не хотел пять минут. Не хотел десять. Потом Воронов пустил в штаны ему десяток живых ос.
И застегнул ширинку...
Урка раскололся через минуту.
Воронов знал не только пытки. Тридцатипятилетний сотрудник уголовного розыска был классным профессионалом. Говорили, что Воронов раскроет любое дело, если только захочет. И если его не подмазать.
- ...Это стрёмно, и нам нельзя в Туапсе долго сидеть. Неделю или полторы. Потом уезжаем.
Лена лежала в соседней комнате. Она поднялась наутро и захотела домой. Но Эдик показал ей свой нож - тот, самый, которым раньше прикончил Гришу. Лене пришлось остаться.
То, что произошло, теперь казалось ей ужасным. Зачем она пошла в ресторан с этим Эдиком? С самого начала ясно было, к чему идёт. Лена знала, что не может нормально пить, знала, что быстро пьянеет. И всё-таки пила то, что ей наливал Эдик. Зачем?..
Лена смотрела в окно. Ответа она не знала.
Артур достал колоду карт. Повертел в руке. Эдик смотрел на него вопросительно.
- На что играть хочешь?
- На козу твою.
Эдик, покачав головой, усмехнулся.
- А что у тебя?
Артур поднял ладонь. Сверкнул золотым перстнем на безымянном пальце.
- Идёт?..
Лена, которая притаилась за дверью, слышала разговор. Она почувствовала, как сразу стало трудно дышать, а потолок наверху опустился ниже, стены тяжело сдвинулись.
Она не слышала, что ответил Эдик, но карты, вдруг, тихо захлопали по столу. Одна. Другая...
Лена подошла к окну. Что делать? Бежать отсюда?.. Эдесь второй этаж. Высоковато. А в дверь её не выпустят.
Лена вернулась к дверной щёлке и приложила ухо. Там, за дверью, негромко хлопали карты, Эдик и Артур грязно, отвратительно ругались вполголоса.
Лена опять пошла к окну. Посмотрела вниз. За окном оставалась свобода. Свобода, куда так хотелось теперь вырваться. Лена представила себе свою кухню, Игоря с чашкой в руке... Всё это казалось сейчас Лене её потерянным раем. Раем, в который скорее всего уже не вернуться. Ведь как отнесётся Игорь к тому, что произошло? Всё меньше оставалось шансов, что он ничего не узнает. Скорее всего узнает... Опять возникли те же образы. Опять их кухня, опять Игорь за столом, опять чашка с чаем. Всё опять... Лена всматривалась жадно, словно бы старалась запомнить каждую деталь, каждую мелочь. Она прощалась с этой картиной.
Лена подумала, вдруг, что всегда ненавидела ту жизнь, которой жила раньше, всегда считала, что заслужила лучшее. Всегда старалась что-то изменить. Всегда искала свободы. И красивый Эдик пришёлся кстати. Он предложил свободу. Но теперь, после всего, Лена ясно видела, что настоящая свобода осталась там, в прошлом. Это и была свобода. Свобода - когда можно свободно выбрать себе хозяина, того хозяина, которого хочется. Всё остальное - химеры. Никакой другой свободы не существует. По крайней мере, здесь, в этой вот жизни. В той жизни, что вокруг.
Лена вернулась к двери. Из негромких коротких фраз она поняла, что игра закончена, и выиграл Артур.
Но, поговорив с минуту, Артур с Эдиком сели играть опять. Снова зашевелились карты. Участники игры материли друг друга и Лену.
Она присела на корточки. Всё то, что происходило, было страшно. Ведь Лена много уже чего видела в своей небольшой жизни. Много видела. Но вот только в карты на неё ещё не играли.
Бумажные хлопки по столу звучали пугающе. Лена вспомнила свою подружку, университетскую сокурсницу Надю. Та по глупости вышла за сантехника, и муж, чтобы выместить на ней зло своей жизни, безобразной и горькой, бил жену шлангом. Ещё вспомнила одну дальнюю родственницу, которой супруг с похмелья выбил половину зубов. Участковый хотел посадить мужа, но жена не дала. "Кто будет кормить моих детей? - спросила она участкового. - Вы?.." "Самое страшное, - думала Лена, - это когда жизнь хочет тебя раздавить, а ты ничего, совсем ничего, не можешь поделать."
Она опять прислушалась. Игра шла по новой. И уже заканчивалась. Несколько последних хлопков - Эдик выиграл.
Лена закрыла глаза. "Надо убежать отсюда. Надо отсюда убежать..."
Она проснулась и долго смотрела на пустой потолок. Казалось, узоры среди белой извести пытаются рассказать ей что-то важное, что-то оставшееся в далёком и забытом прошлом. Лена не понимала теперь их тайнопись. Шмыгнул носом Артур - он лежал рядом. Артур уверенно сопел во сне.
Ещё час назад Лене казалось, что всё кончено. Но теперь она решила: нет, не кончено. Она убежит отсюда. Сегодня убежит.
Лена тихонько сняла трубку. Набрала номер. Артур вышел в ванную. Там шумит вода, и значит, ничего не слышно. Несколько минут у Лены есть.
- Алло... Игорь?..
Эдик, оглядевшись, аккуратно толкнул дверь. Он вернулся из Сочи, где встретился со своим старым знакомым - барыгой с местного рынка. Сбыл ему часть товара. Теперь ещё дней семь-восемь надо посидеть в Туапсе. И можно дёргать.
Он вошёл в прихожую, поставив сумку у входа. Его сразу же что-то насторожило, он даже и сам не понял - что. Тишина в квартире показалась ему какой-то особенной, неживой. Эдик полез в карман, потрогал пистолет. Потом сделал осторожный шаг.
Дверь спальни открылась и показался Артур. Он криво улыбнулся. Улыбка получилась мёртвая, как у резиновой куклы.
Эдик оттолкнул его и быстро распахнул дверь. Лена, разбросав руки, лежала на кровати. Рукоятка ножа торчала из груди. Кровь стекала по ладони и падала с неподвижно застывшего пальца на пушистый белый ковёр.
Эдик вытащил пистолет. Повернулся. Артур тоже держал в руке дуло. Он отошёл к двери. Сделал шаг в прихожую.
- Это была моя тёлка, - сказал Артур. - Ты проиграл её мне.
Артур приподнял свой пистолет. Эдик смотрел на него. Палец он держал на курке.
- Перестреляем друг друга? - спросил тихо Артур. - Из-за козы дранной?
Два дула спокойно глядели с двух метров расстояния. И было неестественно тихо в комнате.
- Ну?.. - Артур пошевелил пистолетом.
Эдик опустил ствол.
- Ладно. Но всё равно... мочить её не надо было...
Входная дверь упала, выбитая ударом снаружи. Артур не успел поднять дуло - он рухнул, подкошенный точными выстрелами. Эдик бросился к окну. "Конец, - вдруг понял он отчётливо. - Это конец". Там внизу, под окном, наверняка ждут оперативники. Сдаваться живым - это верная вышка. Отстреливаться - изрешетят.
Эдик вышиб ногой окно и, оттолкнувшись, прыгнул вниз. Он приземлился на мягкую сырую грядку, засаженную какой-то зеленью и цветами. Одну секунду он не двигался - ждал, что кто-нибудь покажется из темноты. Но было тихо. Пугающе тихо.
Эдик привстал и сделал два шага.
- Сдавайся!! - услышал он, и это было сейчас громче, чем любой выстрел.
Эдик выбросил вперёд руку, в которой держал пистолет, но не успел даже прицелиться. Пистолетное дуло мелькнуло где-то в темноте, в кустах, и два выстрела свалили Эдика на землю. Он схватился рукой за бедро - рука стала мокрой, хотя боли ещё не было. Эдик всё понял. Понял, что это уже точно конец. Конец. Там, среди темноты, притаились оперативники, и с простреленной ногой ему не уйти отсюда.
Тьма обступала его вокруг, и стало вдруг очень страшно. Не целясь, он выстрелил четыре раза подряд в эту душную тьму, и тут же понял, что ни в кого не попал. Почему-то вспомнил вдруг, как когда-то, мальчишкой, играл во дворе в милиционеров-преступников. Но только тогда пистолет у него в руке был игрушечный, и, играя, Эдик любил воображать себя бесстрашным оперативником. Именно оперативником восьмилетний Эдик мечтал стать, когда вырастет.
...Он закрыл глаза на секунду, потом снова открыл их. Почему никто не стреляет? Почему так тихо? Ладонь вспотела, рукоятка пистолета была мокрая. Эдик слегка привстал - и тут же получил пулю. Он упал. Пистолет отлетел куда-то в темноту... Конец.
Эдик, лежа на земле, видел, как из подъезда появилось несколько человек. Двое в штатском, держа стволы наготове, вышли из кустов. Эдик терял сознание. Глаза смыкались, всё вокруг таяло.
И тут он увидел лицо человека, которого сразу узнал. Воронов. Эдик видел его всего однажды, но хорошо запомнил. Не мог не запомнить. Воронов шагнул вперёд. Глаза его сейчас были страшными. Страшнее, чем пистолет в руке. Он приставил дуло к носу Эдика.
- Сейчас ты сдохнешь, - проговорил он тихо. - Знаешь, почему? Знаешь, почему сдохнешь? - Голос у Воронова звучал неровно. Эдик видел, как дёргается пистолетное дуло. - Знаешь?..
Зам начальника туапсинского угро придавил ствол к щеке Эдика и тут же нажал курок. Кровь брызнула на его брюки.
- Одно ухо, - сказал Воронов. - Сейчас будет второе.
Эдик тяжело моргнул. Он не сводил глаз с дула. Зам начальника угро придавил дуло к другой его щеке. Ещё один выстрел. Эдик уронил голову. Воронов сунул пистолет ему между ног. И только тут понял, что враг его не дышит. Он остановился. Прислушался... Эдик не дышал. Он был мёртв.
Воронов поднялся с земли. Это была страшная минута. Месть позади, и впереди больше ничего нет. Воронов шёл, не замечая никого вокруг. Ему казалось, что он движется в пустоте.
Не понимая ничего, будто пьяный или обкуренный, он поднялся на второй этаж - в ту самую квартиру, в ту самую комнату. Здесь ходили какие-то люди. Труп ещё не унесли. Воронов в недоумении смотрел вокруг. Потом заорал:
- Вышли все!.. Все вышли!
Комната опустела. Сотрудникам не хотелась попадать под горячую руку начальника. "Это его девушка," - кто-то сказал кому-то, и Воронов услышал эти слова из-за спины.
Когда дверь, тихо хлопнув, закрылась, Воронов сделал шаг к кровати, на которой неподвижно, словно каменное изваяние, лежала мёртвая Лена. Рукоятка ножа всё ещё торчала из груди. Ноги согнулись и Воронов упал на пол. Что-то стукнуло, и он понял, что до сих пор держит пистолет в руке. Он сунул его в карман.
Потом стоял и долго, не отрываясь, смотрел. Игорю хотелось просить прощения, но у кого теперь просить? Да и поздно уже. Всё поздно. Лена, закрыв глаза, лежала перед ним на кровати. В комнате царил полумрак, и мертвенная бледность лица пропадала. Словно бы далёкое прошлое выступило из темноты. Игорь не мог избавиться от ощущения, что он у себя дома, в спальне. Лена спит и он стоит перед ней на коленях. Лицо её в темноте казалось снова прекрасным - таким же, как и два года назад, когда Игорь впервые увидел её. Ничего не произошло, вообще ничего. Лена спит и сейчас проснётся...
Всю свою взрослую жизнь он - Игорь Воронов кого-то играл. Всю эту жизнь Игорь показывал окружающим маску человека холодного и жестокого. Он боялся, что другие увидят спрятанное под маской лицо. И Лена была единственным существом в мире, кому он мог это лицо приоткрыть - пусть хотя бы краешком. Только Лене он мог доверять, и только её одну он мог не бояться.
Игорь опустил голову и ткнулся лицом в мягкое холодное одеяло.
...Оперативник, который открыл дверь спустя несколько минут, увидел своего начальника в такой странной, нелепой позе и услышал негромкие, чисто детские, всхлипы. Он приостановился. Всхлипы затихли. Больше не было уже никаких звуков. Всё умерло. Комната. Стены. Кровать. Всё растворилось в сгустившемся ночном полумраке. И только призрачная, холодная луна за окном смотрела в эту пустую комнату. А внизу, на горизонте, выше подоконника, таяли неподвижные чёрные силуэты далёких кавказских гор.