Булатникова Дарья
Синдром стервятника (часть первая)

Lib.ru/Остросюжетная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Оценка: 6.78*53  Ваша оценка:


СИНДРОМ СТЕРВЯТНИКА

   -- Если ты, Сашка, этого действительно хочешь, то лучшего варианта не найти, -- Василиса окунула очередной кусочек рыбы в соус, полюбовалась на него и отправила в рот. -- Как раз то, что тебе нужно -- большой дом в несусветной глуши. Добираться от Тулы или от Курска -- почти без разницы.
   -- Спасибо, родная, -- с чувством ответила я. -- Что бы я делала без тебя...
   -- Да, наверное, то же самое, -- Василиса повела пухлым плечиком и вприщур глянула на крупногабаритного усача за соседним столиком. -- Честно говоря, я рада, что ты хотя бы на такой шаг решилась. Я ведь боялась, что ты куда большую глупость сотворишь.
   -- А что, заметно было? -- я через силу улыбнулась и принялась ковырять вилкой жареное мясо. -- Мне казалось, я вела себя адекватно.
   -- Ну, если часами молчать, а на заданный утром вопрос отвечать вечером, это адекватно, то я без претензий, -- последний кусок форели исчез во рту подруги и был сопровожден глотком белого вина. -- И все же ещё раз подумай -- чужой дом, чужие люди. Оно тебе надо?
   -- Надо, -- убежденно ответила я. -- Мне нужно именно все чужое, чтобы свое не видеть.
   Василиса промокнула губы и скомкала льняную салфетку. Усач был уже готов бежать за ней на край света. И, черт побери, если кто-то думает, что рубенсовские формы нынче непопулярны, пусть посмотрит на количество Васькинах воздыхателей. И на её мужа Славика, который и собой хорош, и умен, и семью обеспечивает.
   Я достала сигареты и закурила. Думать о мужьях было больно, даже о чужих. Даже о таких примерных, как Славик.
   -- Значит так... -- в руках Василисы неведомо откуда появилась пластиковая папка с документами. Хотя почему неведомо - наверняка она их достала из сумки, только я не заметила, когда. В последнее время со мной такое бывает, и это, естественно не радует. Не хотелось бы из рук психоаналитика перейти в руки настоящего психиатра -- в казенном доме. Я сделала над собой усилие и сосредоточилась на извлеченных подругой бумагах.
   -- Значит, так, -- повторила она, отмахиваясь рукой от плывущего над столом дыма. -- Каховский Игорь Михайлович, проживающий в собственном доме, хотел бы заполучить няню для внучки Веры. Девочке девять лет, учится в элитной гимназии, сейчас на каникулах. Условия -- няня должна быть молодой, красивой, воспитанной и... незамужней и не состоявшей в браке.
   -- Странные условия, ты не находишь? -- я слегка обалдела. -- А там ничего нет насчет опыта работы, знания иностранных языков или хотя бы рекомендаций?
   -- Нет! -- возбужденно воскликнула Василиса, заставив уже не только сидящих за соседним столиком насторожить уши. Даже брюнет в белом костюме, сидевший в углу спиной к нам, обернулся.
   -- Нет, -- заговорщицки шепнула подруга. -- Я на эту тему немного поговорила с господином Каховским. Кстати, ты его должна знать, он книжки пишет. Ну, такие, популярные, везде продаются.
   -- Не встречала, -- покачала я головой. -- Или внимания не обращала.
   -- Да ладно, не в этом дело. В общем, мне этот тип сказал, что иностранные языки, опыт и прочая лабудень его не волнуют. Девчонку и без этого в гимназии дрессируют, так что за ней нужен обычный присмотр и... За стул держишься?
   -- Держусь. Только не говори, что он себе невесту или любовницу таким образом подбирает.
   -- Ты что? Разве я тогда предложила бы тебе такое?! -- разозлилась Василиса. -- Он женат. Но у него чем-то болеет сын, взрослый парень. Живут они замкнуто, вот он и хотел бы внести живую, так сказать, струю в круг его общения. Но просто так кого-то приглашать не в их правилах, так что няня для девочки -- самое то. Поэтому и плата куда выше, чем обычно.
   -- Так я и знала, -- поморщилась я. -- Кроме ребенка развлекать ещё какого-нибудь умственно-отсталого недоросля.
   -- У него заболевание крови, Каховский мне называл, но ты же знаешь, как у меня с медицинскими терминами. Но с головой у парня все в порядке, просто хворает. Да и тебя никто не заставляет его развлекать, тебя берут няней, не более того.
   -- Не СПИД? -- встревожилась я.
   -- Нет, что-то типа то ли малокровия, то ли белокровия. Он несколько месяцев провел в клиниках, перенес сложную операцию. Ничего заразного, не сомневайся.
   Я с сомнением просмотрела договор, вздохнула и подписала. Мне нужно было поставить какую-то вешку, означающую возвращение к нормальной жизни, и я её поставила. В конце концов, это всего лишь месяц -- если я не захочу там остаться, никто меня не заставит.
   Уеду из этого проклятого города, из гулкой пустой квартиры, где по углам прячутся отголоски обещаний и надежд. Их больше нет у меня.
   Новый дом, новые люди, которые не будут смотреть сочувственно и одновременно с любопытством наблюдать -- как мне живется с моей болью? Оторвать от себя прошлое, с кровью, с корнем...
   -- Эй, подруга, очнись! -- Василиса укоризненно покачала головой. -- Я гарантировала, что ты умница и красавица, а не вздыхающее с утра до вечера и особенно по ночам существо. Так что не подведи меня.
   -- О репутации фирмы заботишься? Правильно делаешь.
   -- О тебе, дуре, я забочусь, -- проворчала она, заталкивая папку в сумку. -- Теперь насчет твоей квартиры. Будем продавать или искать арендаторов? Есть потенциальный квартирант -- итальянский бизнесмен. Платить согласен...
   -- Хорошо, пойдет, -- перебила я её. -- С оформлением купчей и вывозом вещей возиться сейчас сил нет. А потом посмотрим.
   -- Умница ты моя, -- одобрила Василиса. -- Ну, тогда я помчалась. Тебя подвезти?
   -- Нет, я ещё кофе выпью. Спасибо тебе.
   Васька чмокнула меня в щеку, и действительно умчалась -- в вихре огненных кудрей и шелков. Усатый немедленно рванул следом. Ничего, побегай, побегай -- для здоровья полезно. Ещё никто не смог догнать Василису, если она сама этого не хотела.
  
   Глава первая
   Маме я позвонила вечером. А у них было утро, и, судя по шуму воды, она принимала ванну. Я представила сверкающее бледно-лиловым кафелем комнату, огромное окно в сад и скачущих по дорожкам белок. И матушка -- шевелящая пальцами ног в завихрениях теплой воды.
   -- Джеймс стрижет газон перед домом? -- зачем-то спросила я.
   -- Нет, розы подрезает. Сашка, ты там вообще -- как? Может, мне приехать? -- она задавала этот вопрос каждый день в течение последних двух месяцев.
   -- Ни в коем случае! -- стандартно ответила я. -- Со мной все нормально. Завтра я уезжаю на несколько недель к друзьям, семейной паре. Собираюсь немного отдохнуть и развеяться.
   Я решила не говорить о том, что еду к совершенно незнакомым людям, причем в качестве няни. Мамуля этого бы не пережила и точно бы прилетела, оставив и своего мужа Джеймса, и мою сестрицу Вики, и кошку Сару, и спаниеля Блума. Вот только бешеной энергии родительницы мне не хватает, чтобы окончательно взвыть!
   -- К кому? Я их знаю?
   -- Вряд ли. Мы недавно познакомились. Он писатель, Каховский. У них свой дом, так что не волнуйся.
   -- Каховский? -- внезапно оживилась мамуля. -- Тот самый?
   -- Да, тот самый, -- на всякий случай ответила я, хотя понятия не имела, чем этот Каховский знаменит.
   -- Отлично! Надеюсь, он подпишет для меня одну из своих книг! И непременно скажи ему, что я в восторге от его "Тени Арлекино".
   Хм... хотелось бы знать, что, черт побери, пишет этот тип? Детективы?
  
   Вечер я провела нескучно, потому что решила не откладывать и ехать на новое место работы прямо завтра утром. Собственные стены, от вида которых хотелось если не выть, то тихонько скулить, будут посланы к чертовой бабушке, я поставлю крест на прошлом и стану новым человеком.
   Хорошо представив, каким должен быть этот новый человек, я сложила в объемистый чемодан вечернее платье, дорогой костюм, который покупала на помолвку... нет, об этом забыть! Туда же отправились туфли на высоком каблуке, ещё одни туфли -- да сколько же их?! Ага, и это в чемодан, и вот это. А сам чемодан -- на антресоль, мне и обычной дорожной сумки хватит. Деловой костюм, джинсы, майки и пуловер, пара платьев, сарафан и домашний халат. Скромные туфли, босоножки и кроссовки. И всё! К вам едет няня, самая обычная няня Александра Витальевна Лапшина. А Мэри Поппинс из меня все равно не получится.
   Потом я некоторое время остервенело наводила в квартире порядок -- ведь тут должен был вскоре поселиться незнакомый мужчина. А поэтому долой всякую фигню россыпью и прочие духи! Мелочи -- в коробку, постиранное белье на веревку и не забыть завтра его снять!
   Отвыкшая от столь титанических усилий, я уснула едва ли не в обнимку с пылесосом. А рано утром уже тащилась на электричку -- в Туле меня обещали встретить. Удобнее, конечно, было поехать на своей машине. Я бы так сделала, будь у меня "Ока", а не новенький, подаренный Джеймсом "Форд".
   Электричку я пережила нормально.
  
   Около справочного бюро топтались сразу трое разномастных мужчин. Один из них, невысокий крепыш в футболке с волчьей мордой на груди, заметил мою соломенную шляпку и помахал рукой.
   -- Александра Викторовна? -- довольно равнодушно поинтересовался он.
   Я кивнула.
   -- А я -- Женя, водитель Игоря Михайловича. Машина на стоянке, идемте.
   Он подхватил мою сумку и, не оглядываясь, направился к выходу. Вот как, у писателей бывают личные шоферы. А ещё, наверное, горничные, повара, садовники и телохранители. Вскоре я убедилась, что ошиблась только в одном -- бодигардов у Каховского не было. Зато остальные -- полный комплект. Плюс няня, то бишь я.
   Дорога заняла у нас почти полтора часа. Насчет глухомани Василиса правильно сказала -- мы ехали через какие-то леса, поля, поселки и небольшой город. Последний назывался Ромовск -- двухэтажные домишки, универмаг и мэрия, которую грудью защищал бетонный вождь мирового пролетариата.
   - Тут железной дороги нет, - объяснял Женя. - До ближайшей станции автобусом ехать надо.
   От Ромовска до дома, в котором мне предстояло прожить как минимум месяц, было ещё километров пятнадцать. Дорога пошла вниз, за лесом сверкнул изгиб не слишком широкой реки и появился небольшой поселок -- несколько довольно больших особняков, построенных так, чтобы быть как можно дальше друг от друга. Участки поражали размерами -- каждый не меньше гектара. И откуда тут такие хоромы?..
   Особняки окружала россыпь обычных деревянных дач и изб с подворьями. Назывался поселок Ивановкой.
   Тем временем машина -- серебристая "тойота" -- свернула, проехала по улице, и мы оказались перед воротами из ажурного металла. А забор... да, похоже, скорее, на крепость -- поверху кирпичной трехметровой стены торчали острые стальные пики.
   -- Места у нас тут довольно глухие, -- кивнул Женя, ожидая, пока управляемые автоматикой ворота откроются. Я проследила за его взглядом и увидела вверху объектив теленаблюдения.
   К дому вела бетонный проезд. Никаких особых роскошеств за оградой я пока не увидела -- ни фонтанов, ни скульптур, ни даже клумб. Просто участок леса, который пытались слегка окультурить и превратить в небольшой парк. Очень мило - несколько скамей-качалок под полотняными тентами, вот и все благоустройство. Хотя нет, за деревьями просматривался ещё и сложенный из кирпича очаг - тоже под тентом.
   Но лучше всего был дом. И хорош он был не помпезностью или современными архитектурными изысками, а стилем. Это было настоящее шале -- природный камень, белая штукатурка и дерево. Скатная кровля на толстых темных балках, окна с частыми переплетами, просторная терраса-балкон на уровне второго этажа, сужающаяся кверху высокая труба -- все создавало образ европейского загородного дома.
   Пока я рассматривала свое новое жилище, дверь распахнулась и навстречу мне вышла женщина. Вначале она показалась мне совсем юной девушкой, настолько точеной и изящной была фигура в бриджах и белой блузке. Но когда она подошла, стало видно, что ей уже за тридцать -- возраст выдавали едва заметные морщинки у глаз, да и сами глаза -- они были серьезными и даже печальными.
   -- Здравствуйте, -- голос её был низким и мягким, -- я Лаура, хозяйка этого балагана.
   -- Здравствуйте, Лаура... -- я сделала паузу, и она поняла, небрежно махнув рукой:
   -- Просто Лаура, о моё отчество можно язык сломать, так что никакого официоза.
   -- А я Александра, лучше -- Саша.
   -- Саша? Точно Саша, а не Алекс? -- она заправила за ухо темные вьющиеся волосы и засмеялась. Было в этой женщине что-то южное, экзотическое. И миндалевидные черные глаза, и точеный нос с нервно подрагивающими крыльями, и пухлые капризные губы. А ещё от неё пахло совершенно умопомрачительными духами.
   -- Нет, не Алекс, -- улыбнулась я в ответ.
   -- Ну что же, добро пожаловать, Саша. Да что же мы стоим? -- спохватилась она. -- Идемте в дом. Вам нужно отдохнуть с дороги и принять душ. А ещё скоро обед. Надеюсь, вам у нас понравится.
   С этими словами она распахнула передо мной дверь, и мы вошли в просторный двухсветный холл. Из него прихотливо изгибающаяся лестница вела на антресоль второго этажа.
   -- Там у нас столовая и гостиная, -- хозяйка кивнула на застекленные двери. -- Сима, проводите Александру в приготовленную для неё комнату.
   Девушка, которую я, оказавшись после яркого солнечного дня в приятном полумраке, вначале не заметила, отложила тюбик с мастикой и тряпку, которой она полировала перила и кивнула.
   -- Обед у нас в два часа, думаю, вам любопытно будет познакомиться с нашей непростой семейкой, -- произнесла Лаура с таким видом, словно заранее предвкушала какой-то небывалый эффект.
   Она ещё раз улыбнулась и легкой, какой-то балетной походкой направилась в глубину дома. Глядя на прямую спину и гордо поднятую голову, я от души позавидовала -- не то, что я, вечно сутулюсь и на углы налетаю.
   -- Ты новая няня? -- с любопытством спросила девушка. Одета она была в синее платье с белым передничком, типичная горничная.
   -- Да, меня зовут Саша.
   -- А я -- Сима. Пошли наверх, Женя уже отнес чемодан в твою комнату.
   Пока мы поднимались по лестнице, я узнала, что у Каховского, кроме горничной и водителя, есть ещё повар Николай Григорьевич. Все трое живут в Ромовске и приезжают сюда каждое утро, а вечером возвращаются обратно. А вот няню наняли аж в столице, и это Симу здорово интриговало. Видимо, сочла, что я какой-то гений педагогики.
  
   Комната мне понравилась сразу и безоговорочно. Во-первых, она располагалась на третьем этаже, так что одна стена её представляла собой часть крыши и была наклонной. Во-вторых, терпеть не могу узких и длинных помещений, а это было квадратным и светлым. А в-третьих, в углу на столе размещался компьютер. Ах да, Василиса этот пункт, кажется, включила в договор! Вот и славно -- может быть, я уговорю себя опять взяться за работу.
   Остальная меблировка состояла из кровати, встроенного шкафа и комода, игравшего роль прикроватной тумбочки. На окне -- веселые занавески в оранжево-белую клетку, на деревянном некрашеном полу - циновка. Тут не было никакой синтетики, холодного металла и пластика -- все натуральное и уютное. Захотелось одновременно: включить комп, поваляться на кровати и посидеть с книжкой на удобном широком подоконнике. Или для начала все же стоит принять душ?
   Я пощелкала выключателем настольной лампы и решила, что мысль о душе самая здравая.
   Вещи из сумки я разместила в шкафу, достала полотенце и гель и отправилась на поиски ванной. Сима сказала, что она тут рядом.
   Насколько я поняла, планировка дома была простой -- на втором этаже двери всех комнат выходили на антресоль, а на третьем этаже -- в небольшой холл.
   Я огляделась и обнаружила семь дверей. Одна из них вела на балкон, где стояли два шезлонга и квадратный деревянный столик. Четыре симметрично располагались по обе стороны холла и вели в комнаты. Методом исключения, я определила, что за двумя другими находятся туалет и ванная, и не ошиблась.
   Стоя под прохладными струями, я размышляла о том, что тоже хотела бы иметь такой дом -- большой и просторный, чтобы приглашать погостить в нем друзей и родственников, чтобы лес за окном, а на закате -- прогулки к реке. Потом я представила, во сколько это счастье обходится, и мне стало не по себе. Я была немного в курсе заработков нынешних писателей, и представить, что на них можно содержать такое хозяйство, не могла даже с большим трудом. Хотя ведь не факт, что Игорь Каховский (надо срочно узнать, что же такое он пишет!) не заработал эти деньги иным способом, не получил наследство или не женился на дочери миллионера. Кстати, экзотическая Лаура вполне тянет на эту роль.
   Тут я спохватилась, что являться с мокрой головой к обеду есть моветон, и пулей выскочила из душевой кабинки. В халате, с намотанным на голову полотенцем я вышла в холл и наткнулась на некоего субъекта, с задумчивым видом торчавшего у двери.
   -- Упс... -- пробормотал субъект. -- А я-то думаю, кто это совершает омовение в нашем скворечнике? Нет-нет, не говорите, кто вы. Я угадаю!
   А тип был забавный -- лет тридцати, в одних только джинсах и нательном крестике. Ах, да -- на нем была ещё буйная шевелюра и улыбка до ушей.
   -- Вы -- трубочист, которого наконец-то соизволил пригласить папенька! Только не говорите, что это не так, ведь этот чертов камин дымит уже вторую неделю. А теперь вы его почистили, и можно, наконец, дремать около него без противогаза. Ну что, угадал?
   Рассмеявшись, я помотала головой.
   -- Жаль, искренне жаль. Тогда вы... новый папенькин секретарь, давно пора прогнать унылого Борцова и завести существо повеселее. Что, опять мимо? Ну, тогда вы...
   -- Я няня, -- злорадно сообщила я. И тут вспомнила о сыне писателя, про которого говорила Василиса. Но стоящий передо мной парень ни бугрящимися мускулами, ни цветом лица никак не походил на тяжелобольного.
   -- Ура, у меня новая няня! -- обрадовался этот клоун. -- Спасибо тебе, дорогой отец! Я знал, я знал, что ты не забыл свое обещание сделать из меня человека и пригласил-таки лучшего специалиста! И как же зовут мою прекрасную няню?
   -- Александра.
   -- Надеюсь, вас не нужно звать Алекс? -- он отскочил от меня, словно я продемонстрировала ему сочащиеся ядом клыки. -- Только не это!
   -- Нет, меня можно звать Сашей. А что, в этом доме имя Алекс вызывает столь бурную реакцию?
   -- Да, в некотором смысле бурную и неоднозначную. Так звали мою позапрошлую... нет, прошлую мачеху, и я иногда кричу во сне, когда она мне снится.
   Он скорчил жуткую рожу и тут же спохватился:
   -- А я -- Валентин. Сразу предупреждаю, что употреблять желательно в несокращенном варианте. Дурацкое имечко, но какое уж есть, спасибо маменьке.
   Забыв о тюрбане из мокрого полотенца, я в задумчивости смотрела на нового знакомца. Интересно, сколько же лет Игорю Михайловичу Каховскому? И сколько у него было жен, если этот Валентин путается в подсчетах?
   -- Пять, -- словно угадав мои мысли, -- сообщил Валентин. -- У папеньки было пять жен. Вернее, было четыре и одна пока ещё есть. Но боюсь, что это тоже не надолго. Хотя есть предпосылки к тому, что родитель, наконец, угомонится и ему станет наплевать на то, кто заваривает ему чай с бергамотом. У Лауры это получается неплохо, так что шансы у неё остаются.
   -- А детей сколько? -- с редкостной бестактностью выпалила я. И тут же спохватилась: -- Ой, извините.
   -- Да бросьте вы! Чего тут извиняться? За великим писателем земли русской числится шестеро отпрысков рожденных в браках. Сколько вне -- тут данные расходятся. Кстати, если вы решитесь спуститься к обеду, то будете иметь возможность лицезреть часть нашего прайда.
   Тут я спохватилась, что уже второй час, и мне бы надо не болтать в коридоре, а волосы сушить. Пришлось быстренько ретироваться. Валентин отвесил мне шутовской поклон и зашлепал босыми ногами к лестнице.
   К столу я решила облачиться в строгий костюм. Во-первых, я понятия не имела о порядках в этом доме, и могло оказаться, что в столовой тут принято появляться в смокингах и изысканных туалетах. А во-вторых -- я же с сегодняшнего дня какой-никакой, а педагог, и должна держать марку. Волосы я с помощью фена уложила довольно удачно и сколола на затылке. Из зеркала на меня смотрела типичная бонна с подкрашенными помадой цвета клубники со сливками губами. Поразмыслив, я зачем-то нацепила дымчатые очки.
  
   В столовую я спустилась ровно в два и оказалась едва ли не первой.
   И эта комната тоже произвела на меня самое благоприятное впечатление. И тем, что одна из ее стен была сделана в виде широкого французского окна, выходящего в окружавший дом лес, и темными балками, пересекавшими беленый потолок. В центре, на их пересечении, висела здоровенная люстра, похожая на тележное колесо с привинченными к нему медными колпачками. Стены тоже были белыми, и эта белизна контрастировала с темным деревом, из которого была сделана мебель -- пузатые посудные шкафчики, горки, комод для скатертей и салфеток и стол. Стол же почему-то понравился особенно, хотя раньше овальные столешницы наводили на меня тоску и казались слишком чопорными. Возможно, дело было в окружавших его стульях с плетеными сидениями и округлыми гнутыми спинками.
   Рассматривая столовую, я не сразу заметила сидящего в кресле у окна молодого человека. Может быть, потому, что кресло было повернуто ко мне высокой спинкой. Так что я вздрогнула, когда из-за него появилась довольно высокая худая фигура. Против света мне не сразу удалось его рассмотреть. Фигура неловко поклонилась и представилась:
   -- Фёдор. Каховский, естественно.
   -- Александра, можно Саша.
   Необычное лицо было у этого нового персонажа -- черты заостренные, словно нарисованные резкими штрихами. Высокий лоб, крупный, породистый нос и тонкие губы, совершенно не подходящие к ним по форме и разрезу. А глаза -- глубоко запавшие, окруженные тенями. К тому же парень все время непроизвольно щурился и даже если смотрел прямо на собеседника, все равно казалось, что он находится где-то далеко и чье-то присутствие его мало заботит.
   -- А что, больше никого нет? -- нерешительно спросила я, делая вид, что рассматриваю выставленную на полках оловянную посуду -- блюда, рюмки и графины разных форм.
   -- Сейчас появятся, у нас никто не торопится, -- он несколько натянуто улыбнулся и указал на окно. -- Особенно, когда погода хорошая.
   Словно в подтверждение его слов, в столовую вошли сразу двое: уже знакомый мне Валентин, по-прежнему босой и в одних портках, а следом за ним -- полноватая рыхлая девочка. Её рыжие волосы были стянуты сзади в архаичные косы и только на висках пушились легкие завитки. Девчушка была из тех, кто в школе подвергается насмешкам -- в очках, делающих маленькие серые глазки ещё меньше, с брекетами на передних зубах. Такие дети обычно стесняются сами себя и стараются быть как можно незаметнее. На ней были мешковатые шорты-бермуды и майка, под которой угадывалось упитанное тельце.
   -- Верунчик, -- торжественно провозгласил Валентин, -- вот твоя строгая бонна, которая наконец-то сможет отклеить тебя от монитора и заставит хоть иногда передвигаться не на кресле с колесиками.
   -- Здравствуйте! -- девочка подняла на меня глаза с некоторым испугом. Меня это удивило, и лишь позже я поняла, что Валентин озвучил самую страшную версию наших с Верочкой отношений. -- Я Вера Каховская.
   Похоже, они все тут считают обязательным подчеркивать принадлежность к клану. Или, как сказал Вэл, к прайду.
   -- Здравствуй, Вера. А я -- Александра. Можешь называть меня Сашей.
   -- А может, лучше по имени отчеству? -- подал голос Федор.
   -- Александра Святославовна -- слишком долго выговаривать, язык сломаешь, -- улыбнулась я. -- К тому же, мы не в школе, а я не учительница. Надеюсь, мы подружимся.
   -- Хорошо, Саша, -- кивнула Верочка и, повернувшись к Валентину, неожиданно показала ему язык, а тот щелкнул её по носу.
   -- А Лео ещё не вернулся? -- входя в столовую, громко поинтересовалась Лаура. -- Он обещал заехать за новыми дисками с фильмами, а то вечером смотреть нечего.
   -- Папа звонил, сказал, что будет не раньше ужина, -- ответила девочка и уселась за стол. -- А что сегодня на обед?
   -- Пахнет уткой, -- повел носом Валентин. -- С черносливом.
   -- Обонятельный ты наш, -- хмыкнул Федор. -- Привет, дон Артуро!
   -- За завтраком виделись, -- отозвался вошедший из сада подросток в шортах и белой футболке, эффектно оттенявшей смуглую кожу. Я во все глаза уставилась на него. Мальчишка был похож на юного испанского гранда с картины эль Греко -- стройный и гибкий с огромными темными глазами и темными кудрями. Ещё один Каховский?
   -- Это мой сын Артур, -- Лаура подошла и положила руки на спинку стула. -- Сын от первого брака, -- уточнила она, словно не хотела, чтобы я сравнивала мальчика с остальными детьми Игоря Михайловича.
   Артур подошел и чмокнул мать в щеку. Потом сел напротив меня и улыбнулся. Блеснули белые зубы. Да, через пару лет этот паренек вскружит голову такому количеству девчонок, что только держись. Пришлось повторить, как меня зовут. Скорее бы закончилось это бесконечное знакомство с обитателями дома. Но я ещё не видела самого хозяина.
   Только я это подумала, как он появился.
   Игорь Михайлович Каховский умел произвести впечатление. В свои пятьдесят или что-то около того, и несмотря на широкую кость, он выглядел довольно подтянутым и спортивным. Круглое лицо со слегка азиатскими чертами обрамляла темная шкиперская бородка. На фамильном носу -- небольшом, с выдающимся вперед округлым кончиком, сидели очки без оправы. Одет писатель был в светлые хлопчатобумажные брюки и черную рубашку с коротким рукавом, а во рту его торчала короткая трубка, потухшая или нераскуренная. Заметив меня, он положил трубку на стоящий у стены столик, так, что из неё просыпался пепел, и радостно провозгласил:
   -- А вот и вы, милая барышня!
   Я ненавижу, когда меня называют барышней -- ничего себе барышня, двадцать шесть лет - но пришлось промолчать. В ответ я только улыбнулась и кивнула. Но он каким-то непостижимым образом уловив моё недовольство, приблизился, надвинувшись, словно медленный, но неумолимый айсберг. И хотя рост Каховского был вполне средним, я внезапно ощутила себя маленькой и уязвимой.
   -- Мою третью жену, -- изрек он, разглядывая меня темными, похожими на маслины глазами, -- тоже звали Александра, Алекс. Она терпеть не могла, когда её называли Сашей или Шурой.
   Я зачем-то снова кивнула.
   -- Нет, Шура мне самому не нравится. А вот Саша... Я угадал?
   Чтобы не выглядеть постоянно кивающим болванчиком, я подтвердила, что он угадал. Писатель благостно улыбнулся, наслаждаясь моим замешательством. Очевидно, он отнес его к тому, что я оробела перед его известностью. Но дело было вовсе не в этом, ведь я так и не удосужилась посмотреть, чем же так известен литератор Каховский. О беллетристике мне сегодня лучше помалкивать -- не приведи господи попасть впросак и продемонстрировать свою дремучесть.
   Но вот над тем, отчего мне стало не по себе при знакомстве с работодателем, я непременно подумаю при первом же удобном случае. Не так уж много в этом мире людей, способных смутить меня. А ему это удалось.
   Лаура с чисто женской проницательностью угадала, что пора положить конец неловкой ситуации, и принялась хозяйничать за столом. Меня усадили рядом с Верочкой, справа оказался Валентин, а напротив -- Артур и Федор. Каховский же расположился спиной к окну, потребовал подать ему трубку и немедленно зажал её чубук в крупных желтоватых зубах.
   Сима вкатила деревянную тележку с тарелками и супницей. И тут я заметила, что пока знакомилась с хозяином дома, в гостиной появилось ещё одно действующее лицо. Если бывают люди, глядя на которых говорят "никакой", то внешность этого мужчины с максимальной точностью соответствовала такому определению. Он был одет в бежевый летний костюм, и был абсолютно бесцветным -- бледная кожа, редкие сероватые волосы, водянистые глаза. На вид ему было около сорока, но с таким же успехом могло оказаться и тридцать и пятьдесят. Заметив, что смотрю на него, он привстал на стуле и поклонился:
   -- Позвольте представиться, Борцов, Иван Иванович.
   -- Саша, -- едва не скрипнув зубами, отозвалась я. Интересно, как же быстро начинает мутить от собственного имени.
   -- Прошу любить и жаловать, мой секретарь и помощник, -- Каховский вытащил трубку изо рта и бесцеремонно ткнул ею в Борцова. -- А также литагент, юрист и пиар-служба в одном флаконе. Мои вторые руки, ноги и голова.
   Борцов с невозмутимым видом выслушал эту тираду и ещё раз поклонился. Но в глазах его промелькнуло какое-то странное выражение. Вроде бы, он должен был остаться доволен такими характеристиками, ан нет -- даже не взглянул на своего патрона, и не улыбнулся хотя бы краешком губ. Расправил лежавшую на тарелке льняную салфетку и положил её на колени. Хорошо хоть за ворот не заправил.
   Лаура заняла место напротив мужа и принялась помогать Симе расставлять салатницы. Да, стиль тут явно демократичный -- вот и Федор по указанию отца достал из шкафчика бутылку красного вина и ловко откупорил её.
   -- Ну что же, друзья мои, -- поднял свой бокал Каховский, -- думаю, сегодня не лишне выпить за нового члена нашего... маленького сообщества Александру, Сашеньку. Надеюсь, что ей придется у нас по душе.
   Я отпила кисловато-терпкое вино, размышляя, стоило ли из-за появления в доме самой обычной няни поднимать столько шума. Хотя в каждом монастыре свой устав, так что не мне судить. Валентин положил мне салат, а Верочка тем временем уже вовсю уплетала рыбу. Аппетит у девчушки был отменный -- она ловко орудовала столовыми приборами, то и дело подливая себе сок и подкладывая то заливное, то грибную икру, то ещё ломтик семги. Артур через стол поглядывал на это обжорство с ироничной брезгливостью. Но, поймав укоризненный взгляд матери, опустил глаза и принялся ковыряться в своей тарелке.
   Потом был сырный суп и унюханная Вэлом утка с черносливом. К утке подали моченые антоновские яблоки и тушеную капусту. Да, с поваром Каховским явно повезло. Хотя вряд ли дело только в удаче.
   -- Яблоки из нашего сада, -- отрекомендовала гарнир Лаура, -- а капуста... Нет, огорода у нас, слава богу, нет, овощи мы покупаем у местных крестьян.
   Она так и сказала "крестьян". Ну, в общем, справедливо, поскольку сами Каховские похожи на владельцев поместья.
   -- Вы, Саша, верхом ездите? -- неожиданно спросил Игорь Михайлович. -- На лошади, я имею в виду.
   -- Па, как ты думаешь, на ком ещё можно ездить верхом? -- хмыкнул Федор. -- Не на палочке же...
   -- Езжу, -- ответила я, прожевав кусок тающей во рту утки. Не удивлюсь, если эту дичь собственноручно застрелил великий писатель. Как Тургенев, к примеру.
   -- Отлично! Слышала, Верочка? Придется таки тебе сесть в седло, с Кириллом я давно договорился, а ты все увиливала. Но теперь, дружочек, уже не удастся.
   -- Тут есть конюшня? -- Почему-то этот вопрос я задала Валентину. Он в ответ кивнул.
   -- Есть, тут неподалеку один тип держит лошадей. По-моему, он одержимый. Позавчера я видел, как он целовал в морду рыжую кобылу. Явно ненормальный.
   -- Ну, если Кирилл ненормальный, то остальные просто маньяки, -- хмыкнул Борцов. -- Как страшно жить...
   -- Лео вон тоже постоянно свою машину облизывает, -- поддержал его Федор. -- Уверен, что когда никто не видит, он целует её в лобовое стекло.
   -- Мальчики... -- протянула Лаура. -- Ваши пассажи обязательно должны сочетаться с десертом? Кстати, Верочка, не стоит тебе столько взбитых сливок есть, клубника и так вкусная.
   -- Почему? -- удивилась девочка, облизывая губы.
   -- Потому что тебе надо расти в высоту, а не в ширину, -- хмыкнул Артур. Сам он отставлял тарелки, едва прикоснувшись к еде.
   -- Ну вот, опять... Шоколад не ешь, печенье не ешь. Теперь сливки, -- Верочка тяжко вздохнула и поспешно доела содержимое розетки. -- Спасибо.
   -- Ну, так я скажу Кириллу, чтобы к пяти часам седлал лошадей? -- остановил Каховский попытку внучки немедленно улизнуть из-за стола.
   -- Может быть завтра? Или послезавтра... -- девчонке явно не хотелось утруждать себя верховой ездой. -- А я пока лучше на бильярде поиграю.
   -- Ага, на компьютерном, конечно, -- злорадно уличил ребенка Федор.
   -- Давай сегодня, -- предложила я Верочке. -- Заодно покажешь мне, где тут что.
   -- Хорошо, -- неохотно кивнула она. -- В пять часов. А сейчас...
   -- Правильно, сейчас мы с тобой куда-нибудь спрячемся и поболтаем, -- шепнула я.
   Девочка была хорошо воспитана, и ответить отказом просто не могла. Но я уже поняла, что воспитанница мне досталась своеобразная. Откуда происходит инертность Верочки, я пока не разобралась -- от лени или от стремления к уединению. Налицо, вроде бы, первое, но что-то мне говорило, что не все так просто.
   -- Идемте ко мне в комнату, -- неуверенно предложила девочка. И вздохнула. Наверняка то, что отныне у неё будет няня, ей не нравилось. Да и кому бы понравилось?
   -- Ты в какой школе учишься? -- спросила я, когда мы вышли в холл.
   -- В гимназии с углубленным изучением иностранных языков. -- Она опять вздохнула. -- Английский, французский и итальянский. И во всех трех я -- полный пень.
   -- Тут есть такие гимназии? -- удивилась я.
   -- Почему тут? В Москве, я зимой с мамой живу, а летом она от меня отдыхает. Они с папой развелись три года назад. Теперь у мамы есть Петр Иванович, а у папы -- Лера. Но это неинтересно.
   Верочка довольно шустро заскакала вверх по лестнице, так что косы запрыгали по спине. Она на ходу сердито сгребла их и процедила:
   -- Ненавижу... Больше всего на свете мечтаю обрезать это уродство.
   -- А почему не подстрижешься?
   -- Дресс-код типа, -- буркнул ребенок. -- У нас в гимназии директриса совершенно чокнутая, требует, чтобы девочки носили клетчатые юбки, а волосы у них были гладко причесаны. А если меня подстричь... О-о-о, это будет точно, как оранжевая мочалка на голове, знаете, такие кудрявые продаются, для ванны.
   Внезапно она замерла и приложила палец к губам:
   -- Тс-с...
   Потом на цыпочках пошла вдоль антресоли, опоясывающей холл на уровне второго этажа. Остановившись около двустворчатой двери с красивым золотистым витражом, Верочка прижалась к нему ухом. Потом тихо повернула ручку и заглянула внутрь.
   -- Показалось, -- пожала она плечами и вздохнула. -- А я подумала, что Роб вернулся.
   На её лице было написано глубокое разочарование.
   -- Кто такой Роб? -- спросила я.
   -- Прапрадедушка, дедушка деда. Он сейчас в клинике в Москве, и я по нему скучаю. Здоровский дед! Мы с ним в шашки играли... Он единственный, кто не шпыняет меня за толстую попу и аппетит. Наоборот, говорит, что я -- типичный маленький Николсон.
   -- Николсон? Это киноактер такой?
   -- Нет, Николсон -- фамилия Роба. И он тоже в детстве был толстым, рыжим и очкастым.
   -- Погоди, я что-то запуталась. Роб Николсон -- дед Игоря Михайловича Каховского?
   -- Ага, он его пятнадцать лет назад отыскал, а до этого дед ничего о своем отце не знал. Такая история.
   Я решила, что сейчас вникать в перипетии судьбы писателя и его родственников не стоит. Тем более что Вера уже подвела меня к другой двери и открыла её.
   -- Это моя комната.
   Вот уж чего я не ожидала. Мне казалось, что я увижу обычную девчоночью детскую -- карамельных цветов, с рюшками и мягкими игрушками, а передо мной был самый настоящий рабочий кабинет. Никаких милых безделушек и пушистых ковров, главное место в комнате занимал большой стол с компьютером и полным набором периферии -- принтер, сканер плюс пара устройств, идентифицировать которые я не смогла. Вдоль стены тянулись деревянные полки, заставленные книгами, заваленные папками и просто бумагами россыпью. Кровать, небрежно застеленная синим покрывалом, и комод с лампой под синим абажуром.
   Увидев мое замешательство, Вера улыбнулась. Потом прошла, уселась в весьма солидное рабочее кресло и крутанулась в нем.
   -- Тут ты проводишь по многу часов. -- Я устроилась на подоконнике, таком же широком, как в моей комнате. -- Угадала?
   Девочка кивнула.
   -- И ты боишься, что я буду тебе мешать тебе играть?
   -- Меня такая ерунда мало интересует, -- ответствовало дитя. -- У меня и игрушек-то почти нет.
   -- Значит, интернет?
   Вера как-то равнодушно пожала плечами и отвернулась. Потом испытующе глянула на меня через плечо. Видно было, что ей не хочется раскрывать свои секреты. Но как всякий здравомыслящий человек, девочка понимала, что я как няня все равно это узнаю.
   -- Если я скажу, вы смеяться не будете?
   -- Обещаю -- не буду.
   -- Я пишу книгу.
   Наверное, мне нужно был всплеснуть руками и умилиться: ах, какой передо мной продвинутый ребенок! Но дело в том, что я сама в возрасте девяти-десяти лет сочиняла роман о некой юной особе, которая носила платья со шлейфами и почему-то берилловую диадему. Диадему я нагло сплагиатила из рассказов о Шерлоке Холмсе. Увы, ни память, ни история не сохранили более никаких следов данного шедевра.
   Поэтому я спокойно кивнула и поинтересовалась:
   -- Почитать дашь?
   -- А надо?
   -- Тебе решать.
   -- Тогда только после правки, ладно?
   -- Ого, профессиональный подход. Хочешь быть похожей на дедушку?
   -- Нет, -- она с негодованием замотала головой. -- Никогда! Только не на дедушку.
   Странная реакция. И вообще, оказывается, с детьми разговаривать куда сложнее, чем со взрослыми. Надеюсь, что когда мы ближе узнаем друг друга, проблем в общении станет меньше. А сейчас я чувствовала себя немного неловко -- ну чего привязалась к девчонке? Конечно, мне хотелось узнать побольше и о ней, и о семье, в которую я попала. Но расспрашивать мне казалось не совсем уместным -- буду выглядеть не в меру любопытной особой. Да и нужно быть честной перед самой собой -- меня это интересовало лишь постольку, поскольку я подписала договор и обязалась выполнять обязанности няни. Но не более. На самом деле я просто вырвала себя из своей привычной среды -- чтобы перестать зацикливаться на том, что меня буквально убивало все последние недели. Я оказалась не готова к потрясению, и оно вогнало меня в самую настоящую депрессию. Теперь я знаю, что это такое, и изо всех сил стараюсь избавиться от этой чумы. Мне больше не хочется сидеть в черной дыре отчаяния, вот я тащу себя оттуда за уши.
   В Москве осталась одна я, сюда приехала совсем другая. И дай бог, чтобы выбранное средство оказалось действенным.
   -- Итак, -- задумчиво произнесла я, напустив на себя важность, -- что мы имеем? С одной стороны -- желание творца уединиться и созидать, невзирая на необходимость вести здоровый образ жизни. А с другой -- воспитательницу, которой поручено, в том числе, и заставить этого самого творца побольше двигаться.
   -- Что делать будем? -- тревожно спросила Верочка.
   -- Искать разумный компромисс. Допустим, договариваемся, что ты раз в день ездишь верхом или плаваешь, или... чем тут ещё можно заниматься?
   -- Можно ещё играть в теннис, -- с отвращением выдавила из себя Верочка. -- Ненавижу!
   -- Ну, а велосипеды?
   -- Велосипеды есть, но я с них падаю. У меня что-то не то с чувством равновесия. Тогда уж лучше теннис.
   -- Отлично, правда, я в него плохо играю, вот заодно и потренируюсь. Значит, в пять часов отправляемся на конюшню?
   В моем голосе звучал избыточный оптимизм. Девочка с кислым видом кивнула.
   -- А сейчас...
   -- А сейчас у меня сончас, -- немедленно срифмовала она. -- После сытного обеда по закону Архимеда...
   -- Хорошо, -- улыбнулась я. -- Отдыхай. Без четверти пять я за тобой зайду.
   С этими словами я вышла из комнаты. Голову на отсечение даю, что девчонка тут же оживила спящий компьютер и затарахтела клавишами. Жаль, что в моем детстве не было не только компьютера, но даже простой пишущей машинки.
   Черт, что же там происходило с обладательницей берилловой диадемы?
  
   Глава вторая
   Вначале я хотела вернуться в свою комнату. Но потом решила, что сделать это всегда успею, и спустилась в холл. Сима уже убрала со стола и тащила куда-то пылесос.
   -- Если хочешь посмотреть телевизор, он в гостиной, -- она указала на распахнутую дверь. За ней виднелся камин и кресла.
   Я покачала головой. Вот уж телевизор мне смотреть совсем не хотелосьПройдя через столовую, я вышла в сад. Да, с этой стороны дома росло несколько яблонь и груш, но назвать это садом было слишком громко. Ещё тут была пара кустов роз с редкими бутонами и стояла скамья-качалка. Тропинка уходила в заросли не то туи, не то можжевельника -- вечно я их путаю.
   Странно, но людей нигде не было видно -- похоже, после обеда все разбрелись по комнатам. По тропинке я дошла до конца участка и обнаружила, что тут он огорожен, хотя и довольно высоким, но деревянным, а не каменным, забором. Нашлась и небольшая калитка, ведущая в лес. На ней был странный замок, с несколькими кнопками. Понажимав их и не добившись никакого эффекта, я хотела было вернуться, но тут раздались шаги. Из-за кустов отцветшей черемухи появился Федор.
   -- Хотите прогуляться? -- спросил он. Мне пришлось кивнуть. -- Наверное, Лаура забыла дать вам ключ от этих запоров. Работает эта штука просто -- отсюда отпирается тройным нажатием белой кнопки, а снаружи нужен магнитный ключ, он же подходит к главным воротам. Что-то моя мачеха стала забывчивой.
   Он достал из кармана брелок с несколькими ключами и отстегнул от него коричневую пластинку, наподобие тех, которыми отпираются замки на подъездах.
   -- Вот, оставьте у себя, я другой возьму. У нас их большой запас -- то ломаются, то теряются.
   -- А вы не хотите пройтись? -- из чистой вежливости поинтересовалась я.
   -- Нет, я очень быстро устаю. Восстанавливаюсь после пересадки костного мозга. Сейчас уже ничего, а первое время и несколько метров с трудом преодолевал. У меня лейкемия. И, главное -- родственников, как собак нерезаных, а в качестве донора только Валька подошел. Если бы не он, я бы сейчас, скорее всего, гулял бы по райским кущам. Или черти из меня шашлык бы жарили, что более вероятно.
   -- А сейчас как? -- осторожно спросила я.
   -- Говорят, что визит на небеса отложен, -- он широко улыбнулся, но взгляд оставался отрешенным. -- За калиткой тропинка разветвляется -- направо через лес ведет к реке, а налево -- дача Энгельгардтов и поселок. Там даже небольшой магазинчик имеется, только закрывается рано, часа в четыре уже замок обычно висит.
   -- Спасибо. Я лучше к реке схожу.
   -- Удачной прогулки.
   С этими словами Федор направился к дому, а я вышла за калитку. После московского воздуха дышалось среди сосен на удивления легко, я бы даже сказала -- вкусно. Пахло нагретой солнцем корой, хвоей и ещё чем-то неуловимо-лесным. Перепрыгивая через корни, я уже одолела основную часть тропинки, когда увидела реку. Впереди виднелась деревянная лестница, спускающаяся к небольшому пляжу. Там кто-то играл в волейбол, слышались смех и возгласы. Купальник я с собой, конечно же, не взяла, а просто так маячить, смущая своим одетым видом загорающих, желания не было.
   Поэтому вниз я спускаться не стала, только полюбовалась речной заводью. Берега тут были красивыми, с плакучими ивами, островками камышей и пологим песчаным пляжем. Потом я свернула влево, решив пройти поверху в более безлюдные места. Не успев удалиться от лестницы на полсотни метров, я неожиданно обнаружила ещё одну тропу -- она извивалась между деревьями и была явно выровнена вручную и тщательно утрамбована. Это была скорее дорожка -- шире велосипедной, но для машин все же слишком узкая. И вела она тоже к реке -- параллельно той, которая шла к пляжу.
   Я остановилась, раздумывая, куда мне идти, и тут неподалеку послышалась мелодия. "Кукарача". Не сразу до меня дошло, что это звонит мобильный телефон.
   -- Да, -- ответил глухой баритон. -- Это я, кто же ещё. Слушаю.
   Я завертела головой, пытаясь определить, откуда доносится голос. Похоже, из-за кустов боярышника, в которых скрывалась дорожка. Подслушивать я не хотела и поэтому пошла в противоположную сторону.
   -- Ты прав, с Саврасовым надо что-то делать, -- донеслось до меня.
   И следом сразу же:
   -- Ну так решай. Только раз и навсегда! Чтобы я о нем больше не слышал.
   Странный разговор, но что мне до него? Какой-то бизнесмен решает деловые вопросы. Идти дальше вдоль реки расхотелось, и я направилась обратно. Послеобеденная нега летнего дня куда-то испарилась, мне хотелось поскорее вернуться за высокий прочный забор.
   С некоторых пор подобные разговоры по мобильникам начали повергать меня в дрожь. Я даже знала, с какого именно момента. Стас тогда отвернулся и заорал в трубку совершенно неожиданным и незнакомым голосом: "С этим надо срочно решать! Срочно, я сказал!!!", потом глянул на меня через плечо и как-то сразу потух. Пробормотал, что ему нужно сейчас же вернуться на работу, встретиться с кем-то, а вечером он заедет ко мне и все будет хорошо. Но хорошо уже не было. На следующее утро позвонил Мишка и сказал, что Стас арестован. А потом был обыск... Я должна сказать спасибо, что он пожалел меня и в моей квартире ничего не нашли. Или не пожалел, просто так вышло...
   Я остановилась и потрясла головой. Это хорошее средство, чтобы прогнать ненужные мысли. Нужно забыть о том, что было. Потому что этого уже нет. Однажды я позволила себе поверить, что можно безоглядно доверять кому-то, и с меня одного урока хватит - я понятливая.
   Дойдя до калитки, я внезапно изменила свое решение. Хватит дергаться и идти на поводу у эмоций. Если я хочу расстаться с прошлым, надо прекратить прятаться в скорлупу, словно улитка. Поэтому я не зашла на участок, а направилась в поселок.
   Тропинка обогнула угол забора и вскоре вышла на дорогу, по которой мы подъезжали к дому. Вот и ворота с объективом над ними. Справа высилось много деревьев, из-за которых я вначале не разглядела соседний дом. И только подойдя поближе, заметила его. Этот участок, к моему удивлению, ничем не был огорожен, разве что невысоким штакетником, и то не везде.
   Сам дом был деревянным и одноэтажным - довольно большое строение со скатной крышей. Сбоку была пристроена высокая застекленная оранжерея. Вот только растений там не было видно - за мутными от грязи стеклами просматривались какие-то деревянные конструкции, наподобие старинных ткацких станков. Что бы это могло быть?
   Крыльцо дома тоже было странным, одна часть ступеней была заменена пологим съездом-пандусом. Вокруг не было заметно признаков обычной летней жизни. Ни машины, ни обычных предметов летней жизни - гамаков, шезлонгов или хотя бы мячика.
   А ведь этому дому, даже, скорее, даче было немало лет - дерево потемнело, а на крыше виднелся мох и росла маленькая березка. Да, это не хоромы Каховских.
   Внезапно из-за дома появился человек. Самый обычный - мужчина средних лет в джинсах и черной рубашке. Он сделал несколько шагов и тут заметил меня. Мне кажется, не такая уж я страшная, чтобы так вздрагивать. В следующее мгновение он отвернулся и скрылся в разросшемся около дома кустарнике. Странные у этой дачи хозяева...
   Немного постояв, я пошла дальше. Улица становилась все более обжитой, начали попадаться и небольшие деревянные избы, и кирпичные дома. Некоторые были новыми, большими, но ни один по своему стилю не мог сравниться с тем, где я буду некоторое время жить. В общем, обычный поселок, похожий на тысячи других. А вот и магазин. Я заглянула в торговый зал: не супермаркет, но необходимый набор продуктов и напитков тут имелся. И ещё витрина с мылом и стиральными порошками.
   За прилавком скучала полноватая сонная дева, словно сошедшая с рубенсовского полотна - пышное тело и чудесные каштановые кудри, сколотые на затылке и слегка прикрытые кружевной шапочкой. Завидев меня, дева вопросительно моргнула.
   Я купила эскимо, полюбовалась на коньяк в бутылке, сделанной в форме здоровенной стеклянной туфли, и покинула магазин. Так, с этим все понятно. Рядом с торговым заведением стояли два деревянных прилавка - похоже, это был центральный поселковый рынок. В связи с послеобеденным временем продавцов на нем оказалось немного - всего одна пожилая женщина, прятавшаяся за тремя оцинкованными ведрами с букетами цветов. Тут были гладиолусы всех мастей, розы, упакованные в целлофан, и какая-то более скромная цветочная мелочь.
   - Ты кто такая? - рявкнула из-за ведер бабка, когда я поравнялась с нею. От неожиданности у меня мороженое, которое я в этот момент кусала, чуть не слетело с палочки.
   - Человек, - ответила я, проглотив сладкий ледяной комок.
   - Вижу, что не собака. Где живешь?
   Приветливые, однако, люди обитают в этих местах. Просто верх культуры и воспитанности.
   - А вам, собственно, какое дело, где я живу? - удивилась я. - Или я должна отчитываться?
   - Должна, - заявила наглая баба, - если общество уважаешь.
   - Общество? - я обвела глазами пустынный пятачок перед магазином. Кроме греющейся на солнце кошки и въедливой торговки, больше никого не обнаружилось.
   - А ты думала, тут общества нет? - не унималась баба.
   - Общества не вижу, - отрезала я. - А даже если бы и было, какое кому дело, кто я и где живу.
   - Проститутка, стало быть, - с удовлетворением констатировала торговка. - Понаехали ту всякие прошмандовки! Шалава!
   - Да вы в своем уме?! - опешила я так, что дыхание перехватило. - Какого черта вы такие вещи говорите незнакомым людям!
   - А что я перед всякими паскудами должна реверансы крутить? Вот тебе! - между ведрами просунулась здоровенная фига.
   У меня появилось желание со всей силы шарахнуть по этим ведрам, но тут позади послышалось:
   - Никитишна, ты что это опять бушуешь? Полицию нравов изображаешь?
   В полном бешенстве я обернулась. И от неожиданности уронила таки проклятое эскимо. Из неслышно подъехавшего кресла на колесах на меня смотрели смеющиеся черные глаза. Владельцу их было на вид лет тридцать с небольшим, темные вьющиеся волосы, яркий рот и лицо чеканной лепки. Мне стало не по себе - увидеть молодого красивого мужика в инвалидном кресле...
   - Обижают? - спросил он и улыбнулся. - Извините, я напугал вас.
   - Меня сложно обидеть, - пробормотала я. - Просто непонятно, с чего вдруг такая агрессивность.
   - Никитишна, не перегибай палку, иначе больше цветы у тебя не куплю, - погрозил пальцем инвалид. Потом снова взглянул на меня и представился: - Андрей Энгельгардт, к вашим услугам сударыня. Можно просто Анри. А вы, наверное, гостья Каховских?
   - Я всего лишь няня внучки Игоря Михайловича. Саша.
   - Очень приятно, Саша.
   Он протянул мне руку, и я в ответ подала свою. Вместо рукопожатия Андрей галантно поцеловал её. Бабка за ведрами притихла, словно партизан. Только сопела.
   - Я бы подарил вам розы, - медленно произнес новый знакомый. -- Но не эти, думаю, они придутся вам не по вкусу. А у меня розы не растут, только кактусы почему-то. Хотя они тоже порой цветут. Вы видели, как распускается карликовая ребуция? У меня как рас сейчас она зацвела, а это случается нечасто.
   Я не имела понятия, как выглядит ребуция, а уж тем более, какие у неё цветы. Кактусы меня никогда не привлекали. Но в глазах Андрея была такая гордость за эту самую ребуцию, что я восторженно ахнула.
   - Неужели? Никогда не видела.
   - Если пожелаете уделить мне несколько минут, я бы вам её показал.
   - А... это удобно? - слегка растерялась я. Посещение соседей Каховских совсем не входило в мои планы.
   - Вполне. Только секунду...
   Он достал из кармана мобильный телефон и быстро набрал номер.
   - Марина, я приехал.
   На крыльце, подняться на которое инвалиду было невозможно, появилась томная дева с довольно большим пакетом в руках.
   - Здравствуйте, Андрей Максимович! Тут все, что заказывали.
   - Спасибо, Мариночка! Вот, держите.
   Он отдал ей кредитную карточку, а пакет поставил себе на колени. Девушка исчезла и спустя пару минут снова сбежала по ступеням, чтобы вернуть карточку. Ну надо же, куда у нас дошла цивилизация, уже и тут безналичный расчет.
   - Восемьсот одиннадцать рублей, - отрапортовала она. - Завтра вам минералку доставить?
   - Да, конечно. И побольше - погоды у нас стоят нынче жаркие.
   - Хорошо, тогда Васька с утра занесет, а вы потом рассчитаетесь.
   - Ещё раз спасибо, мой ангел.
   Под его взглядом пышнотелая Марина одновременно расцвела и смутилась. Энгельгардт помахал ей рукой и нажал какие-то кнопки на подлокотнике. Кресло развернулось и бесшумно покатило по пыльному асфальту.
   - Может, мне взять пакет, вам же неудобно, - предложила я, пристраиваясь рядом.
   - Ничего, я привычный. Вполне удобно. А вы, Саша, из Москвы приехали?
   - Да, но откуда вы...
   - Говорок у вас типично московский, - засмеялся он. - У матушки моей такой же был.
   Я заметила, что изъясняется он несколько странно - все эти обороты слегка отдавали манерностью. Впрочем, из уст Андрея они звучали естественно, он просто привык так говорить. Мы уже приближались к воротам Каховских, когда они медленно распахнулись и появился золотистый джип. Стекла были опущены, за рулем сидел сам писатель. Он молча помахал нам рукой и свернул на дорогу. Можно было идти дальше, и я обернулась к остановившейся, чтобы пропустить машину, каталке.
   Выражения лица Андрея было странным. Он будто оцепенел, провожая Каховского напряженным взглядом, а возле сжатых губ залегла резкая складка. Потом, словно очнувшись, он отвернулся и снова включил моторчик или двигатель - уж не знаю, что там у этой штуки было.
   - А ваша матушка... - произнесла я только чтобы не молчать.
   - Она умерла. Почти год назад, - ответил он глухо. - С тех пор я живу один.
   - Один?!
   - А что вы удивляетесь, за четыре года я привык управляться практически без чужой помощи. Мама была хрупкой, болезненной, а я вешу почти девяносто килограммов. Конечно, вначале мне помогали, но потом я решил - хватит! Ненавижу зависеть от кого-то. Так что сейчас ко мне только одна местная женщина через день приходит - готовит еду и убирает. Остальное делаю сам.
   Четыре года? А я отчего-то решила, что он инвалид с рождения. Интересно, почему мне так показалось?
   - Автомобильная авария, - произнес Андрей, словно читая мои мысли. Неужели у меня все было на лице написано? - Я поссорился с женой, напился в зюзю и сел за руль. Идиотизм, но тогда мне было плевать. Не справился с управлением, как написали в протоколе, и вмазался со всей дури в дерево. Перелом позвоночника. Одна радость была - жена от меня сбежала почти мгновенно, больше я её не видел. Смотрите, белка!
   Я подняла голову и увидела на сосне смешного серого зверька. Белочка спускалась по стволу вниз, неторопливо перебирая лапками. Энгельгардт тихо засмеялся.
   - Сейчас поищу, тут орешки должны быть.
   Он порылся в пакете. Нашел упаковку кешью и достал несколько орешков.
   - Вот, дайте ей.
   Я подошла к дереву, присела и, дождавшись, когда зверек спустится, протянула на ладони угощение. Белка застрекотала, зацокала, с подозрением рассматривая меня черными глазками, потом сцапала лакомство и, спрыгнув на землю, снова застрекотала.
   - Надо же, совсем не боится...
   - А чего ей бояться? Их тут никто не обижает.
   Я отдала зверьку остальные орешки и поднялась с корточек.
   - Вот тут я живу, - Андрей указал на тот самый старый дом с березкой на крыше. - Как вам моя лачуга?
   - Я уже её видела. Крепкий дом, хоть и довольно старый.
   - Его построил мой дед, когда только женился на бабке. Говорил, что нигде ему не работалось лучше. Потом и у отца основная его мастерская была тут. А я вот не в них пошел, - он невесело усмехнулся и, достав из кармана пульт, нажал кнопку.
   Дверь, к которой вело крыльцо с наклонным пандусом, скрипнула и распахнулась. Кресло-каталка легко въехала наверх.
   - Входите же, - обернулся Андрей.
   Я медленно поднялась по ступеням. Не слишком удобно вот так, внезапно, заходить в гости. Тем более, к инвалиду.
   Но, войдя внутрь, я остановилась в изумлении. Комната, в которой мы оказались, миновав небольшую прихожую, выглядела так, как я всегда представляла в мечтах, думая о собственном доме. Уютные клетчатые кресла, старинные - не старые, а именно старинные - бюро и шахматный столик, изразцовая печь, топка которой находилась где-то в другой комнате, а в этой - только округлый бок, отделанный до самого потолка бело-синей рельефной плиткой. Но главное - непривычно высокие стены, сверху донизу завешанные картинами. Это обилие не создавало ощущение загроможденности, наоборот, полотна были размещены с таким искусством, что превращали эту не слишком большую гостиную в настоящий зал.
   Рассматривая картины, я не заметила, как Энгельгардт исчез и через пару минут вернулся уже без пакета.
   - Вы выпьете со мной кофе? - спросил он. - А пока вода закипает, покажу вам свою ребуцию. Идите сюда.
   Словно железная скрепка за магнитом я отправилась за каталкой в соседнее помещение, нечто вроде большого эркера или утепленной веранды. Тут стояла плетеная мебель, пахло яблоками и жили цветы - два огромных олеандра, монстера и кактусы. Тот, который вызывал особую гордость хозяина, был помещен в центре круглого столика. Я посмотрела на небольшой колючий шарик в горшочке, увенчанный оранжево-алым граммофончиком, но впечатлилась мало - я ведь не знаток. Поэтому, чтобы не обидеть хозяина пришлось восхититься. Андрей улыбнулся, и я поняла, что обмануть его не смогла.
   - Ну что же, раз ребуция не оправдала ожиданий, придется угостить вас, Саша, кофе. Настоящим, доминиканским. Такой мало кто варить умеет. Вы ведь не откажетесь?
   - Не откажусь, - улыбнулась я. - У меня ещё полчаса свободны.
   - Вот и отлично. Это займет буквально несколько минут.
   Он действительно сварил кофе быстро и ловко. А я стояла в дверях просторной кухни и со смешанным чувством восхищения и жалости наблюдала, как легко он достает до раковины и плиты, как разливает в чашечки из тончайшего фарфора густой коричневый напиток. В скупых движениях была некая грация, словно у большого сильного зверя, ограниченного прутьями слишком маленькой для него клетки.
   - Саша, достаньте, пожалуйста, печенье из шкафчика, - попросил Андрей, оборачиваясь. - Я и сам могу, но вам проще.
   Слегка смутившись, оттого что он со своей проницательностью мог догадаться о моих мыслях, я сняла с полки жестяную коробку датского печенья.
   - Садитесь, не будем таскаться туда-сюда с подносом, - хозяин указал на низковатый для обычной кухни обеденный стол.
   Я взяла из его рук чашку, успев отметить, какие сильные и крупные эти руки. У него были длинные "музыкальные" пальцы, на левом безымянном - серебряный ободок обручального кольца.
   Кофе оказался действительно превосходным и очень ароматным. За окном покачивались сосновые лапы, а между ними плясали лучи солнца. Мне вдруг показалось, что я давным-давно знаю этого человека, часто прихожу в его дом и могу подолгу вот так, молча пить тут кофе.
   - И что же вас заставило пойти в няньки? - неожиданно спросил Энгельгардт, кроша в пальцах печенье. - Это ведь не ваш образ жизни.
   - Не мой, - согласилась я. - А что, так заметно?
   - Заметно, - он усмехнулся, словно мудрый старый кот. - В вас есть порода.
   Я не нашлась, что ответить. А потом случайно глянула на висевшие над плитой часы и подскочила:
   - Скоро пять! Мне уже надо идти.
   - Идите, Саша. Но я надеюсь, что вы будете заглядывать ко мне в гости. И когда-нибудь, может быть, захотите рассказать мне от чего или от кого сбежали сюда.
   Темные глаза смотрели на меня серьезно, хотя губы Андрея улыбались. А мне почему-то пришло в голову, что если бы он встал со своего инвалидного кресла, то оказался бы высоким, почти на голову выше меня. Если бы встал.
   - Может быть, расскажу, - с трудом произнесла я, потому что в горле появился неожиданный ком. И хорошо бы он его не заметил.
   - Нет-нет, не надо меня провожать, запротестовала я, когда он двинулся за мной, но кресло не остановилось. Он выехал на крыльцо и смотрел мне вслед все время, пока я шла к воротам дома Каховских.
   Странный человек. Красивый, несчастный и очень гордый.
   Или я как всегда начинаю идеализировать симпатичных мне людей?
   Ещё некоторое время я размышляла о новом знакомом, но потом, таща за собой вяло упирающуюся Верочку и при помощи Кирилла взгромождая её на низкорослую флегматичную кобылку Герду, почти забыла о нем. Непросто уследить за абсолютно неспортивным ребенком, впервые севшим в седло. Поэтому для начала мы выпустили новоявленную всадницу в манеж, и рыжий тощий Кирилл принялся объяснять ей, как и что надо делать, чтобы удержаться на лошади и при этом не слишком отбить себе филейные части тела. Поводив Герду в поводу, парень рискнул отпустить её, и Верочка тут же едва не свалилась. На этом первое занятие решили закончить.
   - А мне понравилась, - неожиданно заявила моя воспитанница, когда мы плелись обратно к дому. - Не самый худший способ сбрасывать лишние килограммы. А вы, Саша, почему не катались?
   - Я устала, - призналась я. - Встала чуть свет, да и вообще. Но завтра - непременно сяду в седло. А через пару дней мы с тобой и по лесу прокатимся.
   Девочка улыбнулась, и я заметила, что у неё очень славная мягкая улыбка. Думаю, что особых неожиданностей и неприятностей у меня с ней не будет. Больше всего я опасалась, что придется иметь дело с капризной и избалованной девицей, но мне повезло - Верочка была не из таких.
   Вернулись мы как раз к ужину. Я уже поняла, что семейные трапезы в этом доме имеют некий скрытый смысл - за обеденным столом то и дело возникает пока не совсем понятное мне напряжение. И хотя открытых пикировок почти нет, все больше намеки, взгляды или интонации, но отношения между домочадцами Каховского вовсе не безоблачны. Слишком сложные связи, какая-то потаенная конкуренция и недомолвки. Хотелось ли мне вникать во все это? Честно говоря, нет. Я тут человек случайный и ни в коем случае не рассчитываю на вхождение в чужой семейный круг. А это означает одно - мне ни в коем случае нельзя принимать чью-либо сторону.
   Приняв такое решение, я совершенно спокойно уселась за стол и принялась за паровые котлетки с овощным гарниром. Состав ужинающих был прежним, только Лаура появилась позже, какая-то нервная и хмурая. Каховский внимательно взглянул на жену, но промолчал. Валентин веселился, наблюдая, как Федор методично подкалывает Артура, а мальчишка начал заводиться и отвечал ему сердитыми репликами. Борцову происходящее явно не нравилось, он торопливо поел и сразу же ушел, сославшись на срочную работу. Одна Верочка выглядела безмятежной и уплетала ужин, ни на кого не обращая внимания.
   Я решила не пить чай - он на меня действует бодряще, а это мне совершенно ни к чему - хотелось бы сегодня лечь спать вовремя, а не таращиться в темноту. Вместо этого я вышла в сад и некоторое время бродила по мягкой хвое, удивляясь странной прихоти хозяев - им, похоже, нравился именно лесной ландшафт, а не английские лужайки и цветники. А. может быть, им просто было все равно. Когда я в очередной раз проходила мимо фасада дома, обращенного к озеру, над моей головой раздался легкий стук рам, а затем голос:
   - Саша, не могли бы вы подняться ко мне на пару минут?
   Я подняла голову - на втором этаже выглядывал в окно Каховский с неизменной трубкой в зубах.
   - Хорошо, Игорь Михайлович, сейчас.
   Кабинет писателя производил впечатление. Не размерами, хотя он был вдвое больше моей собственной гостиной, не великолепной дубовой мебелью - книжными шкафами, огромным столом и креслами, а именно атмосферой. Эта комната была создана для того, чтобы в ней работалось с удовольствием. Серовато-зеленые стены увешаны картинами, полки шкафов буквально ломились от книг, светился экран монитора компьютера, повсюду громоздились кипы распечаток, исчерканных цветными маркерами. А в застекленной витрине я увидела оружие - арбалет, дуэльные пистолеты, шпага с богато украшенным эфесом, кинжалы...
   - Нравится? - Игорь Михайлович Каховский был явно доволен произведенным впечатлением.
   - Да, - искренне ответила я.
   - Садитесь, Саша, - он указал мне на кресло у стола и отодвинул в сторону стопку папок. - Как вам наше семейство? Мы-то привыкли, но новому человеку оно может показаться ужасным. Просто клубок ядовитых змей, не так ли?
   - Я бы так не сказала, - вежливо не согласилась я. - Просто разные характеры и темпераменты.
   - Ай, бросьте, - Каховский махнул рукой. - Это ещё Полины нет. Вот уж кто умеет довести мой домашний зоопарк до белого каления.
   Он тихо рассмеялся, но звучал этот смех невесело. Я была в некотором замешательстве. Если мой работодатель позвал меня только для того, чтобы узнать мнение по поводу членов семьи...
   - Вовсе нет, - проницательно улыбнулся Каховский. - Я хотел сказать вам, что нанял вас для Верочки, прекрасно сознавая, что моей внучке нужна скорее подружка, чем бонна. Девочке тут довольно одиноко, из сверстников в поселке только пара местных мальчишек, так что сами понимаете...
   - Я понимаю, - кивнула я.
   - Мне кажется, вы сможете с ней поладить, - продолжал Игорь Иванович. - Поэтому я не требую от вас особого рвения на ниве воспитания, Вера - ребенок разумный. Хочется ей писать книги - пусть пишет. Главное, чтобы у неё было с кем поговорить, в том числе, и об этом.
   - А разве с вами она о том, что пишет, говорит? - не выдержала я.
   - Увы, нет, - грустно улыбнулся Игорь Михайлович. - Семейное самолюбие всех Каховских не позволяет. Я - в некотором смысле конкурент и антигерой, так что для Веры не авторитет. Вот, собственно, и секрет того, почему я обратился к Василисе Яновне с просьбой найти доброго и славного человека. И я доволен её выбором.
   - Спасибо, - только и нашлась я что ответить на столь откровенный комплимент.
   - Да мне-то за что? Самое обидное в том, что раньше мы с внучкой были большими приятелями, но вот уже примерно год, как все изменилось. И знаете, у меня так почему-то было со всеми детьми. Любовь и дружба в раннем детстве, а потом - все большее непонимание. Наверное, дело во мне самом, но я бессилен разобраться и понять причины такого отчуждения.
   Раздался тихий стук в дверь.
   - Вань, ты? - Каховский недовольно мотнул головой.
   - Да, Игорь... - Борцов заглянул в кабинет и. увидев меня, осекся. Лицо его было встревоженным.
   - Что-то случилось? - спросил хозяин.
   - Звонил Лео...
   - И что сказал?
   - Он просил передать, что сегодня не приедет. Попал в небольшую аварию, но все в порядке - сам цел. Так что просил не волноваться. Заночует в городе.
   Каховский встал, и я вновь заметила, какой он крепкий и сильный - словно большой зверь. Он высился за столом, хмуря брови и о чем-то размышляя, потом бережно опустил нераскуренную трубку, которую во все время нашего разговора держал в руке, на специальную подставку и повел плечами.
   - Спасибо, что передал. Иди, работай.
   Думаю, что мы оба, и я, и Иван Иванович, заметили, как побелели костяшки пальцев кулака, который хозяин дома поспешил сунуть в карман брюк. Хотя, собственно, что странного в том, что он обеспокоен тем, что сын попал в аварию?
   ***
   Остаток вечера я провела за чтением. Верочка засела за свой компьютер, в гостиной слышались голоса и музыка - там смотрели телевизор. Но мне хотелось тишины, и я пораньше улеглась в постель с прихваченной из библиотеки книгой. На обложке на фоне двух рубящихся на мечах бородатых мужиков алели буквы: "Игорь Каховский. Битва комедиантов".
   Оказалось, что мой работодатель писал фэнтэзи. Не научную фантастику, детективы или исторические романы. Фэнтэзи. Слава богу - не любовные романы. Я не слишком любила саги о магах и эльфах, но осилила несколько глав до того момента, как сон взял верх над историей о неком королевстве и его злобном правителе. С некоторых пор это стало для меня спасительной привычкой - засыпать с книгой под щекой. Это помогает не терзаться ставшими ненужными воспоминаниями.
  
   Глава третья
   Меня разбудил яркий солнечный свет - пронырливые лучи нашли лазейку в неплотно задернутых с вечера шторах. Открыв один глаз, я первым делом взглянула на будильник. Ничего себе... почти десять часов! Время завтрака давно миновало, а меня никто не потрудился разбудить. Наверное, решили дать выспаться с дороги. Или просто забыли. Второй вариант показался мне более правдоподобным.
   Усевшись на кровати в позе лотоса, я сделала несколько глубоких вдохов и медленных выдохов. Уже пару лет даю себе слово основательно заняться йогой, и все время что-то мешает.
   В доме царила тишина. Та тишина, которая свойственна большим просторным домам с толстыми стенами. Я соскочила на пол и накинула халат. Потом отдернула шторы и впустила в комнату солнечный свет. Как же хорошо... Открыть утром окно и вместо городского смога - запах соснового леса. Моя комната, как и кабинет Игоря Михайловича, выходила в сторону реки. Отсюда она только угадывалась - блеском воды между деревьями.
   Шаркая тапками и зевая, я отправилась в ванную. Разнеженному телу хотелось теплой воды и душистой пены. А потом... потом я возьму купальник и потащу Веру на пляж, в такой чудесный день нельзя сидеть в четырех стенах.
   Толкнув дверь, я ввалилась в сверкающее кафелем помещение и, едва не подавившись очередным зевком, ойкнула:
   - Извините!
   Потому что в ванне кто-то уже был. Какой-то тип, лицо которого я не рассмотрела, да и зачем мне его было рассматривать?
   Пулей я вылетела в холл и прикрыла дверь. Как неловко получилось... Впрочем, тип сам виноват, мог ведь запереться изнутри, как все нормальные люди делают.
   В ответ на мои извинения реакции не последовало - в ванной царила полная тишина, не было слышно даже плеска воды. Как бы я сама прореагировала на подобное вторжение? Ну, уж наверняка как-то проявила бы себя. Скорее всего, взвизгнула, в этом я большой специалист.
   Топтаться около двери было глупо, лучше вернуться в комнату и принять душ попозже. А как, интересно, я узнаю, что этот мужик уже освободил ванную? Бегать проверять и извиняться? Более идиотской ситуации не придумаешь.
   Я вышла на балкон и несколько минут любовалась пейзажем, ожидая, что товарищ, оккупировавший санузел, все-таки покинет его, и я услышу стук двери. Но ничего подобного не происходило.
   Интересно все же, кто это был? Не Каховский и не его сыновья - у них шевелюры будь здоров, а я видела коротко остриженный затылок... Почему затылок? Тут только до меня начало доходить, что поза сидящего в ванне была весьма своеобразной - он лежал, свесив руку и положив голову на бортик, поэтому я и не видела его лицо. Похоже, он просто уснул.
   Вернувшись к двери ванной, я деликатно постучала и просила:
   - Извините, вы скоро?
   Ответа не было, и тишина царила гробовая. Я начала злиться - все-таки, санузел тут общий. В конце концов, нужно понимать, что кому-то может понадобиться с утра зубы почистить!
   Я постучала уже не деликатно, а достаточно громко. Ну вот, сейчас я ещё и крик подниму, на который непременно появится кто-то из обитателей дома. А я тут скандалю - лохматая и в халате. С досады я шарахнула по двери кулаком и от удара она открылась - медленно и плавно.
   - Эй, - трагическим шепотом произнесла я, - ответьте только...
   Тут до меня дошло, что открывшаяся картина нисколько не изменилась - тип продолжал лежать в ванне, как ни в чем не бывало.
   - Тук-тук-тук! - я постучала по двери бутылочкой с гелем для душа. - Уже утро, пора просыпаться.
   Никакой реакции.
   - Просыпаться пора... - промямлила я, выдержав долгую паузу. Сердце внутри скатилось куда-то в колени, и они мелко задрожали, потом с трудом отлепила тапки от кафеля и сделала два шага вперед.
   А потом заорала.
   Потому что человек лежащий в ванне был мертв. Я поняла это сразу же, как только смогла увидеть его лицо - посиневшее и перекошенное.
   ***
   Интересный я человек все-таки. Да, уж что-что, а визжать и орать я умею, и делаю это всегда вовремя и с чувством. После чего с ощущением исполненной миссии начинаю вести себя хладнокровно и в некотором смысле даже цинично. Вот и сейчас, вместо того, чтобы мчаться испуганной ланью и с воплями вцепиться в первого встречного или, что ещё более эффектно, рухнуть в обморок, я с патологическим любопытством уставилась на мертвеца.
   Раньше я этого человека в доме не встречала - это совершенно точно. На вид - лет тридцать пять или чуть больше, средней комплекции, но тело тренированное и сильное. На видимой его части никаких татуировок, родинок, ран - вообще ничего. А лицо... Наверное, при жизни оно было довольно симпатичным, но поручиться я не могла - мешала страшная гримаса, застывшая на нем. Вот и все, что мне удалось рассмотреть.
   Хотя была ещё одежда - на вешалке я заметила джинсы и рубашку, весьма несвежие с виду. На полу валялись истрепанные дешевые кроссовки.
   Кто это может быть? И почему до сих пор никто не поспешил на мой крик?
   Хотя если учесть, что я вопила на верхнем этаже да ещё в ванной, то могли и не услышать или подумать, что это звук из телевизора. Пятясь, я вышла в холл и осторожно прикрыла за собой дверь. Вариантов, кому в первую очередь сообщать о жуткой находке, не было, и я побежала вниз по лестнице.
   - Кто там? - отозвался недовольный голос Каховского, когда я забарабанила в дверь его кабинета.
   Выслушав меня, хозяин дома стал мрачен и задумчив. Потом резко встал из-за стола.
   - Идемте, покажете.
   Мы поднялись наверх, и Игорь Михайлович некоторое время внимательно рассматривал мертвеца. Потом недовольно пожал плечами и заявил:
   - Понятия не имею, кто это. Откуда он мог тут появиться?
   - Вы... вы у меня спрашиваете? - растерялась я.
   - Ах да, простите, Саша. Но я в полном недоумении. Мне всегда казалось, что я имею представления о том, кто находится в доме. Да и гостей у нас бывает не так уж много. А этот субъект...
   Он двумя пальцами ухватил джинсы за штанину, и я увидела, что ткань покрыта грязными пятнами, словно перед тем, как принять ванну, владелец этих штанов ночевал где-то в канаве.
   Потом Каховский снял очки и устало потер переносицу.
   - Ладно, делать нечего, придется разбираться с этим скверным сюрпризом. В общем, я сейчас вызову милицию и... ещё одного человечка. А вы тем временем посмотрите, кто есть в доме. Пусть соберутся у меня в кабинете - все. Впрочем... Веру не зовите, незачем пугать ребенка.
   Я послушно кивнула.
   - Кстати, можете одеться, - внезапно улыбнулся писатель, и только тут я сообразила, что стою рядом с ним в шелковом наряде весьма легкомысленной длины. Вспыхнув, я бросилась в свою комнату. Потом, приняв более пристойный вид, отправилась на поиски домочадцев.
   ***
   Милиция приехала спустя почти час. К этому времени глава семейства устроил форменный допрос всем, кто оказался в доме - а таковых было немного, потому что Лаура и Артур рано утром уехали в Москву - мальчишке нужно было к стоматологу, Борцов отправился с ними, чтобы утрясти какие-то дела в издательстве. Женя повез их, поэтому его тоже не было. Валентин, оказывается, уехал ещё вечером - на электричке - по каким-то своим делам. Так что в кабинете собрались только Федор, Сима и Николай Григорьевич - представительный пожилой мужчина с коротким ежиком седых волос на голове.
   И я - все ещё оглушенная случившимся.
   На вопрос хозяина дома о том, откуда мог появиться неизвестный, скончавшийся в ванной комнате на третьем этаже, все только удивленно округляли глаза и пожимали плечами - никто даже не подозревал, что кто-то посторонний находится в доме.
   - Саша, вы ночью никаких звуков шагов или шума не слышали?
   Пришлось сообщить, что я спала без задних ног. А если я сплю, то разбудить меня можно разве что выстрелом из пушки. Да и то, если стрелять где-то рядом.
   - И что, никаких посторонних рядом с домом ни вчера, ни сегодня утром никто тоже не заметил?
   - А когда он... того? Помер-то? И отчего? - пискнула Сима, нервно теребя фартучек.
   - Понятия не имею, - пожал плечами Игорь Михайлович. - Приедет милиция - установит. Но сам факт того, что кто-то вот так запросто влезает в дом...
   И тут я вспомнила... Лицо я тогда не рассмотрела - слишком далеко. Но вот джинсы и рубашку и я точно вчера видела.
   - Значит, он бродил около дома Энгельгардта? - задумчиво переспросил Каховский. - Вы уверены?
   Уверена я не была - таких штанов и рубашек миллионы. Возраст и комплекция, вроде бы, подходят, но и только. Да и что дает тот факт, что незнакомец шатался по поселку ещё вчера? Понятно, что он не на крыльях сюда прилетел.
   - Наверное, влез ночью и решил помыться, - высказала предположение Сима.
   - Обычно в дом влезают, чтобы что-то украсть, а не ванну принять, - резонно возразил ей повар. - Бродяг везде хватает, но обычно они прут что-нибудь и убегают.
   - А двери-то ночью все были заперты? - поинтересовался Федор.
   - Да кто ж их знает, - вскинулась горничная. - Я перед отъездом все запираю, а там уж - кто знает, кого куда понесет. Сколько раз говорила, особенно о тех дверях, что в столовой - вышел, так запри за собой! Но ведь не слушают - шастают туда-сюда. А чуть что...
   - Сима, никто вас ни в чем не обвиняет, - поморщился Каховский. - В конце концов, нашей вины в том, что некто влез в дом и умер, нет. Просто странно, что никто ничего не видел и не слышал.
   Вскоре прибыла милиция, а вслед за ней подъехала белая служебная "Волга", из которой выбрался высокий статный мужчина лет пятидесяти с брезгливым выражением холеного лица.
   - Анисимов пожаловал, - шепнула мне Сима, пробегая мимо. - Заместитель нашего мэра, они с хозяином приятели давние.
   Присутствовать при осмотре места происшествия я сочла излишним и вышла в сад. Там уже был Федор - сидел на скамье-качалке и читал.
   - Саша, идите сюда, - крикнул он, когда я появилась. А когда я уселась рядом, добавил: - Похоже, эта маета надолго, так что лучше держаться в стороне.
   Мне хотелось сходить в лес или к реке, но милицейский капитан просил не удаляться от дома - я вроде как главный свидетель получаюсь.
   - Что у нас случилось? - крикнула нам из своего окна Верочка. - Тут какие-то люди ходят.
   - Сейчас я к тебе поднимусь, - спохватилась я. - Не бойся, это милиция.
   - А я и не боюсь, - рыжая головка скрылась в оконном проеме.
   - Маленькая железная леди, - пробормотал Федор.
   - Что? - не поняла я и встала с качалки.
   - Верушка наша - с виду флегма и квашня, а на самом деле весьма упорная и настойчивая маленькая женщина. Каховская - во всех смыслах.
   - Пойду к ней, - улыбнулась я. - Маленьким железным леди тоже бывает неуютно и одиноко.
   - Неуютно и одиноко бывает всем, - пробормотал Федор. - Вот предлагал же мне Валька с ним поехать... И почему я отказался?
   Верочка встретила меня градом вопросов. Пришлось сказать правду. Но вопреки моим опасениям, глаза девочки засверкали любопытством, в них не появилось и намека на страх. Впрочем, в её возрасте я тоже имела весьма смутное представление о смерти. Мне повезло, лет до тринадцати я даже на похоронах ни разу не присутствовала.
   - Может быть мне написать детектив? - задумчиво произнесла девочка. - Но я плохо представляю убийства, так что вряд ли получится.
   - Не думаю, что это убийство. Даже вовсе так не думаю, - поспешила я отговорить её от этой мысли. - Просто сердце прихватило, так бывает.
   - Тогда это неинтересно, - последовал вердикт. - Да и у кого тут могут быть причины убивать какого-то бродягу?
   - Никаких причин нет, - согласилась я.
   - Вот и я так думаю.
   Мне показалось, что Верочка о чем-то задумалась, но потом встряхнула головой, словно отгоняя пришедшую ей в голову мысль.
   Примерно час мы болтали и решали сканворды в каком-то журнале. Потом меня позвали в гостиную, и я подробно рассказала капитану о том, как нашла мертвеца в ванне. Подписав протокол, я спросила, отчего все же умер неизвестный мужчина. И получила незамысловатый ответ:
   - Вскрытие покажет.
   Когда я рассталась со следственными органами, в столовой уже накрывали к обеду. А почему бы и нет? Мертвое тело уже упаковали и увезли, вскоре жизнь вернется в привычную колею, и о неприятном инциденте быстро забудут. Так и должно быть. Правда, на этот раз за столом было непривычно тихо, все сидели, уткнувшись в тарелки, и только хозяин дома иногда тихо переговаривался со своим гостем. Насколько я поняла, Анисимов приехал после звонка Каховского - чтобы милиция не слишком уж донимала семейство писателя. Все же местная власть имеет в таких делах значительный авторитет.
   - Не волнуйся, Игорь, - заявил Анисимов, вставая, наконец, из-за стола. - Думаю, что больше никого не побеспокоят.
   - И надо же было, чтобы какой-то бомж выбрал именно мой дом, - досадливо поморщился Каховский, пожимая руку гостю. - Извини, Олег, что оторвал тебя от дел, но не хотелось, чтобы развели волокиту и нервы трепали.
   - Да правильно сделал, - широко улыбнулся гость. - Такой человек, как ты, в наших краях особого внимания достоин. Оберегать и лелеять должны.
   - Давай-ка поднимемся ко мне - покурим, поговорим, - предложил Каховский. - У меня там бутылочка твоего любимого "Хеннеси" припасена.
   - Ох, горазд ты соблазнять, но, извини, некогда. Совещание через час.
   - Ну, тогда в выходные приезжай, порыбачим, расслабимся. С Ольгой приезжай.
   - До выходных ещё дожить надо, - тяжко вздохнул Анисимов. - Но предложение заманчивое, я жене обязательно твое приглашение передам.
   С этими словами, он неспешно вышел из столовой. Федор вслед скорчил брюзгливую мину и хмыкнул. Отец погрозил ему кулаком и пошел провожать гостя.
   Милиция уехала ещё раньше, так что спокойствие снова воцарилось в доме.
   - Ленька звонил, - зачем-то сообщил мне Федор. - У его машины вчера колесо на ходу отлетело. Вот вам и техосмотры с профилактикой.
   - Да, я слышала, - кивнула я. - С ним, вроде бы, все в порядке?
   - Да что с ним сделается, - фыркнул любящий брат. - А вот то, что у тачки морду побил - это жуткая трагедия.
   Я невольно взглянула на Верочку, но та пила сок с совершенно незаинтересованным видом. А ведь речь шла о её отце.
   - Папа мне тоже звонил, - девочка поставила на стол опустевший стакан и встала. - Обещал вечером приехать и все рассказать. Саша, мы сегодня пойдем на конюшню?
   - Обязательно, мы же договорились вчера с Кириллом. В пять часов.
   - Хорошо, тогда до пяти!
   С этими словами она убежала. А я решила, что раз уж у нас сложилось какое-то подобие распорядка, то самое время повторить вчерашнюю прогулку. А ещё лучше - спуститься на пляж и позагорать.
   Но вместо пляжа я направилась в сторону магазина. Вообще-то, меня привлекал старый дом с березкой на крыше, но топать прямиком туда у меня нахальства не хватило.
   Никитишна была на боевом посту, и букеты выглядели точно так же, как вчера. Завидев меня, бабка демонстративно поджала губы и отвернулась. Зато сонная дева за прилавком магазина при моем появлении оживилась:
   - Здравствуйте!
   - Добрый день, - вежливо ответила я.
   - Вам мороженое?
   Сладкое и липкое мороженое меня не прельщало. Подумав, я купила баночку холодной газировки.
   - А вы... Андрею Максимовичу кем приходитесь? - как бы между прочим спросила девушка, отсчитывая сдачу.
   Я улыбнулась:
   - Никем, мы только вчера с ним познакомились.
   - А-а-а... - протянула Марина, явно томимая желанием ещё что-то спросить, но промолчала. Потом вдруг оживилась и шепотом сообщила:
   - А у нас тут мужчину мертвого нашли. Прямо в доме у писателя Каховского. Представляете?
   - Представляю, - вздохнула я. - Мало того, это мне выпало сомнительное счастье найти труп.
   - Да что вы говорите! - брови продавщицы поползли вверх. - Правда?
   - Истинный крест.
   - Ужас какой! Я бы, наверное, со страху сама умерла. А вы испугались?
   Отхлебнув из банки, я кивнула.
   - А он, правда, голый был? - Марина даже раскраснелась от любопытства.
   - Он лежал в ванне с водой, - подумав, ответила я. - Без одежды, естественно. Кто же одетым купается? Кстати, вы его могли видеть в поселке - мужчина лет тридцати пяти, среднего роста в джинсах и черной рубашке. Был такой?
   - Нет, - разочарованно покачала головой дева. - Никого такого не видела. У нас тут летом дачников много, но похожих мужчин я ни вчера, ни позавчера не заметила. А до этого я болела, дома сидела. И отчего он умер-то?
   - Сердечный приступ, говорят.
   Я решила, что слишком уж разговорилась, и пора отправляться восвояси. Марина проводила меня разочарованным взглядом - наверняка ей смертельно скучно торчать целый день за прилавком и хочется с кем-нибудь поболтать. А тут такой повод...
   Спустившись с крыльца, я огляделась. Но кроме двух катающихся на велосипедах пацанов и мегеры-цветочницы, никого не заметила. Швырнув опустевшую банку в урну, я прошлась по сонной улице. Тишина - даже собаки из-за заборов не брехали. Только откуда-то тянуло запахом дыма и жареного мяса - кто-то готовил шашлыки или барбекю.
   Откуда появился изрядно побитая жизнью серая "Ауди", я не поняла, но, расслабленная тишиной и теплом, еле успела среагировать и отпрыгнуть в лебеду. Дребезжа и подскакивая на ухабах, машина промчалась мимо, едва не задев меня крылом, а водитель даже голову не повернул. Я восприняла это как знак - даже тут нельзя расслабляться. Вот и утром - только мне показалось, что я поселилось в самом тихом и спокойном уголке мира, и тут же наткнулась на труп.
   Дойдя до конца улицы, я остановилась в нерешительности - дальше начинался довольно исхоженный лес, и можно было попытаться обогнуть часть поселка и выйти к реке. Тогда я смогу вернуться домой вдоль берега. Или не стоит экспериментировать и повернуть обратно?
   Как я поняла, поселок Ивановка раньше был обычной деревней, а уже позже начали строить дачи - ближе к реке. Теперь же и деревенские усадьбы и дачи перемежались особняками - кирпичными неуклюжими монстрами, частично ещё недостроенными. Большинство из них имели огромные участки, но некоторые теснились чуть ли не на шести сотках, вплотную к почерневшим избам-пятистенкам. Удивительный социальный калейдоскоп.
   Я все же решила пройти лесом - не понравилось мне из-за отсутствия культуры у местных водителей выпрыгивать из-под колес. И даже если он тут такой один, все равно неприятно.
   Вернувшись домой, я вытащила свою подопечную из-за компьютера и отправилась с ней на конюшню. На этот раз Верочке удалось проехать несколько кругов по манежу и не свалиться с лошади. Мне Кирилл оседлал немолодого мерина Красавчика, а посмотрев, как я держусь в седле пообещал дать назавтра более резвую лошадь. Ну что же, три года, которые я провела в секции конного спорта, не пропали даром. Да и потом я иногда ездила к Василевским - те держали конюшню в Подмосковье. Я вспомнила свою последнюю поездку туда и поежилась. Что, если бы я вернулась на полчаса позже?..
   Пора бы научиться думать об этом без дрожи, но я не могу. Легко ли продолжать жить, не думая о том, что любила оборотня? И мало того, что любила, так и нужна ему была всего лишь, как прикрытие и страховка. Если бы я не вернулась от Василевских за полчаса до прихода милиции и не полезла бы в шкафчик на балконе, то сейчас сидела бы в камере в ожидании суда. Потому что Стас продумал все очень хорошо.
   - Саша, что с вами? - ухватила меня за руку Верочка. - Вам плохо?
   - Нет, - я замотала головой. - То есть, да. Не обращай внимания, просто вспомнила неприятную историю.
   - Я тоже не люблю вспоминать неприятные истории, - задумчиво произнесла девочка.
   - Думаю, что этого никто не любит...
   - Смотрите, Саша, папа приехал! Пойдемте, я вас познакомлю!
   Около гаража я увидела высокого полноватого мужчину с ранними залысинами в светлых волосах. Он улыбнулся Верочке и вопросительно глянул на меня.
   - Здравствуйте. Вы и есть самая замечательная в мире няня по имени Саша? - спросил он. Меня разочаровал голос - слишком высокий и одновременно какой-то невыразительный. Я вежливо кивнула.
   - Можете звать меня Лео, как все тут привыкли, хотя, в общем-то, я - Леонид. Ты где это была, стрекоза? - он поцеловал дочку в висок и стряхнул с её волос сухую сосновую иголку. - На речке?
   - Нет, мы ездили верхом! - Верочка с увлечением принялась рассказывать отцу, как училась управлять лошадью, а я, чувствуя себя лишней, откланялась и пошла в дом. Там царила напряженная суета, Сима с красными пятнами на щеках протирала пыль, Борцов о чем-то спорил с Федором в гостиной - на повышенных тонах, потому что их было достаточно хорошо слышно. Мимо проскочил Артур с книгой в руках и плеером на шее и, поздоровавшись, быстро покинул дом. На антресоли я заметила массивную фигуру хозяина дома, который, попыхивая трубкой, наблюдал сверху за холлом.
   Кажется, к ужину вернулись все отсутствовавшие утром ... И наверняка атмосфера за столом будет ещё более накаленная, чем обычно. Мне сразу же расхотелось есть. Но избежать этого было вряд ли возможно, и я, вздохнув, отправилась переодеваться. Дверь в комнату Валентина была приоткрыта и оттуда доносилась приглушенная музыка.
   После верховой езды мне нужно было принять душ.
   Сима мне ещё утром сказала, что раз у нас такое случилось, я вполне могу пользоваться санузлом гостевой комнаты на втором. Хотя особой впечатлительностью я не страдаю, и сейчас, когда трупа в ванной уже нет, вполне могла бы помыться и там. Но, подумав, я решила, что, может быть, сделаю это завтра, а сегодня все же спущусь этажом ниже.
   Я постаралась при этом не попасться никому на глаза - Игорь Михайлович уже ушел в свой кабинет, и из-за двери доносились отрывистые фразы, он разговаривал с кем-то по телефону.
   Толкнув указанную горничной дверь, я оказалась в спальне, которую только номинально можно было считать гостевой - комната явно носила отпечаток человека, который довольно часто жил в ней. Темно-синие стены, лихорадочно-розовое покрывало на кровати, лиловый ковер. Ненавижу такую гамму. Кажется, Сима говорила, что этой комнатой пользуется дочь Каховского Полина, когда приезжает к отцу из Германии.
   Порадовавшись, что меня поселили не тут, я шмыгнула в ванную.
   ***
   - Привет, - услышала я, когда выходила из своей комнаты, готовая отправиться в столовую. - Говорят, сегодня тебе пришлось пережить нехилое потрясение.
   Валентин стоял на балконе, оперившись спиной о поручни, и на его лице я не заметила обычной шутовской усмешки.
   - Было дело. Не слишком приятно обнаружить такой сюрприз. Особенно спросонок.
   Мы оба помолчали, я - выжидательно, Валентин - тоже. Он не выдержал первым:
   - Откуда тут мог взяться этот тип? Сразу говорю, что меня это интересует не просто умозрительно, но об этом - позже.
   - Ты что-то подозреваешь? - насторожилась я.
   - Не-а... Ты можешь смеяться, но сегодня я растерян, как двоечник у доски. Что бывает крайне редко, потому что я, как ты могла заметить, на редкость самоуверенный индивидуум. Причем, растерян я не по поводу мужика, решившего помереть в нашей ванне. Хотя это как-то странно совпало.
   - Если ты хотел меня заинтриговать, то тебе это удалось. Расскажешь, в чем дело?
   - Да, но после ужина. Не хотелось бы пропустить увертюру, гром, молнии и искусственный дым из-за кулис. Пошли?
   - Пошли, - вздохнула я.
   Не знаю, как насчет грома и молний, но искусственного дыма в этот вечер я действительно увидела немало. Могла бы, наверное, и больше, но пока ещё не вполне владела ситуацией.
   Естественно, все разговоры за столом вились вокруг утреннего происшествия. Лаура сидела бледная и встревоженная, то и дело искоса поглядывая на мужа. Тот хранил каменное молчание, вместо него кипятился Лео. Собственно, речь шла о том, то надо бы нанять охранника, выстроить каменный забор по всему периметру и завести пару собак, которых можно будет выпускать на ночь, чтобы больше никто не влез в дом.
   Против таких мер никто не возражал, и речь шла лишь о том, как бы быстрее все это устроить.
   - Давно надо было подумать о том, в каком месте мы живем. Тут подозрительных личностей и бомжей сколько угодно слоняется. Странно, что мы до сих пор ещё сами не пострадали.
   - Ты лучше расскажи, как это ты в забор впилился, - ковыряя гурьевскую кашу с пенками, перебил его Борцов.
   - Да как... - моментально помрачнел, словно туча, Лео. - Если бы дело было на трассе, костей бы не собрал. А так... въехал в штакетник, получил в физиономию надувным мешком, ребра ещё ноют, но переломов нет. Обошлось, короче. Но скандал я в автоцентре закатил по полной программе. Профилактику-то они мне всего две недели назад делали. А тут - нате, колесо на повороте отвалилось.
   - Эк тебя угораздило, - хмуро бросил Игорь Михайлович. - Надо будет Жене сказать, чтобы проверял теперь твои колеса каждый вечер.
   - А ещё лучше - каждое утро, - пробормотал Валентин. - Мало ли что за ночь может случиться.
   - Что ты имеешь в виду? - напрягся Лео.
   - Да так, ничего. Забочусь о любящем брате.
   Мне этот диалог почему-то не понравился, хотя вроде бы ничего особенного в нем не прозвучало. Остальным тоже было не совсем приятно это слышать. Борцов даже поморщился. Лаура резко встала из-за стола.
   - Я устала. Извините, пойду отдохну.
   Каховский даже не взглянул на жену. От его трубки пахло вишневым листом и ванилью.
   - Хотите шоколадный крем, Саша? - шепотом спросила сидящая рядом со мной Верочка. - Не обращайте внимания, они всегда так...
   - Спасибо, - отказалась я от крема. - Лучше дай мне грушу, если дотянешься до вазы.
   - Завтра приезжает Лукьянец, - как бы между прочим сообщил глава семейства. - Сима, передайте Николаю Григорьевичу - завтра к обеду никакого сельдерея, иначе Антон, как в прошлый раз, волдырями покроется.
   - Антон Лукьянец, это дедушкин издатель. Противный тип, - снова шепнула мне Верочка. - Вечно со мной сюси-пуси разводит.
   Я что-то слышала об издателе по фамилии Лукьянец, но вот в каком контексте?.. Нет, не помню. Скорее всего, ни в каком, просто упоминали при мне фамилию. Мне неожиданно захотелось поработать. Подобное желание не появлялось давно - с момента краха прошлой жизни - и я удивилась. Хорошо, что флешку с собой прихватила, иначе досадно было бы.
   Но добраться до компьютера мне помешал Валентин - увидев, что я поднимаюсь по лестнице, он устремился за мной.
   - Пошли ко мне в комнату, мне нужно тебе кое-что показать.
   Я спиной почувствовала чей-то насмешливый взгляд. Обернулась - Артур. Мальчишка стоял перед зеркалом и, казалось, любовался собственным отражением, но на самом деле внимательно наблюдал за нами. Ну вот, только сплетен мне не хватало...
   - Не боись, - усмехнулся Валентин, угадав мои мысли, - ни в чем предосудительном нас не заподозрят.
   Я пожала плечами, демонстрируя, что мне все равно.
   В своей спальне Вэл достал из ящика комода пластиковый пузырек и вытряхнул на ладонь белые пилюльки.
   - Смотри, как, по-твоему, что это?
   На этикетке я прочитала название лекарства - "Неогран". Оно мне ничего не говорило, и я вопросительно уставилась на хозяина комнаты.
   - А теперь смотри сюда.
   Он достал картонную коробочку, из неё точно такой же флакончик, но запечатанный. Отодрав пластиковый ободок вокруг крышки, Валентин вскрыл упаковку и положил рядом с пилюльками ещё одну. Лишь приглядевшись, я заметила, отличие - эта таблетка была точно такого же размера и цвета, но на ней была вытеснена крошечная буковка "N" - почти незаметная.
   - И что? Тебе в аптеке поддельное лекарство продали? - удивилась я.
   - В том-то и дело, что не продали и не в аптеке. Я эту буквицу хорошо запомнил, потому что ещё смеялся - я пишу монографию по Наполеону, и таблетки мне прописали с его инициалом. А сегодня... Я должен это лекарство принимать дважды в день - утром и вечером. Ты в курсе, что Федьке делали пересадку моего спинного мозга?
   Я кивнула, успев изумиться - оказывается, этот такой с виду легкомысленный болтун пишет исторические монографии.
   - Ну так вот, перед этой процедурой меня неделю в клинике всякой фигней накачивали, чего-то там в крови повышали. Ох и хреново мне было... А теперь я полгода должен пилюли глотать, чтобы восстановиться. Вчера я принял их сразу после ужина и почти сразу уехал в Москву - нужно было там кое с кем встретиться. А сегодня утром я только по чистой случайности заметил, что таблетки без буквы. Получается, мне их вчера перед самым отъездом подменили.
   - А ты уверен, что не раньше? - я с сомнением косилась на белые кругляшки.
   - Не уверен. Но мне кажется, вчера буква была. Хотя черт её знает.
   - Ты их утром успел выпить?
   - К счастью, не успел. Высыпал на стол и ждал, пока кофе остынет. Глотать шесть штук и запивать горячим - удовольствие сомнительное. Но ведь я вполне мог и не заметить, если бы просто, не рассматривая, сразу проглотил. И я бы так и сделал, будь под рукой сок или минералка.
   - И что бы тогда было? - испугалась я.
   - Откуда я знаю... - Вэл почесал в затылке. - Проверять я не стал. Да и на ком? У меня, как у Шерлока Холмса умирающей собаки, которую надо усыпить, под рукой нет. Да я бы все равно не смог. И химиков у меня знакомых, как назло, тоже нет. Кто угодно есть, а вот химиков - ни одного.
   Я села на кровать и задумалась. У меня знакомые химики были, целых два - Женька Симаков и его жена Катя.
   - Ты когда ещё в Москву поедешь? - спросила я, доставая сотовый телефон.
   - На следующей неделе собирался, но могу и раньше смотаться.
   - Тогда погоди.
   С Симаковым я договорилась быстро, он обещал сделать анализ за пару часов. Валентин записал его телефонный номер и мрачно усмехнулся:
   - Я ведь не зря насчет подопытной собаки заговорил. Для кого-то бомж, к примеру, хуже собаки...
   - Что ты имеешь в виду?
   - Да так, ничего. Получу результаты анализа, тогда продолжу размышлять, а пока рано.
   В свою комнату я вернулась в задумчивости. Настроение поработать не исчезло, но как-то потускнело - перед глазами стояли такие невинные с виду таблетки. Если бы Валентин показал мне их вчера, я бы только плечами пожала, но после утреннего мертвеца, мне было очень не по себе. Но кому и зачем все это могло понадобиться?
   И все же, воткнув флешку в системный блок, я занялась привычным делом - скачала рабочие файлы на жесткий диск и открыла. Вот они - полузабытые таблицы, недописанная статья. Аналитика, прогнозы - привычные термины и формулы. Некоторое время я работала, пытаясь загнать нехорошие мысли в глубину сознания. А потом мне вдруг ужасно захотелось спать. Просто до безумия - ещё немного, и я уткнусь головой в клавиатуру.
   Я выключила монитор и решила немного поваляться - пока слишком рано укладываться спать, за окном вовсю светит солнце. И даже птицы ещё не угомонились. - по синеве неба то и дело шмыгали силуэты ласточек. Плюхнувшись на кровать, я сладко потянулась, уткнулась в подушку и тут же уснула. А когда открыла глаза, в комнате было абсолютно темно. Только в окне были видны крупные яркие звезды и светились огоньки уснувшего компьютера. Вот это да - часы показывали половину третьего. Вставать как-то глупо, продолжать спать - не хотелось. А лежать и таращиться в темноту - дурацкое дело, к тому же, воспоминания ненужные опять начали подкрадываться.
   Год назад мы познакомились со Стасом...
   Нет, хватит!
   Я стащила разнеженное тельце с кровати, нашарила босыми ногами тапки и только после этого включила настольную лампу. Надо закрыть окно, а то комары налетят. Тряся головой и спотыкаясь, я добрела до подоконника и уселась на него - слишком хороша была ночь: теплый, словно шелковый, воздух ласкал лицо, где-то уныло кричала птица, легкий ветерок шуршал листвой. Или это не ветерок? Внизу мелькнула черная тень и исчезла. Кажется, кто-то заметил, что у меня в окне зажегся свет, а потом и я сама появилась, вот и поспешил скрыться. Интересно, кто это разгуливает в саду по ночам?
   Я поспешно выключила лампу и вернулась к окну, но внизу все стихло, а рассмотреть что-то было практически невозможно - ночь выдалась безлунная.
   Посидев ещё немного, я решила сходить в туалет и умыться. Понятно, что ближайшую ванную я опять проигнорировала - посещать ночью место, где меньше суток назад плавал в воде мертвец, мне в такое время совсем не хотелось. Поэтому я спустилась на второй этаж и только хотела открыть дверь в ту гостевую спальню, санузлом которой пользовалась накануне, как услышала голоса. Похоже, кто-то вошел в комнату раньше меня, и сейчас там шел негромкий, но оживленный разговор. В растерянности я огляделась. Детская, кабинет Каховского и хозяйская спальня исключались. Тут ещё должны быть комнаты Лео, Федора и Артура, но где какая, я не знала, а проверять было рискованно - ещё напугаю кого-нибудь. Тащиться вниз и бродить в поисках туалета для прислуги мне тоже не хотелось, запросто могу уронить что-нибудь впотьмах и перебудить полдома. На такие дела я большой мастер.
   Но в туалет мне каким-то образом нужно было срочно попасть. И я решила, что единственный выход - воспользоваться тем, который находится в комнате Роба Николсона. Кем он там приходится Игорю Михайловичу, дедом? Где эта дверь, я помнила отлично. Воровато оглядевшись, шмыгнула в спальню, включила свет и наконец-то дорвалась до искомого.
   Когда я, спустя несколько минут, вышла опять на антресоль, освещаемую только парой крошечных бра, мне показалось, что звуки за дверью гостевой комнаты стали громче.
   - Я прошу тебя, умоляю... - с надрывом произнес женский голос. - Я все делаю только ради тебя, милый, у меня нет иного выхода. Ты - единственный, кто у меня есть в этой жизни...
   Ответа я услышать не успела - открылась дверь кабинета, и послышался баритон Каховского:
   - Кто тут?
   Я в растерянности застыла соляным столпом, а потом принялась оправдываться:
   - Извините, Игорь Михайлович, я боюсь ночью ходить в ванную на третьем этаже. Вот Сима и сказала мне, что можно тут...
   Писатель озадаченно уставился на меня и воскликнул:
   - Черт, как я сам об этом не подумал! Может быть, Саша, вам стоит вообще переселиться в Полькину комнату? Все равно она этим летом приезжать к нам не собирается.
   Он даже сделал несколько шагов, явно намереваясь открыть дверь, за которой теперь воцарилась полная тишина.
   - Нет-нет, - поспешно ответила я. Каховский остановился на полпути и пожал плечами:
   - Ну, как хотите. Хотя странно.
   - Мне не нравятся яркие цвета в интерьере, - ещё поспешнее объяснила я. - Особенно сочетание синего и розового.
   - Да, вы правы, Саша, сочетание ужасное. Это была Полькина идея, у неё до сих пор вкус шестилетней девочки, помешанной на Барби. Ну, не буду вас более задерживать, идите спать, спокойной ночи. А я ещё поработаю.
   Мне ничего не оставалось, как кивнуть, тоже пожелать писателю спокойной ночи и удалиться. Интересно, с кем же так эмоционально разговаривала в гостевой спальне его супруга? Ведь других женщин, кроме меня и Верочки, в доме не было, так что это могла быть только Лаура. И кого она называла милым и единственным - буквально в нескольких шагах от кабинета, в котором над очередной книгой трудился её муж?
   Впрочем - какая разница? Я тут фактически никто и ничей моральный облик меня не касается. Если Лаура считает возможным наставлять мужу рога - это проблемы их и только их.
   В каждой семье есть свои скелеты в шкафу. Даже если это суперсовременные шкафы-купе.
   ***
   - Тоже бессонницей страдаешь? - неожиданно раздалось у меня за спиной, когда я открыла дверь в свою комнату. От неожиданности я подпрыгнула и резко обернулась. Валентин вышел из ванной и как ни в чем не бывало подмигнул мне.
   Я досадливо кивнула.
   - В этом доме многие не любят спать по ночам, - продолжал мой сосед по этажу. - Папенька трудится, Борцов обычно тоже, Артурчик в сети лазает, Лаура читает.
   - Ты что наблюдаешь за всеми? - почти рассердилась я. - Может, и бортовой журнал ведешь - кто куда перемещался и во сколько лег в постель?
   - Это - нет, к сожаленью. Хотя любопытно было бы.
   - Кому любопытно? - пожала я плечами.
   - Ну, мало ли... Как говорят писатели - напряжение нарастает. По законам жанра за одним трупом непременно должен последовать ещё, а потом ещё... - он драматически понизил голос и со смеющимися глазами ждал моей реакции. - Ты детективы любишь?
   - Читаю иногда, - неохотно призналась я.
   - Ну, тогда должна понимать, что все не так просто, как поначалу кажется. Я вот чем больше думаю, тем меньше вижу смысла в том, что случилось. Почему-то все уверены, что этот тип случайно попал сюда...
   - А разве это не так?
   - По-моему, нет. Ни один человек, даже ненормальный бродяга, не полезет в ванну в доме, куда он тайно влез.
   - А разве не бывает даже у бродяг желания просто помыться? - не согласилась я. - Вот представь себе, что ты не мылся две недели...
   - Ну, будь я бродягой, я бы просто залез в речку и спокойно искупался в ней. Или... или уж если попал в дом, где есть удаленная ванная комната, то, во-первых, быстренько принял бы душ, а во-вторых, непременно запер бы дверь изнутри, чтобы никто меня случайно за омовением не застал. Такие вот дела...
   Он искоса глянул на меня и понизил голос:
   - Давай-ка куда-нибудь спрячемся, потому что у стен этого дома слишком много длинных любопытных ушей.
   - Даже по ночам?
   - По ночам они становятся ещё более длинными и любопытными.
   Приглашать Валентина в свою комнату в такой час мне не слишком хотелось, тем более идти к нему, и я глазами указала на балконную дверь.
   Но он молча покачал головой и кивнул на ванную:
   - Пошли, я покажу тебе кое-что.
   Странное, мягко говоря, предложение. Что если я окажусь тем самым вторым трупом, о котором он так эффектно распинался?
   - Да не трусь ты, - хмыкнул Валентин. И совсем уж тихо шепнул: - Я не убийца и не маньяк. Там действительно есть на что посмотреть.
   Когда кто-то говорит вам, что он не маньяк, выглядит это более чем подозрительно.
   Но я, словно загипнотизированная, потащилась за человеком, которого знала всего второй день, в помещение, где утром был найден труп. Василиса нашла бы такому поведению кучу красочных эпитетов, самым мягким из которых был бы "идиотка".
   - Я это только что обнаружил, - голос Вэла звучал трагично. - И то лишь, потому что слегка полоумный. Ну кому другому пришло бы в голову бриться ночью? Мне - пришло.
   С этими словами он открыл дверцу висевшего над умывальником шкафчика. Ничего особенного там не было - несколько флаконов шампуня и бальзама для волос, ещё какие-то пузырьки, мыло, зубная паста и щетки в упаковке. На самой верхней полке лежали фен и черный футляр.
   - Теперь смотри.
   Валентин взял футляр и щелкнул кнопкой. Внутри лежала электробритва "Браун".
   - И что? - я недоуменно уставилась на неё. Ничего особенного в бритве не было.
   - Смотри дальше.
   Он достал электроприбор, снял с лезвий защитный колпачок и постучал по ладони. А потом продемонстрировал мне оставшиеся после этой нехитрой манипуляции капли воды.
   - Не поняла... - протянула я. - Это вообще чья бритва?
   - В том и дело, что моя. Чужими я не бреюсь. Взял в руки и вначале не понял, откуда вода капнула. А потом присмотрелся... Сверху-то её вытерли как следует, а внутри - все мокрое.
   - Ты хочешь сказать, что кто-то уронил твою бритву в воду и решил скрыть это?
   Валентин хмыкнул:
   - А говорила, что детективы любишь. Как думаешь, что случится с человеком, сидящим в ванне, если в воду уронить включенный электроприбор?
   И тут только до меня дошло. Как до жирафа. Я охнула и села на корзину для грязного белья, едва не раздавив её.
   - Ты хочешь сказать?...
   - Да, у меня теперь никаких сомнений нет - этот тип мылся в ванне, а потом или сам брился моей бритвой и уронил её в воду, или это сделал кто-то другой. Но в любом случае был некто, кто после этого достал бритву, насухо вытер её, вытряс, насколько удалось, воду из корпуса и спрятал обратно в футляр. Надеюсь, ты этого не делала?
   - Я что, похожа на сумасшедшую? - оскорбилась я.
   - Нисколько. Поэтому вопрос о том, кто это сделал и зачем, остается открытым.
   Вэл почесал нос и взъерошил свои и без того лохматые волосы.
   - А милиция куда смотрела?
   - Ну откуда мне знать? - пожал он плечами. - Могли просто не заметить - видишь, внутри футляра черный велюр, на нем мокрые пятна не видны. А потрясти не догадались. Или же просто... приехал Анисимов, надавил своим авторитетом, вот они и не искали ничего особо - выловили мужика из ванны, убедились, что видимых повреждений нет, и свернулись быстренько. Что теперь гадать... Папенька позаботился, чтобы об инциденте все поскорее забыли.
   - Но ведь получается, - я слезла с корзины и ещё раз с опаской осмотрела бритву. - Получается, что кто-то соврал?
   - А я тебе о чем толковал? Кто-то из наших полностью в курсе того, что тут на самом деле случилось, и помалкивает в тряпочку. И все бы хорошо, если бы не мои подмененные таблетки, не авария Лео и не то, что Робу, кажется, недолго осталось... Я вчера заехал в клинику, у врачей морды такие скорбные. Они, конечно, будут его до последнего тянуть, чтобы баблосов за палату интенсивной терапии срубить побольше. Но - возраст и два инсульта подряд - это не воробей чихнул. Роб, конечно, мужик крепкий, но не железный же.
   - А при чем тут Роб? - не поняла я.
   - Это надо подробно объяснять. Вот что, давай ты сейчас все же пойдешь спать, а завтра мы где-нибудь опять уединимся...
   Мне это предложение не слишком понравилось - если я по два раз в день стану уединяться с Валентином, это могут воспринять не слишком хорошо. Видимо эта мысль так явственно проступила на моей физиономии, что Вэл неожиданно захохотал. Прямо с орудием возможного убийства в руках. А потом спросил:
   - Тебя ещё не успели просветить, что я гей? Надо же! А я так надеялся на брата Федю.
   - Гей? - придурковато захлопала я глазами.
   - Гей, гей. И поэтому от общения со мной твоя репутация порядочной няни пострадать не может. - Тут он неожиданно щелкнул меня по носу и опять рассмеялся.
   - Знаешь, мне это как-то в голову не приходило, - честно призналась я.
   - Ну и ладно, теперь ты в курсе, так что топай спать. И насчет бритвы никому не говори, надо будет это все ещё раз обкашлять - на свежую голову.
  
   Глава четвертая
   Утром голова у меня была не слишком свежая - я ещё часа полтора вертелась в кровати и не могла уснуть. И лишь на рассвете удалось немного подремать. Снилась мне полная чушь в виде огромного зверя, который сидел за моим компьютером и писал за меня статью. Я ужасно злилась, но прогнать упрямую тварь никак не удавалось - зверь колотил когтистой лапой по клавиатуре и скалил зубы. Так что проснулась я злая и растерянная.
   После завтрака мы с Верочкой отправились на пляж. Девочка согласилась на это не очень охотно. Я поняла, почему, когда мы дошли до речки и расположились на зеленой травке у воды, расстелив на ней махровую простыню. Едва Вера сняла бриджи и майку и осталась в купальнике, как из-за кустов ракиты послышалось:
   - О, жиртрест явился!
   - Не обращайте внимания, - шепотом произнесла моя подопечная. - Это пацаны. Подразнятся и отстанут, если не реагировать.
   Но её щеки уже предательски покраснели, и взгляд стал грустным. Все понятно.
   - Пошли поплаваем, - я потащила девочку в воду.
   Речка была довольно глубокой, чего я не ожидала. Уже метрах в десяти от берега вода закрывала плечи, и можно было даже нырять. Верочка отлично держалась на воде и даже пыталась меня обогнать кролем. Наплававшись до пупырышек на коже, мы вылезли на берег и растянулись на солнце.
   - Жиртрест разлегся, - немедленно последовал комментарий из-за кустов.
   - Лежи спокойно, - шепотом сказала я Вере, лениво перекатилась на спину, потом на бок... В следующий момент я вскочила на ноги и кенгуриным прыжком оказалась за ракитником. Там, расстелив старое одеяло, резались в карты два тщедушных парня лет девяти-десяти. Увидев внезапно появившуюся меня, они дружно раскрыли рты. Я не стала разбираться и ухватила за уши обоих, не давая встать на ноги. Уши были большие и удобные, так что захват получился мертвый.
   - Ещё раз... - прошипела я, подражая кобре из мультика про Маугли, - ещё хоть раз, хоть слово скажете Вере, и останетесь без ушей. Понятно, орлы?
   - Понятно, - взвыл один - тощий и белобрысый. А второй - тощий и чернявый, быстро кивнул и тоже взвыл, потому что от этого движения его ухо едва не осталось в моих пальцах.
   - Всё, свободны! - фыркнула я, отпустила добычу и вернулась к подопечной, испытывая некоторую неловкость. Все же пакостники оказались слишком мелкими, чтобы гордиться победой над ними.
   - Спасибо, - улыбнулась Вера. - Только я привыкла не реагировать. Если на каждого идиота внимание обращать...
   - На каждого - не надо, - согласилась я. - Но иногда наподдать не мешает.
   ***
   Мы вернулись с реки перед обедом. Из гостиной доносились оживленные голоса и смех.
   - Лукьянец приехал, - прислушавшись, определила девочка. - Будет опять за столом шутить. Придется смеяться, а то неудобно.
   Я поняла, что таким образом Верочка тактично объясняет мне, что чувство юмора у гостя своеобразное и нужно его терпеть и поощрять. Мне сразу расхотелось идти в столовую. И вообще - обязательные сборы всех обитателей дома трижды в день за столом начинали напрягать все больше.
   Сима поднимала шторы из кремовой органзы, впуская в холл солнечный свет. Из гостиной появилась явно недовольная чем-то Лаура, и, не глядя на нас, прошла через столовую в сад. Босиком прошлепал Валентин в шортах и какой-то хламиде, помахал рукой и сообщил:
   - Пойду в сад нервы лечить. Лео сегодня в ударе - за утро мы уже два раза с ним поцапались.
   - И почему у нас никто ни с кем спокойно разговаривать не может? - вздохнула Верочка, поднимаясь по лестнице. - Разве что дед, да и то... И Артурчик ещё - тихий змей.
   Ну и что я могла ответить ребенку? Что сама помню скандалы между родителями и бабушками - все мое детство они что-то делили, пока не развелись и не разъехались. Потом бабушки умерли, мама вышла замуж за Джеймса, родила мою сестрицу и за океаном наконец-то обрела счастье и спокойствие. А отец и в новом браке постоянно огребает на свою голову. Мачеха меня терпеть не может, поэтому с папенькой мы видимся редко и только на нейтральной территории. Но не буду же я успокаивать девочку, объясняя, что во многих семьях тоже не все ладно?
   Ванную я посетила совершенно спокойно. Правда, приняла душ, но я и так редко лежу в воде, разве что с интересной книгой и коробочкой орешков шоколаде. Сейчас же этот вариант по многим причинам исключался.
   Хорошо бы сейчас удрать куда-нибудь. Да хотя бы навестить Андрея Энгельгардта - сидеть с чашкой кофе, иногда обмениваясь парой фраз. Вот что меня в нем привлекло - интуитивно я чувствовала в нем те же замашки, что не так давно появились у меня. Минимизация общения - на полутонах, полунамеках, догадках, улыбках. Василиса злилась на меня за то, что я замкнулась в своей скорлупке, её деятельной натуре такие "мычания-молчания" претили, она их в принципе не понимала. А тут у меня, кажется, нашлась родственная натура, небезынтересная, к тому же.
   "Милочка, да будь ты честна, - сказала я сама себе. - Будь честна хотя бы перед самой собой. После истории со Стасом, ты обзавелась кучей фобий и комплексов. И если уж ты хочешь покончить хотя бы с некоторыми из них, не стоит увлекаться человеком, которому в жизни пришлось ещё хуже. Ни к чему хорошему это привести не может".
   Криво улыбнувшись своему отражению в зеркале, я решила, что иногда бываю абсолютно права. Но особой радости от этого не испытала.
   Переодевшись, я спустилась вниз, появившись в столовой чуть ли не последней. Каховский познакомил меня с Лукьянцом. Антон Антонович мне категорически не понравился - я терпеть не могу мужчин с лоснящимися красными лицами. А у Лукьянца оно было ещё украшено рыжими усами и водянистыми глазами. К тому же, у него был высокий пронзительный голос и влажные пальцы. Я это почувствовала, когда издатель галантно скреб мою руку и припал к ней поцелуем. Верочка за его спиной сделала страшные глаза - даже столь юная леди понимала, насколько это было неприятно. А возможно, он и ей ручку целовал, с такого типа станется.
   Когда подавали второе, я была сыта гостем уже по уши. Он действительно искренне считал себя душой общества, а потому развлекал его, как мог. И ладно бы ещё двусмысленность историй о неких популярных личностях, чьи имена мне абсолютно ничего не говорили... Но вдобавок к этому, стиль их изложения Лукьянец явно почерпнул в литературных интернет-форумах, и я видела, что Верочка прекрасно понимает смысл его иносказаний. Лаура улыбалась с полностью отсутствующим видом, а Артур украдкой кривил губы. Прекрасного принца явно коробили остроты гостя. Каховский же не обращал на них ни малейшего внимания, очевидно привыкнув к манерам издателя, как к неизбежному злу. Выпито под закуску было немного, но и этого хватило, чтобы лицо Антона Артуровича стало, словно маков цвет и обильно вспотело. Я старалась не смотреть в его сторону и вздрогнула, когда Лукьянец внезапно спросил, обращаясь ко мне:
   - Сашенька, а вам книги Игорька нравятся?
   - Игорька? - я с трудом проглотила кусок рыбы в кляре.
   - Да, вашего милого хозяина.
   Только тогда до меня дошло, что он имеет в виду Каховского. Сам Игорь Михайлович довольно улыбался и поглаживал бороду, любуясь моим замешательством.
   - Честно говоря, это не совсем мой жанр, - призналась я, - но "Битву комедиантов" как раз сейчас читаю.
   - Из вежливости, из сугубой вежливости, - окончательно развеселился Каховский. - У меня книги больше для мальчиков подходят, чем для девочек. Но хоть признались, и то хлеб.
   - Да-да, для мальчиков, которые до седых волос мечтают о шпагах, бешеных скачках и парящих в небе драконах, - неожиданно серьезно добавил Лукьянец. - Знаешь, Игорь, это замечательно, и именно за это тебя любят. Есть в твоих книжках именно то, чего не хватает в повседневности.
   Он замолчал и потянулся к хлебнице.
   И тут я краем глаза увидела окаменевшее лицо Борцова. Он сидел за спиной своего патрона, и выглядел так, словно только что получил пощечину от человека, которому не может дать сдачи. И я готова была поклясться, что в его глазах застыла ненависть. Настоящая ненависть. Поняв, что я смотрю на него, Иван Иванович мгновенно отвернулся. Мне стало неловко, словно я застала его за каким-то непристойным занятием.
   Но оказывается, не только я одна заметила странную реакцию секретаря Каховского на этот разговор. Когда все уже вставали из-за стола и разговор, мало-мальски поддерживавшийся во время обеда, окончательно затух, меня сцапал за локоть Валентин.
   - Пошли, прогуляемся, - шепнул он.
   - Сейчас, только Верочку...
   - Верунь, ты сама дорогу в свою комнату найдешь? - тут же окликнул девочку Вэл.
   Та в ответ кивнула и убежала. Несмотря на лишний вес, двигалась она, когда хотела, очень стремительно.
   - Видела? - спросил Валентин, когда мы вышли в сад и направились к калитке. - Эк Ваню-то перекосило от слов Лукьянца. Вот ещё одна мина замедленного действия. Папенька её сам под себя подложил и считает, что она никогда не сработает... А ведь если что - рванет, так, что мало не покажется.
   - Что ты имеешь в виду? - не поняла я.
   - Да все сразу. Я тебе вчера уже слегка намекнул, но человеку со стороны разобраться во всем этом винегрете сложно. Если бы не этот труп в ванне, я бы молчал - постепенно ты бы сама все поняла. Но сейчас мне это уже очень не нравится. - Он подчеркнул слово "очень".
   Мы вышли на дорогу, ведущую к реке, и свернули в лес. Где-то стучал дятел, со стороны пляжа доносился детский визг.
   - А мне нужно это понимать? Ты уверен?
   - Не знаю, я ведь эгоист, мне нужно, чтобы кто-то со мной ответственность делил. А никто не хочет. В принципе, можешь отказаться.
   - Ладно, - вздохнула я. - Ответственность я делить не собираюсь, но моральную поддержку обещаю. Так что там насчет мины?
   - Ванечка Борцов ведь только номинально секретарем числится... - задумчиво произнес Валентин, пиная сосновые шишки. - На самом деле он - папенькин редактор и литературный негр в одном флаконе. И негр куда больше, чем редактор.
   - А теперь переведи на нормальный язык, - потребовала я.
   - Перевожу, - вздохнул Вэл. - Ты думаешь, что это Игорь Михайлович Каховский сам-один свои книги пишет? Нет! Он, конечно, способен придумать какую-нибудь историю и даже как-то написать её, но все это почти рыба, скелет без мяса и жизни... черт, давай лучше на примере. Допустим, есть некий эпизод - герой едет к замку через лес. Автор так называемой рыбы напишет - герой верхом на лошади едет ночью через дубовый лес и видит перед собой огромный замок. А совсем другой человек распишет этот эпизод. В нем будут и храпящий от страха вороной жеребец, и отражение луны в его глазах, и волчий вой, и зловещий шум ветра в ветвях старых деревьев, и очерченные звездной россыпью силуэты остроконечных башен, и скрип цепей подъемного моста и крики стражников. И все это так изобразит, что у читателя - мурашки по коже. Но на обложке книги, состоящей из таких эпизодов, будет напечатана фамилия первого, а не второго. Поняла?
   - Нет, - твердо ответила я. - То есть разницу я поняла, но мне неясно, почему второй на это согласен. Он же мог написать и опубликовать эту книгу под своим именем.
   - Мог бы, - согласился Валентин. - Но... есть такое понятие - бренд. Раскрученный товарный знак, имя на рынке. Если написанную вторым автором книгу напечатают под его собственным именем, то минимальным тиражам, и получит он за неё копейки. А под брендом, тираж будет в десятки раз выше и гонорар - соответственно. Как говорится - почувствуйте разницу. Вот иногда и приходится выбирать - то ли самостоятельно, без каких-либо гарантий успеха карабкаться, то ли смириться и писать за чужого дядю.
   - Стоп! - сказала я и резко повернулась к собеседнику. - Ты сказал - раскрученное имя. А за счет чего оно раскрутилось?
   - Умница, главное ты уловила, - похвалил меня Валентин. - Пошли вон на том бревне посидим.
   Мы устроились на поваленной березе. Тут было тихо - посторонние звуки почти не доносились.
   - Теперь насчет имени. Тут есть опять-таки два варианта - или ты большой талант и работяга, и издатель, видя это, делает ставку и вкладывает средства в твою рекламу - в расчете на то, что потом получит прибыль, или... ты сам вкладываешь в неё денежки. Оплачиваешь раскрутку из своего кошелька, и тебя начинают хвалить критики, показывать по телевизору, упоминать повсюду, и пошло-поехало.
   - Вэл, - я закатила глаза, - но даже если разрекламировать первую книгу по всем телеканалам и во всех газетах, все равно - её прочитают. И если написано скучно и бездарно, вторую уже не купят.
   - А для этого и нужен тот самый редактор-негр! Он превратит любой бред в продаваемую конфетку. Читателя за уши будет не оттащить!
   - Значит, ты хочешь сказать...
   - Не только хочу, но и говорю - все тексты, которые ваяет отец, становятся неузнаваемыми, пройдя через Ванины руки. Мало того, если раньше господин Каховский действительно писал романы, а Борцов редактировал их, то потом папенька понял, что смысла утруждаться нет - все равно текст будет переписан практически заново. Так что теперь он в лучшем случае создает лишь ту самую рыбу - синопсис. А бедный негр делает все остальное. Но! - тут Валентин поднял указательный палец. - Платит он ему за это хорошо. Очень хорошо. Поэтому Иван и терпит. Через силу, но терпит. А сегодня его эксплуататоры перегнули палку, заметила?
   Я старательно обдирала белые полоски коры с сухого дерева.
   - Теперь я поняла, каково ему было.
   - Да, одно дело, когда кто-то покупает написанное тобой с чужим именем на обложке, и совсем другое - когда обладатель этого имени в твоем присутствии обсуждает "свое" творчество. Но ты за Борцова не переживай, он знал, за что продается, так что...
   - А откуда он вообще взялся, Борцов? - спросила я. То, что рассказывал Валентин было интересно. И даже в какой-то степени волновало меня чисто профессионально.
   - Откуда? - Вэл задумался, а потом пожал плечами. - Наверное, Лукьянец его и сосватал. Я, если честно, точно не знаю. Папеньке до смерти хотелось стать известным писателем. Что-то он такое с молодости кропал, но кому это было нужно?.. Издатели от него отмахивались - типичный графоман, каких пруд пруди. Тут ведь или дал бог талант, или нет. И пока у него денег не было, он и не дергался особо, а как наследство получил...
   - Значит, все-таки, наследство?
   Валентин искренне изумился:
   - Тебе ещё и эту фантастическую историю никто не поведал?
   Я покачала головой. Значит, я была права - все-таки наследство.
   - Надо же! А ведь это любимая байка нашего серпентария, - лохматый отпрыск Каховского был явно поражен. - Неужто Федька упустил такую возможность? Это же его амплуа - семейные саги петь и перепевать.
   - Он, по-моему, собирался, - пожала я плечами, - но мы... говорили о трупе, а потом как-то не случилось.
   - Ну, тогда придется восполнить этот пробел, хотя у меня язык не так подвешен, как у братца. Итак, слушай, как это было.
   ***
   Весна 51-го года выдалась для Сони Каховской очень скверной. Отношения с мужем стали хуже некуда - Михаилу безумно хотелось наследника или хотя бы наследницу, но жена никак не беременела. Врачи в один голос уверяли, что сама она абсолютна здорова, и надо бы обследовать мужа. Но стоило ей заикнуться об этом, как Михаил впадал в бешенство. "У Каховских в роду импотентов не было!" - орал он и, хлопнув дверью, убегал из дома. Объяснить ему, что бесплодие и импотенция - разные вещи, было совершенно невозможно. Свекровь тоже поглядывала волком, уверенная, что невестка не может родить из-за того, что до свадьбы аборт сделала, и никак иначе. А Соня замуж выходила девушкой, и никого никогда, кроме Миши у неё не было...
   Слезы навернулись на глаза, да ещё дождик закапал. Ну почему у неё все так нелепо в жизни? Раньше Михаил казался ей таким нежным и надежным. Да, хоть и не красавец, но вполне симпатичный. Другим вон и самого завалящего мужа найти никак не удавалось, ведь всего пять лет прошло, как война закончилась. Слишком мало мужчин с неё вернулось... Миша тоже два года отвоевал, и всего только одно легкое ранение. Это ли не счастье?
   Они поженились три года назад, и все эти три года ссорились только из-за того, что никто у них не желал рождаться. А в остальном - все было неплохо. Бывает и хуже.
   Смахнув со щеки то ли слезинку, то ли каплю дождя, Соня свернула в парк Горького. Домой возвращаться не хотелось. Работала она в жилищной конторе бухгалтером, втроем в душном кабинетике - тесно. А дома - вшестером в двух комнатушках. Да каких - в той, где они с Мишей ночевали, только кровать и помещалась, для шкафа уже места не было.
   Дождь прекратился, так толком и не начавшись, и она присела на влажную скамейку. Ничего, полчаса подышит свежим воздухом, и домой - под перекрестье упреков мужа и взглядов свекрови.
   Соня закусила губу и постаралась не думать об этом. Просто дышать, смотреть на облака, жить... И ещё хотелось хоть немножко чуда, хотя бы ради того, чтобы был повод улыбнуться. Улыбаться без причины она давно разучилась.
   И чудо появилось. Нескладное, круглолицее, с непривычно подстриженными волосами - они падали на лоб и уши, словно чуду надели на голову горшок и отстригли все, что в него не поместилось. Звали чудо Майкл Николсон.
   Позже он признавался, что сам не знает, как оказался тогда в парке. И увидел на скамейке одинокую печальную и очень красивую женщину. Как всякая комсомолка, Соня к знакомству с гражданином Канады отнеслась вначале крайне отрицательно. Как можно? Если кто-то узнает, сообщит куда надо, у неё, да и у всей семьи, будут огромные неприятности. И вообще, что значит - просто погулять? Никуда она не пойдет, никуда.
   Ну, разве что он может проводить её до метро, не далее.
   Майкл вполне сносно говорил по-русски - бабка у него оказалась из эмигранток. И очень интересно было слушать его рассказы о жизни в стране, расположенной на краю земли. А с виду - обычный, вроде, человек - только одет непривычно. И цветы дарит - на следующий день ждал её с букетиком фиалок. Жалко было расставаться с ними, возвращаясь домой, но пришлось.
   Соня положила синие цветочки на бетонный парапет около подъезда и едва не заплакала.
   В этот-то момент и случилось невероятное. И стало уже неважно, что будет с ней, а тем более - с Михаилом, свекром, свекровью, сестрой Михаила и её мужем. Неважно - потому что Соня поняла, что впервые в жизни влюбилась.
   Как они скрывались от чужих глаз, куда прятались - это целая конспирологическая эпопея. Майкл приехал в Москву на год - налаживать торговые связи - и прекрасно понимал, что им пристально интересуются структуры МГБ. Так что неизвестно, стало ли в большом доме на Лубянской площади известно о связи комсомолки Софьи Каховской с канадским подданным и потенциальным шпионом Майклом Николсоном. Но, скорее всего, стало. Только это тоже было уже неважно.
   Потому что Майкла срочно отправила обратно в Канаду - отец, которому он сообщил, что его возлюбленная ждет от него ребенка и он собирается..., не стал дослушивать, поняв, что дело пахнет даже не керосином, а куда худшим. В тот же день Николсона вызвали в посольство и вручили билет на самолет. Быстрее, быстрее, уноси ноги парень! И если тебе не дороги твоя жизнь и свобода, подумай о несчастной женщине.
   Ему разрешили только позвонить Соне на работу. Она выслушала спокойно, понимая, что выбора у них нет. И никогда не было. Майкл твердил, что будет писать, найдет способ вывезти её с ребенком из СССР, но она-то понимала - не выйдет, чудеса не случаются дважды.
   Михаил Каховский хотел сына - он и получил сына. Отличного, здорового и щекастого мальчишку. Соня умерла спустя пять лет от заражения крови - случайно оцарапалась о ржавый гвоздь и слишком поздно обратилась к врачу. Ни одного письма от Майкла она так и не получила. Объяснялось это просто: спустя полгода после возвращения из Москвы Майкл Николсон разбился при аварии спортивного самолета. И вся эта история оказалась бы погребена навсегда, если бы не Роб Николсон.
   Оставшись без единственного сына-наследника, он иногда вспоминал о том, что в Советском Союзе у него должен был родиться внук или внучка. Но родился или нет - выяснить в те времена было слишком хлопотно, практически невозможно. Ребенок этот представлялся некой абстракцией и своим возможным существованием больше пугал давно овдовевшего канадского промышленника, чем радовал. Чтобы раз навсегда снять с себя моральную ответственность, он составил завещание, в котором свое состояние оставлял этому полумифическому внуку или внучке, а искать... вот умрет он, пусть его адвокаты и ищут.
   Но шли годы, в СССР грянула перестройка, а Роб Николсон неожиданно для себя отпраздновал семидесятипятилетние. Неожиданно, потому что был он вполне бодр, поджар, энергичен и не собирался уходить на покой. Единственным симптомом старости стала проснувшаяся сентиментальность - впервые ему захотелось не только узнать, есть ли у него наследник, но и увидеть его воочию и прижать к своей груди. Некоторое время Николсон ещё крепился, но затем дал команду своим юристам. Поиски родившегося в Москве в начале 1952 года ребенка Софьи Каховской заняли на удивление мало времени: Игорь Каховский прожил всю свою жизнь по одному адресу, никуда не переезжая.
   Узнав, что внук объективно существует, Роб Николсон пережил настоящее потрясение. Как-то ему все это время казалось, что Майкл был слишком молод, неопытен... Хотя какой тут опыт нужен, он сам стал отцом в девятнадцать! Но все равно - хитрая русская могла обмануть, наплести бог знает что, просто выдумать свою беременность. Он ещё раз чуть ли не перечитал копию свидетельства о рождении - по датам все сходится, а что отцом записан некий Михаил Каховский, так понятно - она же была замужем. Удивительное совпадение - Майкл по-русски как раз Михаил... Но все равно - не верилось.
   Только спустя пару лет Роб все-таки решился и отправился в Россию. Визит он приурочил к своему восьмидесятилетию, а заодно и ко дню рождения внука, тому исполнялось сорок лет.
   Москва встретила канадского дедушку крайне неприветливо - улицы перекопаны, фасады ободраны, фонарей мало. Днем вдоль тротуаров в самом центре города стояли шеренги чем-то торгующих людей - сотни, тысячи... Мрачные лица, скверная погода, нищие, попрошайки. На четвертый этаж огромного облезлого дома пришлось подниматься пешком - лифт не работал. В сопровождении своего секретаря, Роб отыскал обитую дерматином дверь и нажал кнопку звонка. Почему-то он ожидал, что дверь откроет ребенок. Не может же быть внуком вот этот здоровенный мужик с бородой. Или может? На Николсона с бородатого лица смотрели глаза его собственной матери...
   Так на простого, как принято говорить, инженера Игоря Каховского свалилось наследство, которое он по праву должен был получить сорок лет назад - после гибели своего настоящего отца Майкла Николсона. Роб сразу заявил - бери и пользуйся. Ещё не успевший прийти в себя от того факта, что его отец - совсем не тот человек, которого он когда-то называл папой и который уже восемь лет лежал на кладбище, Игорь Михайлович растерянно хлопал глазами. А его очередная супруга Алекс уже планировала: купим машину и норковую шубу, поедем в Турцию... Вэл, которому тогда было четырнадцать лет, прекрасно помнил, во что превратилась семейная жизнь отца - мачеха принялась скупать бриллианты и шмотки, есть икру столовыми ложками и отправила сына Федьку в Англию в частную школу, на полезную для здоровья овсянку.
   Кончилось все тем, что Каховский шваркнул кулаком по столу, развелся, начал у черта на куличках строить родовое гнездо, Федьку вернул в лоно семьи, а сам решил стать литературной звездой.
   ***
   Валентин перевел дух и искоса глянул на меня.
   - Ну и как тебе этот сценарий малобюджетного сериала? Собственно, года через четыре, которые ушли на строительство дома и написание романа "Клинок и роза", папенька и повстречался с Лукьянцом. Тогда писателей было не так густо, как нынче, все в основном в торговлю ринулись. Издательство автора, который за гонорары не бился, а наоборот, сам предлагал заплатить, если напечатают прилично, продадут и похвалят, встретило с распростертыми объятиями. Но вот сам текст - подкачал. Ну нельзя было добиться успеха с таким стилем! Тогда-то Антон Артурович и раскопал откуда-то Борцова. Он тогда чуть ли не с голоду помирал, за работу взялся, как зверь, а оплату ему пообещали в зависимости от результата. Вот он и старался... Роман переделал полностью, и тот пошел на ура. Затем второй и третий. А потом уж Лукьянец подсказал - сделай ты, Игореша, Ваньку постоянным негром, назови секретарем, дай жалованье такое, чтобы никуда не дергался. Вот он и скрипит зубами, но дергаться не смеет. Кому нужен никому неизвестный автор Иван Борцов? Да никому. А Каховский - нужен. Никого не волнует, что пишет кто-то другой, главное - продается и прибыль приносит.
   - А если Борцов возьмет и заявит, что это он все написал?
   - Ну, во-первых, он договор подписал, что ни на что не претендует и ничего разглашать не имеет права. А если даже и скажет - ерунда. Знаешь, сколько таких "синтетических", а то и "бригадных" авторов? Уйдет Ваня от Каховского, на его место сразу целая очередь выстроится. И он это прекрасно знает.
   - Цинично... - вздохнула я. - И неприятно.
   - Это всего лишь бизнес для Лукьянца и желание потешить самолюбие - для папеньки. Пусть читатель думает, что автор ночей не спит, пером скрипит, творит... Все куда проще - договорные сроки, объемы, дневная норма. Все, как на производстве. Нет, остались, конечно, те, кто действительно творит, так что не стоит всех под одну гребенку грести. Я некоторое время в этой питательной среде покрутился, а потом свалил - не для меня.
   - Ты тоже книги писал? Я имею в виду художественную литературу?
   - Ну, художественную или нет... Скорее, малохудожественную. Но полромана на гора все же выдал, а потом бросил - решил, что Ваньку мне все равно не переплюнуть, так что лучше я буду тихой кабинетной мышью.
   На кабинетную мышь Вэл тянул весьма слабо, и я усмехнулась.
   - Теперь вот Верочка за дело взялась - гены страшная штука. Ладно, запудрил я тебе мозги, пошли обратно, а то ещё поисковую группу вышлют.
   - Скажи, - путаясь ногами в траве, спросила я, - правильно я поняла, что Роб сейчас постоянно живет тут, или я что-то путаю?
   - Ну, он вначале в России только наездами бывал, раза по два в году. А потом у него начались проблемы с суставами. Возраст все-таки. Тут отец как раз дом достроил, потом на Лауре женился, та поумнее Алекс оказалась, не стала новых родственников отваживать, наоборот - начали все потихоньку подтягиваться. Идея родового поместья и большой семьи Робу понравились, вот он и решил попробовать тут пожить. А дед он замечательный, из всей нашей кодлы я бы, наверное, только с ним в разведку и пошел. Только кто ж меня возьмет?
   К дому мы подошли в тот момент, когда на крыльце появились Игорь Михайлович и Лукьянец. Судя по доносящимся репликам и жестам, писатель уговаривал издателя остаться у него переночевать.
   - Завтра мне все равно в Москву, вот и поедем вместе. А машину свою можешь и сегодня отправить.
   - Мне завтра совещание бы с утра провести, - вяло отказывался Антон Артурович. Лицо его уже обрело цвет раннего помидора - похоже, после обеда они с хозяином дома успели принять не по одной рюмке. Языки у обоих слегка заплетались.
   - Да ладно тебе, знаю я ваши совещания... Позвони да перенеси, большое дело!
   - Ну хорошо, хорошо, уговорил.
   Лукьянец пошарил в карманах, отыскал трубку мобильного телефона и принялся кому-то звонить.
   Валентин молча закатил глаза.
   Из-за угла выехала серебристая машина, притормозила, словно колеблясь. Но Лукьянец махнул рукой, выпроваживая её. При этом он покачнулся, и тому, кто сидел за рулем, стало понятно - хозяин решил остаться и расслабиться во хмелю.
   Автомобиль прибавил скорость и исчез за открывшимися воротами. Я глянула на часы.
   - Мне пора - Верочку надо на верховую езду вести.
   - Давай, - отрешенно кивнул Вэл, поглядывая на идущих к нему по дорожке Федора и Лео. Лица у братьев были невозмутимо-напряженными. Странно было видеть их всех троих вместе - таких разных. Хотя - разные матери, разные и сыновья. Объединяло их, пожалуй, только одно - ни один из них не был похож на отца. А вот Верочка... Да Верочка более походила на деда, чем на Лео. Причуды генетики.
   Ужин, пожалуй, впервые за все время прошел очень тихо и не в полном составе - отсутствовали хозяин дома и его супруга. Как сообщил Федор, отец вместе с Лукьянцом "продолжает банкет" у себя в кабинете, а у Лауры разыгралась мигрень.
   Казалось, что и аппетита ни у кого не было, даже Верочка вяло ковыряла в тарелке творожную запеканку с клубничным киселем. Артур не пытался по своему обыкновению её уязвить, а Валентин о чем-то сосредоточенно размышлял - похоже, на всех навалилась апатия. Дневная духота ещё давала о себе знать, и все старались поскорее покончить с едой.
   Я мечтала лишь об одном - запереться в своей комнате и поваляться с книгой. И не с фэнтези, а с какой-нибудь классикой. Так что, взяв в библиотеке томик Бунина, я поднялась наверх и погрузилась в тягучую атмосферу "Темных аллей". Бунин на меня всегда действовал странно. Не прошло и часа, как я поняла, что более не выдержу - сердце медленно колотилось в ребра почти болезненными толчками. За окном уже начало смеркаться, в доме царила тишина. Лучше бы я взяла какой-нибудь детектив...
   Не в силах более вынести перенасыщение чужими страстями, я сползла с кровати. Уж лучше побродить в саду.
   Почему-то на цыпочках я отправилась вниз. Не видно и не слышно никого - все куда-то разбежались и попрятались. В холле царила тишина, в гостиной не светился экран телевизора, и несколько минут я колебалась - не скоротать ли мне вечер с первым попавшимся фильмом? Нет. Да что же мне так не по себе? Такой чудный дом, необременительные обязанности, а меня словно гонит что-то вон из него...
   Зазвонил телефон, и я вздрогнула. На довольно громкие трели никто не спешил, и я, поколебавшись, подняла трубку.
   - Добрый вечер, - зарокотал в ней смутно знакомый баритон.
   Я поздоровалась в ответ.
   - Лаура? - нерешительно спросил невидимый собеседник.
   - Нет, это Саша. Няня.
   - Няня? Ах да... Впрочем, неважно. Это Анисимов звонит. Игоря Михайловича поблизости нет? Обычно он у себя в кабинете трубку берет.
   Я замялась. Если Каховский не снял трубку в кабинете, то либо его там нет, либо они с краснолицым издателем так наобщались, что ему стало плевать на телефонные звонки.
   - Мне подняться к нему? - нерешительно спросила я.
   - Нет, не стоит, это не срочно. Просто передайте ему, что установлено имя человека, который умер у вас там... Некий Сергей Саврасов, две недели назад освобожден из колонии строгого режима. В общем, ещё та птица, залетная. Пусть Игорь Михайлович не беспокоится, его это никаким образом не касается. Запомнили?
   - Сергей Саврасов, - повторила я. Почему-то фамилия мне показалась знакомой. Кажется, я её слышала совсем недавно. - Хорошо, я передам.
   - Вот и умница, - похвалил меня Анисимов. - Ещё передайте, что я постараюсь на днях заехать. Вот только когда выберусь - точно не знаю.
   Он попрощался. Показалось мне или нет, что когда я разговаривала, кто-то начал спускаться по лестнице, но так и не спустился? Или у меня обострение мнительности?
   Во всяком случае, когда я поднялась на второй этаж и подошла к двери кабинета, ни малейших намеков на чье-то присутствие не обнаружила. На стук тоже никто не ответил. Потоптавшись немного, я решила, что раз сообщение не срочное, то и стремиться немедленно передать его не стоит. Ладно, увижу Каховского, тогда и скажу.
   Пожав плечами, я все-таки отправилась на прогулку - к реке.
   В сумерках дом Энгельгардта выглядел одиноким и куда более запущенным, чем днем. Ни одно из его окон не светилось. Я прошла мимо, к пляжу, где уже никого не было, и, никого так и не встретив, повернула обратно. Ну разве не к этому я стремилась - жить простой и понятной жизнью, в заданном кем-то другим ритме, а главное - не натыкаясь постоянно на следы прошлого? Уехать, чтобы набраться сил, и, вернувшись, изменить если не все, то многое. И перестать пугать своей депрессией отца и Василису. Мама только в общих чертах была в курсе случившегося, а вот они хлебнули со мной по полной программе.
   А что бы было, если бы я тогда не бросилась сразу домой?
   Я обещала себе не вспоминать, но сейчас мне снова стало холодно, до дрожи. Словно я опять оказалась стоящей на промерзшем за зиму балконе, а у меня в руках - два прозрачных пакета с пачками долларов. Нет, я ещё не готова вспоминать об этом спокойно. Те, кто оказывался предан и продан самыми близкими людьми, поймут.
   Снова поравнявшись с домом Андрея, я увидела едущую навстречу белую машину. В сумерках она казалась призрачной, двигаясь медленно и почти беззвучно. Я не стала присматриваться, кто приехал, а быстро сошла с проезда и свернула к воротам. За моей спиной едва слышно прошуршали шины.
   В дом идти не хотелось, и я привычно устроилась на скамье-качалке. Бесцельное дачное существование завораживало - в нем уже обозначились некие точки привязки, куда я постоянно возвращалась. Почему именно эта скамья, а не та - под яблонями? Да кто его знает...
   - Саша, вам нездоровится? - послышалось сзади.
   Лаура. Она подошла очень тихо.
   - Нет, все в порядке, - выдавила я.
   - А мне показалось... Быстро сегодня темнеет, как бы наутро дождь не пошел, - она опустилась рядом со мной. Скамья качнулась. Сбоку мне был виден точеный профиль с красиво очерченным носом. Удивительно породистая женщина. Именно породистая. И сын у неё - красивый парень, только по-юношески слишком самовлюбленный и заносчивый.
   - Вы не видели Игоря Михайловича? - спросила я, чтобы что-то сказать.
   - Они с Антоном уже спать завалились, - усмехнулась Лаура. - Вылакали бутылку бренди, а может, и больше. И Ваню напоили, обормоты. Тот вообще пить не умеет, после стакана уже никакой. Так что наша литературная элита на сегодня вышла из игры.
   Она не спросила, зачем мне нужен был Каховский, а я не стала уточнять - ведь Анисимов просил передать сведения о Саврасове именно Игорю Михайловичу. Мы ещё немного посидели, обмениваясь ничего не значащими фразами, пока совсем не стемнело, а потом вернулись в дом.
   - Я сегодня Симу и Николая Григорьевича пораньше отпустила, - сообщила Лаура, включая лампы в холле. - Господи, тихо-то как...
   - Что ж вы, маменька, так шумите? - послышалось из библиотеки, и оттуда появился босой по своему обыкновению Валентин. Он добрел до кресла, плюхнулся в него и зевнул.
   - Опять на диване спал? - улыбнулась Лаура. - Прямо мания у них - с книжками валяться. Кое-кто ночует даже. Вот велю Жене переставить диван в гостиную...
   - Ну что ж, в гостиную, так в гостиную, - покладисто согласился Вэл. - Хотя там уже один есть. Будет два. Вы Федьку нигде не видели? Он обещал мне антивирус на компьютере переустановить.
   - Нет, - коротко ответила Лаура и вопросительно посмотрела на меня. Я покачала головой.
   - Надо проверить, может быть, он у себя, - с этими словами она быстро пошла к лестнице.
   - Федор ещё после всей этой медицинской чехарды не отошел, - пояснил Валентин. - Временами его скручивает так, что смотреть страшно. Но не любит выглядеть слабым. Взял дурную привычку - забиваться куда-нибудь и сидеть там, приняв бледно-зеленым окраску... Балда такая!
   Говоря это, Вэл встал и заглянул в гостиную, потом в столовую.
   - Его тут нет, - крикнула сверху его мачеха.
   - Посмотри в моей комнате! - отозвался Вэл. - Может, он уже с компом разбирается. И у отца в кабинете - мало ли...
   Он озадаченно чертыхнулся и направился на кухню, зажигая по пути свет - все лампы, какие были. Спустя несколько минут стало точно известно, что Федора в доме нет. Сверху спустились Верочка и Лео - сонный и недовольный.
   - Лень, включи освещение в саду - надо там поискать. И в гараже.
   Удивительно, но никто не ворчал и не возмущался, наоборот - похоже было, что исчезновение хоть и нездорового, но вполне взрослого члена семьи всех по-настоящему взволновало. Верочка бросилась ещё раз проверять все углы в доме, Лео пощелкал тумблерами на спрятанном за деревянной панелью около входной двери щитке и отправился в гараж.
   Лаура и Валентин решили обыскать дальнюю часть сада. Я же, поколебавшись, просто вышла из дома и двинулась вокруг него. Круглые фонарики, похожие на капли молока, давали не слишком много света, но дом с этой стороны сиял освещенными окнами, так что видимость была неплохая. Неожиданно вспомнилась тень, которую я заметила прошлой ночью. Кто-то гулял там, где я сейчас оказалась - моё окно было как раз над головой.
   Я обогнула угол здания и оказалась под балконом третьего этажа - напротив стеклянных дверей столовой. Тут стояли два каменных вазона, из которых свисали плети цветущих растений. Некоторые из них к ночи распустилась и пахли тонко и сладко. Едва не споткнувшись о циновку, брошенную перед ступенями вместо коврика, я свернула за следующий угол и почти сразу оказалась в темноте - в библиотеке и гостиной свет был выключен. И в кабинете над ними - тоже. А фонари как раз в этом месте закончились.
   Одолев почти на ощупь ещё несколько метров, я остановилась. Ничего не видя и не слыша, я, тем не менее, чувствовала, что рядом кто-то есть. К щеке мягко прикоснулась ветка - жасмин... Я поежилась. Несомненно, рядом кто-то был - чужое дыхание, чужие биотоки или как оно там называется.
   Заставив себя сделать ещё несколько шагов, я снова замерла - привыкшие к темноте глаза заметили что-то лежащее передо мной на земле. Ноги стали ватными. Я быстро присела и провела рукой - человек. На мое прикосновение он никак не отреагировал. А если бы отреагировал, меня бы наверняка прямо на месте кондратий хватил.
   Продолжая ощупывать безжизненное тело, я добралась до его головы и первым делом прижала ладонь к шее - сбоку. Под пальцами слабо бился пульс. Жив! Судя по коротко остриженным влажным волосам, я нашла именно Федора.
   - Сюда! - крикнула я, но голос сорвался. - Я нашла!
   Я звала и звала помощь, но лишь чрез минуту отозвался голос Лео:
   - Где вы?
   - Тут, около дома, где темно. Скорее идите сюда, он без сознания.
   - Сейчас.
   Вспыхнул луч фонарика, зашарил по деревьям и кустам, потом ослепил меня. Я закрылась рукой. Послышался топот босых ног и из-за угла выскочил Валентин, за ним появилась Лаура.
   - Черт! - выругался Лео. - Этого только не хватало... У него голова разбита. Валька, тащи какое-нибудь одеяло, надо его перенести в дом. И бинты захвати - рану прикрыть. Лаура, вызывай скорую.
   Он распоряжался быстро и четко, и я, наконец, смогла отойти в сторону и обессилено прислонилась к стене. Колени и руки у меня тряслись. Да что это за дом, где я то мертвецов, то раненых нахожу?!
   Лаура позвонила по мобильному телефону, а Лео пытался привести Федора в чувство. Наконец тот тихо застонал.
   - Похоже, с балкона ветром опрокинуло горшок с цветком, и прямо Федьке на голову, - Леонид поводил лучом фонарика и указал на разбитое керамическое кашпо. - Сколько раз говорил, не ставьте эти штуки на самый край!
   Федора осторожно положили на принесенный Вэлом плед и потащили в дом. Я, словно побитая собака, поплелась следом. И только войдя в хорошо освещенный холл, увидела, что мои ладони и пальца красны от подсохшей крови. Наверное, я побледнела, потому что Лаура быстро ухватила меня под руку и усадила в кресло.
   - Ничего страшного, - бормотала она, - сейчас пройдет. Ну как вы, Саша? Может нашатыря дать понюхать?
   - Нет, не надо, - я покачала головой. - Все нормально. Даже не ожидала от себя.
   - Тогда посидите, а я Федором займусь. Умывальник тут рядом, на кухне. Придете в себя, сходите, смойте. Вэл, помоги Саше!
   С этими словами она оставила меня в покое, и с нашатырем устремилась к пасынку, которого с трудом уложили на неудобный диван, сбросив с него подушки и подстелив вышитую анютиными глазками скатерть. Федор тихо стонал, но глаз не открывал. Около него с перепуганными круглыми глазами и стаканом воды металась Верочка. Потом отец шикнул на неё и велел идти в свою комнату, но девочка не послушалась и осталась в холле.
   - Скорая не раньше чем через полчаса приедет, - с досадой сообщи Лео. - Что делать? Может, за Фимой сбегать?
   - Беги за Фимой, - кивнула Лаура. - Мне самой не справиться, рана довольно глубокая. Боюсь сделать что-то не так...
   - Ну ты и изгвоздалась, - глядя на мои растопыренные пальцы, покачал головой Валентин. - Да ладно, не трясись, сейчас...
   Он без церемоний сгреб меня за плечи и поволок к умывальнику. Пока я мыла руки, стараясь не смотреть на стекающие с ладоней розовые струи, он включил кофеварку и сварил крепкий кофе.
   - Пей давай, - протянул он мне одну чашку, плеснув неё коньяка. - Хоть немного взбодришься, а то бледная, как поганка.
   Он уселся за стол и мрачно вздохнул:
   - А погоды-то нынче какие стоят...
   - Что? - не поняла я. Горячий кофе оседал горечью во рту.
   - Погоды, говорю, - Вэл обвел пальцем контур сахарницы на темно-зеленом пластике стола. - Ленька сказал - ветром горшок сшибло. Странно, на прошлой неделе действительно дуло прилично, а он не свалился. А сегодня - тишина была.
   - Хочешь сказать, что это... он не сам упал? - я сделала слишком большой глоток и чуть не подавилась.
   - Нет, пока не хочу. Но завтра попробую разобраться. У меня однажды был кактус - вымахал здоровенный и кривой какой-то. И если его вовремя не поливали, переворачивался вместе с землей и посудиной. Полный оверкиль делал. Может, и у Роба на балконе что-то такое росло, черт его знает.
   - Так эта штука свалилась с балкона комнаты, где сейчас никто не живет?
   - Да. Там довольно много всяких растений, Лаура специально для Роба их расплодила, ему нравится. Сима обязана весь этот дендрарий поливать. Но ведь могла и забыть... Хотя что теперь на пустом месте предположения строить?
   Мы вернулись в холл, где незнакомый мне толстяк в спортивных штанах, майке и пластиковых шлепанцах как раз заканчивал накладывать Федору повязку. Делал он это так ловко, что сразу было видно - профессионал.
   - Ничего страшного, - разглагольствовал толстяк, - кость цела, остальное заживет. Даже скобы накладывать не придется. Сотрясение, да, есть. Значит, постельный режим тишина, покой - минимум на неделю. Лежи, лежи, голубчик. Сейчас я напишу, какие таблетки нужно принимать. Но главное - покой. Прививку от столбняка делал? Вот и умница, хороший мальчик!
   "Хороший мальчик" уже относительно пришел в себя, но выглядел скверно. И без того бледное лицо на фоне белых бинтов выглядело серым. Лаура, озабоченно потирая виски, тихо переговаривалась с Лео. Насколько я поняла, они говорили о том, стоит ли разбудить Каховского, чтобы сообщить о случившемся, или лучше подождать до утра. Решили подождать.
   Потом приехала скорая помощь, и я поняла, что только путаюсь под ногами - слишком много народа собралось в холле. Тихо поднявшись к себе, я повалилась на кровать. Несмотря на четкие психологические установки, дачная жизнь нравилась мне все меньше и меньше. И почему, стоит мне подумать, что все идет как надо, как все тут же становится с ног на голову? Или это карма у меня такая - чтобы не расслаблялась? Но за что? Что я такого гадкого совершила?
   Наверное, я бы ещё долго продолжала терзаться этим вопросом, если бы не уснула - несмотря на выпитую ударную дозу кофе. Сон был неглубоким, больше похожим на дрему. Сновидения вперемешку с какими-то реальными образами и воспоминаниями. Опять эти пакеты с долларами, честные глаза Стаса на том единственном свидании, которое я получила через знакомого отца, работающего в прокуратуре. "Это было для нас с тобой, для тебя, Алекс...Прости". Глаза были слишком, слишком честными, мы оба понимали, что это - ложь. Выйдя, я в кровь разбила кулак об угол стены - чтобы не так больно было внутри.
   Нет, только не это - хватит с меня...
   Я перевернулась на другой бок и увидела маму - такую, какой она была лет пятнадцать назад - в сетчатой блузе и джинсах-стрейч. Мама развешивала свои коллажи на огромной белой стене, а я не могла понять, где эта стена начинается, и где заканчивается - она уходила в обе стороны за горизонт. И тогда я постигла сакральную истину: эта стена - экватор, она опоясывает землю. Почему, интересно, я первая узнала, как выглядит настоящий экватор?
   Из-за бесконечной стены доносились звуки отдаленных голосов, но понять, кто и о чем говорит, было почти невозможно. Внезапно один коллаж упал со стены - с треском и звоном. Я очнулась, не понимая, где сон, а где явь. Был ли грохот? И тут женский голос отчетливо и довольно громко произнес: "Не смей этого делать, больше никогда не смей!" И наступила тишина. Я глянула на часы - половина четвертого. За окном обозначился рассвет.
   Что это было?
   Господи, да какая разница... Я со стоном рухнула в подушку лицом и проспала уже без сновидений до того, как меня разбудил телефон.
   - Сашка, ты как? - голос Василисы звучал бодро и оптимистично. Впрочем, он у неё всегда так звучит.
   - Нормально, - буркнула я, зевая.
   - Ты ещё спишь? - изумилась подруга. - В полдесятого? Няня, ты в своем уме?
   - У, ёлки... - я ещё раз зевнула и кулаком свободной руки потерла не желающие открываться глаза. - Завтрак опять проспала.
   - Ну ты даешь... - Васька явно была в шоке. По-видимому, уже представила, как ей будут предъявлять претензии за то, что подсунула в качестве няни патологическую лентяйку. - А легла ты во сколько?
   - Понятия не имею, - честно призналась я. - Вчера ночью Федору горшком голову разбило.
   - Кто разбил? - похоже, у Василисы начиналась паника. - Ты?!
   - С ума сошла? - возмутилась я. - Он сам упал. Горшок. И мы его в темноте искали.
   - Горшок?
   - Федора.
   - А Федор - это кто?
   Наш разговор все больше напоминал театр абсурда. И виновата в это была явно не моя подруга.
   - Васенька, - взмолилась я. - Дай мне проснуться и кофе выпить. Короче, перезвони минут через сорок, ладно?
   - Ладно, смилостивилась Василиса и дала отбой.
   Я повалилась навзничь и постаралась понять, могу уже встать или пока лучше не надо. Кажется, могу.
   Первым, кого я увидела, стоило мне выйти из комнаты, был Валентин. Он сидел прямо перед моей дверью в кресле, положив ноги на столик, и читал электронную книгу.
   - Это была драцена, - сообщил он таким тоном, словно меня это известие должно было потрясти.
   - И что? - настороженно отозвалась я, пытаясь сообразить, что это за штука - драцена.
   - Не могла она сама по себе перевернуться - листья тонкие, парусности почти никакой. А земля влажная, я рано утром сбегал, проверил. И другие горшки проверил - они так стоят, что даже при штормовом ветре вряд ли наружу свалятся, разве что на пол. Пойдем, сама посмотришь.
   - А можно, я для начала хотя бы зубы почищу? - довольно нелюбезно поинтересовалась я. - Быть Ватсоном при столь активном Шерлоке Холмсе - страшное дело...
   - Иди, чисть, - милостиво разрешил лохматый деспот. - Только быстро.
   - Ага, разбежалась!
   Весьма продуктивное утро выдалось - в смысле общения.
  
   Глава пятая
   Так как завтрак я проспала, и Верочка успела засесть за компьютер, кофе пить я отправилась в шортах и майке. На кухню. Николай Григорьевич попытался скормить мне все оставшиеся от завтрака ватрушки и гигантский кусок омлета с ветчиной и грибами. Еле отбившись от этих поползновений, я вместе с нетерпеливо ожидающим меня Валентином отправилась на второй этаж.
   Комната Роба была просторной и очень удобной - видно тут постарались создать максимум комфорта и удобств. Большая кровать, оснащенная специальными поручнями для вставания пожилого и не очень здорового человека, телевизор с плазменным экраном на стене - так, чтобы его можно было смотреть и лежа в постели, и сидя в кресле. Суперсовременная кресло-каталка в углу.
   - Роб иногда не мог ходить - к дождю суставы болели, - пояснил Вэл.
   Тут имелась и отдельная библиотека - почти все книги были на английском и французском. На стенах множество фотографий, картины, гравюры и старинный барометр в медном корпусе. Около кровати стоял старинный шахматный столик с расставленными фигурами. Казалось, что хозяин на минуту вышел и сейчас вернется, чтобы закончить партию.
   - Грустно все это, - вздохнул Валентин. - Мне казалось, он будет жить вечно... Инсульт в девяносто шесть лет - это хреново. Но он ещё поборется.
   Мы вышли на балкон. Вернее, это была лоджия, огражденная с одной стороны полупрозрачным экраном из толстого пластика. И я сразу поняла, что имел в виду Вэл, говоря о том, что кашпо не могло само свалиться - специальная полка, на которой стояли растения, была расположена сантиметров на двадцать ниже поручня.
   - Смотри. Сима пока не убрала, все осталось на месте.
   Мой провожатый свесился вниз. До земли отсюда было метров шесть - высота первого этажа, цоколь плюс ограждение балкона. Я увидела и разбитое кашпо, и драцену - миниатюрную пальмочку с шапкой острых тонких листьев. Она лежала, распластавшись на бетонной отмостке, и уже успела слегка привянуть под лучами утреннего солнца. Мне стало жаль несчастное растение. Надо напомнить горничной - наверняка его ещё можно спасти.
   - Теперь ты понимаешь? Ничего больше не опрокинулось, даже не повалилось, а этот горшок самостоятельно не мог туда улететь.
   - Не мог, - согласилась я. - А выше балконов или подоконников, с которых она могла сверзиться, нет?
   - Нет, там окна моей комнаты и ещё одной, гостевой. И эта драцена точно стояла тут, видишь - поддон остался.
   Я повертела в руках керамическое блюдце с белесыми следами высохшей воды. Значит, Валентин уверен, что Федора хотели убить? Но это абсурд - никакой гарантии, что от падения на голову кашпо с землей он умрет, быть не могло! Наоборот - куда большая вероятность, что он всего лишь набил бы шишку. Тогда зачем это нужно было делать?
   Все это я высказала Вэлу, и он полностью со мной согласился.
   - Знаешь, - задумчиво произнес он, - я все же смотаюсь в Москву, к твоему химику. Насчет пилюлек узнаю, что это за хрень такая. Заодно и Лукьянца отволоку, хватит ему расслабляться.
   - А разве они с Игорем Михайловичем ещё не уехали?
   - У-у-у... - протянул он, - тут утром такой шум стоял. Папенька проснулся, как обычно, чуть свет и ему первым делом сообщили, что Федьку в больницу увезли. Фима посоветовал вчера все-таки на пару дней уложить его под наблюдение. Отец сразу решил ехать - вначале в Ромовск, а потом уже в Москву - с врачами насчет Федькиной башки и состояния Роба поговорить, проведать обоих. А Лукьянца разбудить так и не смогли. Он, паразит, ночью втихую ещё разок с баром пообщался, в одиночку почти полбутылки "хеннесси" выхлебал. И это человек, призвание которого - нести людям разумное, доброе, вечное... В общем, отец дожидаться его пробуждения не стал, уехал один. Ладно, пора в путь, заодно избавлю вас от Антона.
   Произнеся эту тираду, Валентин отправился собираться в Москву. Первым делом он в очередной раз полаялся с Лео, который как раз собирался куда-то ехать на его "Форде". Стычка происходила в гараже, из которого старший брат вернулся злой и надутый.
   Отстояв свои права, Вэл принялся заманивать ещё не проспавшегося и находившегося в состоянии, близком к полной нирване, издателя в свою машину. Ко всеобщему удивлению, Лукьянец позволил себя загрузить, и они отбыли. Сама я процедуры отъезда не видела - меня как раз позвали к телефону.
   Звонил Кирилл, владелец конюшни. Он в конце дня собрался ехать за кормом и поэтому предложил нам с Верой поездить не как обычно - в пять часов, а пораньше, перед обедом.
   Лично я не возражала, Верочка тоже согласилась. Хотя и с кислой миной - похоже, ребенок плохо выспался. Да и кто в этом доме нынче выспался хорошо? Разве что хозяин и его гость.
   ***
   Кирилл уже ждал нас с оседланными лошадьми. Мне на этот раз достался Раджа - молодой серый в яблоках мерин, отличавшийся меланхоличным характером и, одновременно, пугливостью. Кобылка, на которой обычно ездила Верочка, ленивой рысцой потрусила по кругу. Девочка на ней держалась уже более уверенно и радовалась этому. Я помнила, как сама впервые ощутила, что в седле можно чувствовать себя не мешком с картошкой, а всадником - частью гармоничной системы "человек - лошадь". Это - восторг!
   - Поехали, покатаемся по лесу? - предложила я Вере, поравнявшись с ней.
   - Нет уж... Лучше я сегодня ещё пока тут, - отказалась она, на мгновение задумавшись. - У меня ещё ноги побаливают.
   Думаю, у неё побаливали не только ноги... Ну, это понятно - все поначалу отбивают себе филейные части.
   - А вы, Саша, если хотите - поезжайте. А то со мной в этом загоне скучно, наверное. До дома меня Кирилл проводит. Да, Кир?
   Парень, даже не слыша, о чем мы говорим, охотно покивал. Ну, раз так, почему бы и нет? Я все же доехала до Кирилла, и он подтвердил, что я могу пару часов поездить, а Верочку он обязательно проводит до ворот Каховских.
   Сосновый лес вдоль дороги был чист и просторен. Я обогнула поселок со стороны реки и поскакала по обочине. В галопе Раджа был хорош, но долго он такой аллюр выдержать не мог. Поэтому через несколько минут я перевела его на рысь. Как же здорово - ещё не успевший прогреться воздух, легкий ветерок и мерное движение лошади.
   Мы свернули с автомобильной дороги - влево, на узкую колею. Конь постепенно перешел на шаг, а я, почти отпустив повод, сидела и жмурилась, словно кошка на заборе. Вот так бы ехать и ехать, ни о чем не думая...
   Единственное, что начало через некоторое время раздражать - запах гари. Словно где-то недалеко в лесу жгли покрышки. Раджа тоже учуял, задергал ушами, фыркнул. Прикинув, где источник вони, я повернула в противоположную сторону. Не хватало ещё наткнуться на каких-нибудь идиотов. Конечно, верхом на лошади я от любого уйду - хоть пешего, хоть на машине, но все равно - не хотелось портить на редкость безоблачное настроение.
   Мы миновали небольшой овражек, по другую сторону которого было уже не так просторно - больше лиственных деревьев, кустов и подлеска. То и дело попадались малинники.
   Теперь мы двигались обратно к дороге - по довольно узкой тропе, которую, похоже, проложили любители ягод. Время их сбора ещё не наступило - малина и земляника ещё не отцвели - и тут было тихо. Внезапно послышался шорох, будто кто-то пробирался сквозь кустарник. Зверь или человек? Я не знала, водятся ли в этих местах медведи или дикие кабаны, и тут же насторожилась. Но конь спокойно трусил вперед, а на крупное животное он бы непременно отреагировал. Да мало ли кто может в лесу бродить, мы отъехали от поселка всего километра на два или три. Может, и больше, но не намного.
   Боковым зрением я заметила, как качнулась ветка - в молодом ольшанике явно кто-то был. Я присмотрелась и поняла - человек, крупный мужчина в темной куртке. Мне почудилось в фигуре что-то знакомое. В этот момент мужчина обернулся и я заметила, что он курит трубку. Каховский? Но откуда он мог здесь появиться, ведь он часа три назад уехал, если не раньше.
   - Игорь Михайлович! - окликнула я. И растерянно повторила: - Игорь Михайлович... - потому что фигура исчезла среди ветвей так же внезапно, как и появилась. Исчезла бесследно и беззвучно. Странно.
   Тут мне пришла в голову простая мысль: если человек не отзывается и не хочет вступать в контакт, значит, я попросту ему мешаю. Ну мало ли какие могут быть у него дела. Свидание с женщиной, к примеру. Если Лаура ему изменяет, почему он не может также иметь роман на стороне? Черт, как неловко получилось... Я поспешно потянула повод, заставляя Раджу повернуть. Дорога должна быть в том направлении, если судить по солнцу.
   Я не ошиблась - через четверть часа лошадиные копыта вновь зацокали по асфальту. Тут снова запахло горелой резиной - вонючий ветерок тянул теперь навстречу. Придется поворачивать... Да и пора уже - время близилось к обеду.
   Несколько раз нам навстречу попались машины, едущие из поселка - незнакомые, никто даже не притормозил. А сзади только однажды нагнала какая-то разбитая "восьмерка". Наконец показались первые дома и пасущиеся около крайнего огорода телята. Мальчишка, присматривавший за ними, проводил меня задумчивым взглядом.
   Стараясь побыстрее добраться до дома, я направила Раджу через площадь. На этот раз торговок около магазина было несколько, и они что-то оживленно обсуждали. Я собиралась проехать мимо, не останавливаясь. Внезапно послышался знакомый голос:
   - Эй! Постой!
   Обернувшись, я с изумлением увидела Никитишну. Решив, что скандальная бабка опять решила затеять склоку со мной, я сделала вид, что не поняла. Но бабка завизжала громче:
   - Эй, погодь! Да погодь же ты, как тебя... Чего там слышно-то? Насмерть убился или ещё живой?
   От неожиданности я натянула повод, и Раджа послушно остановился.
   - Вы о чем? - настороженно спросила я.
   - Так о хозяине твоем. Он же сегодня на машине угробился, не слышала что ли? Или тебя опять где-то носит?
   Но я уже не слушала, что она говорит - ударила пятками лошадиные бока и помчалась к дому.
   Ворота были распахнуты настежь, так что я по аллее беспрепятственно доскакала до самого крыльца. На площадке перед ним стояли две незнакомые машины - белая "Волга" и та самая затрапезная "восьмерка". И - ни души. Спрыгнув с седла, я захлестнула повод на каркасе скамьи-качалки и бросилась в дом.
   Первое, что я увидела - заплаканное, почерневшее лицо Лауры.
   ***
   Что означает "дом осиротел" я теперь понимала очень хорошо. Словно вынули главный стержень, на котором все держалось, и то, что ещё несколько часов назад было живым и действующим, разваливалось на глазах и грозило вот-вот окончательно рухнуть.
   Несколько человек в штатском и милицейской форме с непроницаемыми лицами попались мне в холле. В одном из них я узнала Анисимова. Удивительная у него способность приезжать практически мгновенно... Увидев меня, Анисимов еле заметно кивнул и дернул плечом. Лаура, непривычно сгорбившись и уткнув лицо в ладони, опустилась в кресло. На подлокотник рядом с ней сел Артур, обнял мать за плечи.
   По лестнице сбежал Лео в наброшенной на плечи ветровке.
   - Едем?
   - Ты... езжай, - голос Лауры прозвучал слабо. - А я... можно мне этого не видеть?
   - Можно, - отрезал Лео. - Тебе там нечего делать! Сима, поди сюда! Сбегай к Ефиму Аркадьевичу и, если он дома, пригласи его к нам - надо чтобы тут побыл врач на время, пока...
   Он не договорил, только взмахнул рукой и пошел к двери. Остальные потянулись за ним. Я поняла - они отправились на то место, где все и случилось.
   - Он разбился... - глухо произнесла Лаура, не отнимая ладоней от лица. - Накануне пил, потом перенервничал из-за Федора, наверняка гнал. Машина рухнула в каменный карьер и... и загорелась. Господи, неужели это возможно? Ну почему, почему он отпустил Женю?!
   Её внезапно затрясло в приступе истеричного смеха-плача. Я заметалась вокруг, не зная, что делать. Артур схватил со столика пузырек и быстро накапал из него в стакан, потом долил воды и протянул матери. Но она оттолкнула его руку.
   - Не надо, не надо...
   В дверях гостиной появилась Верочка - угрюмая, но без признаков слез. Шумно вздохнула и снова исчезла.
   - Мама, тогда возьми себя в руки! Теперь уже ничего не поправишь.
   - Уйди отсюда! - внезапно заорала женщина. Она вскочила - растрепанная, не похожая сама на себя. - Уйди! И не смей никуда выходить из дома, слышишь! И из комнаты. Я тебе запрещаю!
   - Ну ты, мать, даешь, - пожал плечами парень. - Ладно, как скажешь.
   Он медленно направился к лестнице, потом обернулся.
   - Саша, - кажется, он впервые обратился ко мне за все это время, - Мама не в себе... Вы, пожалуйста, присмотрите тут.
   Я растерянно кивнула. Лаура, обессилев от всплеска эмоций, снова рухнула в кресло. Рот её кривился.
   - Сейчас Сима приведет доктора, - склонилась я над ней. - Наверное, вам все же нужно выпить успокоительного.
   - Не надо, - покачала она головой. - Ничего, это просто шок ещё не прошел. Так неожиданно... Игорь... он ведь был, как скала - такой могучий, надежный. Я за ним была именно за мужем, как за каменной стеной.
   Её губы задрожали.
   - Давайте, я налью воды.
   Где же эта чертова Сима?! И куда запропастился Борцов? Почему все разбежались, оставив жену... теперь уже вдову Каховского с практически посторонним ей человеком? Хотя сына она сама прогнала.
   - Конец, конец всему, - продолжала Лаура обреченно. - А стервятники уже слетелись, делят, небось, добычу.
   - Вы о ком? - от удивления я задала, кажется, не совсем тактичный вопрос.
   - О мелких шакалах, - загадочно отозвалась она. - О тех, кто привык рядом с охотящимся тигром кормиться.
   Честно говоря, я обалдела. Почему-то в голову настырно лезли сцены из "Маугли", и я как-то утратила связь с происходящим рядом.
   - Вот вы думаете, почему они наверху заперлись?
   - Не знаю, - честно ответила я. - Я даже не понимаю, о ком речь.
   - Позовите Ивана, - внезапно приказал она. Именно приказала. Но я решила не обращать внимания на тон - в конце концов, женщина находится в стрессовом состоянии.
   Поднявшись по лестнице, я методом исключения определила комнату Борцова и постучала. Никто не отозвался, но неплотно прикрытая створка неожиданно открылась, и я увидела жилище секретаря. Это скорее, был рабочий кабинет - груды книг, компьютер, кучи бумаг. В углу сиротливо белела незаправленная постель. Значит, он тут и спит, и работает. Как его назвал Валентин - "негр"? Ну, и где мне его искать? Я притворила дверь и прислушалась. Из кабинета доносились приглушенные, еле слышные голоса.
   Подойдя ближе, я разобрала только "посмертные издания" и "никаких договоров с наследниками". На мой стук отреагировали не сразу, вначале наступила тишина, и лишь спустя пару минут скрипнул паркет, и послышались звуки приближающихся шагов.
   Борцов смотрел на меня раздраженно, почти с отвращением:
   - Что вам угодно?
   Из-за его плеча я без труда разглядела того, с кем он вел тут переговоры. Лукьянец сидел за столом Каховского с деланно-безразличным видом шаркая компьютерной мышкой по коврику.
   Лаура права - действительно, стервятники.
   Я снова сдержалась.
   - Лаура просит вас спуститься.
   Иван Иванович нерешительно обернулся, словно спрашивая совета, но Лукьянец только пожал плечами.
   - Хорошо, через пять минут я приду, - голос Борцова прозвучал резче, чем позволяли правила приличия. Кажется, он и сам это понял, потому что попытался исправить ситуацию. - Мы тут обсуждаем... проблемы, возникшие в связи с гибелью великого писателя.
   Он так и сказал "великого писателя". Я молча кивнула и ушла. Если раньше в отношении Борцова я не могла определиться, нравится он мне или нет, то сейчас он практически мгновенно стал мне отвратителен.
   Когда я вернулась к Лауре, около неё уже хлопотал толстый Фима - на этот раз в шортах и длинной футболке. Бедный эскулап - наверняка ему осточертели подобные приглашения, но сейчас он не мог отказать - такая трагическая ситуация. Держа хозяйку дома за запястье, он смотрел на часы, считая пульс. Рядом томилась Сима.
   Я передала Лауре, что Борцов сейчас спустится, но она в ответ лишь поморщилась.
   - Моя помощь ещё нужна? - шепотом спросила я у горничной, и та покачала головой.
   Я позвонила Кириллу, извинилась и попросила его забрать от дома лошадь, он ответил, что это не проблема. Потом я отправилась в гостиную. Верочка, ссутулясь, сидела напротив телевизора, по экрану которого беззвучно носились герои какого-то мультфильма. Я присела рядом, и мы некоторое время молчали.
   - Неужели это так и бывает? - спросила девочка тихо. - Жил человек, и вдруг его не стало. Совсем. И навсегда.
   - Бывает... - вздохнула я.
   И тут меня вдруг окатило холодом. В этой скорбной суете и всплесках эмоций я совсем забыла то, что видела совсем недавно в лесу - фигуру, очень похожую на Каховского. Очень. Я ведь тогда была уверена, что это он. Но, судя по времени и месту, писатель никак не мог оказаться у меня на пути, а значит... Что это значит, я понять не могла, а в мистику не верила. Оставалось признать, что я ошиблась, приняв за Игоря Михайловича кого-то другого. Или все же это был он, просто машину я не заметила, а он сел в неё и поехал к карьеру? Но тогда бы я услышала звук мотора, да и получалось, что "Волга" Анисимова к тому времени уже проехала к поселку. А значит, авария произошла куда раньше.
   Окончательно запутавшись, я решила постараться забыть об увиденном.
   - Саша, как вы думаете, что теперь будет? - задала Вера вопрос, который, похоже, мучил её.
   - Не знаю, - отозвалась я. - Ведь я тут только работаю.
   Девочка прижалась ко мне, словно брошенный щенок, и у меня защемило сердце. Ведь по большому счету она никому и не нужна - отец обращает на неё минимум внимания, дед тоже был только рядом, у матери, похоже, своя жизнь...
   - Только бы мама не приехала, - словно подслушав мои мысли, шепнула Верочка.
   - Думаешь, приедет?
   - Думаю да... И ещё Петра Ивановича привезет. Это вообще будет полный крантец.
   Упомянув Петра Ивановича, статус которого я так и не поняла - то ли новый муж, то ли ухажер, то ли жених бывшей жены Лео, девочка сердито засопела. Потом вывернулась у меня из-под мышки и тряхнула головой.
   - Ничего. Главное, чтобы Робу пока ничего не сказали, а то он переживать будет и не поправится. Вот когда он вернется, быстренько все по углам разбегутся. Он хоть и старый, но умный.
   Сказала она это с таким видом, словно никого больше тут умным не считала.
   - Пойдем, пройдемся по лесу, - предложила я. Даже сквозь закрытые двери сочился запах валерьянки или ещё каких-то капель. - Не возражаешь?
   - Да, - кивнула девочка. - То есть, нет, не возражаю. А ведь ещё приедут Полина и Римма. И тогда все примутся ещё больше ругаться. Если бы можно было сесть в машину времени, перенестись в сегодняшнее утро, я бы проткнула колеса дедовой машине, и он никуда бы не поехал.
   Я невольно улыбнулась. Ребенок, ребенок и есть...
   ***
   Мы вышли из дома и побрели через сад. Отчего-то все движения были заторможенные, словно мы выбрались из морозильной камеры.
   Интересно, как вновь оказался в доме издатель, уехавший с Валентином?
   - Он вернулся с Анисимовым. А Вэл остался там... около карьера. Они хотят попытаться машину достать.
   Так, вроде бы, понятно - Валентин остановился, узнав об аварии, или ему позвонили.
   Что-то во всем этом мне не нравилось - по времени получалась какая-то нестыковка - Каховский уехал рано утром, а Вэл - уже после завтрака. Или аварию заметили слишком поздно? Но почему тогда запах дыма я чувствовала в лесу несколько часов спустя? Неужели машины так долго горят? И ещё это видение - иначе и не назовешь - кого-то, очень похожего на Игоря Михайловича, в лесу...
   И зачем я вообще об этом рассуждаю? Дом и люди, в нем живущие, для меня абсолютно чужие. Скорее всего, меня вскоре просто попросят уехать отсюда. Можно даже прикинуть когда - сразу после похорон. Надо ли об этом сообщить Василисе или стоит подождать?
   Мы все так же медленно плелись по дорожке, а потом свернули в лес - к реке идти не хотелось.
   - Бедная Лаура, - внезапно произнесла Верочка. - Теперь её некому будет защитить.
   - Защитить? - удивилась я.
   - Ага, Вы разве не заметили, что её все терпеть не могут. И Артура тоже. Но его мне не жалко - он вредный и подлый. А Лауру всегда дедушка защищал, и все знали, что он не позволит ей гадости говорить. Только...
   Она на минуту задумалась, а потом тихо прошептала:
   - Вы никому не скажете?
   - Конечно никому, - заверила я её, рассчитывая услышать какую-нибудь страшную детскую тайну.
   - Тот человек, которого нашли мертвым у нас в ванной... Он ведь с Лаурой разговаривал. Я случайно в ту ночь подслушала.
   Оказывается, Верочке иногда не спалось, и тогда она делала то, что обычно делают настоящие взрослые писатели - вылезала из кровати и включала компьютер. Порой она засиживала почти до рассвета. И главной проблемой таких посиделок было то, что к часу ночи непременно разыгрывался голод. Приходилось отправляться на кухню, где в холодильнике всегда было чем подкрепиться.
   Вот и в тот раз она спустилась вниз и неожиданно заметила, что из-под кухонной двери пробивается полоска света. Зная, что прислуга в доме не ночует, девочка решила, что кто-то тоже засиделся допоздна и опередил её в желании перекусить. А так как её постоянно подкалывали насчет лишнего веса и любви к сытной еде, Верочка решила дождаться, пока кухня освободится. Она устроилась в укромном закутке коридора и тут услышала голоса. Один из них несомненно принадлежал Лауре, а второй... вначале она подумала, что это Валентин, но затем поняла, что ошиблась. Неизвестный говорил странные вещи, а главное - он угрожал "жене деда", как Вера про себя называла Лауру.
   - Ты сломала мне жизнь, тварь, - злобно шипел голос. - Сломала и бросила, как ненужный реквизит.
   - Странная ассоциация, - перебила я рассказ девочки. - Ты точно помнишь, он так и сказал?
   - Точно, - кивнула внучка Каховского. - Я ещё сама удивилась. Реквизит, это в театре, да?
   - Да, - кивнула я. - Извини, я тебя слушаю.
   Верочка нахмурилась и даже глаза закрыла, чтобы лучше вспомнить.
   Лаура старалась говорить спокойно, она что-то тихо доказывала, пыталась убедить, но её собеседник все больше злился. Потом он начал требовать, чтобы она дала ему денег, много. В ответ на возражение, что такой суммы у неё нет, рассмеялся нехорошим дребезжащим смехом и порекомендовал достать, и побыстрее. Тогда он сможет уехать и не станет мешать. Если, конечно, Лаура будет ему регулярно платить. В сравнении с богатством её мужа, это ерунда, но сейчас нужно побольше. Потому что он...
   - Опрокинулся, - с сомнением произнесла Вера. - Опрокинулся? Я не поняла, что это значит.
   - Может быть, откинулся? - подумав, переспросила я.
   - Может быть, слышно было плоховато. А что такое - откинулся?
   - Это значит, - я замялась. - В общем, так говорят бывшие заключенные после освобождения из колонии - "откинуться с зоны". Этот человек отбывал срок.
   - Понятно, - кивнула Вера. - В общем, он это все время повторял, требовал денег и угрожал... И Лаура сказала, что она все устроит, через неделю.
   Я остановилась, словно пораженная громом. Девочка знала такое и никому ничего не сказала!
   - Но мы же с тобой разговаривали в тот день, почему же ты молчала об этом?!
   Вера закусила губу и пожала плечами. Между бровями залегла упрямая складка.
   - Я сказала. Деду. И он велел больше никому... Хотел сам разобраться. Саша, вы правда пока не уедете? А то без вас совсем плохо будет.
   - Не уеду, - заверила я её. - Если, конечно, меня не заставят. Мне заплатили за месяц, а ты все-таки ребенок, тебе нужно, чтобы кто-то был рядом.
   - Да, это аргумент, - едва заметно улыбнулась она и внезапно вцепилась в мою руку. - Погодите.
   Мы остановились за пышными кустами. Верочка осторожно выглянула и шепнула:
   - Он сейчас уедет.
   Вначале я не поняла, кто может разъезжать по лесу, но потом на дорожке между деревьями, жужжа моторчиком, появилось инвалидное кресло. Андрей.
   - Пригнитесь, не надо, чтобы он нас видел.
   Я послушно спряталась за ветки, хотя ситуация вызывала у меня недоумение. Почему девочка не хочет встречаться с соседом? Спустя несколько минут Вера снова осторожно выглянула из-за нашего укрытия.
   - Все, его уже не видно, можно идти дальше.
   - Ты мне хотя бы объяснишь, зачем это было нужно?
   Она не ответила, только нахмурилась. Я поняла, что она не хочет отвечать на мой вопрос, и решила сменить тему.
   - Смотри, Вера, вероника зацветает. Почти твоя тезка. Видишь, вот эти синие цветы?
   Моя воспитанница по-взрослому искоса глянула на меня и вздохнула.
   ***
   Гуляли мы около часа. Потом я подумала, что надо бы все же накормить девочку, и мы вернулись в дом. Там царила тишина. Сверху спустился Фима и сообщил, что Лауре пришлось сделать успокаивающий укол, и она спит.
   - Ефим Ильич, - выглянула из столовой Сима, - вы уж, пожалуйста, дождитесь, пока Леонид Игоревич вернется. И это... я тут на стол накрыла, кушать-то надо...
   Толстяк пожал плечами и вместе с нами направился в столовую.
   - Ефим Ильич Райзман. - на ходу представился мне доктор. - Мы с вами регулярно встречаемся, а познакомиться все никак...
   - Александра, - пожала я в ответ крепкую руку со странно холодными пальцами. - Саша.
   Да уж, повод для знакомства у нас получился совсем невеселым. Ефим Ильич потрепал Верочку по голове, внимательно глянув в её личико. Она в ответ попыталась улыбнуться.
   Не успели мы сесть за стол, как из холла послышались голоса и звуки шагов.
   Потом в столовую заглянул Валентин - усталый и хмурый. На щеке - копоть, волосы всклокочены.
   - Сейчас, умоюсь и приду, - буркнул он и исчез.
   Чуть позже они появились все, включая Анисимова. И Лукьянец с Борцовым - с выражением явно фальшивой скорби на лицах. Глаза Ивана Ивановича поблескивали так, что можно было почти наверняка сказать - с издателем они пришли к консенсусу.
   Сима захлопотала около стола, появился и повар - принялся ей помогать. В столовой воцарилась непривычная тишина - лишь изредка кто-то переговаривался, чуть ли не шепотом.
   Наконец, Анисимов, держа в руках наполненную рюмку, встал.
   - Эх, Игорь Михайлович, - произнес он, глядя в пространство, - никогда не думал, что твоя большая и дружная семья осиротеет... вот так, внезапно. Светлая тебе память.
   Все сидели, опустив глаза. Губы Валентина кривились - то ли горько, то ли саркастически. Потом мужчины выпили, не чокаясь.
   - Спасибо, Глеб Аристархович. - Леонид отставил рюмку и вздохнул. - За помощь спасибо, за сочувствие. Мы действительно сейчас как... потерявшиеся котята.
   Почему-то произнося это, он смотрел на Валентина, а тот, в свою очередь на Борцова. Мне же стало неловко.
   - Лео, ваш отец был моим другом. - Анисимов помолчал. - Настоящим другом, одним из немногих. Поэтому не надо меня благодарить, я делаю лишь малость из того, что должно.
   Почему-то все произносимое напоминало мне диалог из какой-то пьесы. Ну да ладно, это не мое дело. Я всего лишь наемный персонал.
   - Саша, - шепнула мне Верочка, когда обед наконец-то закончился. - Вы отдохните от всего этого. Я тоже хочу побыть одна.
   Я кивнула.
   Потом, не остановленная никем, вышла за ворота и решительно зашагала по дороге к реке. Мне нужно было отдышаться, уж больно стремительно развивались события. Но не удалось.
   - Саша! - внезапно послышалось позади. Я обернулась. Меня, сидя в своей каталке, догонял Андрей Энгельгардт. Темные, встрепанные ветром волосы, чеканный профиль и какое-то смятение в глазах. - Добрый день. Вы случайно не ко мне в гости?
   Я замялась. Не та ситуация, чтобы по гостям разгуливать...
   Он понял и кивнул:
   - Знаете, глоток кофе никому и никогда ещё не помешал. Пойдемте, сварю с ванилью и корицей.
   Отказываться было неудобно, да и не хотелось. У меня бывает такое - если нравится какое-нибудь место, снова и снова тянет туда. В детстве, помню, я обожала приходить на работу к бабушке. А ведь, казалось бы, ничего особенного, обычная библиотека. Но меня буквально завораживал запах старых книг, высокие стеллажи, стремянки, на которые можно было взбираться и сидеть на самом верху, читая давным-давно всеми позабытый томик. Или квартира моей школьной подруги Светки - огромная коммуналка, по коридору которой мы путешестовали словно по заколдованному замку, забираясь в пропахшие нафталином шкафы, влезая под древние швейные машинки и обнаруживая самые неожиданные вещи вроде огромного набитого опилками медведя в клетчатых штанах или дырявого глобуса. Мама назвала бы меня романтичной дурочкой, если бы узнала, что так же точно меня теперь тянет в дом Энгельгардта.
   Или это все-таки интерес к его хозяину?
   Василиса, несомненно, пустилась бы в психоанализ - все это следствие того, что произошло со Стасом. Дескать, я пережила сильный стресс и вот меня кидает из одной крайности в другую - нормальным мужчинам я перестала доверять, но моя влюбчивость требует какого-то выхода... и тэ дэ и тэ пэ... Я одернула себя - нехорошо за спиной у человека рассуждать о таких вещах. Собственно, мы просто недавние знакомые, не более. А я тут бредовыми теориями занимаюсь.
   Оказавшись в доме, я принялась рассматривать картины - в прошлый раз мне это толком сделать не удалось. Я небольшой знаток живописи, но мне показалось, что передо мной коллекция подлинников неплохих мастеров, а не случайное собрание бог знает чего. Впрочем, Энгельгардт говорил, что его отец и дед были художниками, а значит, толк в подобных вещах знали.
   Потом Андрей крикнул, что кофе готов. Я вошла на кухню и села к столу, на котором уже стояли знакомые чашки. И вновь меня поразила чистота и сноровка, с которой хозяин дома управлялся по хозяйству.
   - Значит, разбился Каховский? - странно-безразличным тоном поинтересовался Андрей после того, как некоторое время мы разговаривали о погоде. Я ждала этот вопрос и подтвердила:
   - Да, разбился. Очень жаль.
   - Я особого сожаления не испытываю, - помолчав, неожиданно сухо произнес Энгельгардт. - Хотя, возможно, покажусь вам не слишком хорошим человеком.
   - Почему? - растерялась и удивилась я.
   - У меня с этой семьей связаны скверные вспоминания. Не хочу вас в них посвящать, но вполне возможно, что это сделает кто-то другой. Я же просто однажды вычеркнул Каховских из списка тех, с кем поддерживаю хоть какие-то отношения.
   Я поняла, что продолжать этот разговор Андрей не хочет. Воцарилось достаточно тягостное молчание. Я пыталась понять, не намекает ли он на то, что раз я служу в доме Каховских, то автоматически попадаю в ту же категорию вычеркнутых. Но нет, ведь он сам меня приглашал в гости, и приглашал весьма настойчиво. А сказал все это лишь для того, чтобы расставить все по местам. Я - не Каховская, и точка.
   Тут, к счастью, у меня зазвонил мобильный телефон. Это был Валентин.
   - Ты где? - коротко спросил он.
   - Да так, гуляю, - туманно отозвалась я.
   - Ну ладно, когда вернешься, стукнись ко мне.
   - Хорошо.
   Я отключила связь, подняла глаза и заметила взгляд Андрея - внимательный, почти изучающий.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Оценка: 6.78*53  Ваша оценка:

Раздел редактора сайта.