Аннотация: ...один из офицеров выстрелил уже мертвому Уокеру в лицо.
Выбор Кетцалькоатля
Рассвет поднимался по курсу корабля, на небе проступал слабый розоватый отсвет. Волны набегают на бриг со стороны океана, и она мерно кренится с боку на бок. Впереди погасли звезды. Привычный глаз мог уже видеть на милю вокруг судна. И вот, когда "Пацифик" приподнялся на волне, на востоке блеснуло над горизонтом золотистое зернышко, исчезло, вновь появилось и стало расти. Солнце поднимается из воды из тонкого-тонкого облачка над морем, громадное, алое. Оно быстро превратилось в ликующий свет и принялось впитывать мглистую дымку над океаном. Засверкал диск, и чудо восхода завершилось. По морю побежала золотистая узенькая дорожка, играющее, живое солнце отрывалось от нее, и теперь уже не било в глаза. И вот уже теплым светом осветился борт брига и паруса. На левом траверзе выглядывают верхушки вулканов, словно щербатая спина игуаны. На расстояние видимости, от побережья поднимаются зеленые склоны Сьерра-Мадре. Берега по горизонту горными цепями все круче поворачивают на восток. До залива Теуантопек и широкого прорыва вглубь суши, вулканы Мексики сверкают снежными вершинами.
Небо над головой безоблачное, солнце пекло, но море посерело и волновалось. "Пацифик" начало раскачиваться под давлением парусов. Пробило восемь склянок, меняли вахту; Мишель, выбравшись на шканцы, слышал крики боцмана: "Паруса банить!". В Тегуантепекском заливе поджидал шторм, в этой части Тихого океана штормит всегда - сюда через понижение в сьерре прорываются ветра из Мексиканского залива. Кэп заметил перемену, когда изменился характер движения судна: оно вздымалось и раскачивалось куда сильнее, чем обычно, и порывистый ветер круто накренил его набок. Под уменьшенными парусами бриг пошел легче, но ветер с траверза все крепчал, и он, разрезая волны, кренился все сильнее.
На горизонте можно было угадать очертания большого парусного корабля, ясно видны были грот- и фор-марсели. Но он вскоре исчез за линией кипящих волн. В Тихом океане, в тропиках, один корабль может лежать, застигнутый штилем, другой - идти с попутным ветром, подобно тому, как крутые волны, на которых они качались, означали, что вчерашний шторм еще продолжается за горизонтом, в Тегуантепекском заливе.
Волны по-прежнему были короткие и крутые, но "Пацифик" двигался по ним без былой легкости, ветер почти стих. Она дергалась и кренилась с носа на корму, лишенная устойчивой тяги, которую давал бы хороший ветер. На мгновение блеснув под водой влажной розовато-коричневой спиной, плоский скат, выпрыгнул из воды рядом с бортом и звонко шлепнулся плашмя, снова выпрыгнул и исчез на глубине. Летучие рыбы мелькали над волнами, оставляя на поверхности темные штрихи.
Новый день приносил одну и ту же картину: синее небо и синее море, розовато-серые верхушки вулканов и окаймленная ярко-зеленой полосой береговая линия. Небосвод приобрел голубоватый металлический оттенок. Становилось жарко. Горячие солнечные лучи казались еще горячее после прохлады ушедшей ночи. Матросы, не занятые работой, перебрались в тень под переходными мостиками и устало лежали там. А день сменял вечер. Высоко над быстро бледнеющей полосой заката проступала и ярко сияла первая звезда. День за днем бежал мимо длинный вулканический берег.
"Пацифик подходил к заливу Фонсека. Бакунин увидел далекие горы мельком, но вскоре снова поймал их в поле зрения трубы. Ему представился странный пейзаж. Острые пики нескольких вулканов: два очень высокие слева, россыпь конусов поменьше слева и справа. Пока Кэп рассказывал ему о предстоящем заходе в порт Ла-Уньон, из одного вулкана вырвалась струйка серого дыма - не из вершины, а из побочного жерла - и лениво поползла к висящему над ним белому облачку. За вулканическими конусами виднелся хребет, отрогами которого они и были; но и сам хребет представлялся цепочкой потухших вулканов, размытых и выветренных за тысячелетия и заново встающих - можно представить, что за адскую кухню являл собой этот берег, когда все они извергались разом. Вершины гор были тепловато-серыми с розовым оттенком. Ниже конусов Мишель видел как бы зеленые прожилки - очевидно растительность вдоль промоин и ручьев. Бакунин перенес взгляд с вершин к подножьям. Здесь располагалась широкая зеленая полоса, лишь изредка нарушаемая одинокими вулканами. Бакунин провел по ней подзорной трубой, до самого горизонта и обратно. Ему показалось, что он видит слабый белый отблеск. Он снова поймал это место в поле зрения, засомневался, белое пятнышко то появлялось, то исчезало.
- Совершенно верно, это действительно прибой, - сказал кэп, взяв из рук Мишеля трубу, - по обе стороны от полосы прибоя вода совершенно ровная, а дальше располагаются - по обе стороны - два средних размеров вулкана. Широкий залив, остров посередине входа, и два вулкана по бокам. Залив Фонсека.
Открывающийся залив был непомерно велик. Мишель на глаз прикинул ширину входа в залив: что-то около десяти миль. Чуть дальше виднелся еще один типичный для местного ландшафта остров - круто встающий из воды правильный голый серый конус. Дальний берег залива Мишель не различал даже сейчас, хотя за то время, что он наблюдал, корабль прошел около десяти миль.
Эти воды бороздил знаменитый Акапулькский галеон, ежегодно доставлявший с Филиппин и островов Индонезии к перешейку Центральной Америки, сокровищ на миллион фунтов стерлингов. Экваториальные пассаты, ветры северного тропика дуют в одном направлении, южного - обратном. Большая дорога древнего мира. Вдоль этого берега каботажные суда испанцев везли серебро из Потоси в Панаму, где ко всему прочему, перуанский бальзамический тополь и кампешевое дерево, кошениль и золото ждали обмена на британские товары на атлантическом побережье.
От залива Фонсека отходит бухта Эстеро Реаль и близко подходящая к озеру Манагуа. Последнее сообщается с озером Никарагуа, из которого вытекает впадающая уже в Карибское море река Сан-Хуан.
Морской бриз усиливался, и "Пацифик" шел все быстрее. В подзорную трубу Бакунин видел со шканцев мельчайшие подробности входа в залив. Широкий западный проход между островом Кончакита и западным мысом согласно карте имеет глубину двадцать саженей на пять миль вперед. Корабль был почти у входа в пролив, Мишель заметил на воде несколько бревен, и, направив на них подзорную трубу, убедился, что они плывут к заливу. Значит, сейчас прилив. Кэп крикнул рулевому, и "Пацифик" взял вправо, огибая плавный изгиб мыса, свернул чуть ближе к другому берегу и вошел в залив, и Бакунин увидел, что прилив продолжается. Они ползли по стеклянной глади залива, лотовый монотонно выкрикивал глубину, крутая коническая гора посреди залива неуклонно приближалась.
- Отдать якорь.
Канат заскрежетал в клюзе, команда бросилась убирать паруса. Ветер и прилив развернули "Пацифик". Бакунин и подвахтенные прилипли к фальшборту, жадно вглядываясь в зеленые джунгли и серые скалы. На склоне горы за мысом город Ла-Уньон.
От берега отчалила лодка под двумя латинскими парусами, команда - полдюжины смуглых людей в широкополых соломенных шляпах. Лодка легла в дрейф в пятидесяти ярдах от брига, таможня запросила подняться на борт. "Пацифик" ожидали на полмесяца позже, и местный владелец табачной плантации Корнелиус Сарже и по-совместительству - коммерсант, пообещал начать грузить "Пацифик" только назавтра, угостил кэпа и Бакунина свежеприготовленными сигарами - они оказались великолепного качества, гораздо лучше американских вирджинских сигар. Мишель напросился посетить берег.
Лодка мягко проехалась днищем по золотистому песку за мысом, смуглые гребцы выскочили и втащили ее на берег. Город подходил к самой береговой отмели. Это было скопище невзрачных домов, не все даже были крыты черепицей. Маленькие улочки, грязные и зловонные, вились между пальмовыми хижинами. Стервятники урубу, уже знакомые Мишелю по Мексике, сидели на крышах и в переулках дрались из-за отбросов с ободранными дворнягами. Дети бегали нагишом, женщины в черных, либо в грязных белых платьях, редкие мужчины - голые по пояс, в белых штанах до колен. В половине прибрежных домов были лавки - одна стена отсутствовала, открывая взору выложенный на продажу товар. Сюда со всех окрестностей съезжались индейцы, привозившие плоды своих трудов. Здесь продавали свинец и серебро, изделия из кожи и шерсть. Находили своего покупателя гончарные изделия и продукты питания - маис, картофель и фасоль. Торговцы предлагали и экзотические плоды - бананы и папайи, ананасы и гуаявы. На маленькой площади в центре города стояли у коновязи низкорослые лошадки, облепленные мухами. На узкой дороге, окаймленной по сторонам белеными домиками и жидким кустарником, было одуряюще жарко. Насекомые жужжали и больно кусались. Сказывалась близость береговых мангровых болот.
Бакунин в сопровождении американского француза, местного латифундиста, поднялись из города. Индейское название Сальвадора - Кускатлан, что означает "земля драгоценностей". С Х по XII век Сальвадор был частью могущественной империи майя, а позже - империи ацтеков. По словам француза, страна поражает загадочными древними сооружениями, поселениями колониальной эпохи, и благоприятным климатом. По горным склонам текут бесчисленные реки, а у подножий двух десятков вулканов лежат изумительные по красоте озёра с живописными окружающими долинами. Бакунин в имени Кускатлан признал что-то якутское. Сарже, услышав о Сибири, рассказал гостю легенду о последнем правителе индейцев. По представлениям индейцев, миром правили четыре Тецкатлипоки в соответствии с четырьмя сторонами света. Каждый Тецкатлипока имел еще и свой цвет. Главный — Черный Тецкатлипока — распоряжался рождением и смертью людей, знал все о каждом и внушал ацтекам священный ужас. Это был бог звездного неба и ночного ветра, и его земным воплощением был ягуар. Ему противостоял Белый Тецкатлипока — диковинный гибрид райской птицы (кетцаль) и змеи (коатль), Кетцалькоатль, или Кукулкан, как называли его индейцы майя - Пернатый Змей, бог добра и света, защитник и благодетель людей. Это напоминает священную птицу Гаруду, индонезийского происхождения, которая принесла на своей спине бога Вишну, давшего батайцам с другого края Океана, до этого бывших людоедами, земледелие и культуру. Красный Тецкатлипока бог Весны и процветания, и, наконец, Голубым Тецкатлипокой был не кто иной, как зловещий Уитцилопочтли, воинствующий бог Солнца, чьи указания ацтеки выполняли беспрекословно. Накануне вторжения испанцев, словно предчувствуя начало большого террора, ацтеки принесли в жертву 80 тысяч человек.
Легенда говорит, что перед самым приходом испанцев в Америку, испугала императора рыба, которую поймали рыбаки в священном озере Гиха. Ныне на дне его покоится пропавший город. На лбу рыбы было маленькое зеркальце, и в нем Мотекусома увидел вооруженных людей, сидящих верхом на оленях! Не отражаются ли в мифах индейцев-майя Гватемалы пути завоевателей! Наши фантазии не далеко отходят от наших страхов.
Дорога по тропической сельве вывела их на крутой водораздел, поднятый на пол-мили над заливом. Лошадки брали очередной поворот серпантина рывком. Наверху, лес по обе стороны дороги сменили возделанные земли. Центральное плато - вот и вся страна Сальвадор, - уходящее с востока на запад на какую-то сотню миль, и лежащее между двумя вулканическими горными цепями. В стране насчитывается более 25 потухших и действующих вулканов. Дорогу сопровождали увешанные золотыми плодами апельсиновые деревья, за ними Мишель видел поле, где колосились хлеба. Разноцветные попугаи стайками пролетали над головой. За поворотом апельсиновой рощи большое белое строение, приземистое и длинное, прямо на пути всадников. Спешившись, Бакунин прошел в дом к гостеприимному хозяину, в длинную, ярко побеленную комнату. Потолок поддерживали толстые деревянные балки, резные и раскрашенные, наследие культуры мавров.
Сарже и Мишель прошли во внутренний дворик, где под галереей босоногий, но одетый во все белое чистенький слуга принес к столику свежий кофе, маисовые лепешки и бутылку крепкого рома, выработанного из отжимов тростникового сахара. Климат Сальвадоpа тропический, пассатный. Очень благоприятный регион для выращивания кофе. Кофейное дерево завезли сюда испанцы в 1524-1527 годах из Индонезии. Кофе является одной из основных сельскохозяйственных культур. По уровню экспорта кофе Сальвадор занимает четвертое место в мире после Бразилии, Колумбии и Мексики. Качество кофе среднее, кофейное зерно довольно хрупкое. Лучший сорт "El Salvador Chalatenango" выращивают на равнинах Лос Плейнс, которые находятся на высоте 5 500 футов над уровнем моря. Кофейные зерна обрабатывают влажным способом, а затем высушивают их под солнцем.
Обрадованный разговору на родном французском языке, Сарже рассказал свою историю. Европу он покинул после разгрома революций в 1849 году. А попал Сарже в Никарагуа в качестве наемника отряда американского авантюриста Билла Уокера, собравшего в Новом Орлеане почти двухтысячную армию — каждому американскому переселенцу было обещано 250 акров бесплатной земли и столько рабов, сколько он сможет захватить. В декабре 1854 года Уокер подписал соглашение с крупным американским предпринимателем Коулом об организации экспедиции вооруженных колонистов в Никарагуа с целью оказания поддержки либеральной партии президента Риваса. По требованию Уокера размеры выделяемой земельной площади были увеличены до 52 тысяч акров, а наемникам придавался официальный статус колонистов. "Аксессори", компания магната и мультимиллионера Вандербильда предоставила Уокеру заем 620 тысяч долларов, ему была нужна земля вдоль возможной трассы тихоокеанского канала. Землями под альтернативный канал в Панаме еще с 1840 года владели французы. 16 июня шхуна "Веста" высадила Уокера и 57 вооруженных самым современным по тем временам оружием колонистов в никарагуанском порту Реалехо. Вначале отношения Уокера с компанией Вандербильда развивались довольно успешно. Пароходы "Аксессори" непрерывно перевозили в Никарагуа американских колонистов, значительная часть которых сразу же вливалась в армию Уокера. Ее численность уже к осени достигла 1,5 тысячи человек. Костяк составляли примерно 1200 хорошо вооруженных добровольцев, многие из них имели опыт боевых действий.
Однако в феврале 1856 года отношения между Уокером и Вандербильдом были разорваны. Уокера явно не устраивал покровительственный тон "коммодора" (так Вандербильда прозвали в деловых кругах Нью-Йорка). По инициативе Уокера правительство Никарагуа президента Риваса разорвало соглашение с "Аксессори" и передало контракт конкурентам Вандербильда и бывшим его компаньонам - Гаррисону и Чарльзу Моргану. Вот в это самое время Корнелиус Сарже продал свой участок в Никарагуа и переселился в Сальвадор.
Буквально за неделю до высадки Уокера в Реалехо американцы подписали с правительством Никарагуа договор о дружбе и торговле. Это не помешало захвату власти. В июне Уокер порвал все отношения с президентом Ривасом, а еще через месяц провел выборы и 12 июля провозгласил себя президентом Никарагуа. Это были странные даже по центральноамериканским меркам выборы, ибо за единственного кандидата — генерала Уильяма Уокера — голосовали исключительно солдаты его армии и колонисты. Никарагуанцы же этой чести были лишены.
- Quis custodiet ipsos custodes? - Кто будет стеречь сторожей? (лат.)
В 1856 г. Уокер ввел английский язык в качестве государственного и восстановил рабства в Центральной Америке, которое было отменено еще в 1824 году. "Закон о рабстве - ядро моей политики, - писал он. Без него американцы могли бы играть в Центральной Америке лишь роль преторианской гвардии, подобной римской, или же роль янычаров на Востоке - роли, к которым они плохо подготовлены в силу... традиций своей расы".
В Никарагуа из США потянулся всякий сброд. Новый президент обещал приехавшим высокие должности, рабов, бесплатный земельный надел в 250 акров, а тем, кто приедет с женой, - 350 акров. Он заявил, что будет добиваться присоединения страны к рабовладельческой Конфедерации южных штатов США. В целях "ускорения колонизации" экспансионистские круги Америки передали Уокеру полмиллиона долларов, собранных в США. Уокер возвестил гражданам Никарагуа, что "отныне праздность должна уступить место предприимчивости, невежество - науке, а анархия и революции - закону и порядку".
"Сероглазый посланец" был убежденным сторонником теории "предопределения судьбы" и превосходства белой расы. Доброта и холодная жестокость, личная храбрость, способность к самопожертвованию и циничное равнодушие к жизни других, расчетливость, хладнокровие и безрассудство, толкавшее его на авантюрные поступки, составляли противоречия характера Уокера. Он имел худощавый вид и ранние залысины на белобрысой голове, сведенные к неубедительному носу осторожные глазки, которые придавали невыразительной физиономии обиженный вид и что-то змеиное.
Уроженец Теннеси, поменяв, как флюгер свои взгляды, принесенные из Европы из Гейдельберга (Германия), Лондона и Эдинбурга, где искал свою родину на земле предков, он вернувшись в 1845 году в Америку. Он превратился из аболициониста и социалиста в убежденного сторонника рабства и апологета цивилизаторской миссии американского Юга в Центральной Америке, где в сугубо политических интересах перешел из протестантизма в католичество, хотя воспитывался в строгой кальвинистской традиции. Уокер был одним из издателей и авторов газеты "Нью-Орлеан крисчен". Он писал: "Центральноамериканская раса неопровержимо доказала... полную неспособность к самоуправлению". В 1850 году Уильям покинул Нью-Орлеан, совершил путешествие через Панамский перешеек и осел в Сан-Франциско, где с головой вновь ушел в журналистику, приняв предложение своего друга Рандолфа писать статьи в только что основанную им газету "Сан-Франциско геральд", которая ориентировалась на демократов, выражавших интересы рабовладельческого Юга. Именно там Уокера привлекли планы расширения территории Соединенных Штатов в соответствии с популярной тогда теорией "предопределения судьбы" и создания Великой Южной империи белого человека.
Уокер решил завоевать и соседние страны, присоединив их к Конфедерации Южных Штатов, и этим затронул интересы американцев северян, к тому времени уже развернувших в этом регионе бурную деятельность. При поддержке нескольких влиятельных американских бизнесменов Севера отряды Уокера были разгромлены войсками Гондураса и Коста-Рики. Франция, снарядила корабли в залив Фонсека, а британская эскадра появилась вблизи Сан-Хуана-дель-Норте (Грейтаун) в Карибском море.
Обычно говорят о трех попытках Уокера захватить Центральную Америку. В действительности их было четыре. В июне 1860 года две шхуны "Клифтон" и "Джон Тэйлор" доставили Уокера и его новый отряд, а также оружие на остров Косумель, в 300 милях к северу от Роатана. 3 сентября лагерь Уокера был окружен. Понимая безвыходность положения, он согласился капитулировать, но только перед английским капитаном и при условии, что ему и его людям будет гарантирована защита английского флага и очередное возвращение на родину. Английский капитан Салмон обещал учесть просьбу Уокера, и тот сдал оружие, приказав своим подручным последовать его примеру. Тут же состоялось совещание, в котором кроме Салмона и гондурасских офицеров принял участие и срочно прибывший британский суперинтендант Белиза Прайс. Уокер был переданы гондурасским властям и тут же осуждены военно-полевым судом. После того как прозвучали залпы, один из офицеров выстрелил уже мертвому Уокеру в лицо. Газеты Америки писали: "Весной 1860 он вторгся в Гондурас, был разбит и расстрелян по приговору суда". Авантюра Уокера не только осложнила англо-американские отношения, но и нанесла существенный удар по интересам северо-восточной и северо-западной промышленных группировок США. Фактически была свернута деятельность компании Вандербильда по строительству межокеанского канала в Никарагуа, и решение проблемы было отложено на неопределенный срок, что объективно отвечало интересам как традиционного соперника США в Центральноамериканских странах - Великобритании, так и новых претендентов на раздел сфер влияния - Франции, Германии и России.
Бакунин, запасшись сигарами и расспросив Сарже о дороге в горячую долину, от культурно обработанного пейзажа в седловину двух гор к северу, в сельву. Корнелиус упомянул, что у слияния холодной речушки и горячей находятся древние руины майя из песчаника, с весьма искусной каменной резьбой, раскрашенной в разные цвета.
Мишель с большим удовольствием углубился в тишину, не нарушаемую даже птичьим пением, под сень леса. Тропу можно было различить по истлевшим бурым широким листьям, истертых ногами аборигенов и подрубленным и засохшим кучам свернутых лиан. Огибая изгибы обросших лишайниками каменных глыб, расцвеченных солнечными пятнами, прятавшихся в сумраке подлеска, он пробрался наконец к руслу реки, и пошел до слияния двух потоков, разделенных заросшей каменной грядой. Один рукав реки был с прохладной вкусной водой, а другой - теплой. Тропа терялась в сухой подстилке опавших листьев среди засыпанных сухими стеблями камней. Дойдя до крутого подъема рельефа местности, Бакунин наткнулся на странные развалы обработанных некогда каменных стел, отличавшихся от камней долины, лицевые поверхности были покрыты резьбой, а тыльные, если под них заглядывать, еще и разукрашены фигурками танцующих людей в голубых, зеленых и красных одеждах с головными уборами из цветных перьев птиц. Изображение выглядело умиротворяюще, в руках люди держали не оружие, а крупные цветы. Пятнистые желтые хищные кошки не страшили своим оскалом, везде среди цветов порхали птички-колибри и композицию завершали причудливо раскрашенные священные птицы кетцаль с головой змеи и длинными хвостами.
Приглядевшись к руслу реки, образующему небольшой водопад, Бакунин в его потоке что-то заметил, там, куда падала вода. Раскурил, не торопясь, сигару. Обнажился и, осторожно ступив в теплую воду, улегся в одно из многочисленных углублений каменного ложа, где бугрились водяные пузыри, прислонившись спиной к каменному сливу, послушная вода ровно упала на плечи. Шум воды, как и тишина, возникшая после долгого перехода, скрывала, оказывается, звуки девственной сельвы, полной жизни. Ароматный сизый дымок сальвадорской сигары струился вверх. Над смыкающимся сводом ветвей в коридоре реки, как в беседке было прохладно, а вода, обтекающая и ласкающая тело, тепла и нежна.
В верхнем ярусе высоких деревьев сибаритствующий Мишель заметил движение - напоминающее извивающуюся змею. Это был полет птицы. Вскоре она нырнула в прогал ярких листьев и, порхнув длинным, более двух фунтов, хвостом, уселась над головой Бакунина. Удивительно красивая птица. Можно было рассмотреть два самых длинных надхвостовых пера, и два других пера покороче. Спинка сверху ярко-зелёная с золотистым оттенком и с металлическим блеском. Перья на голове распушены в виде невысокого, но широкого хохла. Большие зелёные кроющие крыла удлинены и свисают над тёмными крыльями. Брюшко и подхвостье густого малинового цвета. Хвост снизу белый. Кетцаль - священная птица у древних майя и ацтеков. Они считали его богом воздуха и его длинные зелёные надхвостовые перья использовали в религиозных церемониях. Однако птиц для этого никогда не убивали, а ловили живьём, вырывали у них перья и отпускали. Майя считают, что лишённый свободы он умирает от разрыва сердца.
На обратном пути перед Мишелем открылся внизу залив, синий, серебряный и золотой в лучах вечернего солнца, а посреди него на якоре "Пацифик". На небе проступал молодой месяц. Горные вершины на востоке, в стороне Никарагуа, внезапно окрасились багрянцем, озаряя висящие над ними облака, и тут же погрузились во тьму. Стала заметна слабо фосфоресцирующая кромка воды. По всему заливу мерцали тлеющие вулканы.
Призрачная в лунном свете лодка, овеваемая порывами берегового бриза, скользила по заливу. Пришвартовались к барказу, стоящему у борта "Пацифика", вахтенный на трапе окликнул Мишеля, осветив его лицо фонарем. Бакунин, находящийся еще под властью очарования ночного звездного неба, спустился в наполненный запахами человеков кубрик.
За столом играли в карты при свече. В темных недрах кубрика скрывались откровенные звуки и постанывания, парочка местных курв билась в конвульсиях сладострастия. Они в гамаках совокуплялись с изголодавшимися по женской ласке наемникам мексиканской революции. Многих уже растворили берега Мексики, Гватемалы и Сальвадора. Вернулись они на круги своя. И что еще оставалось делать этим бывшим авантюристам - парикмахерам, официантам, клеркам, простоватым ковбоям и просто уголовникам с большой дороги - халявная война для них окончена.
Как чисто пламя свечи, прозрачное внутри, с зеленым пятнышком посередине, ярким отточенным краем, самый верх его колеблется, двоится, словно оно маленькие ладошки потирает, - и все оно погружено в ясную небесную синеву, что дух захватывает, таким бывает небо Сибири зимой. Черный крученый фитиль проходит сквозь него, заканчиваясь тлеющей красной головкой. Пламя живет, и возникают вещи кругом. И руки людей, в руках потрепанные замызганные карты, люди играют в карты. И они говорят, о том, что там-то и там-то, так-то и так-то, и для того, и потому. И речь их грязна, утомительна и суетна. И не понятно, что их изнутри толкает на разговор, и слова вылетают, словно мухи из отхожего места, гудят из груди и колеблют пламя свечи. И нет простоты и ясности жизни, и не войти в освещенный круг, чтобы стать как чистое пламя свечи. Умереть бы им, раз нет возможности говорить и жить так, как хочется, не захлебываясь кровью и грязью опоганенной жизни.
Бакунин поднялся на палубу, прошел в свою каюту, доставшуюся ему от Абрахама. Улегся на койку, закурил в темноте и задумался о смерти. Она выравнивает амбиции человеческого тщеславия. Вот кто бы только поставил свечу во упокой в тихом и чистом месте.