Клюева Варвара
Аве, Цезарь!

Lib.ru/Остросюжетная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Оценка: 6.61*53  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Часть первая и доступ к полному журнальному варианту


   Варвара Клюева
   Аве, Цезарь!
  
   Номер первый
  
   Он стоял на берегу и равнодушно смотрел на пирс, где загружали катер. Две серые фигуры, похожие на сгустки туманной дымки, что повисла над портом, деловито и сноровисто разбирали небольшую груду тюков и ящиков, оставшуюся на причале после отъезда армейской "газели". Не исключено, впрочем, что никакого отношения к армии "газель" не имела. Разукрасить машину буро-зелеными пятнами камуфляжа в наши дни может кто угодно. Такое настало время - время маскировки и мистификаций, время хамелеонов и комбинаторов, иллюзий и обмана, время, когда в мире почти не осталось людей, вещей и явлений, которые казались бы тем, что они есть на самом деле. Взять хотя бы это сумрачное и безветренное августовское утро...
   Мелкие частые брызги дождя сливаются в мутную взвесь, похожую на взболтанный коллоидный раствор. Бесплотная, но зримая пелена гасит шумы порта, заглушает крики чаек, скрывает силуэты судов и подъемных кранов, рождает иллюзию уединенности, оторванности от мира. На безлюдном пятачке берега стоит человек в высоких резиновых сапогах, толстом свитере и зюйдвестке. Стоит и наблюдает, как два ловких парня грузят походное и рыбацкое снаряжение в катер, который покачивается у причала на полусонных волнах. А может, и не наблюдает - просто зацепился взглядом за подвижные фигурки и смотрит, не отдавая себе отчета зачем, думая о своем. Лицо спокойное и уверенное, фигура основательная, поза расслабленная.
   Что подумал бы случайный прохожий, окажись он в ранний утренний час в этом отдаленном уголке порта? Скорее всего, решил бы, что перед ним состоятельный рыбак-любитель или бизнесмен, предпочитающий активные виды отдыха. Энтузиаст. Не хочет терять понапрасну ни минуты вожделенного отпуска - вон в какую рань примчался к пирсу, люди его и погрузиться еще не успели, хотя работают споро, стараются. Быстро тает гора багажа у причала. Ящики с провиантом, канистры, удочки, спиннинг, подводное и охотничье ружья, палатка, прорезиненные мешки с одеждой и спальником, пенопластовый короб с чем-то хрупким, судя по осторожности, с какой его переносят на катер... Катер - красавец, мощный, вместительный, команда умелая, море спокойное, хозяин предусмотрительный - запасся, похоже, на все случаи жизни. А значит, отпуск проведет отменно, в свое удовольствие, целый год потом будет в баньке под пивко партнерам свои морские приключения живописать. Счастливчик!
   Хотя возможны варианты. Случайный прохожий с развитым воображением мог принять человека в зюйдвестке и за начальника научной экспедиции, и за журналиста-путешественника, и за денежного чудака-отшельника, поселившегося на одном из ближних островков и прибывшего на материк пополнить припасы. Но даже отчаянный фантазер едва ли заподозрил бы истину.
   А истина заключалась в том, что декорации не соответствовали содержанию пьесы. Человек на берегу не был ни богачом, ни рыбаком, ни туристом, ни отшельником. Равно как путешественником, романтиком и любителем активного отдыха. Ни катер, ни снаряжение ему не принадлежали. Люди, занятые погрузкой, работали не на него. Спокойный, уверенный вид человека и расслабленная поза были не то чтобы совсем фикцией, но в заблуждение вводили, поскольку означали не сознание собственной неуязвимости, а безнадежность. Полную, абсолютную, беспросветную безнадежность. Ибо он уходил на катере не отдыхать и не работать. Он ехал умирать.
   "Как все оказывается просто, когда принимаешь решение не трепыхаться, - думал он, прикуривая. - Не нужно нервничать, суетиться, гадать с замиранием сердца, какая выпадет карта. Пожалуй, единственная стоящая радость неудачника, бездарно профукавшего собственную жизнь, - показать нос злодейке-судьбе, отказавшись от последних судорожных попыток вытянуть партию. Положить короля на доску и уйти с достоинством под разочарованные вздохи зрителей. Хотя в моем случае уместнее сравнение не с картами и не с шахматами, а с театральной постановкой. И разочарован будет не зритель, а режиссер, он же драматург, он же продюсер. Вообще-то его можно понять. Человек, вбухавший в спектакль столько денег, вправе расcчитывать, что актеры будут придерживаться сценария. Иными словами, рыпаться до последнего вздоха, зубами и когтями выцарапывая победу и право на жизнь. Но я не намерен идти на поводу у маньяка, заплатившего бешеные бабки, чтобы посмотреть, как наемные марионетки будут убивать друг друга. Какой бы жребий я ни вытянул, какая бы роль в его постановке мне ни досталась, убивать я не стану, это решено. Буду наслаждаться своими последними часами и спокойно ждать смерти. Только бы в последнюю минуту не подвел инстинкт самосохранения".
   Один из серых силуэтов в последний раз прыгнул с катера на причал, выпрямился и широко махнул рукой, подзывая пассажира. Человек в зюйдвестке втоптал окурок в мокрую серую гальку и неторопливо двинулся к пирсу.
   "Ну что же, трирема готова, пожалуйте на борт, господин гладиатор. Божественный Клавдий ждет. Ave, Caesar, morituri te salutant!"
  
   Номер второй
  
   От возбуждения она не могла устоять на месте: металась по тесной палубе катера, путалась под ногами у матросиков, переносивших ее вещи, и их же мысленно кляла на чем свет стоит. "Шевелите же ластами, уроды, мать вашу! Не видите, что ли: девушка торопится!"
   Гремучая смесь нетерпения, ликования, предвкушения небывалых ощущений, сулимых предстоящей схваткой, и страха распирала ее изнутри, угрожая снести крышу, как сносит плохо подогнанную пробку с бутылки теплого шампанского. Правда, ближе к отплытию более летучие ингредиенты взрывоопасной микстуры почти совсем испарились, увеличив и без того не маленькую долю страха. Нет, не страха смерти. Возможность собственного поражения она даже не рассматривала. Боялась только, зато почти до судорог, что ее в последнюю секунду снимут с состязаний. Вдруг у того молокососа в тельняшке сейчас запиликает мобильник, или запищит рация в рубке, или к причалу подкатит тачка с курьером от большого босса? И бедную сиротку спихнут за борт. Хорошо, если не изувечат. "Надуть нас хотела, прошмандовка?! Получай теперь, курва, и ползи отсюда, пока ноги не выдрали!"
   "Нет, нет! - беззвучно заклинала она неведомую высшую силу. - Они ничего не пронюхают! А если пронюхают, я ни при чем! В их писульке нет ни слова насчет того, что я должна выложить им все подробности биографии. Сами облажались, козлы! С меня взятки гладки".
   Но заклинания действовали плохо. Только когда темно-серая полоса воды между катерком и берегом достигла ширины так хорошо ей знакомой площади, ее немного отпустило. "Кажись, пронесло! Тьфу-тьфу-тьфу!" Она суеверно сплюнула через левое плечо, потом достала из кармана косметичку и вынула потрепанный клочок газеты, счастливый талисман. Не попадись ей на глаза это скромненькое объявление в простой рамке, так и сдохла бы она в заднице, куда загнала ее сволочная жизнь.
  
   ВЫ СКЛОННЫ К РИСКУ? ВАМ ТЕСНО В РАМКАХ ОБЫДЕННОСТИ? У ВАС НЕРАЗРЕШИМЫЕ ФИНАНСОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ?
   Фирма приглашает мужчин и женщин авантюрного склада для выполнения опасного задания. Вознаграждение беспрецедентное. Требования к кандидатам: возраст 25-45 лет, показатель IQ 120-145, физическое и психическое здоровье, отсутствие иждивенцев.
   Телефон для справок...
  
   Девушка разгладила вырезку и торжествующе улыбнулась. Она их сделала! Обошла на повороте чертову тучу кандидатов, проскочила все тесты, изловчилась не попасть ни в одну ловушку, надула умников устроителей и пролезла, ввинтилась, продралась-таки в финал гонок с охренительным призом для победителей. В первый раз в этой дерьмовой жизни ей реально подфартило. И теперь она, уж будьте спокойны, свой фарт не упустит! Вцепится хваткими ручонками и доскачет до самого финиша.
   А на каких соплях все висело - подумать жутко! Не забудь тот толстопузый козел газетку в прихожей, вылакай она, как обычно после работы, припасенную в загашнике поллитровку, не случись назавтра одного из тех пустых дней, когда не знаешь, куда себя девать, ей никогда бы не пришло в голову развлечься чтением и не наткнулась бы она на это объявление. А если и наткнулась бы, то в запарке, когда башка забита всякой хренью, или с похмелья, когда нутро ничего не принимает. И газетка под злобный мат полетела бы в мусор. А бедная сиротка так никогда бы и не набрала заветный номер телефона ("Да ладно, чего я теряю-то? Все равно делать нехрена!") и даже не узнала бы, какой проморгала куш.
   И не было бы переполненного вестибюля, неслабой трясучки ("Куда я лезу, дура набитая?! Разве я им конкурент?"), с которой она, впрочем, быстро справилась, вспышки веселой удали ("Не боись, подруга! Выставят так выставят, это не больно. А может, чего и обломится!"), долгой изматывающей "проверки на вшивость", которую она прошла. Прошла, мать их растак и разэтак!
   Шальная надежда появилась у нее в первом же кабинете. Там важный очкастый дядя в белом халате проводил компьютерное медицинское обследование кандидатов. "Серьезная фирма, - подумала она уважительно. - Провериться на этакой хреновине нехилых башлей стоит". И испугалась. Работа "ночной бабочки", неумеренное потребление водяры, травки, а то и зелья потяжелее здоровья никому еще не прибавляли.
   Но вот очкарик отлепил от нее присоски, повозился со своей навороченной игрушкой, уткнулся в бумажку, выползшую из щели, и проворчал:
   - Ну, наконец что-то пристойное! По нынешним временам вы совсем в неплохой форме, мадмуазель. Постарайтесь только не особенно налегать на выпивку, печеночка у вас слегка увеличена.
   - А что, у других дела хуже? - спросила она с надеждой.
   Дяденька фыркнул.
   - Шестеро из десятка - хроники. А еще трое уверенно шагают в том же направлении. Солдаты удачи, бляха-муха! И куда их несет?
   В другом кабинете противная крашеная старуха долго мучила ее идиотскими вопросами. Всякой чушью типа "Всегда ли вы платите в транспорте за проезд? Не возникает ли у вас временами внезапного желания переехать в другой город?" Она чуть не расхохоталась бабке в рожу, но вдруг ей стало не до смеха. Чушь чушью, а вопросы опасные. Как отвечать, чтобы не завернули? Честно или врать напропалую? Врать было привычнее, но она, помявшись, неожиданно для себя решила отвечать как на духу. Обидно же сойти с дистанции из-за бессмысленного вранья. Зверская старуха загнала ее ответы в компьютер, подождала результата и кисло сообщила, что она может идти в следующий кабинет.
   Вот где пришлось попотеть как следует! Ей выдали бумажку с прорвой задачек и предупредили, что на всю эту гребаную контрольную у нее только полчаса. Полчаса и полсотни вопросов! Какое слово в списке лишнее? Какую картинку нужно поместить в пустой кружочек? Продолжите последовательность чисел... Она одеревенела от ужаса. "Попала! И что теперь? Сдавать пустую бумажку? Вот стыдобища!" А потом ей вдруг полегчало. Она всегда знала, что выжила там, где слабые не выживают, только потому, что была самой умной в стае. Маленькая, хилая, недокормленная, она в два счета загнулась бы от голода и побоев, если бы ей доставалось так же, как остальным. Но ей хватало ума урвать свой кусок и избежать расплаты - почти всегда. При этом она ухитрялась не выделяться из общей массы: там, где она выросла, умников сильно не любили. "Я же любую суку в дураках оставлю! Так неужто мне не хватит мозгов, чтобы решить какие-то вонючие задачки?"
   И она их решила! Собралась и решила. Не все, правда. Чуть-чуть не уложилась по времени, но и так сошло. Заработала себе пропуск дальше.
   А дальше все оказалось куда проще. Очередной дядечка снова задавал вопросы, но на этот раз она быстро накнокала, о чем базар, и отвечала как по писаному. Дядька остался доволен, хотя ничего определенного не сказал. Потом ее попросили заполнить анкету и спровадили. "Мы сообщим вам о результатах в течение месяца". Ох, как она была разочарована! Ждать целый месяц! А она-то была уверена, что получит ответ сразу!
   Но ничего, дождалась. Ради такого результата можно было помучиться и дольше. Она им подошла! Туда рвалась такая тьма народу, а выбрали ее! Ну, и еще семерых, но это семечки.
   "Наша задача, в частности, состояла в том, чтобы обеспечить участникам равенство шансов на успех. Эту задачу мы выполнили. Все отобранные кандидаты находятся примерно в одинаковой физической форме, у всех восьмерых удовлетворительное состояние здоровья и близкий уровень интеллекта. Ни у кого нет психических отклонений, опыта участия в спортивных и боевых поединках, равно как и навыков выживания в особых условиях. Таким образом, победа или поражение любого участника будут зависеть только от его личных качеств".
   Ха! Уж она-то знает, кто победит! Раз эти высоколобые кретины не пронюхали о ее детдомовском прошлом, дело в шляпе. Замочить лохов, у которых нет навыков выживания, для нее как два пальца об асфальт. У лисицы в курятнике и то проблем больше.
   Катерок чуть сбросил скорость и слегка изменил курс. Она метнулась к носу. Впереди медленно вырастал одинокий остров. Полчаса ходу, и они на месте.
  
   Номер третий
  
   Накануне отплытия нервное возбуждение, которое поддерживало ее силы в последние дни, сменилось болезненным внутренним напряжением. Оно ощутимо давило на грудь, стискивало сердце, мешало дышать. После ночи без сна давление стало почти непереносимым. Поднявшись на борт, она добрела до носа яхты, судорожно вцепилась в поручни и застыла, словно деревянная носовая фигура, что охраняла от напастей древние ладьи. Эта скульптурная неподвижность стоила немалых усилий, сведенные напряжением мышцы и измученные нервы требовали действия, но она боялась пошевелиться. Ей казалось, что неосторожное движение может освободить закрученную до предела мощную пружину, которую она с недавних пор явственно ощущала где-то в районе грудной клетки, и тугая спираль, стремительно развернувшись, иссечет нутро в лоскуты.
   Как ее угораздило ввязаться в эту авантюру, инфернальную по своему цинизму? Пустой вопрос, сродни бессмысленному аханью. Когда решаешь свести счеты с жизнью и медлишь только потому, что нет угла, где можно спокойно подвести черту, значимость нравственных норм несколько тускнеет. Не говоря уже о том, что поначалу она просто не понимала, во что ввязывается.
   Некая организация ищет склонных к риску и не сугубо законопослушных граждан для выполнения небезопасного задания. Специальных навыков и умений не требуется, пол, внешность и до определенной степени возраст не имеют значения, вознаграждение высокое.
   Она, разумеется, догадывалась, что от кандидатов, претендующих на эту вакансию, потребуется не старушек через дорогу переводить. Более того, отдавала себе отчет в том, что речь идет о какой-то преступной афере. Например о наркотиках: заправилы наркобизнеса нуждаются в новых курьерах. Дело, конечно, грязное и негуманное, но какое-то оправдание себе найти можно. В конце концов, принимать наркотики или нет - свободный выбор каждого, насильно эту гадость никому в рот не пихают и в вену не вкалывают. Да, было бы гораздо приятнее зарабатывать деньги, творя добрые дела, но добрые как раз неприбыльны. А деньги нужны позарез, немалые деньги. Без них у нее нет ни одного шанса вырваться из удушающе тягостного мирка, который пожирает ее рассудок, ее жизнь, ее душу.
   Так она убаюкивала совесть, отправляясь на собеседование. Получалось не ахти - совесть забылась сном тревожным, ворочалась и вскрикивала, словно ее одолевал кошмар. Пришлось прибегнуть к другим заговорам. "Я же ничего не знаю наверняка, так зачем заранее беспокоиться? Да меня и не возьмут, на мне аршинными буквами написано, что я рохля и неумеха, а у них, скорее всего, бешеный конкурс".
   Это сработало, тревога и сомнения отступили, и первый тур она прошла. Тут ей сыграло на руку давнее увлечение психологией и всякого рода тестами. Не принадлежа к типу личности, который интересовал загадочную фирму, она хорошо понималала, как следует отвечать на вопросы, чтобы создать иллюзию соответствия требованиям. Тест на ай-кью вообще не представлял сложности, она развлекалась подобными едва не ежедневно, как другие развлекаются кроссвордами. Существовала только одна опасность - увлечься и набрать слишком много баллов, но ей удалось взять себя в руки и справиться с неуместным энтузиазмом. Некоторое опасение внушало медицинское обследование. Еще год назад она просто не рискнула бы его проходить, но ей и тут повезло. Отчаянное желание хоть как-то изменить свою жизнь подтолкнуло ее к занятиям гимнастикой по системе глубокого дыхания, которые помогли заметно сбросить вес и улучшить физическую форму.
   В общем, когда ей позвонили и сообщили, что она включена в группу претендентов, допущенную ко второму этапу собеседования, она почти не удивилась. И даже не особенно разволновалась: по-видимому, сознание, защищая себя от разрушительного стресса, впало в эмоциональную спячку. Совесть молчала, убаюканная все той же колыбельной: "Зачем переживать заранее, когда ничего точно не известно?" Откуда ей было знать, что эта неизвестность продлится до самого конца, пока она не поставит подпись на проклятом договоре и не отрежет себе пути к отступлению?
   На этот раз собеседование проводил один человек. За письменным столом сидел лощеный господин, чья физиономия перекормленного херувима с того дня преследует ее ночами.
   - Какое место в системе ваших ценностей занимает человеческая жизнь? - вкрадчиво спросил херувим, едва она устроилась в кресле напротив него.
   Мысленно она горько усмехнулась, подумав, что это сильно зависит от качества жизни. За свою, например, она не дала бы ни гроша. Но такой ответ определенно не годился, и она начала нести какую-то ахинею в том роде, что вопрос поставлен слишком неконкретно, что его можно трактовать как общефилософский, а можно как вполне житейский, и ответы будут совершенно разными. В масштабе Вселенной человеческая жизнь не важнее жизни какой-нибудь блохи, в масштабе социума - по-разному, тут многое зависит от общественной значимости данного человека, а в собственном кругу общения смерть - почти всегда трагедия.
   Господин склонил голову набок, как бы прислушиваясь к внутреннему голосу, потом кивнул.
   - Хорошо, конкретизируем вопрос. Согласны ли вы с утверждением, что никто не имеет права отнимать у человека жизнь?
   Тут ее кольнуло беспокойство. "К чему он клонит? Не собираются же они предложить мне место палача? Бред какой-то! Может, он таким образом пытается, не раскрывая карт, выяснить мое отношение к наркоторговле? Чересчур окольный путь. Ладно, попробую поиграть в эту игру. Если начнет вырисовываться что-нибудь непотребное, тихонько отыграю назад".
   - Не уверена. Оно представляется мне достаточно бессмысленным. Люди убивали друг друга на протяжении всей человеческой истории. Оспаривать их право на отнятие чужой жизни - все равно, что выступать против сезонной миграции птиц.
   Херувим поводил глазами по потолку и снова кивнул.
   - Понятно. А лично вы могли бы кого-нибудь убить? Например, защищаясь.
   Ей стало еще неуютнее, но она храбро ответила:
   - Не знаю, не пробовала. Но, думаю, в упомянутых вами обстоятельствах почти каждый человек способен на убийство. Инстинкт самосохранения никто не отменял.
   - Так-так. - Он одобрительно улыбнулся. - А во сколько вы оцениваете собственную жизнь? Я имею в виду, в денежных знаках.
   Она напряглась.
   - Уточните, пожалуйста. Вы предлагаете мне назвать сумму, за которую я позволю себя убить? И как скоро? Сразу после выплаты или с небольшой отсрочкой?
   - Ну-ну, зачем же так мрачно? Допустим, я предложу вам принять участие в неком приключении, где ваши шансы на выживание оцениваются, скажем, как один к семи или, может быть, чуть больше. Назовите сумму, которая склонила бы вас согласиться.
   Это предложение настолько отвечало ее тайным желаниям, что у нее закружилась голова. Жить так, как она живет, невозможно. Наложить на себя руки страшно. Не то чтобы она верила в Бога, но категоричность, с которой христиане предрекали самоубийцам вечные муки, ее впечатляла. Посмотрев фильм "Три цвета. Белый", она даже подумывала скопить немного денег и нанять для собственного убийства какого-нибудь опустившегося пьянчугу, но отказалась от этой мысли, решив, что такой способ ухода ничуть не лучше самоубийства. Даже хуже, учитывая загубленную душу пьянчуги. Не говоря уже о том, что при ее доходах невозможно копить. А тут ей сулят простой выход: смерть, которую ни один святоша не сможет счесть суицидом (не считается же самоубийством гибель автогонщика, скалолаза или летчика-испытателя!). Да еще готовы хорошо заплатить.
   Какая сумма позволит ей вырваться на свободу, если она все-таки переживет "приключение"? Квартира стоит не меньше ста тысяч евро, это минимум, от которого нужно отталкиваться. Участие в неведомой авантюре за более скромную сумму имеет смысл только в том случае, если она твердо решит умереть. Но зачем ей умирать, когда открывается возможность решить свои проблемы другим способом? И запрашивать следует побольше. Раз ей предложили самой назвать сумму, глупо вести себя по-сиротски. Может она хоть помечтать с размахом? Пусть мысленно, но устроить свою судьбу так, как хочется?
   Итак, сто тысяч на квартиру, еще пятьдесят - на обзаведение хозяйством и второе образование. Плюс пятьдесят - полное обеспечение на время учебы. Впрочем, мечтать так мечтать! Плюс капиталец, который обеспечит пожизненную ренту, скажем, тысячу евро в месяц. В год выходит двенадцать тысяч. Из расчета пять процентов годовых основной капитал составит... двести сорок тысяч. Ладно, для солидности округлим до двухсот пятидесяти. Всего получается четыреста пятьдесят.
   - Пятьсот тысяч евро! - Выпалив эту сумму, она внутренне съежилась от страха. "Что я натворила! Сейчас толстяк встанет и скажет "до свидания". И что тогда делать - торговаться?"
   Но пухлощекий херувим и бровью не повел.
   - Если мы убедимся, что вы - тот человек, который нам нужен, вы получите двести тысяч сразу после подписания договора. Не на руки, конечно. Мы откроем вам в банке счет со специальным условием: деньги вы сможете снять не раньше, чем через месяц. Там же, в банке, вы оформите завещание на случай, если вам не повезет.
   - Завещание, надо полагать, в вашу пользу?
   - Девушка, милая, что за подозрения? Уж если мы набираем людей с интеллектом выше среднего, то, наверное, не рассчитываем, что они попадутся на такой примитивный трюк. Бенефициантов вы назовете самостоятельно. Или не назовете, это уж как вам будет угодно. Думается, вам будет приятно сознавать, что вы рискуете жизнью не напрасно, что в случае вашей смерти деньги отойдут кому-то из ваших близких. Но это худший вариант. Так сказать, возвращение на щите. Если удача будет на вашей стороне и вы вернетесь со щитом, ваше вознаграждение, по меньшей мере, удвоится. Но есть одна закавыка: условия нашего соглашения должны остаться тайной. Суть вашего м-м... задания вы узнаете только после подписания договора. И с этой минуты будете находиться под нашим присмотром.
   Тут здравомыслие изменило ей окончательно. Вопрос, что же придется делать за такие бешеные деньги, больше ее не волновал. Она решила во что бы то ни стало получить право на участие в этой сомнительной и опасной авантюре, а как выпутаться, подумает после.
   Что ж, она своего добилась - почетного права убивать и быть убитой на потеху неведомым пресыщенным ублюдкам. Теперь остается только поражаться собственному слабоумию. И молиться. Потому что убивать она не способна в принципе. Даже кошку с перебитым позвоночником когда-то не смогла избавить от мучений, хотя едва не спятила от воплей несчастной твари. Надежды выжить нет, а смерть, казавшаяся желанной, теперь вызывает ужас и омерзение. Биться в агонии перед камерой, понимая, что тебя пожирают глазами какие-то психи, извращенцы, жадно внимающие каждому твоему крику или стону, приходящие в экстаз от каждой гримасы боли, каждой судороги умирающего тела, - что может быть страшнее и отвратительнее? Но винить некого, кроме себя.
   Сгусток сизого тумана, маячивший впереди, заметно вырос в размерах и уплотнился, размытые прежде контуры обозначились яснее, и вот уже взгляду открылся лесистый остров-холм, похожий на экстравагантную мохнатую шляпу с широкими, причудливо вырезанными полями, высокой тульей и седловидной макушкой. К изгибу одной из бухточек приближалась букашка - еще одна яхта. Или моторная лодка - на таком расстоянии не разглядеть. Три или четыре точки, судя по следу на воде, двигались к той же цели. Доставка живых игрушечных солдатиков удачи к театру будущих военных действий завершалась.
  
   Номер четвертый
  
   Катерок осторожно ткнулся в причал - легкомысленное на вид деревянное сооружение, больше похожее на мостки для стирки белья. Нетронутая восковая желтизна досок и запах свежих стружек означали, что причал построен совсем недавно. Несомненно, по случаю этих дурацких игр. Больше не для чего: остров явно необитаем.
   "С ума сойти, сколько вбухали деньжищ! - думал он с завистливым неодобрением. - По двести тысяч каждому из восьми игроков - это уже больше полутора миллионов евро. Плюс миллион - призовой фонд. Снаряжения не меньше, чем на три тысячи, восемью три - двадцать четыре. Ладно, пусть будет двадцать пять. Плюс доставка, погрузка, разгрузка, сооружение времянок вроде вон того навеса и этого причала - тысяч пятьдесят небось набежит. А оборудование для съемок - эти минивидеокамеры, элементы питания, преобразователи сигналов, приемники, передатчики - безумные деньги! Вся затея, наверное, миллиона на четыре потянет, если не на пять. Как они надеются ее окупить? Кассового кино из всего этого не сделаешь, камеры, прилепленные ко лбу, качественного изображения не дадут, все будет прыгать и дергаться, сплошное мельтешение. Правда, теперь, говорят, напридумывали разные компьютерные программы: загоняешь туда последовательно отснятые изображения объекта в движении и получаешь на выходе полноценный фильм. Но ведь это дополнительные расходы, и немалые. И нет никакой гарантии, что результат будет пользоваться массовым спросом. Конечно, если широкой публике станет известно, что фильм в каком-то смысле документальный, возникнет ажиотаж, но кто же на такое пойдет? Уголовное дело!"
   Два апатичных субъекта - то ли команда катерка, то ли грузчики, нанятые специально для этого рейса, - всю дорогу клевали носом. С приближением берега они ожили и развили бурную деятельность. Один сиганул через борт и метровую полосу воды на причал, привязал канат к бетонному столбику, торчавшему из досок, подтянул катерок, другой споро подтащиал к борту тюки. Капитан (если водителя такого корыта можно назвать капитаном) вылез из кокпита и подошел к пассажиру.
   - Мне поручили вам передать, что общий сбор в двенадцать часов. Вон там. - Короткий толстый палец указал на вершину холма. - Видите ту седловинку с проплешиной? На ней - что-то вроде лагеря. Подниматься лучше от этой вот скалы, за ней талой водой тропу намыло. Идти около часа, так что время у вас еще есть, можете пока осмотреться. Вещи будут сложены под навесом.
   - И что, мне их потом самому наверх перетаскивать? - раздраженно поинтересовался пассажир.
   Капитан обвел глазами бухту.
   - Можете обосноваться прямо здесь. Дров хватит, вон сколько плавня по берегу валяется. Пресная вода есть - ручеек там же, за скалой. Навес опять же -не придется в дождь с костром мучиться. Удобно.
   - Удобно?! А каждый день по часу в гору топать тоже удобно? - взвился его собеседник.
   Капитан молча пожал плечами и отошел.
   "Скотина! Быдло!" - мысленно выругался пассажир в бессильной ярости. Впрочем, состояние бессильной ярости давно стало для него привычным. Последние два года он постоянно чувствовал себя объектом травли. Любой червяк, любой пигмей из тех, кто раньше почел бы за счастье чистить ему ботинки, теперь норовил нахамить, уязвить побольнее, осмеять. Когда он напивался, все эти ненавистные рожи сливались в одну глумливую физиономию, представлявшуюся ему ликом судьбы. Эта злодейка явно потешалась над ним, причем, потешалась, похоже, всегда. И тогда, когда он, совсем еще мальчишка, строил грандиозные планы на будущее, и тогда, когда с редкой для юноши деловитостью и целеустремленностью шаг за шагом претворял эти планы в жизнь, и в смутные времена перемен, когда пришлось спешно пересматривать жизненную программу, и на новом этапе методичного продвижения к успеху, и в те благополучные годы, когда казалось, что до намеченной цели рукой подать. Но услышал он издевательский хохот свыше только после катастрофы.
   "Вот они, плоды многолетних трудов и усилий, - думал он с горечью. - Прямо хоть поучительную историю для букваря пиши. Если вы думаете, дети, что упорство и труд, противостояние соблазнам и самодисциплина приведут вас к намеченной цели, прочтите этот правдивый рассказ".
   С самого детства он отличался от сверстников трезвым практичным умом. Даже сказки предпочитал житейские, безо всяких там чудес - о хитроумных бедняках, выбившихся из грязи в князи исключительно благодаря смекалке. Годам к тринадцати в голове у него сложилась четкая, законченная картина мира, определившая выбор жизненного пути. Человеческое общество делится на три касты: люди-бараны, люди-овчарки и люди-пастухи. Первые и вторые существуют ради пользы третьих. А стало быть, только третьих и следует считать настоящими людьми. Вывод: единственная достойная цель для умного человека - попасть в клан пастухов.
   В советские времена самым очевидным путем, ведущим к этой цели, была комсомольско-партийная карьера. И у него для такой карьеры были все данные: рабочее происхождение (отец, хоть и инженер по образованию, работал мастером на автозаводе), располагающая к себе, "положительная" внешность, сильный голос, четкая дикция, хорошие мозги, умение подмечать чужие слабости и играть на них. В четырнадцать лет он вступил в комсомол и сразу стал комсоргом класса. В пятнадцать его выбрали в школьный комитет, в шестнадцать - секретарем комитета. В семнадцать он без труда поступил в пищевой институт, выбранный за близость к дому (специальность была не важна), и в первый же год стал видным комсомольским активистом. На пятом курсе вступил в партию, после защиты диплома легко прошел в аспирантуру. Ему оставался какой-то шаг до должности освобожденного секретаря комитета комсомола института, когда генсеком стал Горбачев.
   Среди качеств, которые сулят успех на тернистом пути к власти, главное - хорошее "верхнее" чутье. Пока миллионы советских граждан с недоверчивым безразличием слушали программные речи моложавого выскочки (дескать, мели, Емеля, твоя неделя), комсомольский вожак уже ощущал тревогу. Что-то подсказывало ему, что на этот раз действительно грядут перемены.
   Благодаря своему предчувствию он сумел вовремя поменять курс. Отказался от драчки за вожделенное место освобожденного секретаря и, подсуетившись, попал в группу студентов и аспирантов, поехавших по обмену учиться в Америку. Ведомый чутьем, выбрал в качестве специализации менеджмент и маркетинг (тогда и слов таких никто не слыхал) и добился стажировки в крупной компании по производству витаминных пищевых добавок.
   Одновременно с концом стажировки руководство компании внезапно уверовало в великое будущее пищевых добавок в России и основало в Москве филиал. Подбирая кадры для работы в новом отделении, директорат, естественно, не мог обойти вниманием своего бывшего стажера и москвича. Его назначили вторым менеджером отдела сбыта, с зарплатой, о которой его соотечественники тогда и не мечтали.
   Но он не собирался останавливаться на достигнутом. Стажировка в компании помимо прочих преимуществ дала ему бесценный опыт по части корпоративных игр. К своему удивлению, он обнаружил, что ведутся они по тем же правилам, по каким велись подковерные комсомольско-партийные игры. Иными словами, открыто воскуривай фимиам ближайшему начальству - восхваляй, приписывай ему свои заслуги, бери на себя его ошибки, - но позаботься, чтобы начальство вышестоящее знало об истинном положении вещей. Не с твоих слов, разумеется. Умелое владение этим методом гарантированно обеспечит быстрое продвижение по карьерной лестнице вплоть до вхождения в совет директоров и участия в прибылях компании. Бывший комсомольский вожак владел методом мастерски. Ему понадобилось всего десять лет, чтобы стать третьим лицом в российском отделении фирмы. Еще немного, и он занял бы кресло директора.
   А потом разразилась катастрофа. Первый зам, почуяв угрозу, решил приглядеться попристальнее к деятельности второго. И обнаружил, что тот имеет занятную привычку присваивать чужие идеи. А прежде чем объявить очередную идею своей, под благовидным предлогом увольняет автора. Тут-то и выявилась разница в менталитете советских партийцев и американских фирмачей. Советского партийца за подобный проступок, скорее всего, отечески пожурили бы, в крайнем случае, если очень не повезло, влепили бы "строгача". А работника американской фирмы выгнали вон.
   Два года он рассылал резюме и обивал пороги в поисках вакансии менеджера высшего звена. По мере того как таяли сбережения, его запросы становились все более скромными, но места для него так и не нашлось. Впереди замаячил призрак нищеты, он запил горькую и озлобился на весь свет. Но больше всего - на первого зама, подстроившего подлянку. Мерзавца он ненавидел люто, без раздумий продал бы душу за одну возможность поквитаться. Обычно не склонный к пустым мечтаниям, часами мог рисовать в воображении детальные картины возмездия, одна другой страшнее. В черные минуты они спасали его от безумия, придавали видимость смысла существованию, которое все больше походило на попытку с головой погрузиться в алкогольную нирвану.
   Любому, кто еще не окончательно махнул на себя рукой, необходима цель. Его целью, его навязчивой идеей стала месть. Уничтожить обидчика физически казалось ему недостаточно адекватным наказанием. Он хотел подставить бывшего коллегу, да так, чтобы все в ужасе от него отшатнулись. Опорочить, подвести под статью, разорить, вынудив истратить все до цента на взятки и адвокатов, отправить за решетку, и лучше всего за какую-нибудь гнусность вроде совращения малолетних или убийства во время садомазохистской оргии. И задача не такая уж невыполнимая, были бы деньги.
   "Ну что же, теперь они у меня есть. И господин Шапиро получит по заслугам, получит сполна. Обжулить меня исполнители не смогут, все оформлено честь по чести. Их человек получит двести штук у букмекера только в том случае, если Шапиро сядет, и сядет надолго. Теперь и подохнуть не жалко. Но лучше бы уцелеть. Одному. Тогда весь призовой миллион достанется мне, и ни один ублюдок вроде этого бочонка в фуражке больше не посмеет повернуться ко мне спиной, когда я с ним разговариваю!"
  
   Номер пятый
  
   Лес всегда действовал на нее живительно. Вдыхая его пряный, горьковатый, ни на что не похожий аромат, она ощущала себя погибающим растением, которое высадили наконец в родную почву. Шорох травы, хвои и листьев, хруст веток и шишек под ногами, заполошные вскрики потревоженных птиц, могучее дыхание древесных гигантов на ветру чудесным образом возвращали ее во времена безмятежного детства.
   Детство... Пожалуй, это единственный подарок, и она не уставала благодарить за него судьбу. За свою жизнь ей довелось услышать немало откровений, из которых она знала, сколь часто расходится с действительностью миф о безоблачных и счастливых детских годах. Мало кто в нежные годы не получил опыта унижений, непонимания, одиночества, обид и разочарований. А первый опыт - самый болезненный и оставляет самые глубокие шрамы в душе. Эпитет "нежный" в применении к возрасту намекает на особую ранимость и уязвимость человеческих детенышей. Но ей повезло - крупно, сказочно повезло. Ее детство было по-настоящему счастливым и безоблачным. Именно это обстоятельство позже подпитывало ее силы, спасая от сумасшедшего дома и самоубийства.
   Вообще-то своим появлением на свет она была обязана случайности. Родители, двадцатилетние шалопаи-студенты, не собирались обзаводиться потомством до окончания института. Но, узнав о беспардонном нарушении своих планов небольшим комочком делящихся клеток, приняли поправку с жизнерадостной легкостью. Насколько было известно дочери, вопрос об аборте даже не поднимался.
   В отличие от большинства сверстников, ставших мамами-папами по недоразумению, ее родители никогда не подкидывали малышку зазевавшимся родственникам и не вверяли казенным заботам детсадовских работников. Напротив, беспечная парочка не расставалась с дочерью ни на час, возя с собой повсюду: на лекции, в кино и на концерты, в гости и в походы. Малышка отличалась спокойным нравом и отменным здоровьем, а потому больших хлопот никому не доставляла - хорошо ела, крепко спала, а когда не спала, задумчиво таращилась в пространство или с молчаливым интересом наблюдала за тем, что происходит вокруг.
   Мама и папа характерами очень походили друг на друга. Оба - легкие, бесконфликтные, увлекающиеся натуры. Одним из главных увлечений был водный туризм, поэтому в свой первый поход девочка отправилась десяти месяцев от роду и до двенадцати лет оставалась постоянной участницей байдарочных вылазок, которые родители со своими друзьями совершали по три-четыре раза за сезон. Селигер, Вуокса, Карелия, Татария - куда они только не ходили! Менялись маршруты, менялся состав и численность команды, но веселый дух приключений, атмосфера товарищества, точнее даже бродяжьего братства, оставались неизменными.
   Эти походы дали ей больше, чем любые школьные уроки. Там она научилась разводить костер и ловить рыбу, находить направление в лесу и на открытой местности, узнавать созвездия и определять растения, честно нести свою долю груза и обязанностей, ставить палатку и стряпать, мыть жирную посуду в холодной воде, побеждать страхи и усталость, отстаивать свою правоту и идти на компромиссы, подшучивать над собой и другими, когда живот сводит от голода, а мышцы - от холода и переутомления. Там она впервые подметила, что у иных слово частенько расходится с делом, и самостоятельно вывела формулу ценности личности: чем больше расхождение, тем меньше цена. Там сформировался ее характер, вкусы и ценности.
   Правда, ценности с тех пор сильно изменились. Судьба, столь щедрая к ней в детстве, вдруг опомнилась и начала обрушивать на бывшую любимицу удар за ударом. И каждый удар откалывал щепку за щепкой от ее дружелюбия, открытости, доброты. Теперь ее кредо звучало так: каждый человек по сути одинок. Те, кого мы называем близкими, - лишь временные союзники, которые рано или поздно обернутся врагами. Никто, кроме тебя, не будет блюсти твои интересы, как собственные. Если не умеешь бороться за себя, тебя растопчут или сметут на обочину. Какой бы жесткости и беспощадности ни требовала от тебя эта борьба, никогда не позволяй себе метаться в сомнениях. Доброта в ущерб себе - признак слабодушия, отметина аутсайдера, обреченного влачить жалкое существование.
   И все-таки перемены в ней нельзя назвать радикальными. Многие правила, принятые в детстве, остались незыблемыми. Она всегда выполняла взятые на себя обязательства, действовала только в соответствии со своими строгими представлениями о справедливости и вела честную игру, даже когда это было невыгодно. Понимала, что дает огромное преимущество беспринципному противнику, но ничего не могла с собой поделать. Не нужна ей победа, обретенная ценой потери самоуважения.
   Даже теперь, когда поражение означает смерть.
   Она не сомневалась, что будет бороться до последнего, что при необходимости найдет силы и сломает в себе табу цивилизованного человека на уничтожение себе подобных. В конце концов, потенциальные жертвы сами выбрали свой жребий, согласившись на участие в этой авантюре. Но вот на бесчестные уловки она никогда не пойдет - натура не позволит.
   И это сильно уменьшает ее шансы. По опыту, большинство наших современников не гнушаются ничем, когда речь идет о личной выгоде и тем более о жизни. На войне как на войне, тут все средства хороши. Времена рыцарских поединков давно миновали. Доны Кихоты уже триста лет как терпят поражение. Стало быть, готовиться к худшему?
   Ну нет, она еще посражается! На ее стороне - походные навыки, знание леса и повадок его обитателей, умение легко переносить дискомфорт, голод, жажду, боль и усталость. Она привыкла спать урывками, а то и вовсе обходиться без сна по несколько суток, сохраняя при этом работоспособность и относительную ясность мысли. Она вынослива, хорошо бегает и ориентируется на пересеченной местности, в случае нужды сумеет оторваться от преследователя и спрятаться так, что никакая поисковая партия не отыщет. Она сумеет выжить в этом странном и жутковатом состязании.
   С другой стороны, уязвимых мест у нее тоже хватает. Помимо неумения ловчить, к ним нужно отнести ее негибкость в отношениях с людьми. Разучившись доверять им, привыкнув во всем полагаться только на себя, она лишилась обаяния, умения нравиться окружающим, завоевывать их доверие. А в этой игре очень многое зависит от симпатий и доверия участников. Никакие физические данные, никакие навыки лесной жизни не спасут того, кому эти смертники вынесут свой приговор...
   Подъем закончился вместе с лесом, она вышла на открытое пространство в ложбине меж двумя округлыми вершинами холма, точнее невысокой горы вулканического происхождения. Когда-то здесь был кратер, но вулкан бездействовал уже сотню тысяч лет, склоны его покрылись всевозможной растительностью - от лишайников, папоротников и травы до могучих сосен, - а над вершиной основательно потрудились ветер и дожди, сгладив ее очертания и вырезав седловидную впадину посередине. В центре впадины, поросшей одной лишь травой и оттого полностью открытой взгляду, стояло необычное восьмиугольное сооружение из вертикальных столбов, стянутых жердями-поперечинами. Сверху эта времянка была накрыта большим куском брезента, свисавшего почти до середины столбов, так что получилось нечто среднее между закрытым навесом и армейской палаткой. Сквозь широкую брешь между землей и брезентом можно было разглядеть большой каменный очаг, стол, а вокруг него - грубо сколоченные скамьи. На скамьях застыли истуканами четыре человека.
   Она на мгновение сбилась с шага, но быстро совладала с собой и уверенно двинулась к навесу. Подойдя, нырнула под жердину и попала под прицел настороженных, если не сказать враждебных, взглядов. Ее плечи сами собой расправились, голова откинулась назад, руки сложились за спиной в замок. В голове мелькнуло: "Что я делаю? К чему эта вызывающая поза?", а глаза тем временем нарочито медленно скользили по лицам и фигурам.
   Первый - коренастый крепыш с каменным лицом Будды - смотрел скорее в пространство, как бы сквозь нее. Он единственный сидел в расслабленной позе, словно находился среди случайных попутчиков, а не враждебно настроенных конкурентов, каждый из которых мог стать его палачом. Возраст между тридцатью пятью и сорока. Одежда добротная, неброская, хорошо утепленная и непромокаемая - выдает человека, привычного к свежему воздуху, возможно, любителя охоты или рыбной ловли. Крупные натруженные ладони, спокойно лежащие на коленях, говорят, что их обладатель - справный работник, а значит, силен физически. В сочетании с каменным спокойствием все это наводило на мысль о том, что "Будда" - опасный и серьезный противник.
   По правую руку от него сидела крашеная особа трудноопределимого возраста. Помятое лицо, отечные веки и красноватые прожилки в глазах тянули лет на тридцать пять, но гладкая и упругая, почти детская кожа на руках и шее принадлежали дамочке помоложе. Лицо - злое и несчастное, пальцы ни на минуту не остаются в покое. Сидит, подавшись вперед, словно вот-вот сорвется с места и ринется в драку или умчится прочь. Одежда городская и до нелепости неподходящая для загородных прогулок. Кожаная куртка скоро вымокнет, станет тяжелой и неудобной, будет липнуть к нижней одежде, сковывать движения. Чтобы высушить эту модную вещицу в походных условиях, потребуется несколько часов активного бдения у костра - придвинуть поближе к огню, отодвинуть подальше, повернуть одной, другой стороной, вывернуть наизнанку... А если сушить кое-как, куртешка станет жесткой и гремучей, словно жестяные латы. Обтягивающие голубенькие джинсы тоже скоро превратятся в грязную мокрую тряпку, крайне неудобную для бега или даже быстрой ходьбы по здешней чащобе. А кроссовки чересчур яркие. Если девице придется прятаться, флюоресцентные полоски могут выдать ее в самый неподходящий момент. Словом, красотка вряд ли опасна как соперница.
   Следующей по часовой стрелке сидела пухленькая малышка с тугими колечками-кудрями, полными щечками, круглым подбородком и крутым, как у бычка, лбом. Если бы не условие, ограничивающее нижний возраст кандидатов двадцатью пятью годами, ей можно было бы дать лет шестнадцать. Девчушка примостилась на самом краешке скамьи и сжалась в комок, точно нахохлившийся воробей. Темные глазки разглядывали новоприбывшую исподлобья.
   И куда ее, дуреху, понесло? Типичная домашняя девочка, робкая и беспомощная, прямо ягненок на заклание. Или это личина? Гениально подогнанная овечья шкурка маленькой хищницы? Такая пигалица ни у кого не вызовет опасений, ее так и хочется взять под крыло, защитить, утешить. Тут-то она и вонзит зубки в доверчиво подставленную шею. Нет, пожалуй, не стоит сбрасывать ее со счетов. В физическом отношении она неопасна - эти пухлые нежные ручки едва ли нанесут смертельный удар, даже если в них окажется нож или камень, эти короткие полные ножки совершенно не приспособлены для долгого бега или стремительного рывка. Но, учитывая психологию, особенно мужскую, шансы у нее есть. Во всяком случае, среди первых жертв ее точно не будет.
   Четвертым в компании был высокий рыхловатый блондин с надменно-брюзгливой физиономией. Легкая одутловатость лица и мешки под глазами старили его лет на пять, но даже за вычетом этого довеска ему трудно было дать меньше сорока пяти. Кисти рук, крупные и мясистые, тем не менее не производили впечатления сильных - уж очень ладони напоминали надувные игрушки. О его навыках жизни на природе судить было трудно - длинный прорезиненный плащ скрывал все детали экипировки, кроме сапог. Но сапоги выглядели слишком тяжелыми, а лицо брюзги - слишком бледным, чтобы считать его бывалым походником. Стало быть, как противник он стоит немного. Физическая форма неважная, специальных навыков нет, а выражение высокомерного неодобрения вряд ли стяжает ему особую популярность среди соперников.
   - Здравствуйте, - сказала она с чуть заметной усмешкой. - Здесь принято представляться или вы предпочитаете обходиться без формальностей?
   Отозвался, разумеется, брюзга. Только он оказался настолько толстокожим, что не услышал едкой иронии, заключенной в пожелании здравствовать.
   - Здравствуйте. - Выражение его лица чуточку изменилось, обозначив некоторое подобие одобрения. Похоже, молчание давалось ему непросто. - Разумеется, нам придется назвать себя, хотим мы того или не хотим. Нужно же как-то обращаться друг к другу! Желающие могут воспользоваться псевдонимами, хотя лично мне это кажется ребячеством. Я предпочитаю пользоваться настоящим именем, хотя фамилию по понятным причинам называть не хочу. Виктор Степанович, с вашего позволения.
   Она чуть было не назвала в ответ свое имя, но в последнюю секунду передумала. Рыхлый блондин ей не нравился, и идти у него на поводу она не собиралась. Слово "ребячество" для нее было окрашено скорее положительно, напоминая о веселой непосредственности походной братии, окружавшей ее в детстве. Не говоря уже о том, что в данных обстоятельствах использование псевдонима было единственно разумным решением. Любой из участников милой игры на выживание имеет шанс стать натуральным убийцей. И уцелеть. Зачем же создавать себе сложности в будущем, открывая свое настоящее имя потенциальным недругам? Не говоря уже о камерах, которые будут записывать все происходящее в неведомых целях. Конечно, устроители уверяли, будто записи предназначены для частного просмотра и никоим образом не могут повредить игрокам, поскольку организаторы в случае утечки информации рискуют куда больше и, следовательно, не допустят нежелательной огласки. Но береженого Бог бережет. Пусть лучше будет псевдоним. Быстро перебрав в уме несколько литературных и исторических персонажей, она остановила свой выбор на орлеанской деве-воительнице:
   - Жанна.
   Они с блондином выжидательно посмотрели на остальных.
   - Соня, - пискнула пигалица после секундной заминки.
   - Мадонна, - не без вызова назвалась крашеная.
   - Василий, - с непонятной усмешкой представился Будда.
   - А меня можете называть Джокер, - раздался веселый голос снаружи.
   Они, вздрогнув, повернули головы и увидели высокого темноволосого молодого человека, подпирающего одну из опор навеса. Никто из присутствующих не знал, как давно он там стоит. Джокеру удалось подобраться неслышно и незаметно.
  
   Номер шестой
  
   Их неприкрытый испуг его позабавил. Ниндзя-невидимка, воплощение бесшумной смерти, материализовался на пороге. Он и не ожидал такого эффекта от своей немудрящей шутки.
   Когда он добрался до стойбища, тут никого еще не было. Промаявшись от безделья минут десять, он вышел осмотреться и обратил внимание на четыре здоровенных бака-бочки, расставленные по периметру шатра для сбора воды. Брезентовая крыша над ними образовывала складки-канавки специально для стока. Пока что бочки были пусты - видимо, их установили совсем недавно. Высокие, почти по грудь, и довольно широкие в обхвате, они запросто могли вместить взрослого, не слишком раскормленного человека. Ему пришло в голову, что будет забавно спрятаться в одной из этих емкостей и подглядеть за тем, кто придет следом. О человеке можно узнать много любопытного, если он не подозревает, что за ним наблюдают.
   Сказано - сделано. Он осмотрел бочки. Три из них - новенькие эмалированные баки - для его целей не годились. Увидеть что-либо, сидя в них, можно только поверх края, а тогда его легко будет заметить. Зато четвертая бочка выглядела совсем старой и проржавевшей, пробить в ней дыру на уровне глаз не составит труда.
   Подтянувшись на руках, он прыгнул в ржавую лоханку, присел на корточки, достал складной нож, открыл шило и принялся терзать стенку. Против ожидания, провертеть дыру оказалось совсем непросто. Он весь взмок, пока проклятая железка не поддалась.
   Самое досадное, что старания оказались напрасными. Мужик, возникший в поле зрения через несколько минут после того, как глазок был готов, повел себя совсем неинтересно. Вошел в шатер, постоял немного, потом сел на ближайшую скамью, уставился в пространство прямо перед собой и больше не шелохнулся.
   Вылезать из бочки после провала многообещающей затеи было обидно, да и выглядело бы это глупо, поэтому он решил дождаться кого-нибудь еще, понаблюдать немного, а потом улучив момент, когда завяжется разговор, незаметно выбраться. Но и тут ему не повезло. Девчонка, которая появилась в шатре следом за мужиком, вопреки внешности, оказалась не из разговорчивых. На вид - типичная болтушка: маленькая, кругленькая, румяная, кучерявая, а на деле - бука букой. Нырнув под тент, замерла и простояла так минуты, наверное, две. Наконец мужик вышел из транса, заметил девчонку, привстал, изобразив приветствие, и указал на скамью.
   - Не стесняйтесь, садитесь. Думаю, ждать придется довольно долго. Устанете стоять.
   Пышка молча кивнула, выбрала себе место подальше, ткнулась на самый краешек и опять замерла, теперь уже сидя. Мужик покосился на нее, понял, что к общению малышка не расположена, и тут же выключился.
   Потом к ним присоединилась взвинченная до предела субтильная деваха с внешностью дешевой потаскухи и повадками мелкой хищницы.
   - Привет наемным самоубийцам! - Неприятный голос, высокий и резкий, вызывал в мозгу навязчивое видение битой посуды. - А где остальные?
   - И вам доброго утра, - подчеркнуто вежливо ответил мужик. - Боюсь, мы не располагаем интересующей вас информацией.
   Пышка промолчала. Деваха фыркнула и засновала по площадке, ограниченной условными стенами шатра. Пышку она игнорировала совершенно, а пробегая мимо мужика, нет-нет, да и поглядывала на него с каким-то раздраженным любопытством.
   - Извините, не могли бы вы не мельтешить перед глазами, - с прежней отстраненно-вежливой интонацией попросил непробиваемый дядя.
   - Фу-ты ну-ты! - снова фыркнула деваха, но бегать перестала и уселась поближе к мужику.
   Потом появился неприятный тип с начальственными замашками и попытался было вовлечь присутствующих в обсуждение неустроенности быта на острове, но, видимо, сочувствия аудитории не вызвал - никто его не поддержал. После двух-трех реплик, повисших в воздухе, начальственный тип угрюмо притих.
   И только тетке, прибывшей к месту общего сбора пятой, удалось более или менее завладеть общим вниманием. Эта, похоже, вообще принадлежала к категории женщин, которым удается все, за исключением разве что личной жизни. Как такая умелая, в высшей степени компетентная особа могла попасть в команду неудачников, поставивших на кон собственную голову ради презренной зелени, оставалось непонятным, но, как бы то ни было, он остался ей благодарен: если бы не она, пришлось бы вылезать из бочки на глазах изумленной публики, потому что еще нескольких минут сидения на корточках его ноги просто не выдержали бы.
   А так все получилось замечательно. Компетентная дамочка отвлекла внимание публики на себя, он сумел незаметно выбраться из убежища и поразить воображение присутствующих, неожиданно вступив в общий разговор. Правда, его шутку никто не оценил.
   Но что поделаешь, если люди в большинстве своем предпочитают относиться к жизни с мрачной серьезностью? Одних только штампов, выражающих неодобрение неуместному проявлению юмора, существует столько, что диву даешься. "Не смешно!", "не вижу повода для веселья", "нашел время шутить!", "прекратите паясничать!"... Можно подумать, что-нибудь изменится к лучшему, если все дружно состроят постные рожи и подожмут губы! Исчезнут пороки общества и смертельные болезни, люди станут богаче, счастливее, добрее друг к другу...
   Дурацкая позиция. Лично он в любых обстоятельствах предпочитает смеяться. Может быть, по сути это ничего не меняет, зато помогает легче пережить неприятности. Вот, к примеру, сейчас - ну какой смысл сидеть с угрюмым видом и хранить мрачное молчание? Да, все они влипли, и влипли крепко. Вздрюченная девица с помпезной кликухой Мадонна выразилась совершенно точно, обозвав их наемными самоубийцами. Ну, так и что с того? В конце концов, смерть ждет всех без исключения, причем никому не ведомо, где и когда. Так много ли меняет участие в этой опасной авантюре? Шансы выжить и теперь остаются у каждого. Если уж бояться, то нужно начинать прямо с рождения.
   Лично он, Джокер, бояться не собирается. А остальные пусть как знают. Хотят подпрыгивать и дергаться от каждого неожиданного звука, сурово хмуриться в ответ на невинную шутку и вообще довести себя до полного нервного истощения - флаг им в руки! Тем легче соберет свой урожай старуха с косой.
   Хотя мужичок, назвавшийся Василием, кажется, не из пугливых. Да и компетентная Жанна - баба крепкой закваски. Как они, интересно, сюда попали? И Василий, и Жанна, и пугливая неприветливая Соня, и надутый индюк Виктор Степанович?
   История падения самого Джокера была незатейлива. Классика жанра, если угодно. Милый беспечный молодой человек, везунчик по жизни, пал жертвой рулетки. Фортуна, подразнив его немного, вдруг решительно повернулась спиной, а он даже не заметил этого, продолжая играть. И заигрался. Уверенный, что сумеет одним махом поправить свои дела, занял деньги у крутых парней под залог уже заложенной в банке квартиры. Рулетка в очередной раз сыграла с ним злую шутку, крутые пацаны предъявили законные, как им казалось, претензии на недвижимость, встретили противодействие со стороны банка и поставили Джокеру ультиматум: или он в течение двух месяцев возвращает долг, или его ждет на редкость неприятная преждевременная кончина. Тогда он впервые в жизни по-настоящему струхнул. Но Фортуна тут же смилостивилась - ему на глаза попалось объявление в газете. На волне удачи Джокер прошел отборочный тур и попал в число счастливчиков, премированных поездкой на этот остров и деньгами, которые с лихвой перекрывали его долг бандитам и даже банку. Теперь оставалось только вернуться с экскурсии живым, получить щедрые премиальные, и все будет путем. Ну, а если не повезет - что ж, все равно его судьба окажется менее трагичной, чем прочили распальцованные.
   А как обстоит дело у других? В какую задницу загнала их жизнь, если они очертя голову кинулись вербоваться в солдаты удачи? Ни Жанна, ни Василий, ни хмурая робкая Соня, ни начальственный Виктор Степанович не походили на азартных игроков. До такой степени не походили, что было вообще непонятно, как им удалось пройти тесты, предложенные организаторами этого подпольного кроваво-развлекательного бизнеса. Только в нервозной Мадонне угадывалась прожженная особа, способная рискнуть головой из примитивной алчности, приправленной легкомыслием. Остальные производили впечатление людей основательных, то есть обремененных целой прорвой моральных принципов и запретов. Что заставило их принять участие в затее, которая наверняка кажется этим "праведникам" апофеозом безнравственности?
   Ну вот, пожалуйста, еще одна! Заносчивая красотка из числа чистеньких, аккуратных, правильных девочек, которых в школе дразнят воображалами. Пришла, встала поодаль, под шатер не заходит, смотрит брезгливо, будто на отбросы общества. А сама-то ты чем гордишься? Или не ставила подписи на договоре, гарантирующем тебе двести штук евриков в обмен на обязательство убивать, если выпадет такой жребий? Нет, голубушка, мы все теперь одним дерьмом мазаны, что бы нас ни довело до жизни такой. Ну что, поняла, как глупо выглядишь? Надумала присоединиться к товарищам по несчастью? Вот так-то лучше! А голос у тебя очень даже ничего - приятный, мелодичный.
   - Добрый день, если, конечно, он для вас добрый. Вы, наверное, уже успели познакомиться? Меня зовут Маргарита. Можно Марго.
  
   Номер седьмой
  
   Она должна взять себя в руки. Должна улыбаться, очаровывать, демонстрировать интерес, внимание, сочувствие, симпатию. Ни в коем случае не показывать им, что считает себя лучше. В глазах голых обезьян это непростительный грех, едва ли не самый страшный. Голые обезьяны обожают чувствовать себя важными и значительными, а потому любят слабых и зависимых. Завоевать их легче легкого. Всего-то и нужно, что смотреть им в рот, поддакивать каждому слову и выражать восхищение.
   Беда в том, что она так и не сумела этому научиться. Сначала просто не видела необходимости. С какой это стати она - умная, красивая, одаренная - должна изображать из себя ничтожество? И перед кем? Захудалый городишко в Псковской области, откуда она родом, населяли сплошь пьяницы и дегенераты. В лучшем случае - примитивные обыватели, способные думать только о ценах, зарплате и огороде. Могла ли она с ее талантами и устремлениями испытывать к ним хоть какое-то уважение?
   Хотя если по умному, то стоило притвориться. Ее очевидное превосходство выводило окружающих из себя и создавало ей массу проблем. Учителя придирались к каждой букве в ее тетрадях, а заслуженные "пятерки" ставили, скрипя зубами. Класс гоготал, как стадо дебильных гусей, над каждой ее оговоркой, каждой неудачной фразой. Мальчишки-одноклассники вечно норовили сунуть какую-нибудь пакость в ее портфель или в парту. Девчонки на одно ее появление реагировали издевательскими репликами - глупейшими, но все равно обидными. "Посмотрите-ка, наша королева явилась! Эй, кто-нибудь! Расстелите, что ли, коврик, не то навернется. Ишь, как нос задрала!" Преподаватели музыкальной школы не спускали ей ни одной неверной ноты, ни одной лишней паузы. На концертах во время ее сольных выступлений неизменно случалась какая-нибудь неприятность. То погаснет свет, то откажут динамики, то упадет что-нибудь с грохотом, то на публику нападет приступ неудержимого кашля.
   Ее никто никогда не жалел. Даже если она пропускала занятия по болезни, учителя норовили поймать на незнании пропущенного материала и с удовольствием вкатывали "пару". За нее никто никогда не заступался. Ее никто не поддерживал. Даже мама, называвшая ее когда-то своей умницей, красавицей, своей милой малышкой, не сказала ни одного ласкового слова с тех пор, как дочери исполнилось двенадцать. "Не понимаю, на что ты жалуешься. Сама же делаешь все, чтобы нажить себе врагов. Нельзя быть такой высокомерной. Люди этого не прощают".
   Как будто она нуждалась в прощении! В понимании - может быть, но на понимание в этом отстойнике рассчитывать не приходилось.
   Что ж, она научилась обходиться без понимания. Даже извлекать пользу из общей неприязни. Ей не прощают слабостей? Значит, нужно быть сильной. Не делают скидки на недомогание, усталость, объективные трудности? Значит, нельзя и самой себе делать скидки. Не любят высокомерия? Обойдется она без их любви. Чего стоит любовь, которую выдают, как сдачу, в обмен на лесть, заискивания, раздувание чьего-то самодовольства?
   Впрочем, нашелся один человек, который полюбил ее просто так, не требуя ничего взамен. Его единственного не уязвляли ее честолюбивые устремления, ум и одаренность. И он, пожалуй, понимал ее. Во всяком случае, поверил в ее талант, в ее счастливую звезду и не пытался привязать к себе, сделать пленницей постылого городишки.
   Но именно с ним судьба обошлась особенно жестоко. Его забрали в армию здоровым симпатичным парнем, а вернули безногого полуслепого калеку с лицом, обезображенным жуткими шрамами.
   Тогда - единственный раз за все годы в проклятом городишке - у нее возникло мимолетное искушение остаться. С ним. Но он выдержал свою благородную роль до конца. Сказал: "Не думай даже! Зачем нам две загубленные жизни вместо одной? Без цели, без смысла, в нищете. Через пару лет мы просто сопьемся и возненавидим друг друга. Уезжай. Станешь звездой, разбогатеешь, тогда и подумаем, как быть со мной. Я вот тут стихи начал писать. Посмотри, может, сгодятся на музыку положить? Прославишься, споешь несколько моих песенок - глядишь, и я как-нибудь проснусь знаменитым".
   Только он один и знал, что она мечтает стать певицей. Эстрадной звездой уровня Земфиры, не меньше. Он тоже считал, что у нее все данные для такой карьеры - голос, слух, музыкальное образование, желание и умение работать, целеустремленность, высокие требования к себе. У кого из мальчиков и девочек, ежедневно насилующих наш слух вокальными экзерсисами в радиоэфире, есть хотя бы половина этих качеств? А она не собиралась ими довольствоваться. Наоборот, считала, что находится в самом начале пути, что ей нужно многому еще научиться: заняться пластикой, дикцией, бальными танцами, закончить музыкальное училище по классу вокала, придумать себе оригинальный, ни на кого не похожий имидж, подобрать репертуар...
   Музыку она собиралась писать сама, у нее уже было несколько вполне симпатичных композиций - мелодичных и легко запоминающихся, таких, какими и должны быть популярные песенки. А вот со словами возникли сложности. Стихи ей никогда особенно не давались. Выходили какими-то плоскими, пресными, безжизненными. Может, и получше той пошлятины, что навязчиво звучала из динамиков музыкальных ларьков (девчонки-юбчонки, котенок-ребенок, звезда-она), но для культового автора-исполнителя откровенно слабы. Использовать стихи признанных поэтов? Они либо слишком известны, чтобы сделать из песни сенсацию, либо слишком витиеваты, либо немузыкальны. Настоящим хитом может стать только простая песня, с прозрачным смыслом, понятными знакомыми образами, близкими сердцу любого слушателя, включая самых неотесанных. Но и стихи, и мелодия должны быть своеобычными, перепевы и подражания тут не годятся.
   Дешевенький блокнот, прощальный дар безногого солдата, к ее удивлению и радости, принес решение проблемы. Она нашла там два десятка стихотворений, очень простых и по форме, и по содержанию, но производивших сильное впечатление. Очень искренние, очень душевные и печальные, они задевали самые глубокие струны сердца, рождая отзвук, от которого бежали мурашки по коже. Точно подобранные слова легко запоминались и легко всплывали в памяти, стоило задуматься о жизни и смерти, счастье и одиночестве, человеческом бессилии в противостоянии судьбе, скоротечности и хрупкости прекрасного.
   В общем, именно о таких стихах для своих песен она мечтала. Теперь у нее было все необходимое для удачного дебюта, - так ей, во всяком случае, казалось. Уложив в большой чемодан одежду, обувь, пару концертных платьев, аттестат, свидетельство об окончании музыкальной школы, дипломы и грамоты, полученные за участие в местных музыкальных фестивалях и конкурсах, учебники, ноты, заветный блокнот и носовой платочек с деньгами, скопленными матерью за два года, она отправилась в Москву.
   Знакомство со столицей вызвало у нее оторопь, почти шок. Конечно, отправляясь туда, она понимала, что это огромный город, живущий по особым, непривычным законам, но все равно оказалась совершенно неготовой к его масштабам и темпам. А главное - к его полнейшему бездушию. Здесь никому ни до кого не было дела. Когда она обращалась к прохожим с каким-нибудь вопросом, люди пробегали, не останавливаясь, скользя по ней безучастным взглядом. Их глухота и слепота наводила ужас. Казалось, можно закричать, упасть, забиться в припадке, умереть, и никто этого не заметит. Любое проявление участия - улыбка, заинтересованность во взгляде, ласковый тон - воспринимались здесь, словно сигнал об опасности: с нее хотят что-то поиметь. Ее счастье, что она, необщительная по натуре, шарахалась в сторону от этих доброжелателей, иначе ее обобрали бы до нитки. Две девицы из числа тех, с кем она поступала в Гнесинку, в тоске по домашнему теплу попались на удочку таких вот ловкачей, а потом долго лили горькие злые слезы.
   Но опасности гигантского города-чудовища, острое ощущение несовместимости с ним, своей безнадежной провинциальности и одиночества были малой частью огорчений. К одиночеству она привыкла, к новым условиям жизни надеялась привыкнуть со временем, а вот привыкнуть к мысли, что она, возможно, ошиблась в призвании, слишком высоко замахнулась в мечтах, оказалось ей не по силам. Она гнала от себя назойливое подозрение, заглушала его, как могла, но оно возвращалось.
   Потолкавшись по приемным комиссиям, послушав разговоры абитуриентов, оценив их игру и пение во время подготовки к творческому конкурсу, она с ужасом поняла, что теряется на их фоне. Это там, в своем городишке, она имела все основания считать себя звездой. Среди юных музыкантов, штурмовавших столичные вузы, ее таланты выглядели весьма скромно. Многие кандидаты в студенты были вундеркиндами, победителями и лауреатами всероссийских и даже международных конкурсов, их исполнительское мастерство ошеломляло, вызывало зависть и чувство собственной несостоятельности. Конечно, можно было говорить себе, что ее талант ничуть не меньше, просто техника не такая блестящая, а техника - дело наживное, но верилось в это слабо. Что касается остальных достоинств, то большинство абитуриентов не уступали ей ни в трудолюбии, ни в усидчивости, ни в целеустремленности. Да и внешностью многих бог не обидел. Вдобавок, чуть ли не половина поступавших были детьми музыкантов, знакомых с педагогами училища лично или через друзей и коллег.
   А конкурс-то тридцать человек на место, и рассчитывать можно было лишь на чудо. Но чуда не произошло, она срезалась на втором отборочном туре. Удар при всей его предсказуемости оказался очень болезненным. На нее навалилась депрессия, сопровождаемая полным физическим бессилием. Необходимость принимать решения, действовать, хоть как-то шевелиться приводила в отчаяние. Истратив почти все деньги, она сняла на два месяца комнату в общежитии и месяц провалялась на койке лицом к стене. Время от времени ей удавалось заставить себя дойти до магазина, купить что-нибудь поесть, но эти редкие вылазки отнимали у нее последние силы.
   Депрессия кончилась внезапно. На четвертый день после похода в магазин, где были потрачены последние рубли, она проснулась от голода - злая, но энергичная. Есть хотелось безумно, денег не было, договор об аренде комнаты истекал через несколько недель. Подыхать от голода под забором в ее планы не входило, а в добрых самаритян она не верила, поэтому необходимо было срочно что-нибудь предпринять.
   Проблему с питанием она решила, подрядившись мыть посуду в ближайшей столовке. Взяли ее неофициально, денег не платили совсем, зато кормили полным обедом и снабжали скромным "сухим пайком" - хлеб, масло, чай, сахар, иногда - кусочек сыра или колбасы. Она догадывалась, что ее бессовестно эксплуатируют, что обед, который ей выдавали под видом величайшей милости, предназначался помойному бачку, а продукты "на вынос" оплачивают, не ведая того, обманутые клиенты. Догадывалась, но не возражала, потому что возня с тарелками и кастрюлями обеспечивала ее пищей на целый день, а занимала всего два часа, позволяя остальное время тратить на поиски постоянной работы. Правда, еще около часа уходило на сбор бутылок, ведь ей нужны были деньги на проезд и покупку журналов с объявлениями о вакансиях.
   Вспоминая о поисках работы, она всегда непроизвольно стискивала кулаки. Сколько пришлось вынести унижений и разочарований! Все объявления, приглашавшие молодых красивых девушек, желающих сделать карьеру в модельном или шоубизнесе, в действительности означали предложение заняться проституцией в той или иной форме: позировать для порносъемок, раздеваться на публике в ночных клубах и стриптиз-барах и, само собой, оказывать "эскорт-услуги" важным клиентам. После каждого собеседования с авторами таких объявлений, она долго не могла отделаться от ощущения, будто на нее вылили ушат дерьма. Вакансии же, не подразумевавшие торговли телом, предлагались либо квалифицированным специалистам со стажем, либо людям, согласным на тяжелую, неинтересную, бесперспективную работу, которая не оставила бы ни времени, ни сил на образование, получение хорошей профессии и даже поиски другого, более престижного места.
   Она долго противилась самой мысли о том, что позволит использовать себя как дешевую рабочую силу, но в конце концов капитулировала. Устроилась торговать поддельной французской косметикой на рынке. Успокоила себя обещанием, что это ненадолго, что она уволится, как только поднакопит деньжат и обеспечит себя жильем хотя бы на полгода, а там подыщет что-нибудь получше. Но время шло, а перемен к лучшему не предвиделось. Незапланированные траты съедали сбережения: приходилось то покупать сапоги взамен прохудившихся, то раскошеливаться на врачей и лекарства из-за внезапной простуды, то срочно пополнять гардероб теплой одеждой из-за ранних морозов. Данный себе зарок ежедневно заниматься музыкой она постоянно нарушала - после десяти-двенадцати часов торговли не до музицирования. Она чувствовала, что опускается, грубеет, теряет кураж.
   Только одно и мешало ей превратиться в тупую покорную рабочую скотину. Ненависть. Она ненавидела свинью-работодателя, который орал на нее по любому поводу, штрафовал даже за пятиминутное опоздание и взыскивал каждую копейку недостачи. Ненавидела хамоватых покупательниц и вороватых девиц, тянущих с прилавка все, что плохо лежит. Ненавидела владельцев соседних лотков - похотливых азеров, которые не оставляли попыток затащить ее в постель. Ненавидела товарок-продавщиц за их глупые постылые разговоры и однообразные жалобы, что повторялись изо дня в день. Ненавидела рыночных контролеров и проверяющих с их бесконечными поборами. Ненавидела москвичей - за то, что им не приходилось выкладывать львиную долю заработка на оплату жилья. Ненавидела всех и вся - за свои разбитые надежды.
   Ненависть питала ее внутреннее сопротивление, не давала махнуть на себя рукой окончательно. Но платить за это приходилось дорогой ценой. Окружающие чувствовали ее неприязнь и отвечали тем же. Ее унижали, над ней насмехались, о ней злословили. За восемь лет жизни в Москве не нашлось никого, с кем она могла бы поговорить откровенно, посоветоваться, кому могла бы поплакать в жилетку и не нарваться на злорадство. В душе она понимала, что вредит себе неумением скрывать чувства. Ее жизнь была бы проще и приятнее, если бы она научилась играть в любимые обезьянами игры: подлаживаться, проявлять участие, интерес, дружеское расположение. Но лицемерие требовало больших душевных затрат, а ее душевные силы без остатка уходили на борьбу с трясиной, которая грозила затянуть ее с головой.
   Сил и так с каждым годом оставалось все меньше. Трясина побеждала. Все реже на нее накатывали приступы лихорадочной активности, когда она бросалась скупать газеты и журналы с объявлениями о работе, обивала пороги студий, обзванивала фирмы. Еще год-два, и она, скорее всего, перестала бы рыпаться окончательно... Но Бог миловал. На глаза попалось необычное объявление.
   Она сразу поняла: это ее последний шанс. Последняя возможность сделать рывок, переломить судьбу, добиться того, о чем всегда мечтала. И плата ее не заботила. Любой каприз за ваши деньги, исключается только секс! Вероятно, придется убивать? Да с радостью! Она бы уничтожила половину населения страны, дай ей только волю. Опасно? Можно самой лишиться жизни? Ерунда! Разве это жалкое прозябание похоже на жизнь? Без надежды, без цели, без амбиций она так и так превратится в труп, только и радости, что в ходячий.
   А если ей повезет, если она выйдет из этого смертельного побоища победительницей, ее жизнь заиграет новыми красками. С четырьмя сотнями тысяч евро она раз и навсегда решит проблему с жильем, наймет профессионального аранжировщика, обратится в хорошую студию звукозаписи, запишет свой первый альбом. И, быть может, сделает видеоклип. Хотя с клипом, наверное, ничего не выйдет. На профессиональную съемку она, может, и наскребет, а вот на эфир - нет. Минута телевизионного времени стоит уйму денег. За прокрутку клипа в нескольких самых популярных музыкальных программах с нее сдерут, наверное, не меньше миллиона. Но чем черт не шутит - вдруг, он у нее будет, этот самый миллион. Если она единственная останется в живых, весь призовой фонд достанется ей. И тогда...
   Ладно, помечтать она еще успеет. Сначала нужно выжить, а для этого ей придется завоевать расположение этих выродков. Иначе они приговорят ее при первом же голосовании. Ты уже настроила их против себя, не потрудившись сделать приятное выражение лица. Теперь изволь исправлять ошибку. Улыбайся же, королева Марго, улыбайся, твою мать!
  
   Номер восьмой
  
   Он намеренно пришел к месту сбора за три минуты до начала инструктажа. Знакомство, общие разговоры, игры в цивилизованных людей - к чему все это? Чем меньше личных контактов, тем проще воспринимать соперника как абстрактное препятствие на пути к собственной цели. Если видишь в жертве индивидуальность с присущим только ей набором характерных черт, вкусов и привычек, если, избави Боже, связан с ней личными отношениями, рука в решительную минуту непременно дрогнет, и жертвой, вполне вероятно, станешь ты сам.
   И дело вовсе не в велении совести и прочей высоконравственной чуши, о которой так любят порассуждать моралисты. Запрет на убийство себе подобных имеет вовсе не нравственную природу, но биологическую. Как только противник обретает в твоем восприятии признаки человеческой личности, ты уже не можешь игнорировать тот факт, что он представитель твоего вида, и твое собственное животное начало воспротивится убийству. Звери, вопреки расхожему представлению, склонны к насилию в гораздо меньшей степени, чем люди. В частности, потому что не умеют абстрагироваться.
   А еще у зверей нет высоких идеалов. Они не ведут крестовых походов, священных войн, не сражаются за идею. Как говорится в песенке, "ни макаку, ни собаку, ни бобра, ни осетра на врага переть в атаку не заставишь за ура". Люди же способны так накрутить себя во имя высшей цели, что их иной раз и заставлять не приходится - сами кидаются под пули и сеют смерть, переступая через собственную природу, попирая биологические законы.
   В этих-то чисто человеческих свойствах - умении абстрагироваться и подчинять животные инстинкты отвлеченной сверхзадаче - он видел свое главное преимущество. И надеялся, что никто другой из новоявленных ассасинов такого преимущества не имеет. Да, соперники принадлежат к тому же виду, но их действия подчинены животному началу, а значит, можно ожидать, что уникальные способности гомо сапиенса останутся невостребованными.
   Взять, к примеру, это сборище. Люди знают, что их привезли сюда, с тем чтобы они убивали друг друга. И что же? Высаженные на остров и предоставленные самим себе, они и не подумали изучить местность или понаблюдать за противником из укрытия. Нет, они немедленно сбились в стаю, хотя разумом прекрасно понимают, что должны держаться друг от друга подальше. Это ли не типичное поведение приматов, ведомых инстинктом, который твердит им: смертельная опасность исходит откуда угодно, только не от представителя твоего вида. Обезьяна не убьет собрата даже в драке за территорию или самку - собственно, дело и до драки-то редко доходит, а уж если дойдет, то все закончится миром, как только более слабый признает себя побежденным. Истина, заложенная в генах предков-приматов миллионы лет назад, для этих горе-убийц сильнее доводов рассудка. И теперь, после того как они перезнакомились, вступили в какие-то, не важно какие, отношения, животное, сидящее в каждом из них, взбунтуется, если дело дойдет до смертельной схватки. Это во-первых.
   Во-вторых, мотивы, которые их сюда привели. Десять к одному, что это мотивы загнанной в угол крысы. Трудно представить, что люди, согласившиеся убивать и подвергнуть опасности собственную жизнь ради больших денег, руководствуются высокими идеалами. Или даже азартом сродни тому, что толкает на смертельный риск солдат удачи. Солдатами удачи становятся, как правило, профессионалы, уже наученные убивать и почувствовавшие вкус к этому делу. В каком-то смысле люди с поломанной психикой. А здесь, если верить организаторам, собрались дилетанты без каких бы то ни было психических отклонений. Что толкнуло их на заключение этого ненормального контракта? Вероятнее всего, отчаяние обреченности. Они во что бы то ни стало должны раздобыть крупную сумму, иначе или погибнут, или потеряют нечто такое, без чего не представляют себе жизни. А это значит, что руководит ими инстинкт самосохранения. Другими словами, балом правит то самое сидящее в подсознании животное, которое подчиняется общим биологическим законам.
   У него же особый случай. Его привела на этот остров Идея. Высокая цель, которая оправдывает любые средства. Ради ее осуществления, ради хотя бы попытки ее осуществления он без раздумий пожертвует и собственной, и чужими жизнями. Чужими - охотнее, чем собственной, потому что с его смертью Цель никогда уже не будет достигнута. Он потратил почти десять лет, убеждая, доказывая, пугая, взывая к разуму и чувствам соотечественников, пытался найти могущественных и состоятельных единомышленников, но все тщетно. Никто не верил в его мрачное пророчество, никто не захотел к нему прислушаться и сделать хоть что-нибудь для предотвращения бедствия. Немногочисленная группка сторонников, которых ему удалось навербовать, не обладала достаточными средствами и влиянием, чтобы донести до широких масс информацию о масштабах нависшей над обществом катастрофы. Не говоря уже о средствах и влиянии, необходимых для реализации его Проекта...
   Ему было всего шестнадцать, когда мать, директор московской школы, вернувшись с совещания в управлении образования, в числе прочих новостей упомянула, что по статистике девяносто процентов детей, рождающихся в столице, имеют врожденные дефекты. И это еще не самая страшная цифра. В среднем по стране она составляет девяносто пять процентов, а в некоторых регионах доходит до девяноста восьми.
   Его, впечатлительного подростка-идеалиста, обуял ужас. Всего пять процентов здоровых людей, способных приносить полноценное потомство! Девяносто пять процентов настоящих или потенциальных инвалидов! Это же вымирание! Русские обречены! Некогда великий народ стоит буквально на пороге исчезновения.
   Тот день стал для него поворотной вехой. Он больше не мог думать ни о чем, кроме злосчастной судьбы, которая вскоре постигнет его соотечественников. Он говорил об этом с каждым, кто был готов его слушать. Он стал одержимым. Он закопался в специальной литературе по генетике, наследственным болезням, биохимии, экологии. Он поступил на биофак второго медицинского и все годы учебы работал как каторжный, пытаясь найти выход.
   И он его нашел. Точнее, выяснил, что его нашли уже давно.
   В начале двадцатого века несколько вполне серьезных ученых озаботились проблемой улучшения породы человека. Казалось бы, что может быть естественнее? Селекционеры веками выводили новые породы животных и растений, все более приспосабливая их к человеческим нуждам. Почему бы не попытаться вывести человека с заложенными уже в генах качествами, столь ценимыми обществом: идеальным здоровьем, высоким интеллектом, ярким талантом в какой-нибудь определенной области - математике, химии, медицине, музыке и так далее? Так родилась евгеника, наука, которая открывала перед человечеством невиданные перспективы.
   К несчастью, ей с самого начала не повезло. Первым делом на исследователей - основателей и пропагандистов молодой науки - обрушились религиозные лидеры всех мастей. Эти мракобесы объявили евгенику недопустимым вмешательством в дела Божьи, а ее сторонников обвинили в дьявольской гордыне и прочих смертных грехах. Послушная паства, как водится, бездумно приняла доводы пастырей, и в представлении реакционного большинства евгеника стала едва ли не орудием Сатаны.
   Потом некоторые нечистоплотные деятели воспользовались евгеникой для "научного" обоснования своих националистических взглядов. В Америке были опубликованы явно сфальсифицированные результаты исследований, доказывающие ущербность "цветных", - а помимо латиноамериканцев, негров, мулатов, индейцев и метисов к ним отнесли еще и славян, и евреев, и итальянцев, - по сравнению с беспримесными англосаксами. Согласно приведенным в статьях данным, подавляющее большинство "цветных" являются носителями наследственных заболеваний, сопровождаемых психическими отклонениями, такими как слабоумие, склонность к алкоголизму, наркомании, асоциальному поведению. Поскольку Америка в те годы была заражена расизмом, статьи вызвали нездоровое оживление среди WASP-элиты, потребовавшей принудительной стерилизации цветных, попавших в поле зрения полиции. Естественно, либеральная часть Америки встала на дыбы. Когда в газеты попала история о молодой незамужней мулатке, которую стерилизовали после насильственно сделанного аборта, в стране вспыхнул грандиозный скандал, который в числе прочего подмочил репутацию евгеники уже в глазах вполне прогрессивно настроенной публики.
   Окончательно молодую науку опорочили нацисты, использовав ее как базу для своей идеологии. После поражения гитлеровской Германии само слово "евгеника" прочно связалось в сознании обывателей с концлагерями, газовыми печами и чудовищными медицинскими экспериментами.
   Да и в наше время разговоры о евгенике в среде ученых медиков, биологов и просто интеллигентов считаются чем-то неприличным. А большая часть обывателей о ней и слыхом не слыхивала. Между тем ее цели исключительно разумны, а методы просты и эффективны. Особенно теперь, когда расшифрован геном человека.
   Не говоря уже о том, что идеей своего Проекта он обязан именно евгенике. Не наткнись он в свое время на старый медицинский журнал с посвященной ей разгромной статьей, еще неизвестно, когда бы его осенило. Хотя решение вроде бы лежало на поверхности.
   Выявить те самые пять процентов генетически здоровых русских, поместить их в специальные клиники-фермы в экологически чистых районах страны и принудить к интенсивному размножению. Пять процентов от ста двадцати миллионов - это шестьсот тысяч. Больше половины из них - женщины. Детородный период у человеческой самки длится примерно тридцать пять лет. За это время здоровая особь способна родить до пятидесяти детей, ведь с каждой новой беременностью возрастает вероятность появления двойни или тройни. Высококвалифицированные акушеры, работающие в клиниках-фермах, создадут идеальные условия для вынашивания плода и исключат смертность в родах, а медики прочих специальностей позаботятся о здоровье маток и потомства в дальнейшем. Строгий режим питания и правильный образ жизни на "фермах" сведут к минимуму риск генетического поражения плода, а если несчастный случай все же произойдет (скажем, из-за космического излучения), генетический анализ выявит отклонения еще в утробе, и беременность вовремя прервут.
   В общем, учитывая, что лет через двадцать начнет рожать уже новое поколение "фермерских", за семьдесят лет нынешняя численность населения будет восстановлена. Но это будет здоровое, активное, на сто процентов трудоспособное население. Генетические уроды, пьяницы, наркоманы, сифилитики, СПИДоносцы, а также сердечники, гипертоники и прочие хроники к тому времени вымрут, не оставив потомства.
   Правда, последний пункт программы отдает фашистским душком. Реабилитировать идею стерилизации больных будет очень трудно. Без нагнетания страстей и хорошей массовой истерики тут не обойдешься, а массовая истерика всегда чревата непредвиденными осложнениями. Ладно, вопрос о стерилизации можно пока не поднимать. Конечно, медицинское обслуживание и содержание инвалидов обходятся государству в миллиарды рублей, которые очень и очень пригодились бы для реализации Проекта, но на начальном этапе деньги, вероятно, придется поискать в другом месте.
   Огромные, между прочим, деньги. Строительство "ферм", высококлассное медицинское оборудование, привлечение квалифицированного персонала, оснащение лабораторий для выявления генетически здоровых производителей, жизнеобеспечение маток и их потомства, охрана, транспорт, дороги потребуют таких расходов, что никакой бюджет не выдержит. Сумма от четырехсот тысяч до миллиона евро, которую он получит от устроителей этого скандально-кровавого шоу, если останется в живых, - капля в море по сравнению с тем, что необходимо. Но этой капли может оказаться достаточно, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки: организовать широкую кампанию в средствах массовой информации и основательно напугать население угрозой гибели нации. На волне всеобщего страха непременно всплывут новые политические лидеры, которые объявят своей целью борьбу за выживание русского народа. Их выберут в Думу, они войдут в правительство, создадут специальную комиссию. И тогда на арену выйдет он со своим Проектом. Тогда его наконец-то услышат и оценят. А главное - у русских появится надежда на будущее...
   Эта надежда - его охранный знак, его талисман. Благодаря ей он обуздает свое животное начало и воспользуется арсеналом, которым природа вооружила гомо сапиенса: интеллектом, изобретательностью, навыками исследователя и охотника-одиночки, безжалостностью борца за Идею. Неужели, обладая таким мощным оружием, он не сумеет одолеть жалкую горстку авантюристов поневоле, этих неудачников, напуганных собственной смелостью, сбившихся в кучку, точно выводок осиротевших цыплят?
   - Эй, молодой человек! - окликнули его из-под шатра. - Что же вы там скучаете в одиночестве? Дождь начался - вымокнете. Зашли бы под навес, поздоровались с товарищами по несчастью.
   Он не ответил и даже не повернул головы. Пусть считают его бирюком или хамом, меньше будут приставать. Товарищи по несчастью, надо же! Пауки в банке - гораздо точнее. Впрочем, пауков в банке тоже можно назвать товарищами по несчастью. Только вот сами пауки вряд ли согласятся с таким определением. И правильно не согласятся, так и аппетит можно потерять. А если не сожрешь ты, сожрут тебя. Лично он предпочитает пожирать, а не быть сожранным.
   - Да вы не бойтесь, мы вас не обидим, - не унимался приставала. - Выводить бойцов из строя до начала представления строжайше запрещено. Не хотите зайти, познакомиться с будущими жертвами и палачами? Ну, хоть себя назовите приличия ради.
   Он собирался отмалчиваться и дальше, но заметил поднявшуюся на плато группу во главе с сухопарым господином в плащ-палатке и передумал. Теперь, когда рефери прибыл для последнего инструктажа перед боем, никто не станет втягивать его в пустые разговоры. Пожалуй, можно изобрести себе какой-нибудь псевдоним "приличия ради".
   - Иеремия, - назвался он, припомнив имя самого горестного из библейских пророков. - А представление, кстати говоря, уже начинается.
  
   Правила игры
  
   Совершенно неподвижное лицо господина в плащ-палатке придавало ему сходство с роботом из какого-нибудь фантастического боевика. Четыре его спутника - молодые люди, втащившие под навес два тяжелых ящика, - тоже старались казаться невозмутимыми, но это им не вполне удавалось. Участники игры нет-нет, да и ловили на себе их опасливо-любопытные взгляды - взгляды притворно безразличных, а на поверку впечатлительных посетителей террариума, предназначенные особо опасным экзотическим экземплярам. Под этими взглядами "экземпляры" в большинстве своем чувствовали себя неуютно, но полное и, похоже, искреннее безразличие субъекта в плащ-палатке задевало их куда сильнее.
   Господин робот остановился у почетного места - кресла-пенька, установленного во главе стола, - но сесть не соизволил. Извлек откуда-то из недр необъятного плаща кожаную папку на молнии, положил на стол, открыл, пробежал глазами по верхней странице, а потом заговорил, глядя поверх голов собравшихся.
   - Все в сборе. - Голос, сухой, как мумифицированный лист, звучал бесконечно равнодушно. - Приступим.
   "Бухгалтер", - быстренько поставил диагноз Джокер.
   "Что за истукана к нам прислали! - мысленно возмутилась Жанна. - Понимают же, что мы испуганы, подавлены, что нервы напряжены до предела! Неужели не могли выбрать для последнего напутствия кого-нибудь почеловечнее?"
   "Не поздоровался, не представился, в глаза не смотрит, - расстроилась Соня. - Мы для него точно и не люди. Даже не преступники, а неодушевленные предметы. Трупы".
   "Мерзавец! - кипел Виктор Степанович. - Самодовольный прыщ без капли сочувствия! Ничего, выберусь отсюда, уж я постараюсь, чтобы и тебя жизнь за яйца ухватила! Ты у меня еще вспомнишь, как сегодня носом крутил!"
   "Эх, жаль, что этот хмырь не играет с нами! - мечтательно подумала Мадонна. - Я бы его первым шлепнула..."
   "Еще один хозяин жизни, - вынесла свой вердикт Марго. - Ненавижу!"
   "А ведь он боится! - неожиданно догадался Василий. - Мы для него - опасные безумцы, неуправляемые и непредсказуемые".
   И только Иеремию манеры распорядителя оставили безучастным. Ему было ясно, что в предстоящем испытании победит тот, у кого крепче нервы, и эмоциональная вовлеченность может лишь повредить делу. Господин в плащ-палатке выполнял функцию устройства для передачи информации. По большому счету, его вполне мог заменить компьютер или радиоприемник. Так есть ли разница, как он себя ведет и что при этом думает?
   - Вам уже объяснили в общих чертах, в чем заключается смысл данного м-м... мероприятия. Моя задача - огласить правила состязания и штрафные санкции за их нарушение, а также ответить на ваши вопросы, если таковые возникнут. По окончании инструктажа всем участникам будет выдана памятка с перечнем правил.
   Итак, сначала о жеребьевке. В этом пакете (тут господин робот вытащил из складок плаща холщовый мешочек и поднял его над столом) лежат восемь запечатанных конвертов. Шесть из них пусты, а в двух лежит по небольшому листу тонкой рисовой бумаги. Конверты достаточно плотные, поэтому определить на ощупь или на просвет, каково их содержимое, невозможно. Каждый из вас вытянет по конверту и уединится в лесу, с тем чтобы его распечатать. Тот, кто найдет внутри рисовую бумагу, по условиям игры получит статус киллера. Сообщать кому бы то ни было о своем жребии строго запрещено. Мои помощники (он кивнул в сторону парней с ящиками, устроившихся на дальней от стола скамье) проследят, чтобы у участников не было возможности подглядеть друг за другом. Рисовую бумагу, если она обнаружится внутри, следует съесть, а конверт в закрытом виде передать мне или моим помощникам. Мы бросим их в заранее разведенный огонь. Таким образом, статус каждого игрока будет известен ему одному. Задача...
   - А на хрена нам лопать бумагу, если конверты все равно спалят? - перебила инструктора Мадонна. - Или ваши мальчики могут сунуть туда нос и раззвонить всем, чего увидели?
   - Бумагу рекомендуется съесть во избежание досадных случайностей, - не глядя на девицу и не меняя тона, ответил господин в плащ-палатке. - Она может выскользнуть из конверта или как-то проявиться при сгорании, например, другой фактурой или цветом пепла. А вопросы в целях экономии времени я бы попросил задать потом. Возможно, после моего выступления в них отпадет нужда. Продолжаю. Задача каждого из двух киллеров - тайно уничтожить как можно больше участников игры. Способы убийства - исключительно контактные. Яд, огнестрельное оружие, метательные орудия и технические приспособления-ловушки запрещены.
   - Как же прикажете убивать?! - возмутилась Мадонна. - Голыми руками, что ли? Так это мужикам сплошная выгода, а нам заранее в белые тапочки можно переобуваться! Как я вам такого бугая голыми руками завалю? - Она ткнула пальцем в корпулентного Виктора Степановича.
   - При подборе участников строго соблюдался принцип равенства возможностей, - продолжал вещать бесстрастный, как автомат, инструктор. - Те, кто имеет преимущество по части физических данных, уступают другим в скорости реакций, агрессивности или в интеллектуальных способностях. Кроме того, я вовсе не говорил, что киллеры не могут воспользоваться оружием. Нож, топор, камень, дубинка, мешок с песком, цепь, веревка и тому подобные средства остаются в его распоряжении. Не говоря уже о факторе внезапности.
   - А жертвы имеют право защищаться? - дрогнувшим голосом спросила Соня.
   Безучастность оратора как будто дала трещину. Хотя говорил он по-прежнему сухо и отстраненно, а физиономия оставалась каменной, девушка была удостоена пристального взгляда, от которого ей почему-то захотелось спрятаться под стол.
   - Я бы все-таки попросил не перебивать. К правам жертв, или, условно говоря, "мирных граждан", я скоро перейду. Но сначала закончим с киллерами. Каждый киллер может совершить не больше одного убийства за день, за исключением тех случаев, когда на него нападет другой киллер. Началом нового дня считается время ноль-ноль часов, ноль одна минута. Объект нападения вне зависимости от своего статуса получает право на убийство из самозащиты. Подчеркиваю: убить, защищаясь, может любой участник игры, ставший жертвой нападения. Причем для самообороны допустимо использовать любое оружие, в том числе и огнестрельное. Но нападение должно быть несомненным: случайный взмах руки, толчок или даже удар в расчет не принимаются: человек может просто поскользнуться и задеть другого в падении или потерять самообладание и затеять примитивную драку. Право на применение оружия дает только нападение, угрожающее жизни.
   - Интересно, а кто должен решать, представляет оно угрозу или нет? - недовольно осведомился Виктор Степанович. - Мало ли, что кому померещится со страху.
   - Решать, естественно, придется жертве нападения. Но в случае ошибки, которая приведет к летальному исходу, мнимая жертва понесет наказание. За игрой, как вы уже знаете, будет вестись наблюдение. Впрочем, об этом несколько позже. Итак, каждый участник игры имеет право на личную самозащиту. Но право на защиту имеет и "общество" в целом. Согласно условиям игры, все вы к двенадцати часам дня обязаны приходить сюда, на общую стоянку. Уважительной причиной неявки считаются только смерть или ранение, приводящее к потере способности двигаться. Собрание устанавливает потери, организует поиски пропавшего или пропавших, а затем проводит "судебное разбирательство", цель которого выявить киллера. Участники составляют список подозреваемых, учитывая все поступившие предложения, после чего проводится общее голосование. Решение о виновности того или иного игрока выносится большинством голосов без учета воздержавшихся. Например, два голоса "за", один "против" при трех воздержавшихся означают вердикт "виновен". За одно убийство можно осудить только одного человека. То есть, если за прошедшие сутки совершено одно убийство и суд вынес кому-то вердикт "виновен", судебное заседание прекращается. Осужденный приговаривается к смертной казни. Каким образом приводить приговор в исполнение, вы решаете сами.
   - А если приговоренный сбежит или перестреляет "судебных заседателей"? - не сдержал любопытства Джокер.
   - По правилам, приговоренный в любом случае выбывает из игры. Иными словами, живым с этого острова он не выберется и доступа к своим деньгам не получит. Организаторы за этим проследят. Другое дело, что в состоянии аффекта люди не задумываются об осмысленности своих действий, поэтому осужденный и правда может представлять опасность для окружающих. И тогда вам придется позаботиться о себе самостоятельно. Учитывая, что вас будет большинство, это несложно. Теперь о главном. Игра считается законченной в одном из двух случаев: во-первых, если "мирные граждане" избавятся от "киллеров", а во-вторых, если "киллеры" уничтожат всех "мирных граждан". Сообщение об окончании игры участники получат по радиоприемнику. - Робот еще раз покопался в недрах плащ-палатки и продемонстрировал присутствующим предмет в закрытом кожаном футлярчике, размером и формой напоминающий спичечный коробок. - Приемники всем вам выдадут перед началом жеребьевки. После сообщения по радио за участниками вышлют катер, который доставит их на большую землю, где с ними будет произведен окончательный денежный расчет. Оставшиеся в живых разделят между собой призовой миллион евро и отправятся домой.
   - Нам обещали, что минимальная премия составит двести тысяч евро, - напомнила Марго ледяным тоном. - А если в живых останется больше пяти человек? Миллион поделить на шесть, это всего сто шестьдесят шесть тысяч.
   - Такой исход крайне маловероятен. Осудить и приговорить "киллера" можно только после убийства, а "киллеров" по правилам двое...
   - Ну и что? Один киллер может убить другого. Если его тут же разоблачат...
   - Значит, в этом случае призовой фонд будет увеличен. Еще раз о прекращении игры. Я сказал, что она будет считаться законченной в двух случаях. Но речь шла о нормальном, так сказать, завершении. А возможно еще "аварийное". Если кто-то из вас, несмотря на подписанный договор, решит, что испытывает неодолимое отвращение к насилию, и, получив статус киллера, ничего в этой связи предпринимать не будет, игра закончится плачевно для всех участников. Привезенного вами провианта хватит примерно на месяц. Ровно через месяц катера, с которых будет вестись наблюдение за островом, снимутся с якоря и уйдут на большую землю, выставив дежурную яхту - "сторожа". Ее экипаж воспрепятствует любым вашим попыткам выбраться отсюда. "Сторож" будет нести вахту до тех пор, пока остров не станет необитаемым. Мера суровая, но совершенно необходимая, дабы оградить вас от искушения проявить неуместную гуманность.
   - А если "киллер" умрет... скажем, от сердечного приступа? - спросил Василий, облизнув губы.
   - В случае естественной смерти кого-то из участников решение будет приниматься по обстоятельствам. Думаю, если события на острове будут развиваться достаточно динамично, организаторы не станут принимать особых мер. Хотя не исключено, что "выбывшего" заменят, после чего жеребьевка повторится и игра начнется заново.
   И последнее правило. В верхнем ящике - господин в плащ-палатке сделал жест рукой в сторону скамьи, где сидели его ассистенты - находятся миниатюрные цифровые видеокамеры со встроенными в них передатчиками, а также запасные элементы питания к ним. Камеры помещены в специальные кожухи с притороченными к ним ремешками. Кожух имеет характерную форму, повторяющую очертания лба, и подбит изнутри мягким пористым материалом. Перед жеребьевкой все участники получат по видеокамере, мои ассистенты помогут вам удобно закрепить их на голове. Элементы питания к камерам тоже заключены в футляры, которые вы будете носить в специальном поясе вместе с радиоприемником. Пояса снабжены множеством дополнительных кармашков, легки и удобны, что немаловажно, так как носить их вы должны постоянно, как и видеокамеры.
   - Что и в сортир с камерой ходить? И на ночь не снимать? - недоверчиво спросила Мадонна. - Да мы же опупеем!
   Оратор пожал плечами.
   - Подписывая договор, вы знали, что обрекаете себя на малокомфортные условия существования. На мой взгляд, неудобства, связанные с постоянным ношением шлема и пояса, не самые труднопереносимые. А если вас смущают соображения скромности, то напомню, что видеокамера будет закреплена на лбу, а значит, наблюдатель будет видеть примерно то же, что и вы. Даже меньше, поскольку у вас два глаза и есть боковое зрение. Не хотите, чтобы за вами следили во время личного туалета, не попадайте в поле зрения чужих видеокамер и не разглядывайте интимные части тела или нижнее белье.
   - А если камера разобьется? - полюбопытствовал Джокер. - Все равно ее нужно будет таскать на себе?
   - Если камера придет в негодность, вас об этом известят по радио. Кроме того, сами камеры снабжены встроенным зуммером, который подаст звуковой сигнал при поломке и в случае необходимости замены элемента питания. Батареи рассчитаны на тридцать часов непрерывной работы, но, вероятно, разумнее менять их раз в сутки, во время ежедневного общего собрания. Элементы питания и запасные камеры будут храниться здесь, под навесом. Услышав сигнал зуммера о неисправности камеры или получив предупреждение по радио, вы обязаны немедленно отправиться к месту общей стоянки, и заменить неисправное устройство.
   Ну что ж, вот, пожалуй, и все. Остальные стороны здешней жизни вы будете регламентировать самостоятельно. А сейчас я зачитаю памятку со списком правил и расскажу о санкциях, которые последуют в случае их нарушения.
   Итак, первое. Игроки принимают участие в жеребьевке, которая определяет их игровой статус. Участники не имеют права открывать свой статус другим игрокам вплоть до окончания игры.
   Второе. Игрок, получивший статус киллера, имеет право убить не более одного участника за день. Убийство должно быть тайным (то есть происходить в отсутствие свидетелей) и контактным (без применения огнестрельного и метательного оружия, ядов и технических устройств-ловушек).
   Третье. Каждый участник, ставший жертвой нападения, представляющего недвусмысленную угрозу для жизни, имеет право на убийство из самозащиты. Способы самозащиты правилами игры не регламентируются.
   Четвертое. Все участники, способные передвигаться, обязаны ежедневно в полдень являться к месту общего сбора. В случае отсутствия кого-либо из игроков участники должны организовать поиски и выяснить причину неявки.
   Пятое. Если выяснится, что причиной отсутствия игрока является его насильственная смерть, участники должны провести судебное разбирательство для выявления киллера. Каждый участник может вынести на обсуждение вопрос о виновности любого игрока, за исключением себя. Решение о виновности принимается в результате общего голосования. При голосовании учитываются только голоса "за" и "против". Для вынесения вердикта "виновен" количество голосов "за" должно превосходить количество голосов "против" хотя бы на один. При равенстве голосов вердикт выносится в пользу подсудимого. В одном убийстве можно признать виновным не более одного игрока. Признанный виновным приговаривается к смертной казни и выбывает из игры.
   Примечание. Казнь приговоренного не считается убийством и может быть осуществлена любым игроком вне зависимости от статуса.
   Шестое. Игра считается законченной, когда в живых останутся только игроки одного статуса, о чем участники будут извещены по радио. При отсутствии активности со стороны "киллеров" организатор по истечении месячного срока принимает решение о прекращении игры и снимает с себя обязательства по отношению к участникам.
   Седьмое. Игроки обязаны постоянно носить видеокамеры и следить за тем, чтобы они находились в рабочем состоянии.
   У кого-нибудь остались вопросы касательно правил?
   Жанна подняла руку.
   - Можно? По поводу правила, запрещающего разглашать свой статус до окончания игры. Предположим, я - "мирный гражданин", а на судебном заседании кто-нибудь обвинит меня в убийстве. Получается, что у меня нет возможности защищаться? Ведь отрицая, что я киллер, я нарушу правила.
   - Разумеется, на попытку "мирного гражданина" оправдаться перед судом это правило не распространяется. А вот "киллеру" нельзя сознаваться в том, что он "киллер", даже после вынесения смертного приговора.
   - Да начхать ему на ваши правила после вынесения приговора! - фыркнула Мадонна.
   Господин Робот и бровью не повел в ее сторону.
   - Еще вопросы имеются?
   - Да. - Виктор Степанович поднялся с места. - Я не понял смысл правила о том, что киллер должен убивать без свидетелей. Зачем особо оговаривать условие, в соблюдении которого он и сам кровно заинтересован? Что же, если киллер случайно не заметит кого-то, когда будет убивать, его обвинят в нарушении правил?
   - Не исключено. "Киллер" обязан сделать все от него зависящее, чтобы его не разоблачили...
   - Но это же естественно!
   - Естественно - не значит единственно возможно. У участника могут появиться свои мотивы побыстрее выбыть из игры...
   - А как вы можете этому помешать? - встрял Джокер. - Примадонна права: если кому-то все равно, отбросит ли он коньки, плевать ему на всякие правила!
   - Это верно. Но некоторые мотивы можно исключить. Например, благородные побуждения. Если "киллер" разоблачит себя, напав на кого-то при свидетелях, от этого никто не выиграет. Нарушителя уберут, погибших заменят другими игроками, и все начнется сначала. То же произойдет и в случае нарушения большинства остальных правил. Разглашение своего статуса, убийство с применением запрещенных средств, превышение киллером "дневной нормы" на убийства, убийство, совершенное "мирным гражданином" по ошибке или по злому умыслу, повлекут за собой такие же последствия. Только в тех случаях, когда нарушитель не явится на общее собрание или не заменит отказавшую видеокамеру, наказание, вероятно, не затронет остальных игроков. Я имею в виду, что после замены проштрафившегося участника игра будет возобновлена без новой жеребьевки. Еще вопросы?
   - А если я опоздаю на собрание? - полюбопытствовал Джокер. - Просплю, или часы сломаются. Это как, будет считаться нарушением?
   - Да. Вас уберут из игры.
   Молодой человек присвистнул.
   - А если мне помешают прийти вовремя? Привяжут к дереву или стукнут по башке?
   - Это будет означать, что вы утратили способность передвигаться. Правило касается только тех, кто передвигаться способен. Все, вопросы иссякли? - Господин в плащ-палатке выдержал длинную паузу. - Ну что же, тогда можно приступить к жеребьевке. Но прежде мои помощники выдадут вам видеокамеры, приемники и бейджики с номерами, присвоенными вам устроителями игры.
  
   Жребий брошен
  
   Соня вскрыла конверт, заглянула в его нутро и неожиданно для себя села, точнее, плюхнулась на мокрую землю. Хотя подчеркнутое равнодушие господина в плащ-палатке, пожелавшего остаться безымянным, ее задело и огорчило, сугубо деловая речь в каком-то смысле убаюкала эмоциональную часть сознания. Он говорил об игре так буднично, бесцветно и сухо, словно проводил скучное производственное совещание. И от этого зловещие разговоры об убийствах, судебных заседаниях и смертных приговорах казались занудными и бессмысленными, как обсуждение третьесортного боевика.
   И только теперь, держа в руке открытый конверт, она вдруг осознала - нет, не осознала, почувствовала печенкой, - что речь шла о реальных живых людях. О ней самой! Это ее, невзрачную безобидную недотепу, полагается убить "бесконтактным способом", например задушить, зарезать или зарубить топором. Это она, тихая домашняя мышка, должна участвовать в "судебных заседаниях", где ее могут обвинить в убийстве, которого она не совершала, приговорить к смерти, казнить...
   Кто-то из числа людей, только что сидевших рядом за столом, в эту самую минуту достает из конверта тонкий листок рисовой бумаги и чувствует, как замирает, а потом пускается в безумную скачку сердце, подгоняемое выбросом адреналина. Все, выбора нет. Так или иначе, но ему придется вживаться в шкуру киллера. И, независимо от собственных наклонностей, возможностей, принципов, убивать, убивать, убивать...
   Хотя, насчет принципов она, наверное, погорячилась. Люди с принципами не откликнулись бы на такое объявление в газете и уж тем более не поставили бы свою подпись на ТАКОМ договоре. А она сама? Нечего обманывать себя, она тоже совершенно беспринципна. Да и какие принципы могут быть у безвольной, трусоватой рохли?
   Но они-то не рохли! Сдержанный и основательный Василий, собранная решительная Жанна, задиристая и прямолинейная Мадонна, барственный Виктор Степанович, надменная Марго, бесшабашный Джокер, молчаливый Иеремия... Они не похожи на недотеп, но и не выглядят злодеями.
   Тем не менее кто-то из них злодеем станет. Кто? Удастся ли что-нибудь прочесть по их лицам? Навряд ли. Робот дал игрокам полчаса на прогулку по лесу - специально, чтобы они успели справиться с эмоциями, расслабиться, взять себя в руки. Организаторы не заинтересованы в том, чтобы "киллеры" выдали себя в первые же минуты игры. Не говоря уже о самих "киллерах". "Благородные побуждения" - это из области фантастики. Благородство несовместимо с добровольным участием в преступной авантюре.
   Соня поискала глазами черно-красную куртку сопровождающего, который оберегал ее уединение. Помощники господина Робота предложили игрокам разбиться по двое и повели пары в разные стороны, а где-то на расстоянии десяти минут ходьбы от лагеря разделились и пары: игроки разошлись по разным тропинкам. Парень, провожавший Соню и Иеремию, предупредил, чтобы они не углублялись слишком далеко в лес, иначе могут наткнуться на других игроков.
   - Лучше не упускайте меня из виду, - сказал он. - Куртка у меня яркая, такой ориентир потерять трудно. А я посторожу вас с биноклем, послежу, чтобы никто к вам не приблизился.
   Интересно, видел ли он в свой бинокль, как вскрывал конверт Иеремия? Можно ли рассмотреть на таком расстоянии, как человек кладет что-то в рот? Наверное, можно, если человек стоит на более-менее открытом месте, например, на тропинке. Сама-то Соня спряталась за деревьями, а Иеремия? Тоже постарался укрыться от наблюдателя с биноклем? Или решил, что это бессмысленно, что камера, укрепленная на лбу, все равно заглянет вместе с ним в этот треклятый конверт? Да, но у камеры, в отличие от живого свидетеля, не поменяется выражение лица...
   Соня пошевелилась и перенесла упор на ноги, проверяя, может ли встать. Кажется, слабость прошла. Пора возвращаться. Да, пора. Вон, рядом с красной курткой проводника мелькнул серый камуфляж Иеремии. Значит, отпущенные полчаса миновали.
  
   Возвращаясь в лагерь, Мадонна стучала зубами. Прогулка по лесу, которая должна была успокоить ее, только усилила нервную дрожь. До сих пор у нее как-то не было времени подумать. Сначала ее сжигал азарт, нетерпеливое желание попасть в число участников игры. Потом кидало, как на качелях, от дикого восторга ("Получилось! Получилось!") до леденящего страха ("Меня разоблачат. Что-нибудь сорвется"). Потом она занималась изучением соперников и попытками раздразнить шизанутого придурка, который все трындел о каких-то дурацких правилах и санкциях, будто товар по накладной принимал, а не говорил о самом захватывающем приключении в ее жизни. И только теперь у нее появилась возможность осмыслить свои наблюдения и речи шизанутого.
   И Мадонна растерялась. До сих пор проблема выживания на острове казалась ей пустяковой. Уж в чем-чем, а в выживании она спец! Кроме того, имея об игре весьма туманное представление, она воображала себе что-то вроде "войнушки", только с настоящими автоматами. С ее хитростью, проворством, быстрыми ногами и лютостью голодного хищника, ей наверняка не составит труда подобраться к жертве поближе и исполосовать лоха очередями прежде, чем он успеет крикнуть "Мама!".
   Правда, они там, еще в конторе, вякали что-то насчет "распределения ролей путем жребия", "командного взаимодействия ради выявления и устранения злоумышленника" и "жанра, сочетающего в себе элементы вестерна, детектива и судебного триллера", но она пропустила мимо ушей дурацкую заумь. Длинные фразы с непривычными словами всегда нагоняли на нее сонливость. Не то чтобы она была не в состоянии их понять (при ее образе жизни всякого дерьма нахватаешься), просто это обычно не имело смысла: длинно и путано болтают пустобрехи, которых незачем и слушать, а действительно важные вещи всегда говорятся коротко и внятно.
   Словом, суть выступления Сухофрукта оказалась для нее сюрпризом. Первой неприятной новостью был тот самый "контактный" способ убийства. Что бы там ни нес Сухофрукт, она-то понимала, что "равенство возможностей" - чистая лажа. Если ты - "чайник" и собираешься замочить кого-то ножом, дубинкой или топором, вся фишка именно в физической силе. Можно ловко и бесшумно подобраться к лоху сзади, но первый же удар должен его вырубить, если не с концами, то хотя бы на пару минут. А Мадонна сильно сомневалась в своих возможностях. В этой компании (как, впрочем, и почти в любой) она была самой хилой. По крайней мере, с виду.
   Другой неприятной неожиданностью стали общие разборки для "выявления киллера". Не нужно быть гадалкой, чтобы предсказать, на кого они покатят баллон на первом же сборище. У них у всех на лбу написано, что они из другого мира, - сытого, жлобского мира с мамами-папами, домашними котлетами и именинными пирогами, с семейными поездками к морю и походами в гости, с цветами и невинными поцелуями на первых свиданиях, с умными книжками и разговорами, с колледжами и институтами, с приличными манерами и умением "себя подать". Она для них - чужая, как африканский дикарь-людоед, как... ну да, как лисица в курятнике. Кого куры приговорили бы к смерти, если бы могли устроить суд?
   Да, она хитра и сообразительна, она умеет подмечать чужие слабости и использовать их к своей выгоде. Ей всегда очень нравился мультик "Маугли", то место, где пантера Багира науськивает удава Каа против мартышек: "А еще они называли тебя червяком! Желтым земляным червяком!". Мадонна использовала этот трюк с сопливого возраста: прилеплялась к самому сильному, охмуряла его, изучала и тянула за нужные ниточки, добиваясь, чтобы он играл на ее стороне. Но и в детдоме, и в "бизнесе" она была своей, хорошо знала повадки разных обитателей "джунглей" и "закон стаи". А эта "домашняя живность" ее к себе и близко не подпустит.
   Да и не сумеет она вот так, с бухты-барахты, пролезть к ним в нутро и разобраться, что там к чему, какие ниточки чем управляют. Правда, "бизнес" кой-чему ее научил, попадались ей самые разные клиенты, и из "домашней" публики в том числе. Но это мужики, с дамочками из "приличных" она никогда никаких дел не имела. С чем, например, едят таких, как Жанна? Умных, холодноватых, знающих себе цену? На подхалимаж их не возьмешь - самомнения у них и так выше крыши. Вокруг пальца не обведешь, потому что умные. В задушевные подруги не набьешься - хрен они кого к себе близко подпустят.
   Или эта воображала, как ее... Марго. Вообще-то, к воображалам довольно просто подлизаться, восхищайся ими, да подпевай, и все в ажуре. Но как подпевать, если она помалкивает в тряпочку? А как узнать, чем восхищаться? Внешностью, умом, благородным происхождением? Тут ведь промазать нельзя. Разок ошибешься, попадешь не в масть, и трындец - догадается курва, что к ней подходцы ищут.
   А девиц вроде Сони Мадонна люто ненавидела. Так люто, что и пытаться не станет подход искать, сразу все наружу вылезет. Уж у этой-то пухленькой, скромненькой, невинненькой послушной маменькиной дочки наверняка было все, о чем Мадонна жадно тосковала в детстве, обливая слезами подушку: дом, пушистая пижамка, мягкие игрушки, нарядные платьица, сладости, добрая мама, ласковая бабушка... Если бог есть, она должна сдохнуть первой. Лучше всего - на глазах у Мадонны. Хоть какое-то утешение...
   С мужиками, конечно, немного проще. К примеру, живчики вроде Джокера ей хорошо знакомы. Хорошие клиенты - легкие, веселые, щедрые и нетребовательные. Им нравятся болтушки-хохотушки, открытые и простые, без особых запросов. Такую деваху Мадонна изобразит ему без проблем. Да, они должны поладить.
   Клиентов типа Виктора Степановича она не жаловала. Эти уроды любили унижать "девушек", мешать их с грязью. Но устроены они до смешного примитивно: если перед ними стелешься и показываешь, что вот-вот обделаешься от счастья, обслуживая такую важную персону, приходят в хорошее настроение и иногда даже раскошеливаются на пристойное угощение. Короче, при умелом обращении с этого пузыря надутого можно что-то поиметь.
   А вот Василий и Иере... (тьфу, язык сломаешь!) Ерема - личности непонятные. Видно, святоши, по борделям не шастают. Еремея она вообще боялась. Звериное чутье, отточенное годами жизни в "джунглях" и обостренное опасностью, подсказывало ей, что он страшный тип. А Василий... Мадонна покосилась на спутника (она и Василий уходили из лагеря в одну сторону и теперь вместе возвращались) и мысленно пожала плечами. Ничего по нему не поймешь. Не человек, бревно какое-то...
  
   Василий ни о чем не думал, он представлял себя мертвецом. Есть такое упражнение в восточной медитативной практике - почувствовать себя мертвым. Полезное упражнение, здорово помогает справиться с внутренними метаниями, отрешиться от эмоций, привести сознание в состояние пустоты, из которого легко увидеть, что действительно имеет значение, а что - суета сует. Василий прибегал к нему, когда нужно было принять жизненно важное решение. Правда, в последний раз это было давным-давно, лет десять назад. А потом как-то так получилось, что его жизнь стала сплошной суетой, и надобность в жизненно важных решениях отпала. Вместе с привычкой оценивать свои мысли и поступки, соотносясь с вечностью. А жаль. В конце концов, эта утрата привела его на Остров и поставила в положение, где от его решений почти ничего не зависит. Ну и пусть. Свобода от ответственности - это совсем неплохо, по крайней мере, можно не бояться, что наделаешь ошибок. Можно расслабиться, успокоиться, подумать о душе. Хотя от привычки суетиться избавиться трудно. Вроде бы решение принято: что бы ни случилось, его это не касается, он приехал сюда умирать. Так нет, трепыхается сердчишко, сопротивляется.
   Хорошо, вспомнил Василий про упражнение, вернул себе состояние покоя.
   Он мертв, у него нет никаких желаний и потребностей, он ничего не чувствует, от него ничто не зависит, его просто нет...
  
   Жанна тоже пыталась справиться с эмоциями, но своим способом. Ей предстоит решить задачу с определенными условиями, для этого нужно отстраниться от переживаний и задействовать мозги. Сомнения, страх, неприязнь, ощущение собственной ущербности и нечистоты - просто помехи, фон, на который не следует обращать внимания. Подписав договор, она добровольно сделала свой выбор. Думать о морали и допустимости тех или иных поступков теперь неуместно, ее задача - соблюдать правила игры и, по возможности, выжить. Что для этого требуется? Первое: попытаться определить, кому из игроков достался конверт с рисовой бумагой. Это сложно, но выполнимо - у нее было достаточно времени, чтобы понаблюдать за ними, и ей хватит сообразительности и проницательности, чтобы заметить самые незначительные перемены в их поведении. Второе: продумать, как оградить себя от неожиданного нападения. Если она правильно определит, кто киллер, это будет проще, но для гарантированного результата лучше постоянно держаться настороже. Третье: исследовать остров, изучить каждую тропинку и ямку, чтобы иметь возможность убежать и спрятаться даже в темноте. Четвертое: поставить себя так, чтобы подозрения в ее адрес приходили игрокам в голову в последнюю очередь. Насколько она знает, лучшее средство для достижения этого результата - максимальная искренность. Хотя людей, внимательных к окружающим, интересующихся кем-то, кроме себя, на свете прискорбно мало, притворство и фальшь чувствуют практически все. Но, если в обычных обстоятельствах в неискренности нет ничего страшного (люди лгут и по самым невинным поводам - из вежливости, из застенчивости, из нежелания пускать других к себе в душу), в условиях игры на выживание она вполне может стоить участнику жизни. Вывод: ни в коем случае нельзя проявлять тех чувств, которые не испытываешь. Злишься - не изображай терпимости или снисходительности, нервничаешь - не пытайся казаться спокойной, боишься - не притворяйся безразличной. Можно каменно молчать, предоставляя другим гадать, что у тебя на душе, но нельзя допустить, чтобы они заподозрили тебя в лицемерии. Пятое...
  
   Джокер опасливо поглядывал на Жанну, идущую по тропинке чуть впереди. Лица ее он практически не видел - только ухо, фрагмент щеки, уголок глаза - но очень хорошо представлял себе его выражение. Судя по походке (легкой и уверенной, будто не в гору взбирается по неровной каменистой тропке, а прогуливается в темпе для моциона по широкому проспекту) и по пальцам правой руки, которые она деловито загибала на ходу, дамочка чувствовала себя вполне комфортно, в своей, так сказать, тарелке. Идет себе, прикидывает чего-то в уме... То ли составляет план, как уберечься, то ли решает, кого в какую очередь убрать. Главное, по ней ни в жизнь не поймешь, где у нее мысли бродят.
   Ох, не любил Джокер волевых целеустремленных женщин! С кем угодно чувствовал себя легко и свободно, кого угодно мог рассмешить, разговорить, обаять, расположить к себе, одурачить, в крайнем случае - проигнорировать. Кого угодно, но только не "железных" леди отечественного розлива. Перед ними он с детства робел, чувствовал себя беспомощным, нагим и прозрачным. А главное - виноватым. Откуда бралось чувство вины, Джокер совершенно не понимал. Насколько он помнил, никого из дам этого образца не обижал. И, если не было возможности быстро избавить их от своего общества, даже старался им угождать. Да и они не всегда были настроены враждебно, некоторые относились к нему вполне благожелательно. Но в глубине души он все равно боялся их неодобрения и ничего не мог с этим поделать. Похоже, сам факт их существования отравлял существование ему, Джокеру, будто горький и справедливый упрек.
   Как ни странно, сильные волевые мужчины никакого чувства неполноценности у него не вызывали. Если в их представлении судьба - это дом, который следует строить собственными руками, упорно преодолевая препятствия, сражаясь с обстоятельствами, с собой, со всем миром, таскать кирпич за кирпичом, возводить стены и так далее, то для Джокера судьба - что-то вроде океана с множеством течений, и жизненный успех зависит от умения лавировать в этих потоках, ускользать из холодных и недружественных вод, пережидать, ловить теплое попутное течение. Что ж, каждый имеет право на собственное видение. У любого образа мыслей и соответственно образа жизни есть свои достоинства и недостатки. В общем, "каждый выбирает по себе", и никто никому ничего не должен. Логичная и здравая точка зрения. Почему эта логика перестает работать в присутствии волевых дам? Загадка какая-то!
   Они наконец одолели подъем и вышли на поляну с шатром. Почти одновременно с ними на ту же поляну, но с другой стороны поднялась другая тройка: парень-проводник и двое участников. Пройдя метров тридцать, Джокер узнал Василия и Мадонну. Он жадно вгляделся в их лица, но, как ни старался, заметить какую-нибудь перемену в них ему не удалось. Василий выглядел все таким же непробиваемо спокойным, Мадонна - такой же взвинченной, как и до жеребьевки. То ли их конверты оказались пустыми, то ли они виртуозные притворщики, то ли им просто наплевать, в каком качестве участвовать в игре. И как понять, какая из версий верна?
   Остальные игроки уже сидели в шатре. Ждали недостающих. Джокер едва не рассмеялся, когда увидел их физиономии, украшенные похожими на миниатюрные шахтерские фонарики видеокамерами При всем несходстве черт, эти люди казались близнецами - настолько одинаковы были взгляды, обращенные к новоприбывшим. Пристально-напряженные взгляды игроков в покер, поставивших на кон последнее. Даже Иеремия, упорно смотревший в сторону, не удержался: быстро "сфотографировал" Джокера с Жанной и вошедших следом Мадонну с Василием, потом снова отвернулся. Другие же игроки беззастенчиво ели друг друга глазами. Как комично, должно быть, их компания выглядела со стороны! Наблюдатели, сидящие сейчас у мониторов на сторожевых катерах, наверняка держатся за животики.
   Но смех смехом, а дело у организаторов, похоже, выгорело. Ни один из игроков не допустил промашки, которая позволила бы догадаться о его статусе. "Бухгалтер" может быть доволен.
  
   Едва у Джокера мелькнула эта мысль, как господин в плащ-палатке встал со скамьи в глубине шатра и вернулся к почетному месту во главе стола. Физиономия его по-прежнему оставалась равнодушной, но внимательный взор и впрямь мог различить признаки довольной умиротворенности. Неприятное задание успешно выполнено - вот как можно было расшифровать это выражение.
   - Ну что же, - заговорил он, подводя итог. - Моя миссия на этом выполнена. Позвольте попрощаться с вами. Напоследок я должен выдать каждому карту острова. - Он снова открыл свою папку, достал стопочку листов стандартного машинописного формата и положил на стол. - Вот. Здесь ровно восемь экземпляров. Карта - максимально подробная, на ней обозначены все источники пресной воды, тропинки, строения, бухты и места высадки участников. Последние помечены номерами, соответствующими тем, что стоят на выданных вам бейджиках. Теперь вся эта территория полностью в вашем распоряжении. Организаторы позаботятся, чтобы сюда не проникли посторонние. За островом будет вестись постоянное наблюдение, так что сюрпризы со стороны маловероятны. В случае возникновения нештатных ситуаций вы получите инструкции по радио. Желаю удачи.
   Господин в плащ-палатке застегнул папку, деревянно поклонился, кивнул своим помощникам, стоявшим наготове у входа в шатер, и быстро вышел.
  
   Одни
  
   Молчание, наступившее после ухода Робота и его спутников, было таким гнетущим, что Соню (номер 3) накрыло волной благодарности к Виктору Степановичу (номер 4), который, то ли в силу непробиваемой прагматичности, то ли по причине завидного самообладания первым осмелился его нарушить.
   - Раз уж мы все в сборе, - сказал он, покашляв для привлечения внимания, - предлагаю провести специальное заседание, посвященное выработке правил нашего э... совместного общежития. Думаю, мой возраст и жизненный опыт позволяют мне претендовать на роль председателя...
   - Ну конечно! - зло усмехнулся Джокер (номер 6). - Кто бы сомневался!
   - Вы чем-то недовольны, молодой человек? - Виктор Степанович не стал скрывать раздражения. - Хотите предложить свою кандидатуру?
   - Ну вот еще! Я вообще против всяческих заседаний, правил и особенно - против руководства. - Бедняга явно не сумел совладать с нервами, его понесло. - Мало того, что нас запустили на арену, как дрессированных медведей, мало того, что мы вынуждены подчиняться бичу дрессировщика, нет, нам еще подавай намордники и строгие ошейники собственного производства! А главное - внутренний распорядок и пахана, который будет следить за его соблюдением! Какая прелесть! Завтра в восемь утра состоится всеобщая казнь через повешение. Явка строго обязательна, мыло и веревку приносить с собой!
   Эта вспышка едва не вышибла воображаемую дверь, за которой Соня (с немалым, надо сказать, трудом) удерживала собственные эмоции. Она не знала, что могла выкинуть в следующую минуту - вскочила бы и убежала? закричала бы? разрыдалась? - если бы не спокойная, даже задумчивая реплика Жанны (номер 5):
   - Не знаю, как насчет пахана и строгих ошейников, а обсудить некоторые стороны нашей жизни мне представляется весьма желательным. В частности, меня очень занимает вопрос, каким образом мы будем проводить так называемые судебные заседания. Кто будет определять порядок выступлений? Собираемся ли мы вести протоколы? Предполагается ли, что мы устраиваем отдельные процессы по каждому обвинению или будем судить, так сказать, оптом? Должен ли у обвиняемых быть адвокат и, если да, то кто его назначает? Будет ли голосование тайным или открытым? Но особенно меня интересует, каким образом мы собираемся приводить в исполнение смертный приговор, если он будет вынесен. Словом, нам есть, что обсудить. И, если любезный Виктор Степанович согласен руководить этим собранием, лично я ему только признательна.
   Джокер мгновенно стушевался. Повеселевший Виктор Степанович галантно поклонился Жанне и с триумфом оглядел остальных.
   - У кого-нибудь есть возражения? Может, кто-то хочет предложить другую кандидатуру ведущего? Никто? Ну, что же, тогда предлагаю считать заседание открытым. Все вы слышали вопросы, которые вынесла на повестку дня наша уважаемая Жанна. Я предпочел бы отложить их под конец, как наиболее важные. А для начала, для "разгона" если можно так выразиться, предлагаю обсудить менее животрепещущие темы. Например, условия нашего быта. Как и где мы будем жить?
   - И с кем, - хихикнула Мадонна (номер 2).
   Виктор Степанович бросил на нее брезгливо-неодобрительный взгляд.
   - Не вижу ничего смешного.
   Мадонна открыла рот, намереваясь ответить что-нибудь дерзкое, но передумала и опустила глаза. Джокер, которого от реплики председателя скривило, будто от зубной боли, тоже собирался отпустить какое-то едкое замечание, но покосился на Жанну и промолчал. "Боятся, - разочарованно подумала Соня. - Не хотят настраивать народ против себя. А жаль. От этой тяжеловесной серьезности официального собрания просто скулы сводит. Немного смеха, чтобы снять напряжение, нам бы не помешало".
   - Так я продолжу, - сообщил Виктор Степанович, бросив еще один недовольный взгляд на Мадонну. - Организаторы игры высадили нас в разных бухтах острова. Видимо, они считали, что мы захотим поселиться там же. Но в правила этот пункт не включен, так что выбор остается за нами. Думаю, будет удобнее переселиться сюда. Во-первых... Куда вы, молодой человек? - Крикнул он вслед Иеремии (номер 8), который неожиданно встал и без единого слова вышел из шатра. - Вернитесь. Если собрание примет какие-то решения, они будут обязательны для исполнения!
   Иеремия, даже не притормозив, зашагал прочь.
   - Как вы, интересно, собираетесь заставить его исполнять ваши решения? - неприязненно спросила Марго (номер 7). - В угол поставите? Лишите ужина? Казните? Так казнить в этой игре положено только киллеров.
   Джокер демонстративно зааплодировал.
   - Но если каждый будет вести себя как заблагорассудится, мы превратимся в... не знаю... в дикую свору! - возмутился Виктор Степанович.
   - Мы в нее превратимся так или иначе, - меланхолично заметила Марго. - Так что по этому поводу можно особенно не переживать.
   - Наверное, вы правы. Рано или поздно превращения в дикую свору нам, к сожалению, не избежать, - снова вступила Жанна. - Но, пока позволяют обстоятельства, хотелось бы сохранить хотя бы видимость цивилизованных отношений. Это не так уж и сложно: достаточно избегать ссор и скандалов по мелочам. Я понимаю, что справиться с внутренним напряжением непросто, но мы ни о чем не сумеем договориться, если будем взрываться всякий раз, когда с чем-то не согласны. Давайте попробуем придерживаться элементарных правил общения: не перебивать друг друга, не допускать оскорбительных выходок и насмешек, не срываться на крик и по возможности сохранять в споре уважительный тон. Мне кажется, это поможет избежать нагнетания страстей, что всем нам пойдет на пользу.
   - Замечательное предложение! - Виктор Степанович сделал еще одну попытку взять бразды правления в свои руки. - Предлагаю голосовать. Кто за соблюдение правил вежливости, прошу поднять руки.
   - Извини-ите, пажа-алуйста, - нараспев затянул Джокер. - Сами мы люди не местные, обычаев не знаем, воспитания не имеем. Подайте, Христа ради, пособие по хорошему тону! Кому какое не жалко, хоть самое завалящее.
   - Молодой человек, прекратите паясничать! - зарычал оратор, наливаясь кровью.
   Соня, которая все это время сидела тихо, как мышка, стараясь не обращать на себя внимания (она боялась видеокамер и помнила, что невидима для них, когда на нее никто не смотрит), испугалась, что сейчас вспыхнет тот самый скандал - предвестник их превращения в дикую свору.
   - Подождите, не ругайтесь! - взмолилась она. - По-моему, он... Джокер хочет обратить внимание на формулировку. Жанна говорила о правилах общения, причем вполне конкретных. Не перебивать, не оскорблять, не кричать, не выказывать оппоненту неуважения. Вы предлагаете голосовать за правила вежливости, а это слишком размытое понятие. Уточните, пожалуйста.
   - О господи! Ну конечно, я имел в виду предложение нашей уважаемой Жанны, которое она так доходчиво...
   - Прошу прощения! - перебила "уважаемая Жанна", нарушив собственный призыв. - Я не предлагала устанавливать какие-то обязательные нормы поведения. Я просто высказала свое мнение, и мне не хотелось бы, чтобы оно служило основанием для вынесения каких-либо формальных решений. Пусть каждый ведет себя так, как считает нужным. И вообще, на мой взгляд, чем меньше у нас будет официальщины, тем лучше. По-моему, единственное, что действительно требует жесткого формализма, - это решение о процедуре суда и... как бы это помягче выразиться... экзекуции. Тут нам не обойтись без детальной проработки, четких формулировок и голосования. А обо всем остальном мы вполне можем договориться полюбовно, без протокола. И пусть эти договоренности соблюдают только те, кто видит в них для себя смысл. Тем более, что Марго права: у нас нет рычагов воздействия на несогласных. Кстати, Виктор Степанович, вы ведь так и не договорили тогда. Вы, кажется, хотите переселиться?
   Виктор Степанович, недовольный предложением отказаться от формальной процедуры, хмуро поблагодарил Жанну и еще раз попробовал себя в роли оратора.
   - Да. Я считаю, будет удобнее, если мы разместимся здесь. Места хватит на всех, есть лавки, стол, очаг, бочки с дождевой водой, крыша над головой. Если обтянуть эти жерди снизу пленкой, получится готовый дом. Лес с дровами рядом. В общем, все под рукой. И не придется каждый божий день по часу лезть в гору, беспокоиться об опоздании, тащиться сюда в любое время суток, чтобы поменять испорченную камеру или батарею. А главное, жить вместе гораздо безопаснее. Мы будем друг у друга на глазах, и киллеру не удастся застигнуть жертву врасплох. - Тут он обвел аудиторию победным взглядом гениального стратега, предложившего беспроигрышный план кампании.
   Аудитория взирала на гения обалдело, но возразить никто не решался, опасаясь навлечь на себя подозрения. Повисла томительная пауза, которая грозила затянуться надолго. Виктор Степанович, явно ожидавший бурных аплодисментов или хотя бы горячей похвалы, постепенно начал понимать, что ничего подобного не дождется, и замкнулся в мрачном молчании, остальные растерялись. Джокера буквально распирало от желания сказать этому надутому придурку какую-нибудь колкость, но присутствие Жанны и боязнь раздразнить гусей лишали всякого куража. Марго, помнившая о своем решении быть приятной и злившаяся на себя за неспособность ему следовать, предпочла воздержаться от комментариев. Мадонна никак не могла взять в толк, какой тайный смысл кроется в этом откровенно идиотском предложении. Жанна осторожно подбирала слова для возражения, но никак не могла найти пристойной формулировки. Соня боялась - внимания, видеокамер, гнева Виктора Степановича, будущего судебного процесса, на котором ее могли приговорить к смерти только на том основании, что она возражала против замечательных мер безопасности, предложенных председателем...
   - По-моему, вы плохо слушали того господина, который разъяснял нам правила, - заговорил Василий (номер 1). Все это время он сидел совершенно неподвижно, никак не реагируя на происходящее, так что все о нем попросту забыли, и теперь едва не подскочили от неожиданности. - Киллер может убивать только тайно, в отсутствие свидетелей. Пока не произойдет убийства, осудить никого нельзя. Если ни убийств, ни суда не будет, через месяц нас всех бросят здесь подыхать от голода. Вы этого хотите?
   На какое-то мгновение всем показалось, что гениальный стратег смутился. Видимо, он, и правда, забыл о правилах. Но признаться в забывчивости Виктор Степанович не счел нужным, вместо этого он бросился в наступление.
   - Нет, я хочу защититься! И защитить невинных. А вы предлагаете создать для убийц режим наибольшего благоприятствования? Чтобы нас всех перерезали поодиночке, как баранов? Нечего сказать, хорошенькое предложение! Может быть, сразу признаетесь, что вам досталась рисовая бумага?
   Василий пожал плечами.
   - Даже если и так, я не имею права в этом признаваться, о чем указано в тех же правилах. Но, как бы то ни было, ваша "защита" означает смертный приговор для всех участников, в том числе и невинных. Придумайте какой-нибудь менее радикальный способ.
   - Нашли к кому обращаться! - фыркнул Джокер. - Рожденный председательствовать думать не может. Народная мудрость.
   Соня, к своему ужасу, не смогла сдержать нервный смешок. Ужас несколько притих, когда следом за ней, не сдерживаясь, рассмеялась Мадонна. И Жанна не сумела спрятать улыбку. Даже снежная королева Марго, и та усмехнулась. Гордый собой Джокер прямо-таки сиял. А Василий... Василий снова вернулся к своей расслабленной неподвижности. В общем, атмосфера разрядилась. На минуту или даже на две.
   А потом к Виктору Степановичу вернулся голос, и все увидели, что его буквально трясет от ненависти.
   - Вы... Скопище недоумков! Тупое, безмозглое стадо! Вы признаете порядок, только если вас гонят хлыстами. О, я хорошо изучил вашу породу! Неблагодарные свиньи, неспособные оценить, когда заботятся об их же благе! Только и ждете возможности ударить рылом под колени, сбить с ног и растоптать! Из-за таких вот свиней я скатился с самого верха в помойную яму! Из-за них я попал сюда и ломаю голову, как спасти ваши задницы! Но вам этого не нужно, нет! Вам бы только хрюкать, да валяться в грязи! А думать о спасении от волков вы начнете, только когда на вас набросятся! Ну и подыхайте на здоровье, сволочи!
   Этим напутствием Виктор Степанович закончил свою речь и опрометью выскочил из-под шатра. Оставшиеся молча глядели на его быстро удаляющиеся ноги.
   - Ну, и скатертью дорога, - пробормотал Джокер, когда фрагмент экс-председателя скрылся из виду. - Меньше будет занудства и пустословия. Жанна, вы, кажется, хотели обсудить что-то важное. По-моему, у нас появился шанс. Говорите.
   - Спасибо. Но я уже в общем-то все сказала. Меня беспокоит судебная процедура. По-моему, если мы не сумеем разработать и ввести жесткий ритуал, то так называемое судебное заседание имеет все шансы превратиться в повальную драку. И я боюсь даже думать о том, что произойдет, когда мы примем решение о чьей-то виновности. Представляете, как может повести себя отчаявшийся человек? Не удивлюсь, если он попросту перестреляет судей. А казнь? Мне отвратительна сама мысль о ней. Как, наверное, и вам. Сомневаюсь, что мы найдем палача-добровольца.
   - А по-моему, это не проблема, - возразила Марго, усмехнувшись. - У меня нет соответствующего опыта, но, судя по книгам и рассказам тех, у кого он есть, всерьез напуганные люди открывают в себе массу способностей. И таланты палача, в числе прочего.
   - Я так понял, что ты любезно предлагаешь возложить эту обязанность на тебя? - ехидно спросил Джокер.
   Красотка мгновенно заледенела.
   - Нет! - процедила она сквозь зубы. - И я, кажется, не давала ВАМ разрешения мне тыкать.
   - А ты в глаз ему, в глаз! - дурашливо посоветовала Мадонна.
   Подстрекательницу окатили таким же ледяным взглядом.
   - И вам тоже!
   - Прошу вас, не дразните друг друга, - вмешалась Жанна. - Не то у нас сейчас состояние нервной системы. Василий, извините, что помешала вашей медитации, но не могли бы вы поучаствовать в обсуждении? Нам очень не хватает вашего здравого смысла.
   Полуприкрытые веки Василия вздрогнули и взлетели вверх. В светло-карих с прозеленью глазах попеременно мелькнули досада, смущение и легкое удивление с примесью удовольствия. Казалось, он был польщен.
   - Вы преувеличиваете мои скромные способности. Но я готов высказать свои соображения по поводу судебной процедуры и... ее последствий.
   - Это было бы замечательно.
   - В каком-то смысле вы, Жанна, правы. Без определенных формальностей нам не обойтись. Думаю, придется ввести что-то вроде выборной должности спикера. Он будет устанавливать очередь для желающих высказаться, предоставлять слово очередному оратору и вообще следить за порядком. Протокол мне кажется излишеством. Это хлопотно, неудобно и затягивает процесс. На случай, если кому-то захочется освежить в памяти прошлые выступления, можно вести магнитофонную запись. Что еще? Ах, да, адвокаты! Мысль о назначении адвоката для каждого подсудимого представляется мне искусственной. Кого назначать, на каком основании? Логичнее, если защитники, как и обвинители, будут добровольными. Что касается того, каким образом проводить процесс, составлять ли сначала список всех обвиняемых или разбираться с каждым кандидатом по мере выдвижения, то я, честно говоря, не вижу разницы.
   - А я вижу, - сказала Марго. - Если сначала составлять список, суд наверняка превратится в фарс. Если я знаю, что меня включили в этот список под вторым, третьим, и так далее номером, я буду голосовать за виновность номера один независимо от того, считаю ли его виновным, - просто чтобы до меня не дошла очередь.
   - Похвальная откровенность, - съязвил Джокер. - Спасибо, что предупредила.
   - ПредупредилИ, - поправила несгибаемая Марго. - На здоровье.
   - Я понял вашу мысль, - сказал Василий, не обратив внимания на их перепалку. - А вы уверены, что без списка будете голосовать более беспристрастно? Ведь если первого кандидата оправдают, ваша кандидатура может стать следующей.
   - А может и не стать. Может, предложат не меня или в этот день вообще больше никого не обвинят. Разница невелика, но она есть.
   - Что ж, убедили. Стало быть, предпочтительнее разбираться с каждым обвиняемым сразу после того, как выдвинуто обвинение. Теперь о голосовании. Лично я - за открытое. Если мы приговариваем человека к смерти, он имеет право хотя бы посмотреть нам в глаза.
   - Мне тоже так кажется, - согласилась Жанна. - Кроме того, открытое голосование оставляет меньше шансов интриганам. Невозможно набиваться к человеку в приятели и между делом голосовать за его казнь. Да, казнь... - Она поморщилась. - Ужасное действо! Как ни обставляй, все равно отвратительно. Может быть, вы, Василий, что-нибудь сумеете придумать?
   "А тетенька, кажется, положила на него глаз, - с неожиданной неприязнью подумала Соня. - Только что осанну не поет. Гадко это выглядит. Сидел человек, никого не трогал, подчеркнуто самоустранился от всей этой крысиной возни, так нет, тащи его на трибуну!"
   Что по этому поводу думал сам Василий, осталось неизвестным, потому что на этот раз ни на лице его, ни в глазах ничего не отразилось.
   - Мне кажется, тут и думать нечего. Правила не вынуждают нас никого казнить. Приговоренный выбывает из игры, и точка. Вовсе ни к чему устранять его физически.
   - Смело! - восхитилась Марго. - А не боитесь, что он обозлится и станет мстить? Терять-то ему будет уже нечего!
   - Лично я готов рискнуть. Во всяком случае, осужденный, которого предоставили самому себе, гораздо менее опасен, чем осужденный, которого намерены казнить. Особенно если осудили его неправильно. На мой взгляд, в последнем случае человек имеет полное моральное право перестрелять и судей, и палачей. Но вот если его оставят в покое, а он откроет охоту исподтишка, я убью его безо всяких угрызений совести. По счастью, "контактный" способ тут необязателен.
   Джокер, выбравший себе роль вечного паяца, снова разразился шутовскими аплодисментами.
   - Вот она, речь настоящего мужчины! Так и хочется пожать эту мужественную руку, но нет, я недостоин, не буду и пытаться. Я ведь, в сущности, так и остался трусоватым маленьким мальчиком, каким был в детстве. И меня, поверите ли, до судорог пугает мысль о бродящем по острову изгое, кровожадном изверге, которому нечего терять...
   - Я правильно поняла, что вы любезно предлагаете возложить обязанности палача на вас? - вернула ему шпильку Марго.
   - Нет-нет, - торопливо открестился Джокер. - Это чересчур суровое ремесло для маленького безответственного труса.
   - Но вы считаете, что палач необходим? - уточнила Жанна. - То есть вы не согласны с предложением Василия обойтись без казни?
   - Да что вы! Как бы я посмел! Не согласиться с таким сильным решительным...
   - Все ясно, - перебил его Василий, не желавший, по всей видимости, чтобы за его счет потешались. - Давайте голосовать. Кто считает, что казнь необходима?
   Марго, Джокер и Мадонна переглянулись, но руки никто не поднял.
   - Не очень понятно, - прокомментировал Василий. - Это что, свободное волеизъявление или врожденная скромность? Хорошо, давайте попробуем с другого конца. Кто считает, что казнь не нужна?
   Трое подняли руки сразу, Василий и Жанна - уверенно, размашисто, Соня - почти незаметно, невысоко, поближе к телу. Спустя несколько секунд медленно, как бы нехотя, поднялась рука Мадонны. Джокер и Марго воздержались.
   - Ну что же, пока нас большинство. Правда, двое отсутствуют, а двое, как я понимаю, могут передумать. Короче говоря, решение откладывается. Наверное, целесообразнее все же обсуждать такие вопросы на общем сборище в двенадцать часов пополудни. Все, до чего бы мы сейчас ни договорились, завтра может быть пересмотрено. Так что прошу меня простить, я лучше займусь обустройством своего жилища. - Василий встал.
   - Одну минутку! - остановила его Жанна. - У меня к вам просьба. К вам ко всем. Я хотела бы обойти остров, обследовать местность. Но одна идти боюсь. Может быть, мы и должны создавать благоприятные условия киллерам для работы, но сегодня я как-то не готова. Кроме того, одна я могу напугать Иеремию или Виктора Степановича. В общем, не хочет ли кто-нибудь составить мне компанию? Желательно, чтобы нас было больше двух.
   Повисла пауза, и Соня, испугавшись, что Жанну обидит общий отказ, робко предложила себя.
   - Спасибо, - небрежно поблагодарила Жанна, обвела выжидательным взглядом остальных и остановила его на Василии. - Нужен еще хотя бы один желающий.
   - Хорошо, - безрадостно согласился Василий. - Я готов.
  
   Минус один
  
   За последние пять лет в жизни Виктора Степановича было много скверных ночей, но минувшая побила все рекорды. Сборище подонков, в компании которых он волею случая оказался, настолько вывело его из себя, что, вернувшись к месту высадки, он раскидал аккуратно сложенный под навесом багаж, нашел заветную сумку и основательно приложился к литровой фляге. При том что дал себе зарок: без крайней необходимости не пить на острове ни капли спиртного. Правда, в Москве Виктор Степанович давал себе подобные зароки неоднократно и не слишком успешно. Однако на этот раз он твердо верил, что устоит перед соблазном. Может быть, сила воли у него и не так крепка, как хотелось бы, но уж перед лицом-то смертельной опасности он сумеет взять себя в руки! Жизнь, как ни подло она с ним обошлась, была Виктору Степановичу дорога. Во всяком случае, он совершенно точно не собирался облегчать задачу какому-нибудь ублюдку-киллеру, теряя форму и способствуя собственному убийству. И вот - поди ж ты! - сорвался в первый же день...
   От души хлебнув из фляги, он на время обрел какое-то подобие душевного равновесия и даже пытался остановиться. Но не смог. Организм, обманутый поначалу малой толикой вожделенного лекарства, вскоре взбунтовался, требуя привычную дозу. Виктора Степановича трясло и ломало, воля его потихоньку слабела. Когда неподалеку от навеса появились трое из числа оскорбивших его мерзавцев и, пряча ухмылки, молча прошли мимо, страдалец не выдержал и опять приложился к священному сосуду - нужно же было как-то залить пожар вновь вспыхнувшей ненависти!
   - Следить за мной пришли, сволочи! - бормотал Виктор Степанович себе под нос, извлекая из сумки пакетик арахиса, предназначенного на закуску. - Смейтесь, смейтесь! Ничего, придет еще мой черед потешаться!
   Потом точно, как по расписанию, прошли все последующие стадии опьянения. Эйфория, сопровождаемая чувством всесилия и неуязвимости. "Думаете, я старый, пьющий, потрепанный жизнью неудачник? Ха! Мне это только на руку. Склеры в красных прожилках, мешки под глазами, морщины - отличная маскировка. Никому из вас даже в голову не придет, что я дважды в неделю посещаю тренажерный зал и бассейн. Спасибо американцам с их манией конкурентоспособности! Это их идея-фикс, что человек, претендующий на приличную должность, обязан следить за своей физической формой. И теперь у меня огромное преимущество, потому что вы даже не подозреваете, насколько обманчивой может быть внешность. Если добавить сюда мой ум и жизненный опыт, вам ничего не светит!" Печаль и вселенское одиночество. "Почему, ну почему мне так не везет? Почему меня никто не любит? Ведь я, по сути своей, глубоко добродетельный человек: надежный, ответственный, цельный, обаятельный, дружелюбный. Так чего им, сукам, еще нужно? Или это время такое, что благоденствуют одни ублюдки?" Короткий тяжелый сон. И, наконец, смертная тоска и страх.
   Только на этот раз страх не был беспричинным и неопределенным. Он обрел вполне конкретную форму. Виктор Степанович боялся убийцы. Ему на глаза то и дело попадались подозрительные сгустки темноты, притаившиеся вокруг стоянки. Казалось, они только и ждут, когда он отвернется, чтобы броситься на него с ножом или дубиной. В шуме прибоя, поглотившем все звуки, настороженное ухо то и дело вычленяло шаги - то мелкие торопливые, то осторожные крадущиеся, то тяжелые размеренные, словно поступь Командора. Виктор Степанович поминутно вскакивал, кричал: "Я вижу тебя! Вижу!", хватался за пистолет и даже, кажется, пару раз выстрелил.
   Когда ночь пошла на убыль, он не выдержал напряжения и побрел в лес. Прятаться. А найдя убежище - небольшую яму, похожую на окоп для одного бойца, - упал ничком и разрыдался от жалости к себе. Теперь ему стало ясно, что шансов на победу в этой варварской игре нет именно у него. Он болен и измучен, практически раздавлен злодейкой-судьбой. Его организм отравлен водкой и нуждается в отдыхе, которого не получит, потому что Виктор Степанович не может позволить себе уснуть. Даже если не брать в расчет киллера, остается еще собрание, куда нужно во что бы то ни стало явиться к полудню. Если Виктор Степанович заснет, то проснется неведомо когда и почти наверняка опоздает. И тогда его "снимут с игры", или, если не прибегать к эвфемизмам, попросту ликвидируют.
   К утру он допил остатки водки из фляги и окончательно продрог. В замутненном сознании шевельнулась мысль о том, что неплохо было бы развести костер, заварить крепкого чая, поесть, но пробудившийся с рассветом прагматизм погнал Виктора Степановича наверх. Теперь, когда глаза могли различить тропу под ногами, поход к лагерю представлялся единственно верным решением. Дорога в гору - прекрасный способ согреться. К тому же, если стартовать за шесть часов до назначенной встречи, опоздания можно не бояться. В лагере относительно безопасно, там открытое место, и киллер десять раз подумает, прежде чем нападет. Там можно поесть и посидеть у костра, не опасаясь, что тебя сморит сон.
   Выстукивая зубами барабанную дробь, Виктор Степанович брел к вершине холма. Временами он спотыкался и падал, иногда его заносило в сторону, но он поднимался, выписывая сложные кривые, возвращался на курс и упрямо продолжал свой путь. До той самой выбоины в тропе.
   Заметить ее было бы сложно даже трезвому, потому что выбоина до самого верха была засыпана упавшими листьями. А уж у Виктора Степановича, шагавшего вперед с пьяной целеустремленностью и под ноги не смотревшего, не было ни единого шанса. Он ее и не заметил. Зацепился ногой и начал падать.
   В тот же миг его шею захлестнула петля. А в следующий - кто-то прыгнул ему на спину и затянул петлю сильным рывком, сломавшим Виктору Степановичу шейные позвонки.
  
   ***
  
   Соня добралась до общего лагеря всего за четверть часа до полудня, хотя отправилась в путь с большим запасом времени. После вчерашней экскурсии по острову ноги у нее болели так, как не болели даже после десятикилометрового лыжного кросса, который ей однажды пришлось бежать без подготовки. Казалось бы, что тут такого - пройтись спокойным шагом двенадцать километров по относительно ровному берегу? Только вот относительно ровным он выглядел на расстоянии, с катера или с вершины холма. При близком же знакомстве превратился в полосу препятствий с выпуклыми мелкими камнями, по которым больно ступать, с завалами, через которые нужно перелезать, рискуя свернуть шею, с участками, где отвесные скалы подходят вплотную к морю, и одолеть их можно, лишь основательно промокнув.
   Она ругала себя за порыв, заставивший ее вчера принять предложение Жанны. И Жанну, и Василия, похоже, тяготило ее присутствие. Во всяком случае, они почти не разговаривали ни с ней, ни между собой. Василий время от времени предлагал дамам руку, дамы его благодарили, изредка кто-нибудь позволял себе сделать короткое замечание о ландшафте. Вот, пожалуй, и все. Хотя нет, один оживленный разговор у них все же состоялся - под впечатлением встречи с вооруженным до зубов Иеремией, который превратил свою стоянку в усиленно охраняемый военный объект. Но это не в счет.
   Соня почему-то ждала, что этот поход объединит их, что, утомившись от ходьбы, они устроят привал и поговорят друг с другом по-человечески, расскажут о себе, поделятся бедой, приведшей их на остров. Смешно! Могла бы и догадаться, что эти двое сделаны из железа, а потому никогда не устают и не способны на сентиментальные признания. В общем, зря она пошла. Только навредила себе - чуть ли не в калеку превратилась. С такими ногами только от киллера бегать!
   Хотя кое-какую пользу эта вылазка все же принесла. Соня до того устала и намучилась, что уснула, едва успев застегнуть спальный мешок. И спала крепко, без сновидений, до самого утра. Бессонницу последних дней как рукой сняло. А ведь это была ее первая ночь на острове, где ее в любую минуту могли убить!
   Но не убили. Вероятно, киллер взял небольшой тайм-аут на адаптацию. Когда Соня доковыляла до навеса, остальные участники игры уже сидели за столом совещаний. Она вздохнула с облегчением и нырнула под навес.
   И тут же поняла, что ошиблась. За столом сидели только шестеро. Кого не хватает?
   - Добрый день, Сонечка! - радостно приветствовал ее Джокер и тут же ответил на ее невысказанный вопрос. - Ну вот, теперь недостает только Председателя. Впрочем, "недостает" - это, скажем прямо, преувеличение. Лично я бы не расстроился, если бы судьба разлучила нас навеки. Мало того, если наши киллеры ночью подсуетились и избавили нас от его утомительного общества, я первый выражу им горячее одобрение.
   Мадонна, привалившаяся к Джокеру слева, хрипло рассмеялась, а Марго, сидевая справа, поморщилась.
   - Я бы на твоем месте на это не рассчитывала. Чем противнее субъект, тем более он живуч.
   Соня, отметив про себя и позу Мадонны, и "тыканье" царственной Марго, мысленно поаплодировала парню. Должно быть, в нем бездна обаяния, если он ухитрился в обстановке всеобщей подозрительности расположить к себе девушек с таким нелегким характером. Да, видно, троица, оставшаяся здесь вчера после ухода остальных игроков, времени даром не теряла.
   - Странно, что Виктора Степановича до сих пор нет, - вступила в разговор Жанна. - Он произвел на меня впечатление человека, склонного скорее перестраховываться, чем рисковать. Я была уверена, что он явится сюда первым.
   - По идее, людей, не склонных рисковать, среди нас нет, - заметила Марго. - Лично на меня этот индюк произвел впечатление алкоголика, и вряд ли это впечатление обманчиво - насмотрелась я на их брата. А алкоголики народ непредсказуемый.
   Ее безапелляционный суховатый тон отбил у Жанны охоту продолжать дискуссию, и Джокер, заметивший это, поспешил сгладить возникшую неловкость.
   - Ладно, чего там гадать! - весело сказал он, заполняя паузу. - Ждать осталось всего ничего. Если через десять минут Председатель не объявится, создадим следственную группу и быстренько выясним, пал он жертвой расторопного киллера или собственной невоздержанности.
   Но старания Джокера пропали втуне. Разговор за столом так и не склеился. "И немудрено, - подумала Соня, присаживаясь на лавку рядом с Василием, который поприветствовал ее молчаливым кивком. - Странно было бы ожидать от людей, попавших в такие обстоятельства, непринужденного трепа. Неисправимые оптимисты вроде Джокера - явление довольно редкое".
   Через несколько минут напряженного молчания Мадонна достала из кармана куртки миниатюрный радиоприемник и принялась крутить колесико настройки, раздражая присутствующих какофонией обрывающихся звуков. Соня заметила полный ненависти взгляд Иеремии, брошенный на нарушительницу тишины, и безотчетно втянула голову в плечи, ожидая взрыва. Но тут Мадонна поймала какую-то станцию, и всеобщее напряжение растаяло в нежной мелодии вальса Евгения Доги. За какие-то мгновения хмурые лица посветлели и приобрели расслабленное, задумчивое, почти мечтательное выражение. Невозможно было поверить, что эти люди собираются в ближайшем будущем переубивать друг друга.
   Но вот мелодия стихла, и после короткой паузы бодрый женский голос сообщил, что они слушают радиостанцию "Маяк", и что в Москве сейчас три часа ночи.
   - Ну все, с Председателем покончено, - объявил Джокер как-то неуверенно, словно сам не понимал, как отнестись к этому факту. - Пора разбиваться на поисковые партии.
   - Зачем же сразу разбиваться? - возразил Василий. - Спустимся к его стоянке вместе, а если не встретим или не найдем, тогда и разделимся.
   - Правильно, - поддержала его Жанна.
   Остальные, безмолвно согласившись, начали выбираться из-за стола.
   На Виктора Степановича они наткнулись через двадцать минут. Он лежал прямо на тропе, лицом вниз, и Соня сразу поняла, что он мертв, - еще до того, как Василий склонился над телом, и объявил, что оно холодное. Иеремия, растолкав остальных, присел на корточки рядом с покойником и начал ощупывать затылок, а потом - вертеть голову Виктора Степановича из стороны в сторону. Соня поспешно отвернулась.
   - Что вы делаете? - осведомилась Марго голосом недоумевающей Снежной Королевы.
   Иеремия, не удостоив ее ответом, обратился к кому-то (скорее всего, к Василию) с предложением перевернуть тело. После минутной заминки раздалось всеобщее "ах!", и Соня краем глаза увидела присоединившуюся к ней Жанну, которая судорожно прижимала к губам носовой платок. А бедняга Джокер куда-то умчался - видимо, побоялся огорчить присутствующих еще одним малоэстетичным зрелищем.
   - Это необходимо? - послышался осторожный вопрос Василия.
   - Не глупите! Как, интересно, вы установите характер повреждений, если мы его не разденем?
   - Вы врач?
   - Биолог. Но учился в меде, так что анатомическую практику имею.
   - И что, можете установить причину смерти?
   - Причину смерти вы и сами можете установить, если не слепой. Видите?
   Соня зажмурилась и потрясла головой, отгоняя ужасные картины, которые рисовало ее воображение. А чтобы не слышать слов за спиной, забормотала первые пришедшие в голову стихи:
  
   Но я к загробной жизни равнодушен.
   В тот час, как будет этот свет разрушен,
   С тем светом я не заведу родства.
   Я сын земли. Отрады и кручины
   Испытываю я на ней единой.
   В тот горький час, когда ее покину,
   Мне все равно, хоть не расти трава.
   И до иного света мне нет дела,
   Как тамошние чувства б ни звались,
   Не любопытно, где его пределы
   И есть ли там, в том царстве, верх и низ.
  
   Тут она рискнула открыть глаза и сразу же наткнулась на изумленный взгляд Жанны.
   - Простите, - смущенно пролепетала Соня. - Я просто... Мне стало нехорошо от этих разговоров...
   - Девочка моя, не извиняйтесь! - запротестовала Жанна. - Не думаете же вы, что я шокирована мнимым несоблюдением приличий. Просто я впервые вижу человека, который по памяти шпарит Фауста. Это, знаете ли, несколько нетипично для наших соотечественников. И уж совсем странно услышать эти строки здесь. Как вас угораздило попасть в наше избранное общество, дорогая?
   - А что такого? - Соня насупилась, заподозрив насмешку. - Вас же угораздило, хотя вы тоже знаете Фауста.
   - Не наизусть. Кроме того, я напичкана и другими знаниями - из областей, о которых вы, если и имеете представление, то самое смутное. И не дай вам бог его когда-нибудь получить.
   Девушка хотела ответить, что на этот счет Жанне нечего беспокоиться, поскольку ее, Сонин, жизненный путь, скорее всего, окончится очень скоро, и времени пополнить свой опыт у нее не будет, но ее перебил треск рации, включившейся у кого-то из стоящих позади.
   - Если вы уже закончили, оставьте тело на месте, - распорядился обезличенный помехами и урезанными обертонами голос. - Мы сами о нем позаботимся. Не пугайтесь, если в ближайшие два часа увидите на острове посторонних. Это ненадолго. Роджер.
  
Вы прочли примерно треть романа. Продолжение и окончание в сети пока недоступны. Автор высылает их самым нетерпеливым читатлям по электронной почте. Для этого нужно сообщить ей свой адрес в комментарии. В электронном виде доступны 5-й и 6-й номера журнала "Смена" за 2010 год, в которых опубликован полный журнальный вариант (текст сокращен примерно вдвое и разбит на две части). Кликните по картинкам, если желаете открыть файлы PDF номеров журнала:
Smena-2010-5 [Smena] (c. 86-109); Smena-2010-6 [Smena] (c. 84-109).

Оценка: 6.61*53  Ваша оценка:

Раздел редактора сайта.