С главным режиссером Рижского ТЮЗа АДОЛЬФОМ ШАПИРО наши корреспонденты не упустили случая встретиться (после его возвращения из Венесуэлы) и задать ему несколько интересующих газету вопросов.
- Адольф, в Риге прошел слушок, что вы, дескать, подались на заработки за границу, предпочитая инвалютный рубль - "деревянному" советскому...
- Говоря словами Марка Твена, слухи о моей смерти сильно преувеличены. Более того, в своем театре. - да, да, в нашем Рижском ТЮЗе, - я приступаю к репетиции сразу трех пьес. Во-первых, это "Гамлет", который делает ла-тышская труппа, во-вторых, спектакль Евгения Шварца "Голый король", и, в-третьих, вот-вот начну репетировать "Демократию" - пьесу, написанную Иосифом Бродским. Чтобы не забыть, запишите: для постановки "Гамлета" из Англии был приглашен великолепный художник Тим О'Брайен. Это тот О'Брайен, который оформил с десяток спектаклей в знаменитом "Королевском оперном театре Ковент-Гарден". Его работы известны всей театральной Европе, да и не только в ней. Так что мои заграничные поездки в любом случае оправданы, если иметь в виду, какого крупного художника мне удалось "завлечь" в Латвию.Так что нельзя сказать, что в Риге не работаю. Но зарубежных поездок действительно много, что опять-таки связано не столько с моим пристрастием к заморским путешествиям, сколько с моим внутренним состоянием, положением в стране и в Латвии, в частности. Больно говорить, но налицо неудержимый спад интереса к театру.
- И не только к театру молодежному?
- Конечно, нет. Недавно я разговаривал с московским драматургом Вячеславом Славкиным, и он тоже с горечью говорил об этом.Я полагаю, что в нашем творчестве нужен какой-то перерыв, антракт. Нужно многое осмыслить и понять, наконец - куда и зачем идти?" Наверное, не случайно свою книгу, которая находится в издательстве "Лиесма", я так и назвал - "Антракт". Вы же понимаете: одно действие уже кончилось, а другое еще не началось. Мы как бы находимся в фойе - между домом и сценой. Здесь царит атмосфера жаркой полемики, размышлений, дух критики: все что-то говорят, каждый отстаивает - свою точку зрения, клянется и божится своей правотой, славит своего кумира. Одни в восторге от первого акта, другие предсказывают полный провал спектакля. Одни идут в буфет, другие - звонить домой, поскольку не помнят, выключили ли утюг. Так и в жизни: одна картина сменяет другую, а мы все чего-то ждем. И, может быть, последний, акт будет трагическим, но отнюдь без очищающего душу катарсиса.
- Нетрудно догадаться, что интерес публики "держится" на многих факторах. Од-нако, на ваш взгляд, каковы наиболее весомые причины падения интереса к театру?
- Настоящий театр всегда жил предвидением и всегда был нарушителем обществен-ного спокойствия. В театре вызревал заговор духа. Но он не хочет и не может быть "стенной газетой" данного момента, эдакой шикарной трибуной. Это ему органически противопоказано. Ведь внутренняя, творческая, созидающая сила театра всегда была в его подтексте, в энергии сопротивления. А это великая энергия! Выше ее ничего не бывает. И театр в нашей стране - я подчеркиваю: в нашей стране - питался этой энергией.
- Как же могли сочетаться такие два взаимоисключающих понятия - убогое, деспотическое общество и вольнодумство на подмостках сцены?
Режиссер нетерпеливо нас перебивает:
- Поверьте, здесь нет никакого противоречия! Театр не виноват, что тоталитаризм и на него накинул непосильные вериги. Что было делать? Наверное, сам Эзоп не был так искусен в "эзоповом языке", как искусен был наш разнесчастный театр. Ведь этот язык был основным кодом между актерами и зрителями. Люди шли к нам, чтобы вдохнуть свежий воздух вольницы. Прикоснуться к наиболее "бритвенным" проблемам жизни. Сейчас этого нет: публицистика, не желая того, отвлекла публику от искусства и в чем-то даже дезориентировала ее. Да, люди становятся "грамотнее" политически, но, поверьте, тупее в эстетическом плане. Человек без красоты в душе не может и не должен участвовать в революции. Он наломает таких дров, что потом целые поколения будут разбираться - где тут эшафот, а где сцена...
- Но красота красотою, а материя повседневности,наверное, тоже дает о себе знать.
- Сейчас чрезвычайно трудно. Экономический крах. Урезываются и без того скудные средства на культуру, на театр. Правительству, разумеется, трудно, но я не склонен входить в его затруднения. Ибо знаю наверняка: правительство, которое сокращает ассигнования на развитие культуры, недальновидно. Вкладывать в культуру - это значит вкладывать в будущее. Особенно это важно сейчас, когда во все щели полезла пошлость. Я был в Испании вскоре после смерти Франко. Вместе с демократией, отменой жесткой цензуры (политической и религиозной) начался разгул пошлости. И это закономерно, такой период надо пережить. Но чтобы не проиграть будущее, не потерять еще одно молодое поколение, нужна мощная поддержка все-го, что связано с культурой. Ведь в конце концов разумная экономика победит, и я верю в это. Тут вопрос весь только во времени. Но я видел экономически процветающие страны, с хорошими дорогами, по которым ездят только на работу или в ресторан. Скучно от такой развитой экономики.
- Можно ли предположить, что невозможность реализовать ваши планы в своем театре, погнала вас на другие континенты? Например, в ту же Венесуэлу?
- Никто меня никуда не гнал. Я сам сел в самолет и замечу - во время отпуска в своем театре, и полетел в прекрасную страну. Кстати, другой континент не так уж далек, как казалось раньше. Ощущение пространства - момент психологический.А случилось это, как часто случается - случайно. Простите за невольную тавтологию, но так это было. В Риге побывал известный режиссер Карлос Хименес. Он тесно связан с общественной организацией "Атепио де Каракас", которая проводит огромную просветительскую работу. Эта организация построила много театров, устраивает выставки (в Венесуэле во все дни недели для всех музеи бесплатные), театральные фестивали. "Атепио де Каракас" и Карлос Хименес, в рамках национального проекта, пригласили меня для постановки какого-либо спектакля. Я предложил - несколько вариантов и они остановились на "Ревизоре" Гоголя.
Мне были созданы все условия для работы. Актеров я подбирал не только из разных театров, но и с телевидения, и киноактеров. Потому что проект довольно щедро финансировался и "Атепио де Каракас", и министерством культуры, и правительством. В результате сложилась интернациональная труппа: венесуэльцы, аргентинцы, испанка, перуанец, еврейка, немец. Хлестакова играл Ханс Христофер, у которого отец немец, а мать - испанка. В этом смысле я в Венесуэле отдыхал от той дикой, невежественной, какой-то средневековой племенной ненависти, которая царит у нас. Кстати, у актрисы Элианиты Крус, которая играет Марью Антоновну, мать латышка, отец - колумбиец. Конечно, были там и свои сложнсти, поскольку объединить такое количество "звезд" в единый ансамбль не так просто. Но многого можно добиться, когда люди улыбаются друг другу...
- Но улыбка, какой бы обаятельной она ни была, все же не могла вам заменить знание испанского языка.
- В режиссуре превыше всего мысль. К тому же, года три назад я как-то увлекся испанским языком, несколько месяцев посещал курсы, а потом занимался сам. Во всяком случае, в Венесуэле я вполне мог обходиться без переводчика - конечно, на бытовом уровне. Очень меня поддерживали в этом плане венесуэльские латыши. На репетициях мне помогала знаменитая венесуэльская актриса Америка Алонсо. Друзья зовут ёе Мура. Она русская - Мария Гороховская, дочь русских эмигрантов. Так что никаких проблем, связанных с работой над спектаклем, у меня не было.
- Можете ли вы свою "гастроль" в Венесуэлу считать удачной?
- Более чем... Теперь мне жаль, что такой спектакль я не поставил в Риге. Я уверен, Андрис Фрейберг замечательно бы его оформил.
- Надо полагать, что постановка "Ревизора" за океаном осуществлялась отнюдь не во имя благотворительности... А если это так, то, что от этого получила Латвия?
- Ничего, поскольку заработанная валюта пошла спонсору - Союзу театральных деятелей СССР. Если бы инициатива исходила от республики, то и валюта, естественно, поступила бы на ее счет. Впрочем, кое-что полезного моя поездка в Венесуэлу принесла: я пригласил Карлоса Хименеса в Латвию для постановки у нас спектакля по произведению Габриэля Маркеса "Хроника широко объявленного убийства". Это не просто хороший режиссер Венесуэлы - это один из лучших режиссеров Латинской Америки. Его приглашала для работы на Бродвее такая всемирно известная фирма, как "Джозеф Пап". А это, извините, для любого режиссера наилучшая визитная карточка...
- Вы, наверное, единственный в республике, а может, и в Союзе, Президент "в квадрате"... Расскажите, пожалуйста, нашим читателям о своем двойном президентстве.
- Эта история весьма забавная. Я находился В Колумбии, когда получил из Москвы телеграмму, что меня избрали Президентом Советского Центра Всемирной Ассоциации молодежных театров (АССИТЕЖ). Случилось это в начале апреля нынешнего года, а в мае, в Копенгагене проходила Генеральная ассамблея Всемирной Ассоциации, на которую я был приглашен уже в качестве Президента Советского Центра. Со мной также поехали вице-президент нашего Центра Алексей Бородин и ответственный секретарь Галина Колосова.
Подобные ассамблеи проходят раз в три года и представляют собой значительное культурное событие. Это не только Отчеты о работе - это еще просмотры спектаклей, встречи с режиссерами и артистами, научные рефераты, посвященные проблемам молодежных театров мира. К слову сказать, в эту Ассоциацию входят представители примерно 50 стран.
В конце ассамблеи состоялись выборы руководящих органов Ассоциации. Не знаю, будет ли интересно вашим читателям, но лично для меня они имели любопытную интригу. Ведь, когда наша делегация отправлялась в Копенгаген, у нее была задача-максимум - кому-то из нас попасть в Исполком. И все. И вот начались выборы в Исполком, при тайном голосовании и при наличии многих альтернативных кандидатур. К моему удивлению, я без особых проблем попадаю в список для голосования, и меня большим количеством голосов избирают в этот орган. Затем на Исполкоме стали рассматривать, кандидатуры на пост Президента Ассоциации. Претендентами стали известный режиссер из ФРГ Юрген Флюге, продюсер из Австралии Майкл Фицджеральд и ваш покорный слуга. Мою кандидатуру выдвинул руководитель итальянской де-легации режиссер Франко Пассаторе.
Когда я узнал, что попал в список претендентов на президентский пост, первым побуждением было отдать свои голоса в пользу ценимого мною Юргена Флюге. Но мои благие намерения отпали сами собой, когда, после первого голосования, стало известно: Флюге, не набрав необходимого количества голосов, выбыл из дальнейшей борьбы. Остались мы с Фицджеральдом - новые перевыборы. В результате их я и стал Президентом.
- И теперь у вас будет свой президентский "дворец"? Позвольте узнать, где будут нахо-диться ваши апартаменты?
- Это смешной вопрос. Думаю, что нигде. И вообще ничего не будет. Во всяком случае, просить я никого и ни о чем не буду. И это не каприз, а просто надоело. Административный центр АССИТЕЖ будет находиться в Копенгагене, поскольку организационным секретарем избран представитель Дании Микаэль Рамлез. Датчане ему предоставили офис, штат работников. Микаэль очень симпатичный человек, талантливый, деловой. Он меня заверил в оказании всяческой помощи, не только исходящей от наших должностных отношений, но и дружеской. Я в эту помощь верю и надеюсь на нее.
- Значит, кроме реноме двойная президентская власть вам ничего не дает? И республика от этого, кажется, тоже ничего не имеет...
- Для меня это, конечно, почетно. Все-таки коллеги со всего мира голосовали, да еще тайно. А республике... Знаете, как я уже говорил, мне этот пост достался - неожиданно и я не боролся за него. Но другие - сражались. И знаете почему? Быть Президентом такой ассоциации - это не просто престиж, это еще и выгодно. Ибо контакты культурные прокладывают путь к контактам политическим, экономическим. На Западе это пркрасно понимают. И поэтому заинтересованы, чтобы Президентом любой международной ассоциации был человек из их страны. Потому что тогда приезжают гости, проводятся фестивали, короче - завязываются культурные связи. А республика сможет из этого извлечь пользу, если, конечно, захочет этого.
- Что вы почувствовали в момент, когда узнали, что вы - Президент?
- Господи, только одно: чтобы мне это не помешало заниматься режиссурой - моим любимым делом.
- Спасибо вам за беседу. Ее вели
АЛЕКСАНДР ОЛЬБИК,
ВИКТОРИЙ ЮДКИН
27 СЕНТЯБРЯ 1990 ГОДА,г.Юрмала.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ. АННА ГЕНИНА О КНИГЕ АДОЛЬФА ШАПИРО "КАК ЗАКРЫВАЛСЯ ЗАНАВЕС":
"Одна из глав книги Адольфа Шапиро называется "Бессонница". Так могла бы называться вся книга - ее жанр, ее стиль удивительно точно соответствуют тому полулихорадочному состоянию души, когда под утро мучительно пытаешься уснуть, а в сознании, беспорядочно теснясь и толкаясь, крутятся невесть откуда всплывшие лица, факты, мысли, заново перебираются события, находятся правильные поступки и слова, которые не пришли в голову в дневное время - вчера, неделю назад, год назад, в другой жизни... Адольф Шапиро вспоминает счастливые годы работы в своем театре - а в подтексте мучительный вопрос: 'Ну за что нас закрыли?' Он пишет о своей работе над "Кабалой святош" во МХАТе, а на уме у него очевидная параллель - и театр Мольера, и Рижский ТЮЗ стали жертвами сложных интриг в борьбе за власть и влияние в государстве. 'Можно ли было спасти театр? Этот вопрос будет мучить всегда', - пишет Шапиро. Можно ли? - над этим теперь будет размышлять всякий, кто прочтет его книгу. И еще - как могло случиться, что знаменитый Рижский ТЮЗ, который был одним из самых заметных театральных коллективов Советского Союза (и одним из самых битых, соответственно), оказался не нужен новой Латвии, как не нужен оказался один из самых известных театральных режиссеров страны, с которым с удовольствием работали и дружили такие люди, как Смоктуновский, Арбузов, Кнебель, Пансо, а из ныне живущих - Ефремов, Табаков, Борисова, Лановой (список легко можно продолжить), который пользуется огромным влиянием и авторитетом за рубежом (в 1990 году в Стокгольме на конгрессе АССИТЕЖ - Международной ассоциации детских театров - он был избран Президентом этой влиятельной организации)?! Как могло случиться, что приказ о закрытии театра подписал не чинуша-партаппаратчик, а творческий человек - композитор Раймонд Паулс? Здесь не подойдут объяснения типа того, что Рижский ТЮЗ был рупором "оккупационного советского режима" - напротив, на протяжении почти тридцати лет он воспринимался жителями Латвии как островок вольномыслия; здесь ставились пьесы опального Гунара Приеде (с одного из спектаклей демонстративно ушел тогдашний министр культуры, на другой был приглашен министр внутренних дел - дать оценку и принять меры; к чести последнего, он сказал просто: 'Нас это не касается'); что более важно - здесь работали прекрасные актеры, режиссеры, художники и рождались яркие спектакли. Кому мешал театр? В нем на равных работали русская и латышская труппы, а Адольф Шапиро, выросший в Харькове и вынужденный покинуть родной город, когда закрыли его театр-студию, в возрасте 25 лет приехал в Ригу и стал главным режиссером обеих трупп, выучив латышский язык, чтобы работать с актерами без переводчика, чтобы стать здесь своим. Впрочем, Адольф Шапиро не первый знаменитый деятель театра, который оказался не нужен Латвии, - в тридцатые годы отсюда изгнали Михаила Чехова. И все же - почему? Только ли потому, что Адольф Шапиро не был латышом? Но тогда почему вынуждены были уехать из Грузии многие из тех грузин, что создавали мировую славу ее культуре? Только ли в перекосах "национального сознания" скрывается ответ, или проблема глубже и страшнее: мы и не заметили, как в бурном водовороте истории проскочили поворот к демократии и, совершив поворот на 360 градусов, оказались вновь лицом к лицу с тоталитарной властью, только теперь, как это и положено в водовороте, на круг ниже. Новая власть ни на кого и ни на что не оглядывается, действует решительнее и беспринципнее, а мы оказались к этому не готовы...