Аннотация: Николай Бердяев: "Все революции кончались реакциями. Это - неотвратимо. Это - закон. И чем неистовее, яростнее бывали революции, тем сильнее были реакции. В чередованиях революций и реакций есть какой-то магический круг".
ИТАР-ТАСС: "НУЛЕВОЙ ПРИОРИТЕТ"
Общеизвестно: когда начинается переворот, его главари прежде всего стремятся прибрать к рукам узлы системы государственного управления. Московский октябрьский мятеж 1993 года исключением не стал. Путчисты в первые же часы замахнулись на мэрию -главный "пульт" управления столицей, ТВ "Останкино" -главное око страны, и, конечно же, не прошли мимо главного информатора - ИТАР-ТАСС. О том, как там развивались события в эти три дня, и рассказывает главный редактор Агентства межгосударственной информации ЮРИЙ СИЗОВ. Кстати, бывший рижанин, "молодежкинец".
-Можно ли было по приходящей к вам информации прогнозировать то, что в конце концов произошло в Москве?
- В воскресенье, 3 октября, я пришел в ТАСС около 11 часов. Из Дома Советов шел плотный поток разноречивой, но однозначно тревожной информации. Там работали две наши корреспондентки Тамара Замятина (координатор и руководитель "правительственной службы") и обозреватель Людмила Ермакова. Они, в частности, передали материалы, связанные с выступлением Хасбулатова, Руцко-го и других "вождей", которые делали все возможное, чтобы дезавуировать догово-ренности, достигнутые в Свято-Даниловом монастыре. Например, Хасбулатов с трибуны съезда патетически заявлял, что, мол, это вовсе не переговоры, а всего лишь консультации с патриархом. Спикер со свойственной ему привычке принижал любую инициативу, если та принадлежит другому. Создавалось впечатление, что он уже не в состоянии слышать кого бы то ни было, кроме, разумеется, самого себя.
Около трех часов я отправился на автомашине в Ясенево. Однако милиция весь транспорт направляла в сторону Манежа. С помощью редакционного удостоверения все же удалось проехать к мэрии. Я вышел из машины. Был виден пожар, слышались выстрелы, крики. Рядом с мэрией стояли сгоревшие милицейские автомобили. Я своим глазам не верил: дорогой мне город с каждым мгновением все более втягивался в какую-то кошмарную запредельность. Пройдя метров пятьдесят, я увидел движущуюся навстречу толпу. Может, две, а может быть, и все четыре тысячи человек. У многих в руках палки, железные прутья, отобранные у ОМОНа щиты и даже автоматы. Толпа, словно скрепер, все счищала на своем пути. Я не стал ждать с ней встречи и побежал к своей машине.
...Бегом поднялся к себе на седьмой этаж. Судя по поступавшим сообщениям, ситуация в городе приобретала кризисный характер. Руцкой призвал штурмовать Останкино. Я тут же позвонил Генеральному директору ИТА "Останкино" Борису Непомнящему и предупредил его. Однако он уже все знал и мы, договорившись поддерживать связь, распрощались.
Поступала информация из района мэрии, из аппарата президента, правительственных служб. Ситуация продолжала меняться и, казалось, не было силы, которая могла бы ее стабилизировать. Наш спецкор Вадим Баркин, который был награжден впоследствии медалью "За личное мужество", отправился в Останкино отслеживать события.
Где-то около шести вечера пришло сообщение, что Сергей Филатов - руководитель аппарата президента - принял решение прекратить переговоры с "Белым домом" ввиду полной их неконструктивности. Тогда мы еще не до конца осознали внутреннюю мотивацию этого решения.
В 18.04 с пометкой "молния" мы передали сообщение о введении в Москве чрезвычайного положения. В 18.05 мэр Ю. Лужков призвал москвичей не участ-вовать в митингах и шествиях. В обраще-нии говорилось: "3 октября несанкциони-рованные действия вооруженных бандитских групп, прикрывающихся митинговыми лозунгами, привели к выстрелам в городе и человеческим жертвам". Мы почувствовали, что дело движется к кровавой развязке. К тому же через полчаса наш корреспондент сообщил: "По имеющимся достоверным данным, в сторону Моссовета движется колонна численностью около 20 тысяч человек. Демонстранты намерены блокировать здание".
Вскоре, что называется на собственной шкуре, мы почувствовали зловещий смысл этого слова - "блокировать". В 19 часов в абсолютно никем неохраняемый ТАСС прошли двое "полномочных представителей" Руцкого и поднялись на шестой этаж, в кабинет Генерального директора Виталия Игнатенко. Один из них назвался Олегом Тарасовичем - дескать, полковник, однако не в форме, а в темном плаще. Второй - Геннадий, в черном пальто, высокий, чернявый. Якобы бывший сотрудник АПН. Они сразу же стали ставить свои условия. А точнее - предъявили ультиматум. "Гости" потребовали, чтобы ИТАР-ТАСС перешло на сторону Хасбулатова и Руцкого и отказалось от передачи информации, исходящей от президентских и правительственных структур. Время на размышление - один час.
После их ухода Игнатевко собрал руководителей служб. Обсудив ситуацию, мы стали созваниваться с министром обороны Грачевым, с МВД, поставили в известность Гайдара и Полторанина.
-Вы были уверены, что этот визит возымеет для вас самые негативные последствия?
- Для этого у нас были все основания. В 19.17 мы получили и передали по мировым и российским каналам заявление правительства России, в котором говорилось: "Боевики ведут стрельбу из автоматического оружия, организуют боевые отряды и очаги массовых беспорядков в других районах столицы. Тысячи людей, случайных прохожих, не понимающих, что происходит, подвергаются смертельной опасности".
На что в такой ситуации надеяться? Поэтому, вернувшись к себе, я составил текст обращения к российской и мировой общественности па случай захвата агентства, которое сразу же превратилось бы в рупор путчистов. Здесь я должен посвятить в одну техническую тонкость. Дело в том, что по своим каналам мы выдаем информацию с различного рода приоритетами. Существует еще и так называемый нулевой приоритет. И если передано сообщение с таким приоритетом, то это означает, что никакой другой информации от агентства больше не последует. Вся компьютерная сеть блокируется и передача информации без наших инженеров и операторов практически невозможна. Наше последнее "пожарное" обращение мы ввели в систему, при этом экраны дисплеев затемнили. Мы их не выключили, а лишь убрали освещение и создавалось впечатление, что вся система вырублена. Однако в случае необходимости, можно было незаметно дотронуться до кнопки исполнения, и информация сразу же пошла бы по всему миру.
Час, отведенный нам хасбулатовцами на размышление, пролетел быстро. Ровно в восемь вечера те же "полномочные представители", а с ними шестнадцать боевиков из Приднестровья ввалились в кабинет Игнатенко. Без обиняков потребовали сдачи. Однако наш директор, в свою очередь, потребовал собрать всех членов редколлегии, без которой, как он им сказал, столь серьезного решения принимать не уполномочен.
Позвонили и мне. Едва успел открыть дверь приемной, как дуло автомата уперлось в живот - лицом к стене, ноги на ширину плеч, не разговаривать, фамилия, должность... Я назвался и боевики под дулами автоматов сопроводили в кабинет шефа. В течение 10-15 минут собралась почти вся редколлегия, и тот, что представился Олегом Тарасовичем, начал нас увещевать. Нам говорили, что мы передаем сплошь лживую информацию, что никакого штурма Останкино и в помине нет, что никто по нему и не думал стрелять из гранатомета, что часы Ельцина сочтены и что через пятнадцать минут но ТВ ожидается выступление Хасбулатова. И вообще, как мы, люди интеллигентные, профессионалы, не понимаем прос-тых вещей? Берите бумагу, сказали нам, и пишите заявление ТАСС о безоговорочной поддержке Руцкого и Хасбулатова.
Игнатенко, не теряя самообладания, попытался отшутиться: что, мол, за бред, сказал он, утро начинается при одном правительстве, вечер - при другом. Если вы торопитесь, - продолжал Игнатенко, - можете всех нас арестовать. Но никакого заявления писать не собираемся.
Тогда тот , что назвался Геннадием из АПН, взялся за меня: дескать, хорошо меня знает, ценит, как профессионала и очень надеется на мое понимание. Пришлось товарища разочаровать и подтвердить то, что уже сказал Игнатенко. Тон незваных гостей резко взвинтился и посыпались угрозы. Нам ничего не оставалось делать как только привести в исполнение "нулевой приоритет". В 22.22 по российскому и мировым каналам пошла от нас заготовленная информация: "Москва, 3 октября (ИТАР-ТАСС). По независящим от пас причинам не в состоянии выполнять свою работу. Передачу прекращаем".
Игнатенко предупредил пришельцев, чтобы те не вздумали открывать стрельбу - в агентстве много женщин, все этажи "набиты" ценной, на миллионы и миллионы долларов аппаратурой.
"Переговоры" явно затягивались. Развязка наступила после звонка Гайдара: "Ждите,-- сказал Егор Тимурович,- скоро будет помощь". Игнатенко сделал вид, что звонивший ошибся номером. Видимо, "гости" что-то заподозрили - все последующие телефонные звонки пере-хватывал этот Геннадий. Он как цепной пес бросался к аппарату.
В какой-то момент в кабинет вбежал один из приднестровцев и, обращаясь к Олегу Тарасовичу, сказал: "Там спецназ, схватили нашего. Что будем делать?" "Полковник" предложил Игнатенко спуститься вниз, чтобы помочь вести переговоры со спецназом. Виталий Никитич наотрез отказался от "дипломатической миссии". Тогда одного нашего инженера, когда он шел на работу в ТАСС, задержали приднестровцы и заставили "вести переговоры" со спецназом. Так он, бедняга, и ходил туда-сюда, исполняя роль "посла".
В 22.44 ИТАР-ТАСС сообщил: "Москва, 3 октября. Уважаемые коллеги, приносим извинения, что по независящим от нас причинам мы были вынуждены временно прекратить передачу инфор-мации. Государственное информационное агентство России ИТАР-ТАСС продолжает свою работу".
-Если верить вашим же собственным сообщениям, какая-то стрельба здесь, врайоне ИТАР-ТАСС, все же была...
- Только не в тот день. Тогда разошлись "полюбовно". Спецназ позволил уйти приднестровцам хотя и с оружием, но без боекомплекта. Очень напряженной была следующая ночь - с четвертого на пятое октября. Около 12 часов ночи началось вооруженное нападение на ТАСС с довольно сильной перестрелкой. Охранявший нас спецназ отбил атаку, хотя снайперы, засевшие на крышах и чердаках на Тверском бульваре, продолжали вести прицельный огонь по всем этажам агентства. Например, по "английской" редакции было сделано пять выстрелов. На подоконнике стоял сейф и пуля угодила в него. Это, собственно, и спасло жизнь оператора, который работал на компьютере. Я думаю, что это была подлая месть за нашу несговорчивость.
-Если вы были в Москве в августе 1991-го, то скажите, есть ли существенная разница в ваших ощущениях - тогда и сейчас?
- Все-таки тогда, несмотря на армады танков, никто в тот генеральский фарс всерьез не верил. В этом же, октябрьском, мятеже с первых же минут противостояния началось кровопролитие.