Аннотация: Ужасные приключения, выпавшие на голову простых российских туристов, случившиеся при хорошем и романтическом намерении - покорить на байдарках тихий и спокойный Керженец
Золотой гроб
Ужасные приключения, выпавшие на голову простых российских туристов, случившиеся при хорошем и романтическом намерении - покорить на байдарках тихий и спокойный Керженец
Автор доверительно сообщает,
что вся эта история полностью правдива,
поскольку, она ему приснилась. А раз,
приснилась, то, значит, она была?!
Ведь, верит же просвещенный читатель
таблице Менделеева, которая, как известно,
также пришла в голову Дмитрию Ивановичу
во сне?!
Если в тексте случайно совпадут
фамилии и названия населенных
пунктов, пусть однофамильцы и
односельчане не обижаются.
Чего только не присниться в наше
беспокойное время?!
Часть первая
КУРИЦА - НЕ ПТИЦА, МЫ НЕ МОРЯКИ
Плотник Палыч сидел под кучевыми облаками на стропилах строящейся избы и хрипло кричал вниз напарнику:
- Федьк, а Федьк, у меня молоток упал. Ты его не словил, случаем?
Так мы и не узнаем, - поймал ли Федор плотницкий инструмент? А может, и сплоховал по причине замедленной реакции. Не успел.
Замедленная реакция - явление на Руси эпохальное и обязательное. Как, например, день и ночь. Она начинает победоносное шествие в 11-00 по Камчатскому времени от разбитого солдатскими сапожищами соснового крыльца плохонького магазинчика на крошечном островке имени Макара Ратманова. И, набирая силу и мощь, девятым валом через тундровую и таёжную Сибирь, через Урал прокатывается по всей Великой стране в сторону Иван-Города, грубо сметая на своем пути все, к чему с большим трепетом и уважением относится всероссийское 'Общество Трезвости'. И так - каждый день. Зато, до 11-00 водку, хоть тресни, не продают. Знай Макар 200 лет назад, что отправной точкой всех несчастий на Руси будет открытый им островок - ни за что бы не стал первопроходцем. Бросил бы службу во славу России, и тихо закончил свою жизнь в имение под Тулой в благочинии, да в окружение многочисленных детей и внуков.
Ну, бог с ним Макаром-отступником.
Зато, Палыча голыми руками не возьмешь. Будь у него за плечами не три класса образования, а, скажем, десятилетка, то он бы мог прославиться на поприще, которое принято называть дипломатическим... Дипломат он был отменный и до отчаяния хитрый. Именно его всегда мужики посылали за водкой в райцентр, до которого 10 минут езды на грузовике.
Палыч с колхозным шофером, пробиваясь по заснеженным улицам, прибывал к открытию магазина, делал доброе лицо и говорил полнощекой продавщице:
- Продай-кось, барышня, мне буханочку хлебушка, да колбаски с полкило, вот этой, кооперативной, да сала вот этого соленого. А коли не жалко, так и порежь на кусочки, потоньше. Ножа-то у меня нету.
Великодушная барышня тонко нарезала хлеб, колбасу, сало, а Палыч заговорщитски просил 'уж заодно' продать ему и заветную литровочку.
- Да вы что, гражданин, не знаете что ли, что водка у нас продается с
11 00? - возмущенно рокотала барышня.
- А-а-а - понимающе говорил Палыч - ну, тогда ладно, тогда я пошел.
- А хлеб, а колбасу, а сало?! - повышала голос служительница Меркурия, - куда мне теперь это девать-то?
- Так, и мне колбаса без водки без надобности. Зачем я на нее тратиться стану? - удивлялся Палыч.
- Звиняй, сударыня, я не резал! Все видели. И, наклонившись к очумевшей от подобного нахальства продавщице, шептал, - Давайкось лутше, голубушка, придем к консесюсю...., - с трудом выговорив, надоевшее по телеку слово, хитро щурился Палыч.
В итоге - ударник плотницкого труда всегда находил консенсус с отличниками советской торговли и заветная литровочка перекочевывала из ящиков торговой сети на утренний стол подвижников серпа и молота.
В каком часовом поясе проживает плотник Федька, нам и знать не обязательно. Если где встретите мужика с отпечатком палычевского инструмента на лбу - так он Федька и есть. И гадать нечего.
К тому времени, когда стрелка часов на самом западном рубеже родины-матери подойдет к 11-00, то сколько уже их горемык - сельских и городских пролетариев и пьющих интеллектуалов всех отраслей народного хозяйства получат по лбу в шлейфе Девятого вала на востоке, - вообще никакому подсчету не поддается. Поэтому, ловить кувалды и другие плотницкие инструменты, делать все серьезные дела, а также совершать осознанные поступки - надо до двух часов пополудни. Россия, брат ты мой.... Это на Западе сутки делятся на день и ночь. А у нас - до и после закрытия магазина.
Словом, вовремя все надо делать, вовремя. Вон и Мишка Волков - мой друг, как не встретимся, так сразу и пытает:
- Когда же мы поедем на Керженец, Иван? Вся жизнь пролетит, а байдарки так и останутся сухими. Поехали, я тебе говорю!
Если перефразировать Владимира Высоцкого, то лучше реки Керженец, может быть только лесная красавица - река Керженец. Помилуй Бог, не хочу обижать обитателей берегов Ветлуги, Усты, Линды и других рек и речек романтического Заволжья, но синие заводи и легкий голубой воздух среди янтарных сосен лесного Керженца завораживают и настраивают на самые хорошие мысли. На поэзию. Если, конечно, все кто там бывал - поголовно поэты и романтики.
Это байдарочное путешествие по Керженцу мы с Мишкой задумывали совершить каждое лето. И каждое лето какой-то вихрь неотложных дел захватывал наши погрузневшие от чревоугодия тела, бросал в рабочие командировки, удерживал у телевизоров, или в вечернем пивном баре на 'Скобе'. Словом, на любимом с далекого детства Керженеце, мы не были сто лет.
- Все, поедем! - сказал во время очередной встречи Мишка, - плевать на все обстоятельства!
Тут надо пояснить. В Мишке есть классические задатки настоящего организатора и руководителя, которыми с исстари богата русская земля. Когда он что-то твердо решает, ему действительно плевать на все мешающие обстоятельства. При необходимости он бы непременно повторил подвиг Александра Матросова, и посмертно получил звание Героя. Правда, потом бы наверняка выяснилось, что и амбразуру надо было закрывать не ту. И не в это время. Да и не грудью. Да и вообще могло случиться, что это свой дот, а не вражеский. Да и не дот вовсе, а окошко от подвала, а в подвале, как в падучей тарахтит компрессор. Но и на эти, неожиданно выявленные недоразумения, Мишка бы плевал, поскольку, Мишка был взращен в советской стране, а нашему человеку, как известно, - все по фигу. На амбразуры бросаются все, кто ни попадя и потому у нас так много Героев Советского Союза.
C Михаилом мы подружились в Альма Матер на факультетском комсомольском собрании. На нем судили не сознательного комсомольца, который на студенческой вечеринке в общежитии под мотив известной революционной песни инициировал распевание антиреволюционного пасквиля:
"Смело, товарищи, но-о-о-гу,
Дружно прострелим в бою.
Вашу войну и трево-о-огу,
Видели мы на ?ую!"
Песня была сплошь неприличной и, по словам комсорга факультета Юры Розенблюма, - клеветнически извращала революционный дух рабочих и крестьян, очерняла великое историческое значение социалистической революции. Автором нового текста оказался сам вокалист - студент, отличник, неутомимый общественник и впоследствии мой закадычный друг - Михаил Волков. Веселые студенты пели ее дружно, громко, прихлопывая в такт песни по табуретам. А происходило это в год, когда о советской власти и социализме анекдоты уже рассказывали по телевизору - свое победоносное шествие заканчивала Перестройка.
По давно принятой традиции, об этом случае кто-то стремительно 'стукнул' в соответствующую 'контору', которая на последнем вздохе своего могущества и авторитета еще пытались влиять на ситуацию.
'Контора' с бюстом Дзержинского на входе располагалась в двух шагах от нашего факультета - на улице Воробьева, поэтому, 'казачок' мог туда слетать даже зимой, не одевая шапки, и не успев простудиться.
Мишку вызвали в деканат уже на второй день после вечеринки, где с ним без свидетелей стал беседовать молодой человек c внимательными серыми глазами и в костюме черного цвета. Молодой человек, стараясь не выказывать своего панического волнения (первый месяц службы в КГБ и первое дело об антисоветской пропаганде, путем сочинительства стихов пасквильного характера), усадил Михаила напротив, достал бумагу и стал строго задавать всякие вопросы. Ответы он записывал на ту же бумажку. При этом его лицо сохраняло важность опытного и неподкупного чекиста.
После общепринятых вопросов, принятых в практике работы с подследственными: 'как зовут, где и когда родился, судим, не судим', то да сё.. - университетский поэт-песенник, наконец, догадался о причине визита сероглазого. А когда догадался, сначала разнервничался, а потом так заорал на следователя, что тот вздрогнул, а у деканата собралась толпа праздно шатающихся студентов.
- Ты чего сюда пришел, Пинкертон хренов?! Чего ты вынюхиваешь, Дзержинский, - недорезанный! - продолжал орать Михаил.
Молодой человек смутился, покраснел и сказал, что, если гражданин Волков не хочет по-хорошему сам во всем сознаться, тогда с ним придется говорить в другом месте. После этого он попросил подозреваемого в антисоветской пропаганде выйти.
Мишка ушел. Но, прежде чем хлопнуть дверью, на глазах у зевак посоветовал сгорающему от стыда КГБшнику, чтобы тот лучше шел работать на производство и приносил обществу пользу, а не поганил жизнь всем честным людям своей гадкой возней.
- Рыцари плаща и кинжала хреновы! Да вы же свою совесть вместе с плащом продали и пропили, а поэтому на голой жопе отовсюду виден только кинжал! - Орал он, выйдя в коридор и, наконец, хлопнув дверью - Вы народу колбасы дайте, задолбали лозунгами, да еще ходят, вынюхивают тут всякое.... Балбесы!
- Ни фига себе, влип!? - суматошно размышлял молодой человек, трясущимися руками запихивая листок с протоколом допроса в папку. Он и представить себе не мог, отправляясь на службу в органы, что его, хоть и практиканта, тем не менее, серьезного штатного сотрудника величественной службы назовут балбесом да еще с голой жопой? И все это произойдет на глазах у девушек, к которым он относился с романтическим благоговением и даже собирался жениться.
Насчет балбесов Михаил явно погорячился. Они больше не стали приходить, но вызвали к себе парторга ВУЗа и ТАМ 'накачали' по инерции струхнувшего старичка так, что, вернувшись в ректорат, парторг сразу заявил о том, что студент - антисоветчик должен быть непременно отчислен из университета
За Мишку вступилась добрая деканша:
- Если мы будем исключать отличников за обыкновенную мальчишескую выходку, кто же тогда у нас учиться станет? - сокрушалась она в ректорате - и потом, чем мы будем мотивировать отчисление Волкова? На всем курсе он один на золото может вытянуть, и с посещаемостью у него проблем нет.
Насчет дисциплины студента Волкова декан ничего не стала говорить. Грешки за Михаилом водились всякие.
После долгих дебатов, было решено разобрать 'дело' проштрафившегося студента на комсомольском собрании. А с КГБшниками собрался уладить дело сам ректор Угодчиков. Благо, его фамилия высоко ценилась в среде областного партийного начальства, которое еще могло сказать свое слово.
На ближайшем комсомольском собрании, специально состоявшемуся по этому поводу, Мишке объявили строгий выговор. Но, перед голосованием выяснилось, что у комсомольца Волкова уже несколько лет висят два выговора. Один - за грубое высказывание в адрес руководства стройотряда, и строгий выговор за драку, учиненную также в стройотряде, но уже на третьем курсе.
По ранжиру, вслед за строгачом должно было следовать исключение из комсомола. Взять на себя такой грех консервативное комсомольское руководство ВУЗа не смогло, потому что после подобного инцидента могли последовать оргвыводы и в отношении их самих со стороны областной комсомольской организации.
Правда, в это время областному комсомольскому начальству молодежные дела в ВУЗе были уже глубоко по фигу. Оно суматошно зарабатывало себе денежки во всевозможных фондах, кооперативах и финансовых компаниях, числясь там консультантами. Но, рядовые университетские комсомольцы об этом ничего не знали и после вялых споров остановились на том, что пора расходиться.
- Товарищи комсомольцы! - взволнованно воскликнула секретарь собрания Леночка Пухова - А как же Волков?
- Так, сами же говорите, что еще один выговор нельзя?!
Выход нашел Юра Розенблюм. Он предложил прежние взыскания с Волкова снять и уж, затем наложить новое взыскание.
- Да, но в повестке сегодняшнего собрания у нас как раз стоит пункт о наказании комсомольца Волкова, а не о снятии прежних его взысканий?! - заявила подлая секретарь собрания
- Ничего, - ответил тёртый в протокольных делах Юра. - Снятие взыскания мы оформим прошлым собранием, а новое взыскание - сегодняшним.
'За' снятие взысканий, борясь с сонной одурью, проголосовали все, а за новый выговор уже никто голосовать не стал. Тогда измученный председатель собрания, предложил, хотя бы, 'поставить ему на вид'. За 'поставить на вид' быстренько проголосовали все. Студенты - народ грамотный и 'Поставить на вид' на одной чаше весов и 'Антисоветская пропаганда, путем сочинительства стихов пасквильного характера' - на другой чаше, еще лет пять назад были в разных весовых категориях. И ехал бы сейчас новоявленный антисоветчик Михаил Волков в синей фуфайке, - собственности министерства Юстиции в крытом вагоне на лесоповал далекой Сибири.
Дело замялось, но мстительный Мишка и его диссидентски настроенные дружки стали вычислять, - кто настучал в КГБ? Все сошлись на том, что 'казачек' не кто иной, как 'писатель' Шурик Носков - женатый и надменный выскочка, единственный из студентов, который имел личный автомобиль, подаренный высокопоставленным тестем - начальником ГАИ всей области.
Шурик еще на первом курсе занялся неблагодарным писательским трудом и тиснул в молодежной газете два рассказика о студенческом житье-бытье. После громкой публикации, Шурик уверился, что его приплюснутая с детства голова таит в себе огромный писательский талант, и пророчил себе великое будущее. Он думал, сочинял, писал, рвал и бросал написанное в корзину и снова писал. Шурик, творил. Яркие поэтические слова, уложенные в русло прозы, так неудержимо рвались попасть на бумагу, будто их скопом выпускали из заточения. Шурик стал рассылать свои произведения в разные литературные издания. Там рассказы вежливо принимали и еще более вежливо отвечали так, что де тематика вашего писательского труда не соответствует направлению журнала.
Его менее талантливые однокашники подсмеивались над усилиями Шурика на литературном поприще и советовали ему плюнуть. Такие советы щемили мятущуюся душу молодого писателя и поэтому, один из трудов Шурика первый раз пошел не в адрес литературного журнала, а прямиком в адрес дома со строгими серыми колоннами на улице Воробьева к мрачным сероглазым людям. Там 'труд' с удовольствием приняли, по достоинству оценили и намекнули, что будут рады и последующим произведениям. С тех пор Шурик регулярно отправлял свои новые рассказы по известному адресу. Все они начинались на удивление одинаково: 'Доношу до вашего сведения, что'...
На занятия Шурик приезжал на горящих красным заревом Жигулях и под завистливым взглядом 'безлошадных' доцентов и профессоров ставил автомобиль на небольшую автостоянку около главного корпуса, где уже стояли 'Жигули' всех проректоров и 'Волга' самого ректора.
Шурик еще и раньше подозревался в том, что регулярно стучит сероглазым людям о том, кто и чем дышит на факультете, но за руку поймать его было не возможно. Были только косвенные доказательства его стукачества: - из всех скандалов и недоразумений, сопровождавших студенческие вечеринки, которые были традиционно часты в общежитии, - он всегда выходил чистеньким.
Отомстили Шурику до гениальности просто. Взяли и подкинули в 'бардачок' его красавца-автомобиля женские трусики, губную помаду, да женскую перчатку (она третью неделю без дела валялась на столе у вахтера общежития. Где раздобыли женские трусики - доподлинно неизвестно). Шурик целую неделю приезжал, как и обычно, - надменный и гордый, ставил свою машину рядом с ректорской. Все уже стали думать, что 'мина' не сработала. Но однажды в дождливый понедельник грустный писатель приехал на занятия на трамвае, а правая щека его была обезображена тремя длинными царапинами.
- Чего, Шурик - спросил его в коридоре Мишка, показывая на щеку - издержки семейного бытия?
- Да нет. Кот - скотина, - ответил Шурик и заспешил в аудиторию.
'Скотина-кот' почти на пол года лишил его права выпендриваться на своих Жигулях, что немножко сбило спесь с зарвавшегося собственника.
После этого комсомольского собрания мы с Мишкой и сблизились, а к выпуску уже были закадычными друзьями и оставались ими все последующие после учебы годы, хотя судьба разделила нас. Мишка трудился в отделе планирования одного полувоенного НИИ, а я работал в газете.
ГОТОВНОСТЬ ?1
Наконец, мы решились отправиться в долгожданное путешествие. Синий речной воздух! Уже одно предвкушение этого делало поездку прекрасной, а в дороге присоединится все, что только нужно тяготеющей душе: тихая река, лоскутной туман, колдовские зори, отрешенность от всех обязательств и повседневных забот. Романтика.
Состав будущей команды путешественников ограничивался наличием трех двухместных байдарок. Наметились и конкретные участники похода. Кроме нас с Мишкой кандидатами на робинзонаду стали мои двоюродные братья Вовка и Сашка. Пятым участником планировался Мишкин родственник - бывший муж Мишкиной сестры, - художник и поэт Игорь, приехавший погостить к нему из Санкт-Петербурга. Родство, конечно, было уже седьмой водой на киселе, но Игорь стал Мишке родственным по духу, и судьба разведенки сестры была уже не в счет. Одно место в байдарке оставалось вакантным до речного поселка Хахалы, где к нашему отряду должен был присоединиться также наш бывший однокашник Валерка Майоров.
- До Хахал поплыву один, - сказал гордый Саня - не люблю зависимости.
Все мы в среднем двадцати восьми - тридцатилетние недотепы - романтики, и лишь Игорю недавно стукнуло 51. Все, за исключением Игоря, не женаты, не обременены семьями, а Игорь женился раз десять. Во всяком случае, десять жен у него точно перебывало, а еще три сотни женщин утром выходили из его квартиры с чувством, что могли бы стать женами поэта. Игорь слыл отъявленным ловеласом, хотя его бородатый лик излучал скромность и застенчивость, и он был славным малым. Нас объединяли многие годы дружбы, совместные поездки на рыбалку, охоту и многие литры ее 'родимой', выпитые вместе и по раздельности.
Для планирования путешествия мы собрались в Мишкиной квартире. Свою мать Михаил благоразумно сплавил в деревню, где у них был еще дедовский дом. Их короткое хозяйничанье с Игорем в жилище оставило после себя гору не мытой посуды и несколько пустых винных бутылок у холодильника.
Скоро на столе появилась закуска, а из спальни Мишка принес старинный граненый графин, заполненный бесцветной жидкостью, с запахом, напоминающим обыкновенный самогон, коим в последствии и оказался.
После первых рюмок, жуя соленый гриб, Михаил достал из кармана лист исписанной бумаги и, стал зачитывать план предстоящего похода.
- 14 июня форсированным маршем высадится на станции Озеро!
- Разве можно высадится форсированным маршем? - морщась после самогонки и закусывая, спросил вредный Саня - ведь маршем, если нас правильно научил заведующий военной кафедрой майор Сидоров, - это что-то стремительно-молниеносное и тактически грамотное! Это, если куда-то все бегут! А нам то чего бежать? Мы же отдыхать едем.
- Не перебивай, умник, - строго заметил Михаил - и забудь вашего институтского алкаша в форме майора, с лицом Сидорова. Не служил в армии?! - Тогда и помалкивай, студент.
Санька единственный из нас, кто не хлебнул настоящего армейского лиха. Военная кафедра политеха, с вечно красными носом и уверенными глазами майора Сидорова, заменила ему всю армейскую школу. Поэтому, выражение 'форсированным маршем' представлялось ему в чисто академическом плане: - Исходя потом, бренча котелками, 100 солдат - отличников боевой и политической подготовки бегут через болото в обход противника!
Впрочем, самую творческую из нас личность Игоря бывшим солдатом можно было назвать только с большим натягом. Хоть и призывался он в танковые войска, но в танковых баталиях не участвовал, из пушек отродясь не стрелял, а грозные машины видел только пару раз, да и то из окошка штабного автомобиля. Игорь служил при большом полковом начальстве писарем. Многое умел, многое знал, писал в клубе всякие плакаты: 'Солдат, люби Родину - мать твою!' и сочинял стихотворную лирику для влюбленных прапорщиков и младшего офицерского состава. Даже под гнетом защитных погон рядового состава, Игоря преследовало удивительное состояние творчества, когда человек кажется красивее, умнее и выше себя. За все это он получал внеплановые увольнительные, которые использовал для собственных амурных похождений.
Словом, Игорь был приятным во всех отношениях мАлым, и его скромная физиономия расплывалась в приветливой улыбке даже во сне. Вскоре, творческий ум помог ему 'закосить' под больного и успешно комиссоваться из армии, не прослужив и половины срока.
Хотя, по слухам, причина досрочного дембеля оказалась более скандальной: молоденький, хваткий писарь сильно понравился жене замполита полка, которая, к неудовольствию мужа, стала часто пропадать в полковом краснознаменном клубе, готовя какую-то самодеятельность. Ее самодеятельность закончилась тремя днями в гражданской больнице, где ей успешно сделали аборт. В это время суетливый замполит мучительно вспоминал, когда же он в последний раз спал с женой? После двух лет интернациональной помощи еще Вьетнаму, женщины ему стали не нужны. Вероятно, замполит и помог писарчуку сказаться больным и уехать от греха подальше.
Второй пункт - громко и торжественно продолжал читать Мишка- отплытие по Керженцу начинается в 8 00 в районе турбазы 'Автозаводец'.
- Первая ночевка - в районе развалин Монастыря.
- Вторая - в районе Пенякши
- Третья - где застанет ночь.
- 18-го июня прибытие в Макарьев, укладка снастей, отплытие на 'Ракете' в Нижний и все, поход окончен.
Ну, как планчик? - спросил Михаил, потягиваясь за очередным грибком.
- Да уж, - с язвительной улыбкой, протянул до сих пор молчавший Вовка. - Планчик насыщенный. А как же прекрасные креолки, всякие приключения, пляж, рыбалка, дым костра, малиновый закат? Скромнова-то получается. Чувствуется консервативное влияние отдела планирования, где ты работаешь. Только цифры и никакой поэзии. Верно, говорю, Игорь?
- Вся насыщенность и поэзия нашего путешествия, господа, в наших руках - напыщенно сказал Игорь. - Все зависит оттого, как мы сами озарим свое паломничество к реке. Впрочем, думаю, никто не будет возражать, если ты, Вова, в качестве 'креолки' пригласишь с собой Буратину.
Все загоготали.
Речь шла о Розочке - секретарше редактора газеты, где работал Вовка. Относя себя к творческой когорте, она изредка пописывала в свою же газету, что доставляло невероятные мучения редактору во время правки ее сочинений. Конечно, можно было сослаться на то, что статья идеологически не выдержана, не соответствует рамкам политики газеты, и в публикации отказать? Но редактор, запершись в кабинете и ломая карандаши, по пол дня кроптел над творением Розочки и проклинал себя за глубокую интимную зависимость, в которую попал от своей секретарши на старости лет. Не публиковать Розочку было нельзя. Зная ее скандальность и эксцентризм, редактор дрожал от мысли, что когда-нибудь она прилюдно скажет: 'а вот, когда Вы меня тащите в постель, то не требуете знаний каких-то рамок. Вы кобель, Иван Иваныч, а не редактор'?! Это возможное разоблачение разящим молотом висели на бедной головой старого чиновника, и грозило немыслимым позором его честному имени.
Розочка была из семиток, имела длинные худые ноги, чудную талию, полные груди. Все в ней гармонировало, если бы не непомерно длинный, национальный нос за что ее и прозвали Буратиной.
Если бы не нос, она бы вообще смогла сойти за красавицу. А красота Розочке была очень важна, так как ее влюбчивость в творческих людей выходила далеко за пределы штата собственной газеты. Она была половой хищницей, о ней измечталась (и не без поводов) вся мужская половина областной организации Союза журналистов СССР. Поэтому, имя Буратино стала ассоциироваться с извечным, сладострастным чувством плотской любви. Похотливые мужики из различных газет, собираясь на какую-нибудь редакционную выездную 'летучку' или семинар журналистов, который всегда заканчивался веселой гулянкой, спрашивали у организаторов:
'А Буратины там будут?!'
О самом колоритном участником наших будущих странствий Вовке надо сказать особо. Еще в школе он занялся боксом и преуспевал на ринге. По окончанию десятилетки встал перед выбором - то ли всецело посвятить себя спорту, то ли другому интеллектуальному поприщу. Выбор стал неожиданным: двухметровый абитуриент поступил учиться в летное высшее военное училище. Это было странным потому, что из-за физических габаритов его голова должна была торчать над фонарем кабины истребителя. Но то ли истребители стали изготавливать под Вовкину комплекцию, то ли, садясь в машину, Вовка съёживался до нужных размеров, но учеба шла успешно. На курсе он прослыл асом. Однажды инструктор даже хвастался своим подопечным, что курсант Тучин так лихо разворачивает в воздухе самолет, что однажды, чуть было не врезался в собственный хвост.
Три курса Владимир закончил великолепно. А в середине заключительного четвертого курса он, практически готовый, боевой летчик, оказавшись в самоволке и, в сильно выпившем состоянии, был задержан патрулем. В гарнизонной гауптвахте с ним обошлись не очень вежливо, и буйный самовольщик 'накатил' всему караулу. Затем, выскочив на плац, из отнятого у начальника караула пистолета он стрелял по насмерть перепуганным воронам, кружащим над гауптвахтой, крича при этом: 'Рожденный ползать - летать не может!'. Патроны кончились и его скрутили.
Скандал был большой. Лейтенант - начальник караула, неделю униженно ходил с фингалом под глазом, и 'накатал телегу' военному прокурору. Вовке 'маячил' дисциплинарный батальон. Но все обошлось: Вовку просто выперли из училища, еще несколько месяцев он прослужил простым солдатом среди туркменов и киргизов в батальоне обеспечения. Как к самому грамотному солдату, к нему относились по-особому. Перед плановой лекцией для личного состава, к нему уважительно подошел прапорщик Гущин за советом: - Подскажи, как переводится на русский слово караизм?
Вовка, удивился и посоветовал ему сбегать в библиотеку к словарям. Через час он встретил на плацу озабоченного прапорщика и тот жаловался, что опоздал на лекцию из-за того, что прокопался в словарях и ничего не нашел. Помогла библиотекарша, разобрав, что в рукописной инструкции по проведению лекции это слово было 'героизм'. У замполита был неряшливый почерк.
С осенним дембельским составом наш Вовка распрощался с воинской службой. Приехал домой, отдохнул и пошел устраиваться на работу. На ту, которую насоветовали друзья. Это был один из популярных в городе частных ресторанов 'Чебурек& Арсен'
-Вам вышибалы нужны? - спросил он ответственную дамочку.
-Нужны. Только называется эта должность не так грубо, как Вы ее окрестили, а администратор, - кокетливо ответила дамочка (еще подходящего возраста) и выписала ему трудовую книжку.
-Вообще-то у нас ресторан буйный, особенно по ночам - продолжала информировать Владимира дамочка. - Администраторы долго не выдерживают, потому что их бьют. Но у Вас, я смотрю комплекция подходящая. Ваша первая задача - смотреть за порядком. Так что на работу можете выходить уже сегодня. А завтра придет Арсен Тамазович, более подробно расскажет о Ваших обязанностях и подпишет приказ.
К вечеру Владимир, как и обещал ответственной даме, надел свой парадный костюм, оставшийся с до армейских времен и ставший тесным, и прибыл в грохочущий музыкой ресторан. Пошел к бармену Сене, представился и свел с ним дружбу, которая скрепилась добрым бокалом коньяка в подсобке.
-Тут, вообще-то, больше собираются те, кто всю ночь лезгинку танцует, - сообщил Сеня. - Народ горячий. И за ними нужен глаз да глаз. И вообще, лучше сразу дать понять - кто в этом доме правит балом. Позавчера генеральную драку устроили, сам Арсен Тамазович приезжал, чтобы порядок навести. Сегодня тоже обещал быть.
После этого бармен, сдав свою смену ночному служителю виртуозного разлива, ушел домой.
Сновали официантки, то и дело собираясь в кучки, шепча и обсуждая достоинства нового администратора. Через час, Владимир, наконец, выглянул в зал: на сцене возились с инструментами музыканты. Гости уже заполнили все уголки ресторана и за столиками было тесно. В углу за сдвинутыми столами шумно угощались человек сорок людей, которые натурально умеют танцевать лезгинку. Остальные клиенты 'Чебурек& Арсен' - смахивали на бедных соотечественников. Зал был наводнен томными красавицами из соседнего рынка. Серьезные девушки в этот ресторан не ходили.
Владимир еще не много с ответственным видом побродил по залу и, помня слова бармена, что надо сразу дать понять присутствующим, - что бардака тут не допустят, - обратил внимание на один из шумных и самых богатых снедью, и дорогими винами столов. Гости за ним уже порядочно накачались, но более всех выделялся лысый коротышка с золотой цепью на шее. Цепь была такой толщины, что ее должен был носить бык в носу. Проливая шампанское, коротышка бил ложкой по тарелке, привлекая внимание к предстоящему тосту. Окружающие были так возбуждены разговорами, что мало внимали лысому. Тогда он хряпнул ложкой по тарелке так, что та разлетелась вдребезги. Все замолчали.
-А вот этого-то мы и не потерпим! - твердо решил про себя новый администратор. Он подошел к лысому сзади, взял его под мышки, на вытянутых руках, как Карлсона с поджатыми ногами, протащил через весь зал, и в мгновение ока выкинул из двери на мороз. Дверь захлопнул и, не обращая внимания на беснующегося за стеклом золотоносного хулигана, закрыл ее на защелку. Проходя мимо ошеломленного швейцара, велел ему выбросить на улицу пальто буяна, но обратно его не впускать. Все присутствующие удивленно взирали на администратора. Дело в том, что лысый, оказался самим Арсеном Тамазовичем, пришедший в свой ресторан отпраздновать День рождения.
После искрометной карьеры в ресторане, Владимир несколько месяцев проработал в сельхозавиации - вторым пилотом на кукурузнике, развозившем почту и другие грузы по области, потом поступил в институт и параллельно с учебой вновь вернулся к боксу. За год добился невероятных успехов. Его спортивные дела шли в гору так, что тренеры пророчили ему будущее великого Мохаммеда Али. В ВУЗах огромного города не было ни одного мало-мальски подходящего по весу боксера, который бы уже на первой минуте раунда не пал жертвой Вовкиной воли к победе.
Однажды на первенстве Поволжья во время схватки с низкорослым и хилым противником, Вовка задумался о том, - как он встретит высшую ступень пьедестала и с какой скромностью примет удостоверение мастера спорта. Именно в этот момент, когда в его голове уже раздавались литавры победы,
он нечаянно напоролся на прямой правой. В глазах все померкло, и Вовке было очень стыдно, что его - такого лося на глазах у сокурсниц выносят на носилках с ринга четверо дюжих мужиков. А семенящая рядом с носилками медсестричка машет перед его носом кусочком ваты, пропитанной нашатырем.. Наутро, с трудом вспомнив, что с ним произошло вчера, он решил, что бокс - это не очень интеллектуальный вид спорта и что лучше или заниматься перетягиванием канатов, или вообще посвятить себя только учебе. На том и решил.
Сейчас он был ведущим спецкором затухающей партийной газеты.
**
Уже к четвергу к путешествию все было готово. Оставалось лишь докупить рыболовных принадлежностей и кое-что из еды. На Санином горбатом Запорожце мы веселой компанией отправились в универмаг.
Правая дверка машины уже год, как не закрывалась. Саня несколько раз бросал все дела и, поругиваясь, ремонтировал капризный предмет гордости запорожских автопроизводителей, но после ремонта дверке становилось только хуже. В конце концов, она стала надежно закрываться снаружи, но совсем перестала открываться изнутри, поэтому, Саня любил ездить один. Если же случалось вдвоем, то, остановившись, шофер проворно выскакивал из своего помятого со всех сторон авто, обегал ее кругом и выпускал попутчика. По такому жесту окружающие могли бы подумать, что он привез какую-то очень важную персону. Но на самом деле никто так не думал. Все сразу догадывались, что водитель лопух, а у Запорожца не работает дверка.
Пользуясь хорошей погодой, народ оживленно сновал по улице туда сюда. К универмагу часто подъезжали крутые иномарки местных нуворишей. Нувориши вальяжно выбирались из красавцев-автомобилей, пятились на пять-десять метров и, картинно, нажимали кнопку сигнализации на брелке с ключами. Машины пронзительно пискали, а владельцы тачек, под перекрестным взглядом завистливых зевак, удовлетворенно растворялись в широких воротах универмага.
Мы подъехали за час до закрытия. Наш Запорожец бледно-зеленой поганкой прополз между двумя сверкающими в вечернем солнце иномарками и с противным скрежетом наехал остатком бампера на бордюр. Цыганки, гадавшие провинциальной барышне на жениха, в испуге бросились врассыпную. Барышня в недоумение смотрела на свою только что 'позолоченную' ручку, денег уже не было.
Саня обошел машину, открыл дверь, мы, толкая друг друга, выбрались из тесной душегубки. Хозяин с размаху захлопнул дверку. Железным языком она кратко вскрикнула 'Хоп', Запорожец закачался, юморной Мишка свистнул, все захохотали.
Через полчаса, груженные коробками, свертками и пакетами мы вернулись к автомобилю, забились в салон, как кильки и попытались сдать назад. Мотор ревел, Запорожец лихорадило, но теплый бордюр не хотел отпускать, понравившегося 'железного коня'.
-Выходи, амбал, приехали! - Игорь толкнул, сгорбившегося на переднем сидении Владимира, колени которого торчали на уровне ушей. - Видишь, из-за тебя машина застряла.
-Да уж точно не из-за вас, пигмеев. Чего сидишь? Открывай - толкнул он брата.
Саня вздохнул, выбрался наружу и пошел открывать Вовке дверь. Но и без тяжеловесного Владимира наш Запорожец сидел на тротуаре, как на якоре. Мы уж и все собрались, было покинуть капризный транспорт, но в это время многоэтажное здание в лобовом стекле стало проваливаться в тартарары, показалось голубое небо, и машина медленно покатила назад. Через пять метров пути здание стало вырастать вновь, и показалась красная от напряжения Вовкина физиономия.
-Слушай! - закричал Владимиру Игорь. - Ты уж ее теперь и носом в сторону рынка поставь. Чтобы специально не разворачиваться?
Вовка юмор понял, но, разгоряченный предыдущим действом, опять поднял нос машины на 45 градусов и развернул ее вместе с нами по направлению движения. У тротуара собралась толпа праздных зевак, которые впервые видели, как природный силач, словно пушинку поднимает и крутит машину полную седоков. В Запорожец Владимир садился несколько смущенный под аплодисменты десятков зрителей, среди которых были и девушки.
-Трогай! - скомандовал он брату. - Наша светлая радость по поводу предстоящего путешествия не должна быть омрачена казусом с непутевой машиной и с ее непутевым хозяином.
-Есть! - кратко по-солдатски ответил Саня, совсем не обидевшись, и включил зажигание. Стартер только один раз нервно хрюкнул, провернув коленовал, и смолк. Саня еще раз попробовал завести строптивый Запорожец, но реакции у мотора уже не было никакой. Сзади сигналили нетерпеливые автолюбители.
-Блин! - выругался шофер. - Аккумулятор сел. Толкни. - сказал он Вовке. Владимир косо разглядывал толпу, не успевшую разойтись после предыдущего героического зрелища, и замершую в ожидании нового.
-Ты меня выставляешь посмешищем для всего города. Домой приедем - башку сверну - мрачно пообещал он брату. - Иди, открывай.
Саня сбегал, выпустил Владимира и снова занял водительское место.
Машина тронулась с места, Саня засуетился, дергая рычагами. Наконец, скорость была найдена, но Запорожец встал, как вкопанный.
-Дубина! - воскликнул Вовка, появляясь в лобовом окне, - ты на какой скорости едешь?
-На первой..
-Ты бы еще заднюю включил! - уже обозлился Владимир. - Вторую включай, или третью, тетеря!
-Либеральный Саня нащупал третью скорость, и машина рывками тронулась по мостовой. Метров через тридцать в окошке снова появилось распаренное лицо Владимира.
-Все! Не могу больше. Вызываем эвакуатор.
-Извини, брат, толкни еще раз. Я зажигание забыл включить - жалобно сообщил Саня..
-Да я не буду дожидаться дома. Прямо сейчас тебе шею намылю, водитель хренов. Да сидите вы.. - досадливо махнул он рукой, видя наше нетерпение принять посильное участие в толкание автомобиля.
Образовавшаяся сзади колонна автомобилей, поняла, что сигналами Запорожец не пронять. Наиболее нетерпеливые водители выскакивали из своих авто и, вздымая руки к небу, сильно ругали 'Запорожец' и особенно его хозяина непотребными словами. Некоторые осторожно объезжали место легкого ДТП. Мы были холодны и невозмутимы.
-На этот раз все было предусмотрено до мелочей: Саня заранее включил зажигание, третью скорость, нажал сцепление, надавил акселератор и крикнул замершему в толкательной позе Владимиру: - Трогай!
-Владимир толкнул, машина завелась, толпа у универмага облегченно вздохнула, и народ пошел кто куда по своим делам. Саня проехал еще десять метров и затормозил, через секунду место командора занял тяжело дышащий Владимир.
-Вперед, Козлевич хренов.
Саня поддал газу включил скорость, машина дернулась и тут же заглохла. В салоне наступила гнетущая тишина, только сзади опять засигналила, успокоившаяся было колонна.
-Вылазим все, быстро! - скомандовал Михаил.
-Саня обежал машину, открыл дверку и вернулся на место. Мы с облегчением высыпались на улицу.
-Выключай сцепление и заворачивай налево. Толкаем, ребята!
Там же 'кирпич' - опасливо сообщил Саня.
-Не рассуждай.
Мы навалились и легко затолкали машину на тихую пустынную улочку за универмагом, которая тянется в сторону Цирка. Раньше по ней ходили трамваи, но сейчас этот отрезок пути ремонтировали, поэтому мы без опаски остановились прямо на рельсах. Вовка в изнеможении ушел на обочину улицы и сел в тени тополей на бордюр. Он критически осмотрел свои руки - они были то ли в масле, то ли в черном солидоле. Поискав глазами траву и не найдя поблизости таковой, он вытер ладонь о ладонь, отчего руки стали только жирнее и грязнее.
-Нашел! - радостно воскликнул Саня, возящийся в моторе. - Клемма отошла - сообщил он. Сейчас я ее проволочкой примотаю и плоскогубцами затяну.
-Вот так у тебя все и всегда, Саня: - с укоризной произнес Мишка, - где проволочкой, где ниточкой. У тебя, наверное, и мозги на ниточке держатся. Нет бы - сделать один раз навечно.
-Ничто не вечно под Луной - веселился Саня, крутя плоскогубцами.
В это время, на фоне доносящегося со стороны универмага монотонного гула оживленной улицы, по асфальту зацокали подковы. В нашем направлении по улице шла стройная девушка небесной красоты. Она была и на высоких каблуках, в розовой блузке и ослепительно белых брюках, которые так туго обтягивали бедра, что всемирная знаменитость - дизайнер Слава Зайцев не задумываясь бы сказал, что брюки малы! Хотя, не исключаю, что какой-нибудь самоуверенный босс модельного бизнеса сходу мог опровергнуть Славино утверждение. Он бы снисходительно сказал, что не брюки малы, а задница велика.
Неизвестно кто, но кто-то из них оказался бы прав. Впрочем, они и оба могли оказаться правыми.
Завидев пятерых импозантных (в джинсах) мужчин, девушка, на всякий случай, перешла на модельный шаг 'от бедра', а ее лицо приняло безразличное и загадочное выражение.
-Мои почитатели ездят на Мерседесах, дорогой. Тоже мне - агент 007 нашелся? Разбогатеешь, тогда и предлагай. С этими словами девушка гордым лебедем проплыла мимо, а опозоренный Саня глупо чесал плоскогубцам затылок.
Через минуту дело сделано: машина завелась сама, мы утрамбовались на заднее сидение, Вовка сел на командорское место и крутанул ручку, чтобы открыть окно.
-Не трогай ее - заорал Саня. - Стекло упадет!
Но было поздно. Стекло уже с грохотом провалилось куда-то во внутрь двери и пропало бесследно. В салон ворвалась живительный воздух. Прямо Рай.
-Ну, все! Считай пол дня ремонта... - загрустил Саня, дергая рычаги.
Машина тронулась и стала набирать скорость, догоняя копытную модельщицу, которая шла по середине дороги и кажется, не собиралась уступать место, хоть и плохонькому, но автотранспорту.
-Ну что она не слышит? Посигналь ей! - приказал Вовка.
Саня нажал на сигнал. Машина запищала, да так тонко и прерывисто, что нам всем перед девушкой стало стыдно.
Барышня - ноль внимания. Только ее шаг 'от бедра' стал еще размашистей и живописней. Тогда Вовка свистнул в окно. Модельщица лишь на шаг отступила вправо. Впрочем, теперь машине хватало места, чтобы проехать между выступающими шпалами и барышней.
Проезжая мимо девушки на скорости 10 километров в час, Вовка вытянул руку в окно и смачно шлепнул гордую красавицу по туго обтянутому заду. Та взвизгнула. Наш автомобиль, набирая скорость и прыгая на ухабах, помчался в сторону Верхнего города, а девушка продолжила свой путь в поисках женского счастья. На две трети ее аппетитной задницы бурыми четкими линиями ярко отпечаталась огромная ладонь с растопыренными пальцами ее нового почитателя из Запорожца.
Вечером, придя домой, уставшая девушка задремала на диване. Через некоторое время ее мама, сделав страшные глаза, поманила жующего на кухне отца. Зайдя в комнату, он увидел, разложенные на столе белые брюки дочери со страшным отпечатком на заднице.
--Как ты думаешь, кто это ее так шлепнул? - шепотом спросила жена, кивая на брюки. Что это за человек такой?
-По-моему это вообще не человек, а какой-то Йети - также шепотом ответил отец.
-Ты так думаешь?
-А ты глянь - отец кивнул на отпечаток, на который он наложил свою ладонь. Его мужская длань терялась на фоне отпечатавшейся лапищи, как ладошка ребенка в папиных руках.
-Ужас! - содрогнулась мать. - Хорошо, что еще не изнасиловал, сволочь. И родители с озабоченной нежностью посмотрели на спящую дочку.
**
Вечером в пятницу для окончательной утряски всех вопросов, связанных с путешествием, мы вновь собрались у Михаила. Весь вечер пили крепчайший самогон и обсуждали, что еще нужно взять с собой. Кроме шести литровых банок тушенки, которые мне подарил знакомый начпрод с военной части, из съестного было решено прихватить живого петуха, которого друзья из соображений хохмы, подарили Сане на День рождения. Петух уже вторую неделю жил, привязанный за ногу бечевкой, на балконе в Саниной квартире. Он жутко орал и гадил по утрам, будя весь одиннадцатиэтажный дом. Саня уже несколько раз порывался отрубить ему голову, но то ли подходящего случая для жаркого не было, то ли духу не хватало съесть полюбившуюся птицу? Словом, петух с жестким старым телом был жив, благодаря мягкости Саниного характера..
Из поддерживающих средств, мы договорились взять Мишкино подводное ружье с плавательными принадлежностями и аквалангом, купленным им из-под полы, мой транзисторный приемник 'Вега', бинокль. А также, малокалиберную винтовку со сбитым номером, принадлежащую то ли Вовке, то ли Сане? В запасе была 10-ти местная военная палатка, спальные мешки и прочие принадлежности.
Я, Мишка и Саня с предстоящего понедельника оформили полагающиеся отпуска, и лишь Вовку не отпустил редактор, мотивируя это важностью областной промышленной конференции, которая должна состоятся через полторы недели. Тогда Вовка христом - богом договорился с начальством о недельном отпуске за свой счет. А Игорь, учитывая свободную профессию поэта, оформленного каким-то истопником, и очередной этап холостого образа жизни, мог путешествовать до Второго пришествия без опасений, что его будет искать налоговый инспектор или суматошная жена.
Байдарки были проверены на целостность конструкций и вновь уложены, рюкзаки были туго забиты провизией и спальными принадлежностями. Я очень гордился своим рюкзаком, который купил еще во время службы в Эстонии. Он был защитного цвета, огромных размеров, а его карманы были обшиты красной окантовкой. По тем временам это считался самым высшим писком туристской моды. А размеры рюкзака позволяли заложить туда провизии столько, что взвод солдат мог бы два месяца спокойно проводить диверсии в тылу врага, не боясь умереть от голодной смерти.
Зато, Вовка возился со своим рюкзаком очень долго. Он сложил туда необходимые принадлежности и никак не мог упрятать малокалиберную винтовку. Из-за габаритов он разобрал ее по частям. Если приклад легко прятался среди рыбацкого хлама и продуктов, то ствол предательски высовывался наружу. Тогда хитрый Вовка обмотал конец ствола газетами, а поверх надел старый носок. Получилось не очень красиво, но была гарантия, что к туристу не привяжется какой-нибудь постовой милиционер в засаленной форме и кирзовых сапогах и, не станет требовать разрешение на хранение, ношение и т.д. .
Мы расходились от Михаила с чувством паломников, отправляющихся в Мекку. Радость и атмосферу праздника от предстоящего путешествия поддерживал духовой оркестр, неведомо как забредший в близлежащий парк? Все было прекрасно.
Вернувшись домой, Саня своего петуха также для пробы попытался запихнуть в рюкзак, но тот вырвался и долго полу летал, полу бегал по комнате, а когда его хватали за ногу, орал нечеловеческим голосом и пугал соседей.
- Да сверни ты ему шею - советовала из кухни сестра, что ты не мужик что ли?
- Я тебе скорее сверну шею, в особенности, раз ты жендсчина, и тем более глупая студентка, - ворчал Саня, прыгая, как вратарь Яшин и, пытаясь поймать дерзкую птицу за ногу.
В конце концов, петуха оставили до утра на балконе. Он, как ни в чем не бывало, несколько раз пропел и хлопал крыльями.
- Надо же, - думал Саня, собирая рюкзак - завтра ему на эшафот, а он поет?! Значит, он об этом не знает и пока счастлив. А знаем ли мы грешные, где наш эшафот
Рано утром после этих философских размышлений, петух, все-таки, был водворен в тесный рюкзак и, понимая беспочвенность своих потуг вырваться на свободу, притих. Его голова торчала наружу, он моргал белыми веками, крутил головой, но молчал, раздумывая о своем грозном будущем и оценивая настоящее.
**
В 4 00 'после вчерашнего' Михаил проснулся с жизненным потенциалом полевой мыши, чудом выжившей после всеобщего мышиного мора. У зеркала, разглядывая опухшее, небритое лицо, красные глаза, а затем и мелькнувшую в зерцале дикую харю Игоря с потенциалом улитки, пробирающейся к туалету, - он голосом оперного дьявола хрипло молвил: - О, новый день, зачем пришел ты? Хочу вернуться во вчера!
Игорь глухо хмыкнул, оценивая поэтические способности бывшего шурина.
Я проснулся в половине четвертого и еще минут десять валялся в постели просто так.
- Эх, разлюли-малина, - как это приятно думать не о извечных проблемах бытия, когда дома думаешь о работе, а на работе ждешь момента, чтобы улизнуть домой. А вот думать, например, о хорошем, об общественно полезном?!
Например, 'путешествие на байдарках по Керженцу может статься большим жизненным стимулом для любого, павшего духом российского интеллигента. Более того: настоянный на шишках терпкий сосновый воздух, - только укрепит пошатнувшееся здоровье человека труда, заставит еще смелее, ударнее, сильнее, качественнее и производительнее, и что особенно важно, с высокой ответственностью, боевитостью и высоким уровнем мастерства творить надежное, доброе вечное..' (О, мля, ну что бы мне дураку, в свое время было не вырваться в какие-нибудь депутаты...? Ведь запросто смог бы?! И нахрена я пошел в десант?)
ПОДНЯТЬ ПАРУСА
В 5 00 родной Нижний Новгород, который все мы для краткости и по инерции называли Горьким, медленно просыпался. Мы собрались на Московском вокзале. Несмотря на рань, на перроне было не протолкнуться от дачников. Нежное и умытое утро, ни облачка на небе обещали жаркий день и палящее солнце. По перрону, задевая друг друга корзинками, граблями и прочим огородным инвентарем, сновали пассажиры. Стоял шум-гам. Над серой рябью всклокоченных голов гордым лебедем проплывала голова Владимира с античным, греческим носом. Он знал, что многие девушки оборачиваются, глядя ему в след. Его поступь была решительна, а взгляд мужественен и весел.
Игорь всех подивил белыми парусиновыми шортами и белой панамой в колониальном стиле. Если бы его сфотографировать под пальмой, он запросто бы мог сойти за австралийского фаната-миссионера домиклухомаклаевских времен. Правда, Игоря подводил поэтический рост - 154 сантиметров с кавбойскими каблуками. Из-за цыплячьих габаритов чужестранца, Аборигены ни за что бы, не поверили в его божественную миссию и наверняка бы съели миссионера. Но Игорь знал, что едет не в дикую Австралию, а на просвещенный Керженец, поэтому, был смел, невозмутим и лучисто улыбался.
Я попытался всех удивить входящим в моду легким костюмом х/б защитного цвета, недавно купленный мною по дешевке на Мытном рынке. Саня появился тоже в маскировочных брюках, чем несколько омрачил мою недолгую светлую радость.
Отправляющиеся электрички гудели так, что отдельные пассажиры от неожиданности приседали. Мальчик тащил своего небритого папу к ближайшему киоску и пищал: пап, пап, хочу ирисок, хочу ирисок. Папа в задумчивости остановился у киоска.
- Ирисок говоришь? А кариес? Ириски тебя оставят без зубов к двадцати годам. Надо взять чего-то другого? Малыш понимающе смотрел на отца. После этого папа выгреб из карманов всю мелочь, пересчитал, занял у сына пятьдесят копеек и купил бутылку 'Жигулевского'.
Подали электричку. Народ рванул к дверям, как наши деды на штурм крепости Измаил. Старушки из толпы голосили, призывая бугаев к совести, но бугаи могли и сами позавидовать сноровистости старушек, Игорю чуть не сбили миссионерскую панаму, но, к отправлению поезда в вагоны кое-как убрались все.
Проныра Михаил прорвался в вагон в числе первых и, раскинув руки, занял для нас целое купе. Но затем уступил одно место девушке в джинсах и с потрясным бюстом. Совершая свой джентльменский поступок, опрометчивый Михаил смотрел только на бюст. Когда девушка повернулась, чтобы сказать спасибо, Михаил сделал равнодушное лицо, давая этим понять, что ему, как воспитанному человеку, все одинаковы и красавицы и не очень. Его джентльменство нас погубило: девушка прихватила еще свою мамашу с теткой и тремя малышами.
Мы через головы добрых дачников, прорывались к купе.
- Яйца те, яйца те не раздавите! - орала тучная тётенция, закрывая телом полиэтиленовый мешок с яйцами. Те мужчины, которые мешка не видели, одобрительно гудели: - правильно, мамаш. Тут не только яиц - всего на свете лишиться можно.
Мишка с виноватым видом сидел, стиснутый со всех сторон дородными тетками, а на противоположной лавке вокруг бюстовой девушки резвились три пацаненка. Там же, на край лавки половинкой задницы, подсел какой-то мужичок Мужичек, чувствуя, что занял чье-то место, с отсутствующим видом смотрел в окно.
Лодки и рюкзаки с торчащими удочками мы через головы передали Михаилу и он распихал их под сидения и на полки. Наш петух изредка орал из рюкзака на полке под потолком и таращился на окружающих, а окружающие, с удивлением, на него.
Сане сказочно повезло. Столпотворение в проходе стиснуло его грудь в грудь с очаровательной девушкой в соломенной шляпке и с дивными, нежными щеками, похожими на спелый абрикос. Когда вагон дергался, вилял на стрелках, или резко останавливался, Саня, наваливаясь на всякие приятные округлости девушки, делал трагическое лицо мол, де, извините, такова се ля ви. Девушка, на каждый толчок отвечала загадочной улыбкой. Но, когда ее попутчик уже и без повода стал наваливаться слишком плотно и часто, отталкивала его бесподобной грудью. Ее грудь, возвышавшаяся на скульптурном теле, вызывающе выпирала из-под футболки, и не было сомнений, что, например, любвеобильный Игорь за каждое прикосновение к такому вулкану любви с легкостью отдал бы правую руку. Это могло объясниться еще и тем обстоятельством, что Игорь был левша, а на правой руке у него из-за разных жизненных перипетий не доставало мизинца. Саньке же все эти удовольствия доставались бесплатно. Я стоял, сдавленный разноликими дачниками в метре, и с опаской предполагал, что если народу не поубавится, а поезд не перестанет дергаться, то Александр через пять минут этого интим-контакта непременно кончит недоразумением.
Ближе к цели нашего путешествия дачники стали толпами выходить на остановках, в вагоне становилось просторнее. Наш Саня загрустил. Его славная попутчица, откровенно улыбнувшись на прощание, также вышла из толчеи и скрылась в людском водовороте перрона.
Наконец, миновав славный город Семенов, где из окна вагона была видна пятиметровая деревянная ложка, стоящая торчком перед въездом в город, электричка перепрыгнула мост через Керженец и слева за окнами засинела вода большого круглого озера. На полустанке 'Озеро' мы сошли.
- Мамаш, - обратился Мишка к старушке сельского вида, которой он помогал сойти с высокой ступеньки поезда - а как называется это озеро?
- Это озеро называется Озеро, милай - ответила мамаша, встав на дощатый перрон..
- Что так и называется? - удивленно переспросил Михаил.
- Как себя помню, - сказала старушенция, и поспешила в другой конец перрона, где ее встречали родственники.
- Круто, однако! Озеро 'Озеро' у деревни Озеро - засмеялся Мишка. И, подождав, когда старушка уйдет, добавил - богатый русский язык.
После этого он вспомнил, как, пользуясь одним только кратким русским словом, можно разрешить целую проблему из области сложного, но экономически выгодного производства. Если, заменить это слово, на более литературное, то притча звучит так: приезжает бригадир лесорубов на делянку и видит непорядок: мужики - лесорубы, при погрузке лесовоза слишком много навалили бревен на тележку, и превысили все допустимые габариты. Это грозило осложнениями с ГАИшниками . Рассерженный бригадир кричит старшому:
- Эй, фигила, а ну фигач сюда. Фиг ли фиговничаете? Нафига дофига нафигачили? Офигели что-ли! Эти фиги из ГАИ тут же фигнут штрафом, офигеешь. А ну отфигачивайте..!
Чё фигачишься, обиделся старшой - перефегичили, то не долго и отфигачить. Фиг-ли...!
Учитывая, что все это было произнесено словами без литературных скидок, мы чуть не лопнули со смеху!
Через час по наезженной полевой дороге, плавно извивающейся среди ромашек вдоль железнодорожного полотна, мы вышли на берег. Открылся красивый речной пейзаж: хрустальный Керженец словно младенец нежился между крутых берегов, на которых теснились медовые сосны. К воде спускалась широкая полоса белого пляжа, теряющегося за поворотом. Вода была чистая, тихая и прозрачная, а противоположный сосновый берег укутывала легкая голубизна.
- Лепота! - протяжно произнес Вовка, прикрыв глаза. После этого он так глубоко вдохнул ядреный сосновый воздух, словно его прямо сейчас хотели посадить на электрический стул.
Мы сделали коротенький привал.
Попили из термоса кофе. С возмущением отвергли предложение Игоря попить чего-нибудь из Мишкиной фляжки. Возвышенное благородство храма природы нельзя было осквернять запахом самогона.
Полюбовались двумя молодыми дамами в купальниках, которые, появившись на двухвесельной голубой лодке из-за железнодорожного моста, проплыли на лодке вверх по течению к турбазе. Дамы были гордыми и независимыми. По крайней мере, старались делать вид, что пятеро туристов противоположного пола, взирающие на них с берега, их совершенно не интересуют. У гребущей, при взмахе весел, тонкие лопатки на спине выскакивали из под застежек лифчика и был стеснительный вид лица, а впередсмотрящая весила под 150 кг., и было удивительно, как она застегнула лифчик?