| |
| |
БОРИС ШТЕЙМАН
СВЯЗНОЙ
...И вечные эти проблемы с отпуском. Так двигаешься себе одним солдатским маршрутом, работа - дом, ну бывают небольшие отклонения - в гости, кино или там в магазин. Надо же иногда купить какую-нибудь обновку. А отпуск себе потихоньку надвигается. И хотя здравниц становится огромное количество, а туристических маршрутов ещё больше, отпускная проблема у Виталия Петровича и его жены не исчезает, а наоборот. В прошлом году съездили к морю и оставили там шестьсот рублей, что причинило Виталию Петровичу боль. А жене всё нипочем: - Надо менять обстановку! Необходимо переключение! Без отдыха нельзя! "Действительно нельзя, - соглашается мысленно он. - Но ведь и денег жаль..." Приходится оформлять тёщу сторожить детский сад. А на самом деле Виталий Петрович охраняет детское учреждение от посторонних. - Сделай хоть что-нибудь для семьи! Организуй отдых! - пилит Виталия Петровича жена Евгения. Дальше тянуть уже нельзя. - Ладно! Чёрт с вами! - соглашается он и, только чтоб отстала, предлагает ехать в Прибалтику. Приличные билеты умные люди выкупили заблаговременно. "Ладно, не сахарные! Всего-то одну ночь..." - решает Виталий Петрович, и, взвалив на себя неимоверную ответственность, покупает в общий вагон. В вагоне. Телеграмма Обдало вонью, испарениями человеческих давно немытых тел. Гомонят, переговариваются, создавая неумолчный шум-гам. Детки примостились на коленях у мамаш. Изредка заголосит какой-нибудь, а остальные уже настороже, и слёзы наворачиваются за брата или сестру, готовы поддержать, да вовремя подкинут, заакуют, вот уже и исчезла страдальческая гримаса-напряжение. Неуверенно двигается семейство Виталия Петровича по вагону. Забили уже все отсеки бывалые транзитники. Наконец в одном потеснились, подвинулись, и Евгении с Олюшкой удалось пристроиться на нижней полке. Сверху пьяный мужичок промычал что-то нечленораздельное. Догадался Виталий Петрович, что дан добрый совет не лопушить, а лезть по быстрому на верхотуру, не то поздно будет. И ещё понял, что мужичок о кошечке беспокоится, которую везет с собой до дому. "В станицу..." - предположил Виталий Петрович. Слабо мяукнула кошка и сразу же получила от сердобольной женщины-попутчицы пакетик с кефиром, который стала энергично поедать, слегка размазывая его по полу. Сердобольная женщина, ещё нестарая, поделилась со всеми постельным бельём, которое её сын с трудом достал в соседнем купейном вагоне, так как в общем оно было не положено. Пришепётывая и подхохатывая, сын всем объяснил: - За шоколадки! Обещал! - Пойди, Лёш, ещё принеси! Видишь, маленький без белья! - попросила его сердобольная женщина, показывая на крошечного соседского ребетёночка. А мамаша маленького только робко вымолвила: - Да ладно, уж как-нибудь одну ночь. Вы не беспокойтесь. Мы уж как-нибудь перебьёмся... - А куда идти-то надо? - спросил отец маленького, пытаясь показать, что и он парень-не-промах. "Такому не то, что не дадут, а ещё и отберут его же собственное", - оценил ситуацию Виталий Петрович, покрываясь постепенно вагонной грязью, а точнее жиром, на который стала оседать вагонная пыль. "Какой сразу дискомфорт..." - с тоской подумал он. - Ну, ты, мать, даешь? - захохотал сын сердобольной женщины и пошёл за бельём для маленького. "А вот такому, который половину букв не выговаривает, дадут... Потому что он веселый", - продолжал анализировать Виталий Петрович. Пьяненький мужичок слез с верхотуры и всем объяснил, что он был на уборке урожая, шофёр он, а работал на тракторе, везёт с собой кота и, улыбнувшись, пошёл перекурить. В это время появился босой человек с жуткой рожей, настолько протокольной, что ехать дальше уже совершенно было некуда. И отчаянно завоняв своими босыми ногами, молча и быстро взобрался на третью полку, предназначенную Виталию Петровичу. Перед тем, как отвернуться к стене, протокольная рожа оглядела всех алкогольно-чифирными глазами. "Никого не забуду!" - прочёл по слогам Виталий Петрович татуировку на ноге у этого вольноопределяющегося. "Это, братцы мои, натуральный зек. И татуировка не без смысла", - умудрено покачал головой Виталий Петрович, прикидывая, где у того запрятано перо. - Надо бы согнать подлеца. Да как бы это сделать половчей?" Но тут появился перекуривший хозяин кошечки и без всяких предисловий, перемежая свою речь различными крепкими выражениями, заорал: - А ну быстро слазь отседова! Слышь, чего я тебе говорю?! А ну давай! - и стал стаскивать татуированного за ноги. К всеобщему удивлению тот выяснять отношения не стал, а пробурчав примирительно: - Да, ладно тебе! Не разоряйся! - освободил место. - Ишь ты, халявщик нашелся! Стоит только отойти, раз и готово! Ну, и дела! - прокомментировал случившееся шофёр-тракторист и забрался к себе наверх. "У зека билета нет, - предположил Виталий Петрович - А может, уже набедокурил, вот и решил не связываться..." Начали потихоньку затихать пассажиры. Виталий Петрович подложил под голову чистое домашнее полотенчико и стал крутиться на комковатом тюфяке, устраиваясь поудобнее. Наконец навалилась дурная дрёма... Вдруг кто-то грубо дёрнул его за слегка свесившуюся в проход ногу. - В общем спать на тюфяках нельзя! - закричала, как резаная, проводница. "Ну и порядочки..." - вяло сквозь сон удивился Виталий Петрович, слабо дрыгнув в ответ ногой. - Я тебя! - ругнулся в ответ тракторист, которого разбудили таким же Макаром. Но проводница уже скрылась и продолжила тормошить других бедолаг в соседних отсеках. "Суки..." - запоздало отреагировал Виталий Петрович, снова погружаясь в тяжёлый больной сон. Поезд равнодушно стучал колёсами... В середине ночи кто-то снова стал теребить Виталия Петровича, но на этот раз за плечо и довольно деликатно. - Идите вы со своими тюфяками, бесстыдники! - пробормотал Виталий Петрович, не открывая глаз. - Добиваетесь... Сейчас уж точно пошлю, куда надо... - Тише! Товарищ Кротов! Тише! Вам телеграмма, - зашептала усатая морда, возбуждённо тычась в ухо Виталия Петровича. - Ну, это же ошибка! Неужели неясно? Обычная дорожная ошибка, - застонал с досадой Виталий Петрович. - Моя фамилия Кратов. Никакой телеграммы мне быть не может! Оставьте меня в покое. Иначе пошлю! Доведёте! - он отвернулся к стенке и попытался поймать конец ускользающего сна. - Всё точно, товарищ Кротов! Я - начальник поезда. Ошибка исключена. И ответили вы точь-в-точь, как надо. Я, конечно, понимаю, конспирация и всё прочее... Но мне не впервой. Можете не сомневаться! Ответственность понимаю. "Явно, больной! Объясняться бессмысленно", - решил Виталий Петрович и устало произнёс: - Ну, ладно, давайте! Сопротивляться было бесполезно. Усатый в форме с галунами и звездочками на рукаве довольно улыбнулся: - Ну и хорошо! А то я уж испугался, что вы откажетесь. - Может, всё же не надо? А? - предпринял последнюю попытку Виталий Петрович, приподнявшись на локте и расписываясь в большой амбарной книге. - Может, в другой раз? На обратном пути? - Не могу! Дела! - истолковал по-своему его слова начальник поезда и, заулыбавшись, добавил: - Постараюсь забежать перед прибытием. Если удастся... Дел невпроворот! - Не надо забегать, - вяло запротестовал Виталий Петрович. "Боже, как все нелепо! - он увидел себя со стороны в синих тренировочных штанах и носках, с помятым лицом, в полутьме вагона. - А мог бы в мягком... Халат, дорогая сигара, кофе, коньяк, дорожный несессер... Роскошный, уверенный, немного утомленный... Тьфу!" Виталий Петрович сунул телеграмму под подушку. Вытянулся. Потер кулаками затекшую спину. Сильно скрючившись, с трудом сел на полке, свесив ноги. Мерно храпела сердобольная женщина. Внизу напротив уютно спала жена, обняв дочь. "Могут спокойно обойтись без меня" - подумал Виталий Петрович, достал телеграмму, аккуратно спустился и вышел в коридор. Вонь стояла просто чудовищная. Из тамбура несло блевотиной. Раскрыл телеграмму: "Не в службу зпт а в дружбу тчк Приятное с полезным тчк Комнату сняли тчк Паарле 12 тчк Впрочем извини тчк Как хочешь тчк" В конце неразборчиво. То ли последи, то ли не наследи. Виталий Петрович смял телеграмму. Тяжело взглянул на синюю дверь туалета с отломанной ручкой. "Пригодится..." - и сунул её в карман тренировочных В проходе появилась тёмная фигура. Виталий Петрович напрягся и занял оборонительную позицию. Узнав усатого начальника поезда, расслабился. - Виталий Петрович, забыл сказать! Передали-то неразборчиво. Где телекс? - запыхавшись, проговорил усатый. - Какой телекс? - не понял сразу Виталий Петрович. - Виноват! Телетайпограмма! Где она? - Вот, - он вытащил смятую бумажку. Начальник поезда неодобрительно покачал головой и аккуратно разгладил листок: - Вот тут, - он ткнул пальцем в текст, - то ли последи, то ли не следи. Я также неразборчиво и написал. Чтоб соблюсти! Документ как ни как! Ну, вам-то уж конечно понятно, про что! - уважительно улыбнулся. - Такая работа... Ну, и деньжатки, зато неплохие, - как бы пояснил сам себе. - Я инженером на ящике, - зачем-то объяснил Виталий Петрович. - Конечно, инженером, - охотно согласился начальник поезда и, помолчав, добавил: - На ящике... А я на поезде начальником. Каждый на своем месте, - хитро, понимающе прищурился. - Да, чуть не забыл. Могу посодействовать с купе. Желаете? - Да уж ехать-то всего ничего! Раньше надо было, - отказался Виталий Петрович. - Раньше не было сообщения, - пояснил усатый. - А сейчас действительно поздно. Да и вы можете себя раскрыть. Вдруг за вами наблюдают. Я, когда шёл, несколько раз проверялся. Телевизор смотрим, знаем, что к чему! Виталий Петрович отвечать не стал. Это было уже слишком. Хотя говорить с народом любил. - Ну, теперь вроде всё. Пока! - заключил усатый. - Пока! - согласился Виталий Петрович. Начальник поезда отошёл, повернулся и весело с укоризной произнёс: - А вы, ошибка! Стали бы тогда в карман складывать? А? - но, наткнувшись на неподвижный взгляд Виталия Петровича, поспешно закончил: - Ну, всё, всё! Пока! Не могу, дел по горло! Усатый быстро исчез, и Виталию Петровичу даже показалось, что он юркнул в соседний отсек. Виталий Петрович подошел крадучись, заглянул. Нет! Спали бедолаги-пассажиры. "Я начинаю работать", - мрачно констатировал он. Проверил карман. Телеграмма была на месте. Дом. Жители. Приезд Будто кто-то по рельсу тихонечко: дзинь-дзинь-дзинь... Может, вредное насекомое, норовящее укусить? А слышится: вань-вань-вань... И тишина... А уже потом истошно, громко, воплем, протяжно: Ваня-а-а! Короче, развёлся дядя Ваня с женой и соответственно разделил с нею жилую площадь. Переехал в отдельный серый дощатый курятник, зато две комнатёнки, а дядя Ваня еще пристроил. Руки-то есть. Понаставил туда кроватей железных, пружинных, издающих скрип, казённых тумбочек и стал сдавать. Море рядом, поэтому желающих полно. В любую погоду дядя Ваня в синем берете, по-рабочему натянутом на большую голову по уши. Из-под него глядят два небольших, почти немигающих, слабого свечения глаза. Серый, видавший виды, костюм в полоску. Сам дядя Ваня роста небольшого, но крепок, несмотря на годы. "Дядя Ваня - хитрый чёрт!" - думает он про себя и выключает везде свет. Отдыхающие, конечно, попадаются на эту дешёвую удочку. Ведь не все ещё такие ушлые, остался ещё доверчивый народ. Худо было бы без него! Да и ситуация соответствует - спрос превышает любые предложения. - Ну, мы согласны. Вроде бы неплохо. Вот только чего-то света нет? - бормочут отдыхающие. - Ну, это пустяк! Пробки перегорели. Это мигом! - бодро восклицает дядя Ваня. - А денежки, деньжонки вперед! Уж таков порядок, - суетится дядя Ваня. Мол, рад бы не брать вперед, но таков закон! Тут уж ничего не поделаешь. Ну, отдыхающие, уже в ранге постояльцев, отсчитывают купюры и... оказываются в ловушке! "Матерь божья!" - только вскрикнет, как подстреленный, постоялец, когда дядя Ваня пробочку ввернет, да вспыхнет голая тусклая желтая лампёшка под потолком. Убого, конечно убого! Ну, да ничего. Десять-двадцать дней перетерпеть... А другие думают обозлено: "Подыщем себе получше комнатенку и гудбай, дядя Ваня!" Но у дяди Вани железный принцип - денег обратно не отдавать! Хоть застрели или там телеграмму какую-нибудь принеси, что срочно отзывают к семейному очагу или, скажем, синим пламенем горит план. Но народ поопытней так суетиться не будет, а просто плюнет с досады, что так провели... и останется. Только попросит два одеяла, а то ночью холодно. А вечером, бывает, решит окна открыть, проветрить каморку. Ну, тут уж дядя Ваня не выдержит, и у него нервы не канаты, схватит палку и решит справедливость навести: - А ну, сволочи! Закрывай окна! Им, видишь ли, холодно! Два одеяла им подавай! Бесстыжие! Правда, он перед этим, как обычно, махнёт пару стакашков. Да и народ обычно робкий попадается, закроет себе окна и затаится тихонечко. Охота была связываться. Отдыхать приехали, а не нервы себе трепать. Тем более хоть и своя республика, а чужая. Везде чистота, урны, не плюнь. Тьфу, ей богу! Но один раз дядя Ваня всё же нарвался. Сняла одна, как он её называл, цыганка, а потом съехала и увела две тарелки, блюдце и одеяло. Дядю Ваню чуть удар не хватил! - Ну, да ничего! - объяснял он праздной публике из отдыхающих, собиравшейся обычно в дворике от нечего делать. - Я ей сделаю! Я ей такое письмо на работу накатаю! В партком! Научный сотрудник! Как попрут в три шеи с сотрудников, так подумает в следующий раз, как блюдца уводить! Но время незаметно делает свое дело. Допился всё-таки дядя Ваня до чертиков. Оделся в какое-то женское тряпьё, юбку где-то достал, большим платком обвязал голову поверх берета, вытащил большой старый чемодан и уселся на него перед домом. Пригорюнился, подпёр голову рукой и говорит печально: - Вот так... Приехали отдыхать, а остановиться негде... - и резко стаскивая с головы платок и вскакивая, торжествующе заканчивает: - А квартиров-то и нету! Это была жестокая комедия. Хозяева из основного, большого дома, недолюбливавшие дядю Ваню и считавшие его изрядным придурком, позорящим весь коллектив арендодателей, наслаждались этой сценой, так как надеялись, что после такого уж он непременно спятит. И его определят, куда следует! Но не тут-то было!.. "Как это все непристойно, несолидно..." - думала Зинаида Васильевна. Сама она жила с мужем и внуком на кухне, а две хорошие комнаты сдавала. Одна из них и была снята неизвестным лицом для Виталия Петровича. Причем для верности был заплачен задаток. Зинаиде Васильевне часто было себя жаль, прямо до слёз. "И что ж это за жадность такая проклятая?! Да пропади все пропадом! - каждый год решала она. - Всё, хватит! Никого больше пускать не буду! Хоть на старости лет поживем по-человечески!" Но наступал новый сезон, и всё шло по-старому. И дети, слава Богу, уже обеспечены, так нет, теперь вот старик надумал машину покупать. А ведь прекрасно ездит себе на мотоцикле... Муж Зинаиды Васильевны, хозяин Оскар, был крепкого вида старый мужчина. По комплекции похожий на дядю Ваню, но более жилистый. На голове у него был седой бобрик волос. Поворачивал он её резко, по-птичьи и также по-птичьи, не мигая, мог долго смотреть в одну точку. Этим он был похож на дядю Ваню, а также тем, что никогда нельзя было понять, о чём он думает в данный момент. Хозяина Оскара неимоверно раздражали постояльцы. Особенно тем, что кипятили для чая больше воды, чем выпивали. Зло он иногда срывал на супруге или внуке. Ещё жильцы часто ходили на кухню к плите, когда Оскар с женой и внуком уже спали. И это также сильно укорачивало ему жизнь. Виталий Петрович с семьей возник у невысокого забора уже где-то за полдень. Ещё раз вгляделся в номер дома, посмотрел для верности телеграмму и зачем-то прошел дальше вдоль забора. Там имелась вторая калитка. - Вторая калитка... Видимо, несколько хозяев, - проанализировал он обстановку. - Так ты не разыгрываешь? - подозрительно поинтересовалась Евгения. - Почему нельзя было сразу сказать? А надо было нервы мотать?! - Действительно, зачем, пап? - поддержала Олюшка. Она была уже совсем взрослая. - Хотел сделать вам сюрприз. Да и потом, вдруг не понравится? Они пересекли утоптанную лужайку перед домом. Виталий Петрович машинально взглянул на веранду. С неё с доброжелательным любопытством глядели две совершенно одинаковые пожилые женщины. Закивали приветливо головами. - Близнецы, - заметил Виталий Петрович, - Действительно, близнецы, мам! Как здорово! - зашептала Олюшка. - И такие старые! "Если бы их не было, я бы больше удивился, - с сарказмом ухмыльнулся Виталий Петрович. - Задание обещает быть интересным". Зинаида Васильевна проводила новых постояльцев в довольно просторную светлую комнату. С ковриками, диванами, небольшим буфетом и платяным шкафом. - Ну, кто в этот раз организовал вам, оглоедам, отдых? А? - Виталий Петрович с размаха плюхнулся на диван. - Ну, пап, ты даешь! Правда, мам? - подпрыгнула Олюшка. - И сколько будет стоить это удовольствие? - Чем хорошо детство? - поинтересовался он у дочери. - Ну, как чем? Весело, игрушки, купаться скоро пойдем. Да, мам? - Верно, Олюшка! Беззаботностью! А ты, сколько, почём! Ещё успеешь, не торопись!.. А цена везде одна, стандарт... душу в заклад! - Душу в заклад! - с удовольствием повторила дочь. - Отлично, пап! Надо запомнить! - и довольно засмеялась. Окно выходило во двор. Напротив торчал курятник дяди Вани. "Двор проходной", - отметил Виталий Петрович. Из сарая справа хозяин выкатил мотоцикл с коляской. "Довоенный. БМВ", - определил марку Виталий Петрович, высунулся в окно и крикнул: - Сколько сил? Хозяин сделал вид, что не услышал. Сразу же затарахтел мотор. "Завёлся с пол-оборота. Мог и не услышать... Хороший механик. Держит аппарат в порядке. Поехал направо. Значит, есть ещё третий выход... Я, кажется, спятил, - заключил Виталий Петрович. - А что, в самом деле, приятное с полезным. Надо отрабатывать квартиру... Интересно, кого я должен раскрыть? Уголовка? А может, резидента?" - засмеялся. - Ты чего? - Олюшка прыгнула ему на спину. - Ничего, - отмахнулся он. - Нет, уж скажи! Так нечестно! - Ну, ладно. Я должен выследить резидента. Отработать квартиру! - Выследить резидента стоит дороже! - резонно возразила она. - А может, ты шутишь? Или игра такая? - наморщила лоб - Здорово, пап! Я тебе буду помогать! Мамульку будем подключать? - Ни в коем случае! Она разбирает вещи и её нельзя волновать. Только в самом крайнем случае. - Ну, шикарно, пап! Ты как всегда! На высоте! Я знала, ты что-нибудь придумаешь интересненькое. Что я должна делать? - Не подавать вида! И молчок! Всё, как обычно! - Всё, как обычно, - повторила Олюшка. - Это похоже на пароль... Пароль на сегодня! Будем менять каждый день! Ну, чего ты смеёшься?! Так положено, пап! Не перепутай! Это только на сегодня! Ну, ладно, пойду, послоняюсь, - и она хитро подмигнула отцу. Он вышел вслед за дочерью. Обогнул дом, другая сторона улицы выходила на стадион. Небо затянуло облаками. Начал накрапывать дождик. Виталий Петровичу показалось, что когда-то он уже был на этом чужом и незнакомом стадионе. Первая ночная поездка Что-то тихо стукнуло во дворе, и Виталий Петрович проснулся. Проклиная себя: "Да что я, в конце концов, нанялся что ли?!", - он медленно, стараясь не разбудить жену и дочь, встал. "Спим на одной кровати, а платим каждый по два пятьдесят. Вот она высшая справедливость..." - подумал он, подходя к окну. "Темень кромешная... Но во дворе кто-то есть", - определил он, быстро оделся и неслышно отворил дверь. Коридор показался ему гораздо длинней, чем днём. Да и поворотов стало больше. Виталий Петрович больно ударился коленом о какую-то железку. Тихо выругался: "На самый проход поставили, гады! Совершенно не думают о людях!" Пощупал рукой - велосипед. Прошел дальше, толкнул какую-то дверь и... очутился в комнате. На диване спала женщина. Слева слабо тлел ночник. Одеяло сползло. Ночная рубашка была явно коротковата. "Притворяется... Не спит... Нарочито соблазнительная поза... Похоже на ловушку... Где же тогда дверь во двор?" - понеслись в голове обрывки мыслей. - Прошу простить... Оплошность... Такое время... Совершенно ненароком... То есть просто абсолютно... Да и двери... Размножились к ночи... Да, да. Прошу покорно... - на всякий случай залепетал Виталий Петрович. Ему показалось, что женщина чуть-чуть насмешливо улыбнулась. "Ну, это уже просто подначка. Хотят поставить в неловкое положение", - предположил он. И вдруг обнаружил, что рядом с дверью у ночника сидит одетый в костюм мужчина и, низко наклонившись, сосредоточенно читает книгу. - Слона-то я и не приметил... Рад познакомиться... Рад... - также тихо пробубнил Виталий Петрович и, пятясь, прикрыл за собой дверь. Бросился вперёд, толкнул в отчаянии какую-то дверь, не исключая, что снова окажется в той же гостеприимной комнате, и, чуть не слетев со ступенек, вывалился во двор. Глаза быстро привыкли к темноте. Двери сарая были открыты. Из него медленно, стараясь не шуметь, хозяин Оскар выкатывал свой БМВ. "В моём распоряжении пара минут. Около дома заводить не станет", - прикинул Виталий Петровичей и вспомнил про велосипед. Хозяин, всё также медленно толкая мотоцикл, скрылся за воротами. Виталий Петрович быстро вынес из дома велосипед. Проверил колеса. Шины были надуты отменно. Да и седло оказалось поднято в самый раз. "Хорошо, когда о тебе заботятся", - тепло подумал он и вспомнил, что всегда сам разогревает себе обед, а пуговицы пришивает теща. За воротами вообще ничего не было видно. "Направо или налево?" - засомневался Виталий Петрович. Откуда-то сверху зафыркал мотоцикл. "Вроде не было никакой горы", - подумал он и потащил наверх велосипед. Из-под ног, шурша, посыпалась щебенка. Наверху оказалась отличная шоссейная дорога. Виталий Петрович вскочил в седло и помчался вслед удаляющемуся красному огоньку мотоцикла. Луна стала просвечивать сквозь облака. Он ехал мимо каких-то заброшенных строений, бараков, полуразвалившихся домов. "Наверно, бомбили", - предположил он. Из одного дома Виталия Петровича неожиданно обстреляли из автомата. "Глупо погибнуть, не выполнив задания", - мелькнуло в голове. Вскоре он выскочил на узкую улочку. "Надо поосторожней, - решил он. - Возможно, комендантский час". Мотоцикл хозяина он потерял из вида. Слабо горели уличные фонари, вяло рассеивая бледный свет. Виталий Петрович доехал до угла, повернул обратно. Мимо пронеслась машина с потушенными фарами. Он свернул налево и увидел небольшой ресторанчик. Прочёл название: "Забытый приятель". Чуть наискосок, в проулке стоял хозяйский мотоцикл. Виталий Петрович прислонил неподалеку свой велосипед к стене. Толкнул стеклянную дверь. Тренькнуло. И он очутился в довольно просторном помещении. Почти все столики были заняты. Между ними в табачном дыму одиноко и плавно скользил старик-скрипач. В глубине на невысокой сцене два других старичка играли на фортепьяно и контрабасе. - Давненько у нас не был, приятель! Давненько! - радушно встретил Виталия Петровича мужчина в несвежей белой куртке. - Как раз держу для тебя очень уютный столик. Именно то, что ты любишь. Не близко от оркестра, но и не далеко. Да и из зала не будут мешать, - он проводил Виталия Петровича к дальней стене. - Надеюсь, с документами у тебя порядок? А то повадились, черти, с этими проверками. Люди и так издёрганы, хотят тихо, уютно провести вечерок, поболтать о том, о сём. Так нет! Что ни вечер - проверка. Скоро люди вообще не захотят выходить на улицу. Будь как дома, приятель! - неожиданно закончил он. Невдалеке сидел хозяин Оскар. Он пил пиво и разговаривал с соседями по столу. Хозяин безразлично скользнул взглядом по Виталию Петровичу. "Делает вид, что не узнает, - подумал Виталий Петрович. "Есть два способа, - стал размышлять он. - Или подлаживаться, менять самого себя в зависимости от обстоятельств, или нет. В первом случае можно испытать кое-что вовсе тебе и не предназначенное от природы, твоему собственному искреннему "я". И в этом, мало почтенном на первый взгляд способе, многое соответствует обычной человеческой приспособляемости. Во втором же случае легко превратиться в крайне тяжёлого человека или неприятного гордеца. А если ты человек удачливый и сильный, заставить приноравливаться других, что может привести к обычному насилию..." Виталий Петрович стал вспоминать о том, что его легко принимают за своего в любых социальных слоях, и он быстро находит нужный тон в общении с самыми разными и даже иногда весьма неприятными людьми. Вот и сейчас в этом кабачке он чувствовал себя весьма непринужденно. - Вы так славно задумались, - вывела его из оцепенения официантка. - Что прикажете принести? Есть пиво, сосиски и кофе. Вы не поверите, натуральный бразильский! - Рюмку водки... - задумался Виталий Петрович. - Нет, пожалуй, грамм двести и что-нибудь закусить. На ночь наедаться вредно. Ведет к раннему атеросклерозу! - пояснил он свое решение. - Сейчас можно не дотянуть до своего склероза, - мудро заметила официантка. - У вас документы-то в порядке? - поинтересовалась она. - А то каждый вечер проверки! Вчера троих взяли. "Больше подлаживаться не буду!" - мужественно решил Виталий Петрович. - Мой паспорт или, ну как его, аусвайс на прописке. Хозяин может подтвердить. Официантка одобрительно рассмеялась: - А вы с юмором! Теперь многие языки прикусили. Шутят только те. А вы вроде не из них... Сейчас мигом всё принесу! Она нарочито медленно повернулась, продемонстрировала отличную грудь и, покачивая бедрами, неспешно удалилась. "Она не бука и очень недурна... Да и глаза лукавые", - подумал Виталий Петрович. За соседним столиком сидела молодая элегантная женщина. Она нервно теребила сумочку и изредка поглядывала на Виталия Петровича. "Как всё-таки мило раньше одевались. Какое породистое красивое лицо. Точеная шея... Надо выбирать... Нравятся обе. Ну, надо же, как не повезло..." - огорчился он. Виталий Петрович начинал физически недомогать, когда приходилось выбирать. Он даже симпатизировал из-за этого армейской жизни... иногда. Женщина поглаживала рукой зелёную скатерть. Виталий Петрович неожиданно поймал на себе неодобрительный взгляд хозяина Оскара. "Интересно, здесь танцуют? - засомневался Виталий Петрович. - Всё! Раз решил не подлаживаться, то всё!" Он встал и, не торопясь, подошёл к женщине: - Вы позволите вас пригласить? - Куда? - испугалась она. - Ах, это... - засомневалась незнакомка, - но здесь, кажется, не танцуют. - Виталий Петрович, - представился он. - Приехал на отдых, в отпуск. - Отпуск, отдых... Неужели сейчас кто-нибудь ездит отдыхать? Так странно слышать. Раньше мы каждый год ездили на воды. - Разрешите присесть? - Да... пожалуйста. Я тут жду одного знакомого, а его все нет и нет. Я даже начала беспокоиться. Вдруг с ним что-то случилось?! - она вопросительно взглянула на Виталия Петровича. - Есть люди, которые всегда что-нибудь забывают, - и она погладила рукой скатерть. - Я сама всегда что-нибудь забываю и очень расстраиваюсь потом из-за этого. - А я практически никогда ничего не забываю, - ответил он очень серьезно. - И это, как мне кажется, нездорово. - Почему? - мягко улыбнулась незнакомка. - Раз человек забывает, значит или ему надо много о чём помнить и тогда он, естественно, что-нибудь да забудет, или у него богатый внутренний мир и ему не до разных бытовых мелочей! А человек, который ничего не забывает, скорее всего, педант, сухарь и зануда. От него трудно ждать неожиданных душевных порывов. В общем, человек без полета. Официантка принесла заказанное и строго сказала: - У нас пересаживаться нельзя! Извольте сесть за свой столик! Иначе я обижусь! "Ревнует..." - довольно подумал Виталий Петрович. - Я думал, что раньше не было так строго, - смиренно произнёс он. - Вы уж меня извините. Я сейчас пересяду. - С этим всегда было строго, - оживилась официантка. - Я этот вопрос специально изучала. В библиотеке. Даже в средние века было строго. Все всегда сидели только на своих местах. А тем более сейчас, каждую минуту может быть проверка. Я не хочу, чтобы мне из-за вас нагорело! Виталий Петрович вспомнил один из своих старых, уже изрядно потрепанных от частого употребления, снов... Вокзал. Проверка документов. А он только приехал с дачи. Немцы в серых мундирах и касках, с автоматами, цепью выстроились на перроне. Виталий Петрович понимает, что попался. Да ещё в руках эти дурацкие корзины с яблоками, которые почему-то из-за жадности он никак не может выбросить. Кругом паника. Народ мечется. Всё пропитано ужасом, страхом и безнадежностью. Какие-то счастливчики уже проскочили оцепление и спокойно расхаживают по ту сторону. А у Виталия Петровича документы в совершеннейшем беспорядке. В паспорте на фотографии он с огромными усами. То есть, совершенно другая личность. В общем, дело пахнет керосином. Он бегает по каким-то запасным путям. Решает снова ехать на дачу и там схорониться. Забить окна, двери. Ибо осень. Падают листья. Запустение. Вроде бы и не живёт никто... Но электрички в обратную сторону отменены. Никак не вырваться. Его чуть было, не затянули в очередь на проверку документов. Но удалось в последний момент выскочить. Наконец он бросил корзины и каким-то чудом по крышам багажного отделения выбрался с вокзала. "Если уж тогда пронесло, то будем надеяться, что и сейчас..." - благодушно подумал Виталий Петрович, как входная дверь, захлебнувшись в собственном тренькании, отлетела в сторону. Трое молодчиков в серых костюмах в полоску и шляпах ворвались в помещение. Все на мгновение замерли. Молодчики зорко окинули оцепеневший зал, определили добычу и с разных сторон бросились к старику-скрипачу. Тот очнулся раньше других и по одному ему понятному пути-линии заскользил между столиков, ловко уходя от преследования. Послышался звон бьющейся посуды, стали падать опрокинутые стулья. - Не успеет, - напряжённо произнесла официантка. Старик уже был у края сцены на небольших ступеньках, несмотря на возраст, он проявлял поразительную ловкость, но в последний момент преследующие сдёрнули его вниз. Ударили лицом о стену. И потащили за руки к выходу. Голова его бессильно моталась, а носки чёрных лаковых штиблет чертили по полу. Он был похож на дохлую птицу. Уже у самой двери с его шеи соскочил зелёный шарфик. Виталий Петрович испугался и неприятно вспотел. А незнакомка, та впала в полуобморочное состояние, её руки судорожно сжимали сумочку. - Старика не жаль. Он своё пожил, - равнодушно произнесла официантка и испытующе посмотрела на Виталия Петровича. Как бы в подтверждение её слов, оставшиеся музыканты неистово заиграли весёлую игривую мелодию, показывая тем самым, что они, мол, тут не причём. - Отличная мысль, - усмехнулся в ответ Виталий Петрович. - Жаль только, что скрипач, бедняга, этого не знает. - Испугались! - то ли про музыкантов, то ли про Виталия Петровича с незнакомкой, сказала официантка. - Да это я так. Пошутила... Жаль, чёрт, не успел... Кстати, вы на скрипке не играете? А то бы подработали... в отпуске. Как говорится, приятное с полезным. - Неплохая мысль. Но уж больно опасная профессия, - он взял со своего столика рюмку водки и буквально влил её в рот незнакомки. - Ладно, уж сидите. Я не ревнивая, - милостиво разрешила официантка и, как ни в чём не бывало, удалилась. Виталию Петровичу почему-то захотелось узнать, погрузят ли те свою добычу в ту машину с потушенными фарами, которую он встретил у ресторана. И он подошёл к дверям. Около них на опилках темнели маленькие пятнышки крови. Вспомнилось детство, походы в цирк, и он зачем-то поднял лёгкий тоненький шелковистый шарфик и сунул его в карман. После выпитой рюмки незнакомка ожила. - Боже мой! Как это всё страшно и ужасно! Бедный Йозеф! Вы не представляете, я так испугалась! Мне сейчас самое время уйти. Просто встать и уйти. А я не могу. Вы понимаете? Мне страшно. И я не могу... У меня бы сразу остановилось сердце... Я бы даже не мучилась... Просто встать и уйти... Вы уж извините, пожалуйста... Вы только никуда не уходите. Перенесите сюда... свой винегрет... Я выпила вашу водку. Я такая нахалка... Но сейчас всё изменилось. Буквально всё! То, что раньше было невозможно, ну просто невозможно, сейчас, пожалуйста... Что я такое говорю, прямо не понимаю, что со мной... - незнакомка не могла остановиться. - Да вы не волнуйтесь! Вспомните что-нибудь приятное, и три раза скажите: я - трус, я - удивительный трус, я - самый трусливый на свете! Вам сразу станет легче. И потом учтите, что пара отборных трусов может разогнать толпу отъявленных храбрецов. Это я вам говорю из собственного опыта. Я, когда сильно трушу, себя не помню. Ей богу! - попытался успокоить её Виталий Петрович. - Хотя, если честно, я испугался не меньше вашего. Берите пример с окружающих. Вон посмотрите! Все едят, пьют, как ни в чём не бывало. В основном люди из народа. Было плохое. Взяли и забыли. Это интеллигенция любит долго бояться. А простой народ испугался, да, было, но и сразу же забыл. Чего себя попусту изводить? А? Хозяин Оскар по-прежнему разговаривал со своими приятелями и искоса поглядывал на Виталия Петровича. Ему казалось, что хозяин даже чем-то доволен. Виталий Петрович накрыл рукой, как бы успокаивая, руку незнакомки. Та виновато улыбнулась: - Вы знаете, я бы, пожалуй, еще выпила... А то знобит... "Очень хороша... Совершеннейшие антиподы с официанткой... И как обе хороши! Ну, прямо, как назло!" - Сейчас! Айн момент! - Виталий Петрович, стал махать рукой официантке, но та сделала вид, что не замечает. При словах "Айн момент" незнакомка вздрогнула и убрала руку. "Так, так, так... Интересно, сколько же это сейчас времени?" - пришла довольно странная мысль ему в голову, но часы остались дома. Наконец официантка нехотя подошла. Виталий Петрович заказал ещё водки и винегрет. - Пир во время чумы! - прокомментировала заказ официантка и оскорблёно удалилась. - Почему-то она нас невзлюбила, - вздохнула незнакомка. - Ну, теперь нам бояться нечего! Проверок уже, наверное, больше не будет, - бодро произнес Виталий Петрович. - Иначе это было бы просто слишком. И мы с вами сможем обо всем... - договорить он не успел. Дверь, не успев даже тренькнуть, чуть не слетела с петель. Снова ворвались те же трое молодчиков. У Виталия Петровича противно засосало под ложечкой. Молодчики зорко оглядели зал. Но выбрать никого не смогли. И начали вяло проверять документы. "До входной двери не успеть, - прикинул Виталий Петрович. - У вас сигарет нет? - поинтересовался он. - Хотя, впрочем, не надо. Я же не курю. Один из проверяющих приблизился к их столику. Незнакомка довольно спокойно предъявила какие-то бумажки, похожие на старые рецепты от врача. Проверяющий долго их рассматривал, крутил и так, и эдак, чуть не нюхал, и нехотя, с сожалением вернул обратно. - Сейчас, - произнес Виталий Петрович и стал рыться в карманах. - Я, понимаете ли, в отпуске, а паспорт на прописке. Да, да, не удивляйтесь, на прописке... в этой, ну как она у вас там называется, в комендатуре. Таков порядок, вы должны знать. Не мне вам объяснять. "Я веду себя крайне подозрительно", - подумал он и увидел официантку. Она стояла у края небольшой сцены и показывала рукой на небольшую дверку рядом с собой. Другой рукой, сжатой в кулак, она двигала взад и вперед, намекая, что ждать больше нечего, а надо хорошенько двинуть проверяющего по зубам. Виталию Петровичу хотелось ей объяснить, что обычно в таких ситуациях у него совершенно ватными становятся и руки, и ноги. И что всё, хана! Выход один - проснуться, что он всегда и делает, исходя из инстинкта самосохранения. Но в этот раз, боится, что не получится. Проверяющий довольно улыбнулся. Разговор стал его явно забавлять. Нудная процедура проверки документов переставала быть скучной. Виталий Петрович наткнулся в кармане на железнодорожный билет и подал маленькую картонку проверяющему. Мало ли что, если годятся какие-то старые рецепты, может, и билетик подойдет. Сотрудник охотно взял картонку, покрутил её в руках, посмотрел на свет и, отрицательно покачав головой, протянул обратно. Это как бы привело Виталия Петровича в себя. Официантка перестала жестикулировать и с сожалением покусывала нижнюю губу. Виталий Петрович лениво поднялся, потянулся вроде бы за билетом, но брать его не стал, а резко ударил проверяющего ребром ладони по шее. Удар получился на славу. Сотрудник рухнул на соседний столик. Опять посыпалась посуда, попадали стулья. А Виталий Петрович уже бежал между столиками по маршруту старика-скрипача. Двое других проверяющих бросились за ним. Но Виталий Петрович имел выигрыш в несколько секунд. Он проскользнул в небольшую приоткрытую дверь рядом со сценой. Официантка быстро защелкнула засов и потащила его вглубь, в темноту. Они оказались в глухом переулке. У стены стоял велосипед, а чуть впереди мотоцикл хозяина. - Ты ловкий малый! Я в тебе не ошиблась! - прошептала горячо официантка. - Мне кажется, я знаю тебя сто лет! Может быть, ты и есть забытый приятель, которого мы столько ждем? Она прильнула к Виталию Петровичу. "Как всё не во время!" - подумал он с досадой и поцеловал официантку. Та, казалось, только этого и ждала. Поцелуй получился искренний и жаркий. Мимо прошёл хозяин Оскар, сердито пробурчал: - Ну и постояльца бог послал! Просто никакого удержу не знает! - Ну, ладно! Беги! Пока! До встречи! - официантка нехотя отпихнула Виталия Петровича. Он бросился к велосипеду и, быстро набирая скорость, помчался вслед удаляющемуся мотоциклу.
(C)
|