Стародымов Николай Александрович
Тринадцатый сын Сатаны - 3

Lib.ru/Остросюжетная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Оценка: 6.06*18  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Окончание "Тринадцатый сын Сатаны"

  
   МАКСИМЧУК - АШОТ - ЯНА - ВАЛЕНТИН
   - Что ж ты мне раньше, сразу, всего этого мне не рассказал?
   Максимчук и в самом деле выглядел по-настоящему расстроенным. Даже, вовсе уж небывалое для него дело, виноватым.
   - А что ж тут было рассказывать? - чуточку неискренне пожал плечами Айвазян. И тут же поправился: - Вернее, не так: а когда было рассказать?
   Сашка навскидку прикинул череду последних дней. И в самом деле, они общались не так много. Да и разговаривали больше про подробности налета на кафе Барабаса.
   - Ну и что ж ты думаешь делать дальше?
   Ашот часто и коротко покивал.
   - Вот-вот, и я тоже про это много думаю... То есть не думаю, а просто жду. Жду, когда появится та красотка, с которой ты меня познакомил, чтобы с ней поговорить. Она же тогда ничего толком не сказала, что она хочет узнать... И только после этого буду делать выводы.
   - Логично, конечно, - задумчиво согласился Сашка. - Но сколько времени прошло, как она приходила?
   Ашот, призадумавшись, слегка пожал плечами.
   - Да уж с неделю, пожалуй...
   - Терпеливый ты человек, должен тебе сказать, Ашот-джан свет-батькович...- хмыкнул Максимчук.- Тебе чуть пятак не начистили, а то и бошку едва не своротили, ты еле ноги унес, и после этого спокойно ждешь, когда тебе принесут вожделенную тарелочку с голубой каемочкой... Кстати, о тарелочке! А как деньги, хоть их ты получил? - вспомнил он про ключевой момент, которым соблазнил приятеля.
   - Только аванс, который она сразу оставила. А потом даже не появилась узнать, что же я раскопал.
   Все это было слишком непонятно, чтобы делать хоть какие-то выводы.
   - Н-да...- по-прежнему смущенно проговорил Максимчук.- Слышь, Ашот, поверь, мне неудобно, что так получилось, что я тебя так подставил...
   - Да ладно уж...
   Они замолчали. Сашка привычно потягивал пиво, Ашот - остывший кофе.
   - Значится, давай-ка в общих чертах повторимся, - предложил Максимчук.- Ты просто проследил за этим Абрамовичем, засек подъезд, куда он вошел, а потом тебе попытались хвост прижать... Так?
   Айвазян задумчиво пожал плечами:
   - Если коротко, то так.
   - Значит, mon chere, тут попахивает не каким-нибудь банальным любовным перепихнином. Тут, похоже, что-то покруче...- раздумчиво проговорил Сашка. И предложил: - Послушай, Ашот-джан, давай, как тот Магомет, сами сходим к горе?
   - Не понял.
   - Ну, сами съездим к этой красотке, - похоже, бывший оперативник и сам загорелся своей мыслью. - Прямо сейчас к ней и рванем. Возьмем за жабры и потрясем: зачем, мол, тебе понадобилось знать этот адрес? За которым, к тому же, она и не пришла... Так как?
   Идея выглядела неплохо.
   - Ну что ж, давай попробуем, - согласился Айвазян. - В конце концов, я хоть буду знать, из-за чего чуть в неприятности не вляпался.
   Он открыл кляссер, лежавший на столе, быстро полистал его. Нужную карточку отыскал быстро.
   - Улица Леснорядская, - прочитал Ашот.- Это у нас где?
   - В районе метро "Красносельская", - легко сориентировался Максимчук.- Пройти под путепроводом, а там - направо.
   Ашот посмотрел на него с искренним уважением.
   - Здорово, - проговорил он, поднимаясь с места и натягивая теплую куртку. - Как это ты так легко ориентируешься в городе? Тут ведь столько улиц, переулков, проездов и всяких тупиков... Когда мне доведется услышать название какой-нибудь улицы, так я и начинаю вспоминать, где она находится... Какая-нибудь Лесная, Изумрудная, Владимирская, Живописная, Школьная... Или пронумерованные Магистральные или Парковые улицы или Хорошевские переулки... Никак не сообразишь.
   Польщенный Максимчук счел нужным обозначить скромность и внести ясность.
   - Да я и сам иной раз как начну что-то искать... Просто, Ашот, в том районе располагается Московское управление внутренних дел на железнодорожном транспорте. Там работала в свое время профи-ас Александра Михайловна Савина, с которой мне доводилось контактировать по работе, потому немного знаю тот район...
   ...На нужный этаж поднялись на лифте, прилепившемся к стене старенького дома. Отыскали квартиру с нужным номером на дерматине. Перед глядящим на площадку "глазком" становился Ашот.
   - А если сам Абрамович откроет дверь? - вдруг предположил Максимчук.
   - Маловероятно, - буркнул в ответ Ашот, которому такая перспектива тоже не понравилась. - Он в это время всегда на работе.
   Однако Сашка не успокаивался:
   - Ну а вдруг?
   Айвазян ответил чуть раздраженно:
   - Вдруг-вдруг... Скажем что-нибудь. Например, что номером ошиблись.
   - Но он тебя мог видеть, когда ты за ним следил и тогда узнает, - продолжал выстраивать вариант нежелательного хода развития событий Максимчук.- Внешность-то у тебя довольно броская...
   - Ну так что ж теперь...
   Делать и в самом деле было уже нечего, коль уж приехали в такую даль. Айвазян вздохнул и решительно вдавил пуговку звонка.
   Дверь открылась не сразу. Сначала затемнился глазок - очевидно, кто-то изучал друзей. Ашот, увидев это, лучезарно улыбнулся и слегка приветственно поклонился. Загремел засов и дверь приоткрылась, ровно настолько, насколько позволяла натянувшаяся цепочка.
   - Вам кого? - открывшая дверь женщина глядела строго и откровенно неприветливо.
   - Здравствуйте, сударыня, - вежливо еще раз поклонился ей Айвазян. - Мы бы хотели поговорить с женой господина Абрамовича.
   - Я вас слушаю.
   Изумленный Ашот растерянно оглянулся на Максимчука. Глядевшая поверх цепочки женщина ни в малейшей мере не походила на ту шикарную женщину, что не так давно сидела у них в фирме и заказывала слежку за мужем.
   - Простите нас за вторжение и назойливость, - вмешался всегда неизменно галантный Сашка. - Мы, может быть, ошиблись адресом... Нам нужна супруга Семена Борисовича Абрамовича, который работает в фирме "Плутон".
   - Вы не ошиблись, - женщина глядела все тревожнее. - Это я и есть... А что случилось?
   Первым понял, что произошло, все тот же Максимчук. Слишком долго он проработал оперативником в уголовном розыске, так что и реакция у него сработала быстрее, чем у товарища.
   - Простите, пожалуйста, - широко улыбнулся он. - А супруг дома?
   - Нет, но он скоро будет.
   По внешнему виду женщины нетрудно было догадаться, что ее муж в ближайшее время вряд ли появится, однако она на всякий случай решила припугнуть таинственных гостей.
   - Ну тогда спасибо за информацию, - вежливо поблагодарил обескураженный происшедшим Максимчук. Было очевидно, что здесь им делать больше нечего. - Тогда мы зайдем в другой раз. Всего доброго!
   Сашка настойчиво потянул приятеля за собой к лифту.
   - Так что же все-таки случилось? - еще более встревоженно крикнула им вслед женщина.
   Ну не объяснять же ей в самом деле, что она оказалась не той женой, которую разыскивали друзья!
   - Нет-нет, ничего, успокойтесь.
   Да только кто ж от таких слов успокоится?
   Женщина уже сбросила цепочку и как была, в элегантном шелковом халате и домашних туфлях, вышла на лестницу. Уставилась на приятелей, которые терпеливо дожидались лифта, который отчаянно скрипел, поднимаясь, где-то внизу.
   - Кто вы? - она была на грани истерики.
   Это было что-то непонятное. Сам по себе визит незнакомых мужчин, пусть и нежданный, не мог до такой степени всполошить хозяйку.
   Сашка решительно полез в карман, достал удостоверение. Протянул его, раскрытым, женщине.
   - Вот наши документы, - умиротворяюще произнес он. - Так что не переживайте, ничего страшного...
   - Так вы из милиции? - с облегчением спросила супруга Абрамовича.
   Сейчас был не тот момент, чтобы уточнять, что они сыщики частной фирмы, а не государственной. Тем более, что у Максимчука в удостоверение была вклеена старая фотография, где он запечатлен еще в форме. Поэтому Сашка только улыбнулся пошире и спрятал документ в карман.
   - Тогда зайдите ко мне, прошу вас.
   Друзья переглянулись. Айвазян чуть заметно вопросительно приподнял брови: ты, мол, как считаешь? Максимчук постарался ответить столь же неприметно, кивнул: давай уж зайдем на пару минут, коли так настойчиво просят. А потом оба повернулись к хозяйке квартиры.
   - Мы не надолго, - сразу предупредил Ашот.- Только на пару минут, на пару вопросов.
   Квартира у четы Абрамовичей оказалась большая, с высокими потолками. Хозяйка провела гостей в центральную, проходную, комнату, обставленную массивной старинной мебелью. Над овальным обеденным столом висела могучая люстра с множеством хрустальных подвесок.
   - Присаживайтесь, - хозяйка указала на кожаные кресла с круглыми подлокотниками и высоченными спинками. - Кофе?.. - предложила она, не то нервно, не то зябко запахивая на груди халат. - Или чего-нибудь покрепче?
   Поведение женщины несколько не вписывалось в нормы поведения человека в подобной ситуации. Неожиданно пришедших сыщиков редко потчуют кофе или "чем-нибудь покрепче"... Выглядела она усталой, какой-то взвинченной, однако складывалось впечатление, что при этом старалась сдерживать рвущиеся из нее эмоции.
   - Можно чего-нибудь и покрепче, это уж на ваше усмотрение, - не стал спорить Максимчук.- Но кофе - обязательно.
   Ашот ничего не сказал, однако, опустившись в кресло, покосился на приятеля с нескрываемым недовольством. Сашка взгляд заметил и оценил, однако акцентировать на нем внимание не стал, а прошел к книжному шкафу, где за тяжелыми створками и толстым стеклом в сумрачном полумраке плотно стояли многотомники, на которые до недавнего времени можно было подписаться только по блату. Или с солидной переплатой.
   - Гоголь, Достоевский, Шишков, Вальтер Скотт...- задумчиво проговорил Александр. - Сколько же таких собраний сочинений, которые никто не читает, сейчас стоит и пылится по шкафам. Еще мы, старики, иной раз что-то, может, и полистаем, а молодежь... Только тупые "дюдики", "фэнтези" и тому подобную лабуду... Знаешь, Ашот, сейчас специально для ленивых учеников, именно так на обложке и написано, выпускают книжки, в которых кратко излагается, о чем идет речь в том или ином классическом произведении. В "Тарасе Бульбе",
  например, в таком изложении, естественно, нет описания украинской степи или "редкая птица долетит до середины Днепра...", изложение "Преступления и наказания" занимает всего лишь восемь страниц... При этом "Маленького принца", Хемингуэя или рассказы про "чудиков" Шукшина вообще мало кто из молодых открывал. Ну а про произведения Омара Хайяма, Чокана Валиханова, Шота Руставели, Махтумкули или твоего земляка Хачатура Абовяна и говорить не приходится - о том, что такие люди жили на земле и не просто жили, а творили, поколение, выбравшее "пепси", даже не подозревает... Грустно все это, девочки, грустно...
   Монолог отставного оперативника прервался возвращением хозяйки. Перед собой она катила сервировочный столик, столь же добротный и массивный, как и вся остальная обстановка в комнате. На столике теснились початая бутылка коньяка, три бокала, на дне которых уже плескалась коричневая жидкость, кофейник, чашечки на блюдцах, тарелочки с печеньем, с конфетами...
   - Прошу вас!
   Друзья вновь чуть озадачено переглянулись. Что-то происходило не так, как должно было бы происходить. Однако в подобной ситуации спрашивать хозяйку, чем вызвано такое к ним расположение, все равно бесполезно. Нужно будет, захочет, придет время, сама скажет. А пока будем принимать происходящее как должное.
   Столик оказался перед Ашотом. Скорее всего так получилось оттого, что он сидел на диване. Поэтому Александру пришлось приноравливаться к ситуации - он подошел сам и взял бокал. Чуть смочил им губы; хоть и не больно-то разбирался в благородных напитках, однако оценил - коньяк оказался неплохим. А потом посмотрел прямо в глаза хозяйке, которая неподвижно и безучастно замерла посреди комнаты.
   - Так что ж у вас стряслось, любезнейшая?.. Простите, не знаю вашего имени-отчества...
   - Яна Казимировна.
   - Так что ж у вас стряслось, любезнейшая Яна Казимировна? - повторил Александр.
   Глотнув коньяка, подхватив чашечку с кофе, он теперь почувствовал себя вполне в своей тарелке. По большому счету, Александр всегда считал, что чем естественнее и проще себя ведешь, тем лучше. Даже когда он в свое время внедрялся в банду, старался придумать себе "легенду" как можно больше подходящую к реальным обстоятельствам собственной жизни - чтобы ненароком не попасться на мелочах.
   Вот и теперь он плюхнулся в кресло и, сидя, уставился на хозяйку.
   Та уже почувствовала, оценила, что среди двух пришедших именно он старший. Потому уселась в другое кресло, так, чтобы оказаться лицом к Александру. При этом бросила взгляд на большие настенные часы. Однако Максимчук на этот факт в то время внимания не обратил, вспомнил позднее, раз за разом прокручивая в голове события этого, оказавшегося бесконечно длинным, дня.
   - Скажите...
   - Александр, - откликнулся сыщик на ее вопросительную паузу.
   - Скажите, Александр, а почему, по какой причине вы к нам сегодня вдруг пришли?
   Ну право же, не рассказывать же ей сейчас подлинные обстоятельства дела!
   - Простите, но этот разговор на данный момент пока что преждевременен, - туманно ушел от ответа тот. - Давайте лучше пока поговорим о вас, Яна Казимировна. В чем у вас проблемы? Только откровенно.
   Женщина заговорила не сразу.
   - Видите ли... Видите ли, Александр... Мне кажется, что у моего мужа... Как бы это сказать...
   Не хватает только, чтобы и у этой жены оказались подозрения насчет неверности мужа, подумал Ашот. Тогда ситуация вообще окажется за гранью понимания.
   Хотя... Хотя, быть может, напротив, именно такой поворот темы сразу все расставит по местам? Может, он просто двоеженец, этот Абрамович?.. Тогда наоборот все легко и просто становится на свои места. Любвеобильный мужчина зарегистрирован с двумя женщинами, время от времени сообщает каждой, что уезжает в командировку, а сам на время перебирается к другой. Какое-то время ему таким образом удавалось скрывать от каждой существование соперницы, а потом в осуществлении замысла что-то сорвалось. Вот и начались проблемы...
   И только одно-единственное обстоятельство никак не вписывается в данное предложение. Куда именно в ту субботу ходил Абрамович, с кем он встречался и почему там пытались схватить Ашота.
   Нет, даже если вдруг выяснится, что тут и в самом деле замешана какая-то сомнительная двоеженская история, она ничего в окончательном виде не объяснит.
   Все эти соображения вихрем промчались в голове Ашота.
   - А вы так скажите, прямо, основное, - благожелательно улыбаясь, порекомендовал между тем Максимчук.- Тогда и дальше разговор пойдет проще.
   Женщина протянула руку, взяла бокал, чуть отхлебнула коньяка. Похоже, она по-прежнему не решалась сказать что-то очень важное. Опять покосилась на часы.
   - В общем, у меня есть основания думать, - наконец заговорила она, - что у моего мужа имеются какие-то серьезные неприятности.
   Прав был Штирлиц, на все сто процентов прав: чтобы человек выдал как можно больше информации, его нужно спровоцировать на это, выразить сомнение в правильности его соображений.
   - Ну так неприятности у каждого бывают, - небрежно обронил Александр, чувствуя, как у него внутри все напряглось от предощущения удачи. - У моей жены, например, две недели назад кошелек из сумочки вырезали...
   - Да какой кошелек!.. - воскликнула Яна Казимировна. - Тут не кошелек - тут жизни его угрожают!
   - Вот как? - поднял брови Максимчук.- А вы не преувеличиваете?
   И тут же почувствовал, что женщина сейчас может сорваться в истерику. Наверное, и в самом деле у них, у Абрамовичей, что-то стряслось. Она, Яна Казимировна, целый день дома одна, чего-то боится, мысли в это время вряд ли какие-то добрые в голову лезут...
   Вот и теперь глаза женщины наполнились слезами, она наклонилась - халат от этого на ее груди оттопырился и Александр невольно отметил, что под ним больше никакого одеяния нет - резко поставила на пол бокал, едва не расколов его.
   - Я же у вас помощи прошу!..
   Не дай Бог, сейчас слезы начнутся! Женские слезы - едва ли не главная беда для сыщика.
   Максимчук подскочил, едва не пролив кофе, подошел к хозяйке, по пути поставив свою, уже пустую, чашку на столик. Положил свою широкую ладонь ей на плечо. Слегка потрепал, пытаясь этой грубоватой лаской хоть немного ее успокоить.
   - Ну-ну-ну, - сказал построже. - Только без истерик. Теперь, когда главное сказали, четко, ясно и конкретно: кто угрожает, откуда вы знаете, в чем это проявляется, насколько серьезно ваше предположение, на чем основывается, как давно это все началось?..
   Как обычно и бывает в подобных случаях, Яна Казимировна начала отвечать с последнего вопроса.
   - Когда началось?.. Началось не так давно, с месяц, наверное... Ну, может, недели три...- (Услышав этот срок, сыщики переглянулись: та, вторая, жена Абрамович приходила примерно неделю назад, так что, если исходить из того, что эти факты между собой связаны, сроки приблизительно совпадают).- Я сначала заметила, что он стал нервный какой-то, дерганный... Стал с работы все позже приходить... Ну и вообще не такой какой-то, другой... Ну, я, сами
  понимаете, что подумала. Подумала, что у него кто-то там на стороне появился, что он уходить к другой собирается... Знаете же эти бабьи страхи... Тем более, детей у нас с Семеном нет, а там, думаю, где-нибудь у них в фирме какая-нибудь пригрела, да и ребеночка пообещала... Так чего ж ему за меня держаться-то, думала...
   Друзья опять переглянулись. Та шикарная дамочка вряд ли из тех, кто станет ребенком привязывать к себе. Но увести она вполне может, пожалуй, если захочет, есть в ней такая притягательная бабья сила... Только вот стала бы она именно на Абрамовича западать? С чего бы?
   - А ваш муж хорошо зарабатывает? - задал Александр вполне логичный в данной ситуации вопрос.
   Он уже вернулся в свое кресло. Начав говорить, женщина уже не нуждалась в том, чтобы он ее успокаивал.
   - Да, хорошо, я думаю, даже очень хорошо, - отозвалась Яна Казимировна. - Он и получает хорошо, и премии, и проценты от сделок, и проценты от внедрения...
   Та-ак. Это уже теплее. Та, вторая, за хорошие деньги кого угодно полюбит. И уведет.
   Тогда, торопливо выстраивал рабочую версию Максимчук, вторая пыталась отбить Абрамовича, однако потом заподозрила, что он еще куда-то бегает и попыталась выяснить это через Ашота... Однако почему в этом случае за Ашотом погнались?
   - Но я так понял, что у вас потом появились еще какие-то факты? - вмешался Айвазян.
   Хозяйка с готовностью подхватила:
   - Да-да, конечно, я сейчас о них расскажу... Короче говоря, так я думала, а потом вдруг заметила, что у нас кончились деньги. Знаете, они у нас все время были, деньги, я даже внимания не обращала, сколько их у нас, просто лежат и все. Я вообще не слишком много где-то бываю, я по натуре домоседка, мне особенно наряды всякие не нужны... Так я просто брала деньги на хозяйство. Ну а если что-то крупное нужно было купить, говорила мужу и он приносил сколько надо... А тут вдруг смотрю, а денег-то и нету, пару сотен только и осталось, да мелочь еще какая-то...
   - Сотен чего? - уточнил Максимчук.
   - Ну как это чего, - удивилась хозяйка. - Долларов, конечно...
   Друзья опять переглянулись. Еще совсем недавно, когда Александр еще служил в милиции, его месячный оклад составлял меньше этой суммы, которую небрежно обозначила Яна Казимировна термином "деньги кончились". А Ашот вспомнил Вадима, который рассказывал про свои проблемы... Насколько же в другом мире живет эта женщина, что для нее сумма, составляющая двухмесячный оклад значительной части населения, да и тот получаемый от случая к случаю, является синонимом банкротства семейного бюджета!
   - Ну-ну, продолжайте, извините, что мы вас перебили, - благожелательно улыбнулся Александр. - Мы вас слушаем очень внимательно.
   - Ну вот, я и спрашиваю у Семена: а где, говорю, деньги, нам же питаться не на что! А он нервно так, знаете, отвечает: говорит, нужно чуть потерпеть, у меня расходы непредвиденные, деньги скоро вернутся!.. Это было ново. Так ново, что я растерялась. Такого у нас не бывало. Семен никогда не посвящал меня в свои дела, я не знаю толком, чем он там у себя в фирме занимается... Я считаю, что это не женское дело... А тут вдруг такое!
   Она опять начала нервничать. И снова пришлось ее возвращать к нужное русло.
   - Но ведь ваш муж работает в коммерции, - напомнил Ашот, хотя, вспоминая шикарную дамочку, и сам не слишком верил в то, что говорил. - Мало ли что у него могло произойти, сделка какая-то сорвалась. Или в проект какой-то нужно было деньги вложить...
   - Вот и я тоже так подумала, - согласилась хозяйка. - И настаивать не стала. Но потом заметила, что ему начал кто-то названивать и, как я понимала по отдельным словам и отрывкам разговоров, которые удавалось слышать, что от него чего-то требуют. Чем-то шантажируют. Или чем-то угрожают... Короче говоря, мне показалось, что он обещал что-то сделать, что-то вернуть... Не знаю, он старался говорить из другой комнаты, чтобы я не слышала...
   Это уже и в самом деле было серьезно. Хотя по-прежнему непонятно. Непонятный заказ на слежку, исчезновение денег, да еще плюс к этому таинственные звонки...
   - И это все, что вас настораживает? - вкрадчиво поинтересовался Максимчук.
   Он почему-то был уверен, что хозяйка приберегла для окончания разговора еще какой-то, едва ли не главный, факт. Потому что на основании всего, услышанного только что нельзя объяснить ее поведение, когда она столь настойчиво приглашала их войти в квартиру.
   - Нет, - почему-то очень тихо, едва ли не шепотом, сказала женщина.
   Она вновь наклонилась, соблазнительно мелькнув чем-то белым в полумгле выреза халата. Однако, расстроенная, не почувствовала ловкий взгляд гостя, скользнувший внутрь ее одежды. Подняла свой бокал. Выпила, закашлявшись. Глотнула уже остывшего кофе. И только тогда закончила свою мысль.
   - Дело в том, что Семен исчез.
   - Как исчез? - подал голос Ашот.
   - Ну так вот и исчез... Пропал.
   - Когда? - профессионально быстро спросил Максимчук.
   - Сегодня уже четвертый день пошел, - сказала женщина и снова посмотрела на хронометр, будто сверялась по календарику.
   - Расскажите об этом подробнее.
   А дело, по словам Яны Казимировны, было так.
   В понедельник Семен Борисович, как всегда, с утра отправился на работу. День у женщины прошел как обычно, тихо и спокойно: Яна Казимировна посмотрела и оба утренних "мыльных" сериала, которые невесть почему выделила из всех остальных, потом днем повосхищалась эрудированностью участников повтора "Своей игры", поболтала по телефону с давней подружкой, которая отчаянно завидовала ей, а потому откровенно перед ней лебезила... Уже собиралась начать готовить ужин...
   А потом вдруг раздались два звонка подряд, которые столь круто повернули ее жизнь. Один ее лишь несколько озадачил. Второй же попросту поверг в шок.
   - А где Семен? - без приветствия и без проблеска любезности, даже без попытки сделать голос чуточку благожелательным, пробурчала мембрана.
   - На работе, - робко отозвалась Яна Казимировна.
   Она всегда чувствовала себя неловко, когда на нее повышали голос.
   - Да какое на хрен на работе? - еще более раздраженно сказал мужчина. - Я же с работы и звоню. Он тут позарез нужен...
   Женщина растерялась.
   - Я не знаю... Он утром как уехал, так и все. Не звонил и не приходил...
   Теперь голос в трубке звучал встревоженно.
   - А он вам ничего не говорил, никуда не должен был по пути заезжать?
   Яна Казимировна не знала. И от этого обеспокоилась еще больше.
   - Нет, ничего...- озадаченно проговорила она.
   - Может, вы забыли? - настаивал голос, который по мере разговора наливался тревогой.
   Что она могла забыть, если она ничего не знала о работе супруга?
   - Я не знаю, - совсем уж потерянным голосом повторила женщина.
   - Черт!..
   В трубке запищали гудки отбоя.
   Так с ней разговаривали впервые. И дело было даже не в грубости, хотя и это тоже немаловажно. Главное заключалось в том, что за годы совместной жизни с Абрамовичем у нее никогда ни разу не спрашивали, где ее муж. Все вопросы он всегда решал сам, без ее участия. А теперь... Это было невероятно, это было просто невозможно. И ей стало страшно.
   Телефон тут же затрещал снова. Яна Казимировна с готовностью ухватилась за трубку, будто была уверена, что от этого звонка зависело будущее ее и ее мужа.
   - Яна Казимировна, здравствуйте.
   Голос был тоже мужской, но очень вежливый. Подчеркнуто вежливый. Даже добрый, ласковый.
   - Да, это я, здравствуйте.
   - Вам уже позвонили, что ваш муж пропал, - не спросил, а проинформировал ее собеседник. - Я хочу вам сообщить, что он не просто пропал, его похитили.
   Это было что-то еще более невероятное.
   - Что? - нахмурив лоб, переспросила женщина.
   - Вашего мужа похитили. Украли. Увезли и спрятали, - привел несколько синонимов собеседник. - Теперь поняли?
   - А кто его украл? - женщина была в полнейшей растерянности. - И зачем?
   Голос засмеялся.
   - А какая лично вам разница? Главное, что украли... Дело в том, Яна Казимировна, что я звоню вам исключительно по причине личной к вам симпатии, чтобы вы не переживали и не пытались обзванивать морги, больницы и отделения милиции. Поверьте, там вы своего неблаговерного не обнаружите... А за что конкретно его похитили и что мы требуем за его
  освобождение, вас это не касается ни в малейшей степени. Так что просто ждите, когда Семен Борисович к вам вернется... Если, конечно, вернется... Договорились?.. Только хочу предупредить вас вот о чем, милейшая Яна Казимировна: ни в коем случае никому ничего до поры до времени не сообщайте, да и вообще не говорите об этом моем звонке. Слышите? Абсолютно никому и совершенно ничего! Потому что пользы от этого не будет никому, а у вашего мужа от этого могут сформироваться дополнительные неприятности.
   От такой перспективы у растерянной женщины вообще голова пошла кругом.
   - Но подождите, - лепетала она, - я же должна знать хоть что-то о том, что происходит...
   Голос стал еще мягче, еще добрее.
   - Милая Яна Казимировна, - увещевал он, - я ведь уже сказал, что вас это не касается.
   Ага, как же... А кого же еще ситуация касается больше, чем жены?
   - Но ведь Семен - мой муж, - не могла она оценить ситуацию. - Как же я могу не переживать?
   - Мерзавец он, а не муж, - бесцеремонно перебил ее голос. - А впрочем, как скажете, если вы считаете, что что-то должны знать... В общем, каждый день в пятнадцать часов я буду звонить вам и сообщать новости про жизнь вашего мужа в неволе. Договорились?.. Ну вот и хорошо, до свиданья! Рад был лично познакомиться.
   ...- И он положил трубку, - закончила женщина рассказ. - Во вторник и в среду этот человек уже позвонил и оба раза сказал одно и то же: ваш муж, мол, по-прежнему у нас, он жив и здоров, однако поскольку наши условия до сих пор не выполнены, отпускать его еще рано. Вот и все. Мне больше нечего вам рассказать.
   Максимчук взглянул на часы. Было без десяти три. От души матюкнулся в душе. Однако вслух произнес слова совсем другие - сейчас было не до выяснения отношений и не до разбора полетов.
   - Вы позволите от вас позвонить? - сдержанно спросил он.
   - А что вы хотите сделать? - уловив перемену тона человека, в лице которого она надеялась найти помощь, испуганно встрепенулась хозяйка.
   - Я? - несмотря на нехватку времени и раздражение, Александр не мог удержаться от того, чтобы не пошутить. - Я только хочу позвонить, - и не дожидаясь разрешения, повернулся к Ашоту. - Значит, так! Срочно звони Вадиму, пусть выяснит, откуда сюда будет звонок!
   Айвазян и сам уже подумал об этом, а потому с готовностью подхватил:
   - Понято!
   Однако такая перспектива изрядно напугала хозяйку.
   - Но Валентин предупреждал, чтобы я никому ничего не говорила! - постаралась она удержать друзей.
   Ашот вдруг замер на полудвижении. Словно борзая, почуявшая добычу. Только голову стремительно повернул в сторону Яны Казимировны.
   - Какой Валентин? - его черные глаза разве что не светились в предвкушении удачи.
   - Ну этот, который похититель...- еще больше растерялась хозяйка.
   Она уже вообще не в силах была хоть что-нибудь понимать в происходящем.
   - А его зовут Валентин? - осторожно, словно боясь спугнуть удачу, спросил Ашот.
   - Да, он так назвался...
   - Когда?
   - Когда? - не понимая, почему вдруг именно это слово так озадачило собеседника, переспросила Яна Казимировна. - На следующий день. Когда позвонил, так и сказал: я, сказал, вам вчера не представился...
   Да, такая удача случается нечасто. Ашот уставился на Максимчука.
   - Что случилось? - спросил тот.
   - Валентин... Так зовут человека, которого разыскивает Вострецов по известному тебе делу, - медленно отозвался Айвазян. - По делу Барабаса...
   - Что? - воскликнул Александр. И тут же торопливо добавил. - Во-первых, это может быть простое совпадение, во-вторых, и подавно быстрее звони, чтобы успеть перехватить звонок!
   На хозяйку они уже внимания не обращали. Будто той вообще в комнате не было.
   Зуммер раз за разом звучал в трубке, провоцируя где-то на том конце линии настойчивые звонки. Однако трубку никто не поднимал. Не поднимал долго, бесконечно долго. Часы показывали без трех три, когда раздался долгожданный щелчок и раздался запыхавшийся голос Вострецова.
   - Слушай, Вадька! - торопливо заговорил, едва не заорал, Ашот.- Срочно записывай номер!..
   - Я спешу, мне ехать надо, я случайно в кабинет зашел, - попытался отбиться Вострецов.
   Однако Айвазян его не слушал.
   - Я же сказал: срочно! - рявкнул он, с отчаянием следя за движением минутной стрелки, которая вдруг приобрела скорость едва ли не секундной. - Твоя поездка и твои дела подождут!.. Записывай!
   - Диктуй, - вздохнув, согласился Вадим, привычно пасуя перед подобным напором.
   Ашот зачитал цифры, не слишком аккуратно выведенные на полоске бумаги, заложенной под ленточкой прозрачного пластика на аппарате.
   - Ну, записал, - неприветливо проинформировал Вострецов.- И что дальше?
   - Сейчас по этому телефону будет звонок, - торопливо инструктировал Ашот.- Мы постараемся максимально затянуть разговор. А ты обязательно, слышишь, обязательно узнай, с какого номера сюда звонили. После этого позвонишь сам и после этого я тебе объясню, в чем дело. Ручаюсь: дело важное. И времени у нас нет.
   И бросил трубку. Большая стрелка на часах коснулась риски у числа "12". Маленькая замерла у "тройки".
   И тут же раздался звонок.
  
   САМУСЬ - ТОХА - КАПЕЛЬКА
   - Ты где сейчас, Тоха? Уже это не на заседании, часом?
   Самусь говорил как обычно, спокойно и размеренно. Однако для человека, который его хорошо знает, было очевидно, что он по какой-то причине возбужден. А Антон Валерьевич его знал неплохо.
   - Какое тут заседание...- не стал он отрицать свою озабоченность происходящим. - Знаешь, сейчас как-то не до заседаний... Я позвонил и сказался больным.
   - Понимаю, конечно...- легко согласился Самусь. И тотчас начал излагать причину, по которой звонил, правда, как ему это свойственно, издалека. - Должен тебе сказать, Антон, у меня уже это появилась совершенно идиотская мысль...
   Это была серьезная заявка. У Самуся не бывает идиотских мыслей. А потому Антон Валерьевич мгновенно уловил главное: у Самуся, скорее всего, появилась нестандартная идея по поводу того, как выйти на след человека, который доставил ему столько неприятностей.
   - И что ж это за мысль?
   Тоха спросил аккуратно, словно боялся расплескать наполненный до краев стакан. Потому что внутри у него все напряглось. Сейчас он что-то узнает, поймет в происходящем что-то главное, ключевое.
   И он услышал. Правда, не совсем то, на что мог рассчитывать.
   - Слушай, уже это, Тоха, только не перебивай, просто отвечай на вопросы.
   Самусь всегда был очень серьезным. И шутил исключительно редко. Потому, как правило, и шутки у него выходили плоские и несмешные.
   Однако тут он не пытался шутить. И был как никогда серьезен. Антон Валерьевич это уловил. И это напугало его еще больше.
   - Ну давай-давай, не тяни кота за одно место... Что ты хочешь узнать?
   - Первым делом, скажи: за последние пару дней...
   Самусь осекся.
   - Что за последние пару дней? - еще более встревоженно спросил Антон.
   - Ничего, - быстро ответил Самусь. - Знаешь что... Нам надо встретиться. Срочно и обязательно.
   Антон, естественно, не возражал. Потому что был очень напуган происходящим. А это же истина: когда человек боится чего-то неведомого, он так хочет надеяться на чудо. На чудо, которое само собой вытащит его из некой передряги. Так что сейчас депутат поверил бы многим. Что же касается Самуся, то тот был слишком умен, хитер, изворотлив, дальновиден, обладал глубоким аналитическим умом, и поэтому вполне мог прийти на помощь своему патрону.
   - Давай-ка приезжай ко мне на дачу, - потерянно сказал Антон Валерьевич. - Я здесь. И жду тебя.
   Отключив сотовый телефон, он небрежно бросил черную коробочку на стоящий рядом столик и откинулся на высокую спинку дивана. А ведь Валентин, похоже, добился того, к чему, скорее всего, стремился: тут и в самом деле запрешься на все запоры, чтобы только максимально обеспечить свою личную безопасность.
   Впрочем, само по себе понятие "личная безопасность" слишком широко, слишком объемно, слишком обло, как писал разок проехавший по России и обалдевший от увиденного Радищев, чтобы принимать его буквально. А потому вопрос сейчас состоит в первую очередь в том, в какое слабое место собирается и грозит ударить неизвестный. Потому что слабых мест, хотя и не слишком много, но было у Антона не одно. Причем, своя собственная судьба стояла в этом перечне отнюдь не на первом месте. И вовсе не потому, что он был таким уж фаталистом или не дорожил собственной жизнью. Отнюдь. Просто Тоха давно усвоил истину, что гарантированно уберечь делового человека от киллера практически невозможно. Борисевич, Салоник, Волков, Стилет, Соломон, Сильвестр, Весельчак У - это только несколько человек из тех, кого лично знал Антон Валерьевич и кто, несмотря на все свои возможности, не смогли
  уберечься от убийц. Да и сам он с помощью того же Быка несколько раз принимал участие в том, чтобы спровадить в небытие людей, которые по какой-то причине оказались у него на пути. Ну а раз так, то сама по себе мысль о том, что если он в чем-то вдруг нарушит некие правила игры, если наступит кому-то на пятки, если окажется у кого-то на пути, то против него могут быть приняты некие кардинальные меры, эту мысль теперь он просто принимал как данность. Ибо хорошо понимал: против подобных выпадов из-за угла он ничего противопоставить не может. Значит, заботы о собственной безопасности приходилось ориентировать в другом направлении, так сказать, на превентивную работу. Тоха стремился всякий раз тщательно обдумывать свои действия, которые могли затронуть интересы сильных мира сего. Если и вторгался в сферу чужих интересов, то делал это либо (исключительно редко) заручившись "разрешением" мафиози, курирующего данный участок "работы", либо (чаще) старался сделать это чужими руками, чтобы на него при разборках ничего не указывало. Немаловажную роль играло и то, что Тоха сумел наладить добрые отношения с Припевочкой - уникальной женщиной, которая организовала в Москве мощное охранное агентство, при этом имела очень широкие связи в криминальном мире и нередко выступала в роли третейского судьи и посредником в разрешении конфликтов между кланами и группировками.
   Короче говоря, Тоха в полной мере отдавал себе отчет, что если на кого-то начнется настоящая охота, если этим делом займутся настоящие профессионалы, этого человека вряд ли кто или что спасет. Этого не мог не понимать и неведомый Валентин. Не может он не осознавать и того, что и Тоха отдает себе в этом отчет. Ну а раз так, соответственно, он не стал бы пытаться запугать его угрозой выстрела из-за угла наемного убийцы. Следовательно, приходилось ориентироваться на другие гипотезы, которые могли бы объяснить странные, не поддающиеся объяснению, поступки таинственного Валентина. Ну не может же он всем этим просто так, от не фиг делать, развлекаться, в самом деле!
   А ведь было чего опасаться, право слово, было. Как хорошо сказал Стамп в исполнении Басова из "Приключений Электроника", у каждого человека должна быть своя кнопка, главное заключается лишь в том, чтобы ее найти... У Тохи было несколько таких жизненно важных кнопок.
   Среди них, например, такие.
   Скажем, наличествовал в швейцарском банке некий счет, который можно было слишком легко опротестовать и вернуть "в фонд государства", потому что поступившие на него весьма немалые деньги и в самом деле являлись в полной мере государственными. Другое дело, что Тоха сумел определить их на личный счет, ну да это уже проблемы все того же государства... Через какое-то время отнять у него эти деньги будет уже слишком сложно, но сейчас, когда еще живы и находятся у кормила власти (у того кормила, которое от слова "кормиться", а не от устаревшего "править"), а потому без проблем "сдадут" его при случае некие руководители, которые... Впрочем, это неважно. Главное, что немалая сумма государственной валюты и в самом деле незаметно осела на его личном счете, однако шума по этому поводу никто не поднимает, потому что подобные суммы оседают на аналогичных счетах едва ли не ежедневно.... И тем не менее, хотя и не крадет у нас сейчас только ленивый или тот, которому просто украсть нечего, поступи информация об этом личном счете Антона Валерьевича куда следует, денежки с него вполне могут вернуть обратно. И прикрывавший сделку с той стороны партнер не станет вмешиваться и заступаться - закон преферанса: лучше партнер без двух, чем сам без одной... Нет, что ни говори, а это и в самом деле слабое место в его биографии последнего времени, а потому удар по нему был бы достаточно чувствительным.
   Все это правильно, все это не вызывает сомнения. Хотя с другой стороны, такой удар был бы чувствительным, но отнюдь не смертельным. Потому что у Антона Валерьевича данный счет в иностранном банке, хотя, наверное, и самый крупный, но отнюдь не единственный. Да и недвижимость на Западе кой-какая имеется.
   Жена? Да хрен с ней, с этой старой каргой! Их уже давно можно было не считать мужем и женой. Ей, старухе, сейчас важно лишь несколько вещей: деньги, жор, да бесконечные телевизионные сериалы со слюнями и соплями!.. Да и немудрено: она уже давно смирилась с мыслью, что больше ни в малейшей степени не привлекает Антона. И не только Антона - вообще никого. Жена была намного старше мужа, который в свое время женился на ней только лишь потому, что у нее был достаточно влиятельный по тем временам отец, который мог оказать благотворное влияние на его биографию. И Антон выжал из этого своего вынужденного семейного альянса максимум персональной пользы. И теперь эта жирная старая образина ему была попросту не нужна. Ему даже было стыдно появляться с ней где-то на людях. Таких опостылевших жен в былые времена попросту запирали в монастырь, замаливать грехи свои, мужа, всей семьи, а заодно всего человечества, чтобы они не маячили перед глазами, не путались под ногами и не дискредитировали мужей. Он, Антон, даже готов был бы внести за нее некую, даже весьма немалую, сумму, только бы она исчезла из его жизни в каком-нибудь монастыре! Да только ведь эта старуха на такое никогда не пошла бы. Какая, к черту, из нее монашка, если без телевизора жить не может, а слова о том, что существует пост, у нее вызывает только дополнительный аппетит! Тоже мне, невеста Христова!..
   Любовница... Улыбчивую прелестницу Юленьку потерять было бы, бесспорно, жалко. Молоденькая, миленькая, хрупкая веселушка, которая в своей конторе без малейшего напряжения сумела влюбить в себя едва не всех мужчин... Слов нет, ее лишиться было бы жалко. Однако и это не смертельно. В конце концов, у него таких Юленек, Людочек, Машенек, Дашуток и протчая, и протчая, и протчая было столько, что всех уже и не упомнишь. Да и будет еще, будем надеяться, немало.
   Нет, потеря его нынешней любовницы - это тоже не Бог весть какой удар для него. Вот если бы несколько лет назад кто-то покусился на Аленку, это и в самом деле был бы по-настоящему чувствительный удар, в нее он и в самом деле был влюблен по уши, был готов для нее на многое, едва ли не на все. Но только нынче все это уже в прошлом, да и закончилась та история не слишком хорошо... Антон вдруг почувствовал, как у него внутри все горячо сжалось при одном лишь воспоминании о том сумасшедшем периоде жизни, так
  немыслимо начавшемся и столь же бестолково завершившемся... Лучше не вспоминать, право слово!
   Дети? Вот это, конечно, было бы и в самом деле чувствительным ударом, тут и в самом деле имелась та самая пресловутая кнопка. Старшие дети - ладно. Они оба взрослые самостоятельные люди, родившиеся без его особого желания, жена таким образом пыталась привязать его к себе, когда он, Антон, пошел в гору, начал зарабатывать неплохие деньги и она испугалась, что он без малейшего сожаления бросит ее. Он и бросил бы, давно бросил, несмотря даже на наличие детей, да только в тот период он решил идти в политику и ему невыгодно было затевать бракоразводный скандал - в те времена на такие вопросы обращалось внимание... А у ее состарившегося папаши оставались еще кое-какие связи среди старой гвардии, сумевшей приспособиться к новой жизни. Так что со старшими детьми у него отношения достаточно прохладные - он им выделил на первое время по приличной сумме денег, при необходимости подкидывал еще кое-что - и теперь поддерживал с ними дежурно-формальные отношения... Впрочем, устраивающие всех. Иное дело самая младшенькая, от Аленки, крошка Мариночка. Вот кого Антон любил, любил по-настоящему, разве что не боготворил. Самой вероятности появления у него такого нежного чувства к ребенку он в себе даже не подозревал, а тут вдруг, на старости лет... Наверное, в первую очередь тут сказывалось его чувство к ее матери, к чудо-женщине, к любимой Аленке. А возможно и иное: в нем просто-напросто на этом позднем младенце прорезалась дедовская любовь - ибо общеизвестно, что внуков, как правило, любят и балуют всегда сильнее, чем родных детей, как говорится, первый ребенок это лишь последняя кукла, а вот первый внук, вот он и является настоящим ребенком... А может сказалось и иное... Дело в том, что Маришка родилась больная, с ужасной врожденной патологией, о которой Антон Валерьевич даже не рассказывал никому из близких. Мать, обожаемая чудо-Аленка, узнав об этом, проплакала два дня, а потом ушла из роддома одна, разрешив забрать дочурку Антону... Тот и забрал, выходил, вынянчил, вырастил, немалые деньги платил мамкам-нянькам, ухаживавшим за несчастным ребенком. Как он ее, малютку, баловал, как, бывало, возился с ней, забывая о нескончаемых делах... И она отца любила, как умела, наверное, чувствовала своей детской душой, втиснутой в искалеченное судьбой тело, что никогда больше в этой жизни и никто не будет относиться к ней с такой нежностью и заботой... Теперь дочурка снова находится за границей, проходит очередной курс лечения в баснословно дорогой фешенебельной клинике, причем, в какой именно и где она располагается, из его окружения не знает ни одна душа. Случись с ней что... Вот это и в самом деле могло бы для Антона Валерьевича стать настоящей жизненной трагедией.
   Однако такое невозможно, отгонял Антон Валерьевич эти тревожные мысли, не настолько же крут этот Валентин, чтобы знать о самом существовании Маришки, чтобы найти ее за океаном, чтобы добраться до нее с единственной целью: досадить ему, Антону. Да и вряд ли у кого поднимется, пусть даже самая подлая, рука на бедного обездоленного больного ребенка, которого и без того столь страшно наказала судьба невесть за какие провинности!
   Стоп! Какая-то неясная мысль вдруг шевельнулась у него в голове. Даже мысль, и даже не в голове... В самой глубине души что-то вдруг чутко отозвалось на его мысль о том, что у нормального человека не поднимется рука на больного ребенка... Больной ребенок... Нет, не больной - обездоленный ребенок... Обидеть обездоленного ребенка... Что-то тут такое было...
   И в этот миг дверь бесшумно отворилась и в комнату, привычно ссутулившись и привычно шаркая подошвами туфель, вошел Самусь. Он был в числе тех немногих приближенных, кто мог входить к Тохе без предупреждения.
   Самусь, как обычно, вяло пожал протянутую ему руку. Они вслух не поздоровались, не сказали друг другу ни слова, не выразили ни малейшего признака приязни. В их взаимоотношениях такие внешние проявления априори считались излишними.
   У них взаимоотношения вообще были непростыми. Тоха, чистокровный русак, никогда не был антисемитом или националистом. И тем не менее, думая о Самусе, постоянно испытывал чувство ревности к его уму. Эта ревность прорезалась именно к виде антисемитизма, потому что, чувствовал Антон Валерьевич, этот еврей в мозговом потенциале выше его. Причем, значительно. Ну а этого Тоха простить ему никак не мог.
   - Так вот что меня интересует, Антон, - осторожно опускаясь в глубокое кресло, продолжил Самусь начатую по телефону мысль, будто отвлекся от нее секунду назад на глоток кофе. - Не пропадал ли часом, уже это, кто-нибудь из твоих ребят в последние пару дней?
   Вопрос был слишком неожиданным, чтобы Антон Валерьевич смог четко ответить на него вот, сходу.
   - Пропадал? Насколько я знаю, нет, - пожал плечами он. - А что ты надумал?
   - Да вот, уже это, кое-что надумал...- неопределенно отозвался помощник. - Но только об этом, уже это, потом, когда все выяснишь... В общем, Тоха, нужно срочно, понимаешь, совершенно срочно выяснить этот факт. Так что дай команду своим мальчикам, пусть прозондируют... На всякий случай, сформулируем вопрос чуть шире. Итак, за последние несколько дней, если мое предположение верно, с кем-то из твоих людей, причем, скорее всего, не из рядовых, должно было произойти что-то из следующего: либо кто-то неведомо куда пропал, либо, уже это, заболел какой-то жутко мучительной болезнью...- Самусь сделал паузу, откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза, будто на путешествие в комфортабельной машине и эту небольшую речь у него ушли все оставшиеся жизненные силы. - Если хоть что-то из этого подтвердится, вот тогда я тебе и выскажу свою мысль. Если нет, значит, она и в самом деле настолько идиотская, что и говорить не стоит. И поверь мне, Тоха, я тебе даю, уже это, самое честное слово: я бы предпочел, чтобы она не подтвердилась.
   Что ж, если так...
   Антон Валерьевич настаивать на немедленном ответе не стал. В конце концов, каждый человек имеет право сам определять, когда, кому и какую информацию выдавать - особенно если этого человека зовут Самусь. Обычно большинство людей страдают иной бедой - не могут удержаться от того, чтобы побыстрее поделиться с человечеством самой толикой конфиденциальной информации о своем ближнем.
   Хозяин молча перегнулся через подлокотник дивана, дотянулся до лежавшего на журнальном столике пульта, напоминающего "ленивчик" от телевизора или видеомагнитофона. Нажал одну из кнопок. В кабинет тотчас вошел Капелька, преданный и верный телохранитель и непосредственный проводник воли Антона Валерьевича в жизнь.
   - Слушаю вас, Антон Валерьевич!.. - сказал он, замерев у двери. - Добрый день, Самусь.
   Самусь только вяло кивнул в ответ. Хилый, с пошаливающим здоровьем, каждодневно изводящий себя физическими упражнениями, массажами и закаливанием, чтобы поддерживать себя в более или менее подобающей форме, он отчаянно завидовал таким вот красавцам-богатырям, которым здоровье и красота даны просто так, от природы - и даже осознание, что он гораздо умнее их, мало успокаивало. К его бы голове, да такое тело!..
   - Капелька, прежде всего сообрази нам чего-нибудь... - начал хозяин.
   Однако закончить мысль не успел.
   - Я уже распорядился, - отозвался великан.
   Дверь и в самом деле вновь отворилась и горничная вкатила в комнату столик. Помимо обычного комплекта бутылок и тарелочек теперь там стоял еще большой бокал с мутновато-желтоватым напитком - любимый коктейль Самуся, который он сам для себя придумал на основе апельсинового сока, водки, некоторых других ингредиентов, в также, для пикантности, сырого яйца... Горничная была из категории - или породы, кому какое слово больше нравится - классических горничных: аккуратненькая, чистоплотненькая, симпатичненькая, с неплохой фигуркой, в меру глупенькая, в меру исполнительная, дорожащая своим местом, а потому честная, не отказывающая хозяину и не отказывающаяся от купюрки, небрежно опущенной ей в кармашек кокетливого передничка и выполняющая после этого почти все прихоти гостей; но при этом всегда знающая свое место и ни словом, ни намеком никогда не позволяющая себе дать понять кому бы то ни было, в том числе и появляющимся тут иногда чьим-то женам, что их мужьям она тоже не отказывала... Самусь, едва приоткрыв глаза, исподволь наблюдал за ней. И снова в его душе шевельнулась досада. Именно он определил ее в услужение к Тохе. Она была здесь платной осведомительницей Самуся - о чем, к слову, Тоха, скорее всего, знал или, по меньшей мере, догадывался. И у нее были, так сказать, "отношения" с каждым из трех присутствующих здесь мужчин, правда, отношения разные: Самусю она отдавалась исключительно за деньги, Тохе, как хозяину, по необходимости, ну а этому дебилу - потому лишь, что он просто-напросто здоровый самец, у которого мужское хозяйство функционирует куда лучше мозгов.
   Самусь понимал, что в этой своей неприязни к Капельке он не совсем прав. Но ничего поделать со своим чувством не мог. Какой волей ни обладай, а над чувством симпатии-антипатии мы все равно не властны.
   Горничная подкатила столик, удачно поставила его между хозяином формальным и хозяином подлинным, кокетливо улыбнулась обоим. И вышла. Оба сидевших невольно проводили ее глазами. Чувствуя эти взгляды, девушка покачивала своей аппетитной попкой чуть соблазнительней обычного. Правда, сама при этом кольнула взглядом Капельку. Тот на ее кокетство не отреагировал, продолжал терпеливо смотреть на Антона Валерьевича, ожидая главное указание.
   ...- Так вот, Капелька, - дождавшись, пока за девушкой закроется дверь, продолжил Антон Валерьевич, - нужно срочно выяснить, не произошло ли с кем-то из наших еще каких-либо неприятностей...
   Он не успел закончить распоряжение, не успел расшифровать, что имеет в виду под "неприятностями", как по выражению лица телохранителя понял: Самусь прав, у них и в самом деле что-то стряслось.
   - Простите, Антон Валерьевич, что перебиваю, - заговорил тот. - Пропал Семен Борисович Абрамович. Брама... Не уверен, что вы помните его...
   Помнил ли его Тоха? Тоха помнил его прекрасно. И потому молчал, ошеломленный.
   Неверно расценив паузу, Самусь решил подсказать.
   - Абрамович - это тот самый сотрудник из "Плутона", который привел "хвост" на Бульвар...- начал он.
   - Помню! - откликнулся хозяин вмиг охрипшим голосом.
   Вот это был удар! Это был удар, которого Антон Валерьевич ожидать никак не мог. Это было из серии "пришла беда, откуда не ждали".
   - А почему я об этом не знал? - едва сдержался, чтобы не вспылить, Тоха.
   Капелька ощутил гнев хозяина, весь подобрался. Глядел виновато и почтительно.
   - Во-первых, информация еще проверяется, тут еще не все ясно... А потом я не думал, что это вас так сильно заинтересует. Я думал ознакомить вас только с конечными результатами...
   Секретарь был прав, признал хозяин.
   - Когда это произошло? - уже иначе, просто угрюмо спросил он.
   Если подобный поворот предвидел и предсказал Самусь, значит, тут и в самом деле что-то нечисто.
   Если только... Тоха покосился на своего гостя, который по-прежнему сидел неподвижно, словно обессилено дремал в кресле... Если только сам Самусь не ведет сейчас какую-то игру. С него станется!.. Кто его знает, может, по каким-то неведомым ему, Антону, соображениям, тому же Самусю сейчас выгодно продать своего шефа и компаньона? Ведь ни один человек в мире не знает так много об Антоне, ни один человек настолько подробно не осведомлен о его связях и подручных. А Валентин демонстрирует поразительную осведомленность!
   - В понедельник, - продолжал между тем отчет Капелька. - Он утром вышел из дома. На работу не прибыл. Там его хватились только во второй половине дня, мало ли, мол, где и по какой причине мог задержаться человек. Позвонили домой... Но кипежь сразу поднимать не стали: Брама сам по себе человек обязательный, но ведь мог где-то задержаться, куда-то заехать...
   - Понятно, баба, бутылка, преферанс, понос...- вновь раздраженно перебил Тоха. - Дальше.
   Ситуация ему не нравилась. Не нравилась чем дальше, тем больше.
   - Не появился он ни на следующий день, ни вчера... Вчера информацию получил я. Все.
   - Что еще по этому делу? - поинтересовался Тоха.
   - Все, пока больше ничего. Жена говорит, что никакой информации о муже не имеет. Служба безопасности "Плутона" поставлена на уши, однако конкретного ничего нет. В милицию, в прокуратуру или еще куда информацию о происшествии пока не передавали. Зондируем по неофициальным каналам.
   - Спасибо.
   Капелька четко повернулся и вышел. А Антон Валерьевич повернулся к Самусю.
   - Ну что ж, твои подозрения подтвердились... И что ты по этому поводу имеешь мне сказать?
   Тот словно проснулся. Открыл глаза, взял со столика свой бокал. Потянул, сделав несколько глотков, коктейль через трубочку.
   - Вот ты уже и меня подозреваешь в заговоре против тебя, - без осуждения, просто констатируя факт, проговорил он. - А мы ж с тобой вроде как в друзьях числимся... Не один пуд соли, вроде бы, съели...
   Реплика застала Антона врасплох и потому он лишь смущенно забормотал:
   - Ну что ты...
   - Подозреваешь, чего уж там...- вздохнул Самусь. - Ну да ладно, как говорится, Бог тебе судья. Хотя тут, кажется, твоим судьей выступает не Бог.
   Пытаясь уйти от щекотливой темы, Антон подхватил последнюю фразу.
   - Что-то я не понял о Боге, - заметил он. - Что ты этим хочешь сказать?
   Самусь уже опять сидел с прикрытыми глазами. Заговорил рассудительно, размышляя.
   - Что хочу сказать... За тем и приехал... Знаешь, Антон, в какой-то момент развития всей этой истории мне вдруг показалось, что происходящее мне как будто что-то напоминает. Наверное, у каждого человека, и у тебя тоже, бывает такое чувство, ощущение, когда в глубине души появляется такая волна, которая уже это тебе говорит: что-то подобное ты как будто уже встречал. Или видел... Знаешь, уже это как будто американский римейк какой-нибудь другой картины. Знаешь, когда берут какой-нибудь иностранный фильм, выхватывают его идею и снимают по тому же сюжету картину со своей американской традицией. Были японские "Семь самураев" - стала американская "Великолепная семерка". Были советские "Тринадцать" - стала американская "Сахара", где так чудесно сыграл Белуши...
   - Ну-ну...- сегодня Антона раздражало все. И в данный момент эта обстоятельная манера разговора Самуся. - Какое отношение имеет Белуши к Ваське или к Браме?
   - Подковы гну, - беззлобно отозвался тот. - Самое прямое, как оказалось... Так вот, у меня почему-то появилось подозрение, что кто-то в нашей с тобой жизни пытается оживить сюжет какого-то детектива. Вот только какого? Ты же знаешь, что я бульварную литературу не читаю. Но что-то меня заставило насторожиться...
   - И ты вспомнил? - снова не выдержал Антон.
   - И я вспомнил, - в равнодушном голосе Самуся скользнуло самодовольство. - Я не только вспомнил, но и докопался еще кое до чего. И пропажа Брамы, как ты это уже понял - яркое тому подтверждение. Более того, я могу тебе четко сказать, что именно произойдет со следующим человеком и даже могу приблизительно сказать, с кем именно.
   У Антона перехватило дыхание. Дочурка... Только не она, только не Мариночка... Пусть случится что угодно и с кем угодно - только бы ее, несчастную, никто не тронул!.. Он мысленно молил об этом, как будто эти его мысли могли повлиять на слова Самуся, пришедшего сюда в роли оракула.
   - Но сначала я скажу тебе не это, - продолжал тянуть резину Самусь. - Сначала я тебе уже скажу, что седьмой жертвой будешь лично ты. Почему именно ты, за что - не знаю. Если ты поймешь, почему все это направлено именно против тебя и твоего окружения, ты найдешь своего будущего убийцу. Если не сумеешь разобраться - он тебя обязательно достанет. Если ты, конечно, не сбежишь от него на Фиджи, в Антарктиду или в какой-нибудь Икитос... Более того, перед смертью ты вынужден будешь рассказать все о своей команде, продать и предать всех тех, кто тебе помогал жить и наживаться... Я не знаю, как он этого добьется, но, судя по тому, насколько он всегда все хорошо просчитывает, настолько подробно обо всем проинформирован, он сделает это. Например, так. Ты будешь поставлен перед выбором: или ты сдаешь и продаешь всех и вся, или Интерпол получает информацию о том, что счет, с которого финансируется лечение и содержание в специализированной клинике-интернате твоей дочери, подпитывается за счет колумбийского наркокартеля... Я думаю, что, оказавшись перед таким выбором, ты заложишь всех нас и после этого сам застрелишься...
   Антон Валерьевич смотрел на равнодушно роняющего слова Самуся едва ли не с ужасом.
   - Ты дьявол...- тихо сказал он. - Откуда ты все это знаешь?..
   Дотянувшись до бутылок, он схватил первую же попавшуюся, по-рабоче-крестьянски, зубами, вытащил из горлышка пробку и припал к горлышку. Спиртное обожгло горло, он задохнулся, густо закашлялся, струйки влаги потекли по щекам, по подбородку, обильно пролились на рубашку и домашнюю бархатную куртку.
   - Откуда я знаю? - после паузы лениво приподнял брови Самусь. - Я много чего уже это знаю, друг мой Антон. И, учитывая важность нашего нынешнего разговора, могу тебе чуть-чуть приоткрыть всего лишь один небольшой секрет... Точнее, еще один, потому что это еще не все тайны, которые тебе предстоит сегодня узнать... Пару лет назад здесь, в Москве, некий гражданин, известный в определенных кругах как Секретарь, попытался сформировать некий централизованный банк данных на криминальных авторитетов страны и столицы, в котором за известную сумму можно было навести справку о том или ином "авторитете".1). Пока поддерживался некий баланс сил, его не трогали, _______________________________________
   1). Подробнее о Секретаре можно прочитать в романе "Кровь с души не смывается".
  
  Секретарь считался вроде как нейтральным лицом. Но потом у него выкрали часть электронного досье; ну а когда так распространился "Интернет", через который можно влезть едва ли не в любой персональный компьютер, сама по
  себе идея изжила себя - и Секретаря потихоньку придушили... Он, насколько мне известно, замурован в стену подземного комплекса на Манежной площади, я даже довольно точно могу это место показать... Дело в том, что я с ним в свое время сотрудничал... Так что я много чего знаю, Антон.
   Он сказал все это тем же ровным тоном. Однако Тоха уловил в его словах весьма небрежно примаскированную угрозу. И по поводу того, что, мол, я, Самусь, много еще чего знаю, и что если уж в стену ТАКОГО комплекса замуровали ТАКОГО человека, то на что можешь рассчитывать ты, мафиози, по большому счету, средней руки? В лучшем случае на то, что ради тебя самолет грохнут и ты сгоришь, падая с высоты в десять километров, испаришься без следа - а то и попросту где-нибудь в Серебряном бору в Москву-реку живым спустят с ногами, застывшими в тазике с бетоном.
   Только с чего это вдруг Самусь так всполошился? Или может быть...
   - Погоди-ка, - вдруг понял Антон. - Так что же, ты хочешь сказать, что будешь в этом списке шестым?
   Самусь допил свой коктейль. Открыл глаза и повернулся к хозяину дачи.
   - Хвала Моисею, дошло наконец, - с легкой насмешкой сказал он. - Что-то ты совсем зажирел, хватку потерял, Антон... Ты прав, следующей жертвой этой всей катавасии должен стать или я, или Капелька. Причем, у меня шансов претендовать на эту роль значительно больше. Потому что Капелька, хотя и близкий тебе человек, но всего лишь тупоголовый телохранитель, а следовательно всего лишь исполнитель твоей воли, и значит грехов на нем не должно быть много.
   - Грехов? Каких грехов?
   Самусь не стал утруждать себя приготовлением коктейля. Просто нацедил себе какого-то вина и снова воткнул в него трубочку.
   - Сейчас скажу... Добавлю только, что если ты не примешь меры, я умру от отравления дымом или газом. Например, от выхлопных газов автомобиля. Так-то.
   - Мистика какая-то, - пробурчал совсем потерянный Антон. - Бред.
   - Мистика?.. Если бы... Тут все, похоже, вполне рукотворное...- вздохнул Самусь. - Слушай теперь все с самого начала... Итак, я тебе уже сказал, что понял, где я читал что-то подобное. Это было в книге Умберто Эко, которая называется "Имя розы". Не читал?.. Впрочем, что я спрашиваю, нет, конечно... Это исключительно умная книга, которую читают нынче очень и очень немногие... Действия ее происходят в средние века в неком монастыре на севере Италии. Несколько загадочных смертей следуют одна за другой и расследовать их берется некий священник, отставной инквизитор, так сказать, Шерлок Холмс средневековья, которого, к слову, в фильме, поставленном по этой книге, играет Шон Коннери... Впрочем, не буду пересказывать книгу, это к делу отношения не имеет. Суть ее в том, что каждый последующий человек умирал иначе, не так, как другие. И следователь вдруг понял, что убийца копирует, понимаешь? - копирует смерти, описанные в "Апокалипсисе", или иначе в "Откровении Святого Иоанна Богослова". Когда до меня это дошло, я, понятно, сразу схватился за Библию. И что ты думаешь? В нашем случае все и в самом деле проделано один к одному! Второй убитый был Ленька-Бык. Ему на голову упала горящая бадья, в которой лежала бутылка вина. Так? Причем, если ты помнишь, вина "Медвежья кровь"... Читаем в "Откровении"...- Он уже поставил стакан на столик и достал из кармана книжку малого формата с несколькими закладками между страницами. Раскрыл ее. - "Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась... и третья часть моря стала кровью..." Теперь о третьем ангеле: "...третья часть вод сделалась полынью и многие из людей умерли от вод, потому что сделались они горьки". А что у нас было на деле? Этот Валентин провел целую операцию, чтобы подменить наркоту и, таким образом, отравилось побольше наркоманов, а потом еще и наркодельцы перессорились между собой. Следующий был убит в Планетарии. Читаем: "...поражена была третья часть солнца и третья часть луны и третья часть звезд, так что затмилась третья часть их..." Погоди-погоди, - остановил Самусь пытавшегося его перебить Антона. - Когда я суммировал все это, подумал, что это плод больного воображения, когда боишься собственной тени. Мне не давал покоя первый убитый, Васька. Он был убит, а пули не нашли. Так?
   - Так, - согласился Антон, чувствуя, что у него все внутри сжимается от едва ли не суеверного ужаса.
   Только посланцев небес и других потусторонних сил ему еще не хватало!
   - Читаем: "Первый Ангел вострубил и сделался град и огонь, смешанные с кровью..." В чем тут загвоздка? - думал я. А тут вдруг недавно показывают американское кино "Три дня Кондора"... Ты понимаешь, его словно специально показали для меня, да еще и я оказался у экрана, хотя не смотрю подобного... Или это провидение вмешалось?.. Так вот, там звучит фраза о том, что если выстрелить в человека ледяной пулей, то она убивает так же, как и обыкновенная стальная, но потом тает в теле и обнаружить ее невозможно! Ты понял? Град и огонь смешиваются с кровью!
   Самусь уже не был слабосильным флегматиком, каким его привыкли видеть окружающие. Он поднялся и ходил по комнате. Стремительный, подтянутый, целеустремленный. И Антон, хотя и были сейчас его мысли заняты другим, вдруг понял, что обычный вид Самуся - не более чем защитная маска человека, который желает, чтобы его не считали опасным.
   - Но если мои рассуждения правильны, подумал я, значит, можно попытаться предугадать будущее, - продолжал Самусь. - Читаю...- Он вернулся к креслу, взял с подлокотника раскрытый томик и торжествующе прочитал: - "...И дано ей (речь идет о саранче) не убивать их (людей имеется в виду), а только мучить пять месяцев..."- И дальше: "В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них"... Вот я и приехал к тебе, Антон, чтобы узнать, не исчез ли кто-нибудь из твоих людей. Оказалось, Брама... Знаешь, Антон, я сейчас не завидую ему, - неожиданно Самусь словно шарик, из которого выпустили воздух, сжался и тяжело опустился в кресло. - Ваське или Леньке, которых сейчас уже черви в гробу объедать начали, и то легче. А Семен... Что ему предстоит испытать... Это же жуть!
   Однако хозяина дачи куда больше интересовала собственная судьба, чем мучения Брамы.
   - А что ты говоришь, в "Откровении" про нас с тобой написано?
   Самусь устало пожал плечами.
   - Сам прочитаешь, если тебе это интересно... Главное, Антон, в другом. Ты обязан понять, кто и почему затягивает вокруг тебя эту адскую петлю. Поймешь - твоя взяла. Не поймешь - жди, что на днях тебе позвонят и сообщат, что где-то нашли истерзанное, но, скорее всего, живое тело гражданина Абрамовича, а рядом с ним найдена карточка с номером пять.
   - Да, кстати, а что означают эти карточки? - встрепенулся Тоха.
   - О, это Валентин тоже здорово придумал, - скривил губы в слабой усмешке Самусь. - Это подсказка тем, кто расследует это дело, в том числе и нас с тобой. Там изображены многие, так сказать, аксессуары, описанные в "Откровении": и семь светильников, и семь труб, и семь печатей, и четыре ветра четырех сторон света... В общем, зашифрован сам "Апокалипсис".
   Они умолкли. Антон Валерьевич, лихорадочно обдумывая ситуацию и сопоставляя имеющиеся у него данные. Самусь, потягивая вино.
   И при этом они, скорее всего, даже не подозревали о том, что размышляют об одном и том же: слишком много каждый из них знал за собой грехов, чтобы не задуматься, не само ли воплощенное в человеческий образ провидение идет по их стопам?
  
   ВАЛЕНТИН - ЯНА - ВАДИМ
   Валентин с улыбкой отключился от линии. Нет, тут явно есть чем гордиться собой. Это ж надо, как все получается ловко и четко, как он просчитал развитие ситуации! Даже примерный срок, когда в квартире Абрамовича появятся частные сыщики, сумел предугадать.
   Что ж, пора развивать ситуацию дальше.
   Он снова подключил свой аппарат к контактам геркона и быстро набрал уже знакомый номер. Трубку сняли тотчас.
   - Да, я слушаю, - раздался женский голос.
   Конечно, было бы странно, если бы голос раздался мужской. Да еще сказал бы что-то в духе "частный детектив слушает".
   - Яна Казимировна? - максимально учтиво, с трудом сдерживая сквозящую в голосе улыбку, уточнил Валентин.
   И услышал именно то, что и должен был услышать:
   - Да, это я.
   - Добрый день.
   Она не ответила. Это вполне естественно. Понятно, какой он, этот день, для нее добрый? Муж исчез, ежедневно названивает кто-то неведомый, который больше нагнетает страха, чем вносит хоть какую-то ясность, в квартире засада... И полная неопределенность впереди.
   - У вас, надеюсь, все в порядке? - снова мысленно усмехнулся Валентин, предвидя, что именно она ответит.
   Так и случилось.
   - С работы опять звонили, - сообщила женщина. - Сказали, что мужа уже разыскивают.
   - Пусть ищут, - охотно согласился Валентин. - Что они еще вам сказали?
   - То же самое, что и вы: чтобы я не сообщала об этом в милицию.
   Тоже логично, оценил Валентин. Вокруг Абрамовича происходит слишком много противозаконных действий, чтобы его дружки сразу начали поднимать шум. Постараются сначала сами разобраться. Ну а если уж у них самих не получится, вот только тогда...
   - А вы? - спросил он у женщины.
   - Я и не сообщила, - честно отозвалась хозяйка.
   О том, что "не виноватая я, они сами пришли", сообщать не стала.
   - Ну тогда до завтра, - сделал вид, что собирается положить трубку Валентин.
   Хотя реально, конечно, не собирался. Ему и самому было любопытно, какой вывод из происходящего сделают наши доблестные сыщики.
   - Погодите! - окликнула его, как того и следовало ожидать, Яна Казимировна. - Ну вы бы хоть сказали что-нибудь успокаивающее, рассказали подробнее, чего вы от нас хотите, как там мой муж?..
   Ясно, ее попросили подольше затянуть разговор, чтобы иметь возможность зафиксировать, откуда был звонок. Что она откровенно и делает. Впрочем, этот самый Вадим Вострецов не знает, чей именно номер он должен определить. И уж подавно никто не может предвидеть, какой именно номер высветится на табло!
   Ну что ж, подыграем вам, ребятки!
   - Муж ваш, многоуважаемая Яна Казимировна, в полном порядке. Конечно, здесь не так комфортно и уютно, как у вас дома, и питание похуже, но жить вполне можно. Так что не переживайте...
   А сам вдавил кнопку магнитофона и из динамика раздался приглушенный, словно звучащий издалека, вопль. Этот звук Валентин накануне записал с телевизора.
   - Что это? - воскликнула женщина.
   - Где? - прикинулся непонимающим Валентин.
   Жена Абрамовича всполошилась не на шутку.
   - Что это был за крик? - истерично спросила она.
   Что ж, пора закругляться. Наверняка наши доблестные правоохранительные органы, несмотря на всю свою заторможенность и слабую техническую вооруженность, сумели и успели записать беседу.
   - Вы слышали крик?.. Какой крик? Это, наверное, на линии. До свиданья! - оборвал разговор Валентин и тотчас отключился.
   Все, теперь они там решат, что пора форсировать события, пора браться за дело в полной мере. Пусть форсируют и берутся. Они ведь не знают, что он владеет информацией об их действиях в достаточно полной мере. Так что поздно, братцы, пить "боржоми", когда почки уже выпали. На пути к главной цели остался только один ублюдок. Ну а когда он, Валентин, уберет с пути и его, возьмет за жабры последнего, да выполнит и остальные свои задумки, можно будет считать, что он свою миссию выполнил в полном объеме.
   Рассуждая о том, что дел у него осталось не так уж много, Валентин снова зажал клеммы-"крокодильчики" своего самодельного аппарата на контактах геркона. И поспел как раз вовремя.
   - Ну что, Вадька? Узнал?
   Вострецов ответил с недоумением:
   - Узнать-то узнал... А что это за номер? И зачем это он вам вдруг понадобился?
   Что за номер... Понятно, офонареешь, когда увидишь такое!
   - Потом объясню, - чудь раздраженно настаивал Ашот. - Так откуда звонили?
   - В том-то и дело, что такого номера в Москве вообще не существует, - ответил Вострецов.- Поэтому и спрашиваю: зачем он вам нужен? Кто там должен быть? И что за спешка?
   Его собеседник громко выругался. На этот раз по-русски, а значит от души.
   - Так что случилось? Ашот, я же тебе говорил, что у меня срочное дело в районе Пролетарской.
   Услышав это, Валентин чуть вздрогнул. Уж очень странное совпадение... Хотя, с другой стороны, мало ли какие дела могут быть у человека в данном районе!
   - Да тут, знаешь, такое дело... - напор у человека, которого назвали Ашотом, явно ослабел. - Мы тут с Сашкой Максимчуком разбираемся с одним делом. Короче, одного околомафиозного гражданина похитили. А похититель назвался Валентином. Я вспомнил, что ты ведешь дело, где фигурирует это имя...
   - Что? - воскликнул Вадим. - Так это вы сейчас с Валентином разговаривали?..
   - Да. А что?
   Теперь выругался Вострецов.
   - Что ж вы наделали, ребята? - сказал он с горечью. - Он же все...
   И бросил трубку.
   - Алло! Алло! - крикнул еще Ашот.
   Потом, сообразив, что это не случайный сбой на линии, отключился и он.
   Та-ак...
   Валентин механически, привычно, отключил клеммы. Значит, получается, что Вадим не случайно собирался ехать именно на Пролетарскую. Значит, его, Валентина, таки-вычислили... А он-то держал всех этих сыскарей, как официальных, так и частных, за дураков... Как говаривал покойный Володя Высоцкий устами Глеба Жеглова, не буди лиха, пока оно тихо. Разбудил.
  Накаркал. Накликал.
   Правда, на него у них ничего нет. И доказать никто ничего не сможет...
   Как это никто? - тут же поправил себя Валентин. А подручный Васьки по имени Колян, который его видел и который может его опознать? А бабка-контролер в Планетарии? А телохранители Жеки?.. А его голос, наконец, который вполне могли сегодня записать, коль уж потребовалось определить, откуда велся разговор?.. Сейчас такого наши эксперты-криминалисты понапридумали, чтобы опознать криминальных граждан... Ну а когда к тому же еще найдут Абрамовича...
   Нет, братцы вы мои, пора принимать меры. То самое, что в свое время называли операцией прикрытия. Или операцией "Ы", на худой конец.
   ...Впрочем, таковую ситуацию Валентин тоже продумывал. Правда, не думал, что ею и в самом деле придется воспользоваться, тем более, несколько раньше предвиденного срока.
   Теперь весь вопрос состоит в том, один приедет сюда Вострецов или прямо с группой захвата. По логике, конечно, должен был бы один. Потому что, сколько бы у них, у сыскарей, ни было бы домыслов и предположений, реальных фактов и доказательств в достаточном количестве быть не может. Так что санкции на выезд целой группы ни начальство, ни тем более прокуратура не даст... И тогда Вострецов должен будет приехать один, с его, Валентина, фотороботом, чтобы показать его начальству и спросить, есть ли у них такой работник, в качестве кого и под каким именем тут работает... Или это я себя успокаиваю? - мелькнула мысль.
   Ладно, поглядим.
   Одно бесспорно: уходить отсюда уже пора. Собственно говоря, и сама работа на телефонной станции ему уже не слишком-то и нужна. Все, что нужно знать о Тохе и его ближайшем окружении, он уже вызнал, так что вполне можно обойтись без регулярного прослушивания их переговоров.
   Валентин неторопливо начал отключать и демонтировать свое оборудование, которое так помогало ему в работе. Собственноручно сделанный усилитель, который он подключал к проводам, выведенным непосредственно из рабочего зала АТС, был особенно хорош. Идеально подобранное напряжение питания, трубка с сопротивлением в 6 килоом, чтобы не шунтировала, не создавала помех на линии, подключавшийся при необходимости магнитофон, записывавший разговоры интересующих его людей... Все это ему, скорее всего, вряд ли понадобится. А впрочем... Кто его знает... Как советуют умные люди, "никогда не говори "никогда!"...
   Аккуратно сложил все это в сумку. Туда же небрежно сунул полотенце, сменные брюки, еще что-то из личных вещей, которые достал из шкафчика... Теперь можно уйти в любую минуту. Имеется у него тайный выход отсюда непосредственно в подземный город. Лабиринт, раскинувшийся под районом, прилегающий к АТС, он изучил неплохо.
   Он отсюда же и с сатанистами познакомился, из этой же своей подсобки. К слову, им же глубокая признательность, и персонально Хирону, за то, что благодаря им сумел хоть немного познакомиться с подмосковными катакомбами.
   Валентин тогда усиленно искал помощников, которые помогли бы ему в войне с могучей империей Антона Валерьевича. Деталей плана у него еще не было, имелись только самые общие наметки. Поэтому парень потихоньку вывел сюда провода, к которым можно было без проблем подсоединиться и безбоязненно подслушивать разговоры. Понятно, к стативу с шаговым искателем подключиться было бы легче, ну да и с современными герметическими контактами (герконами), если с умом, можно совладать.
   Так вот и наткнулся он на один разговор, который показался ему, с точки зрения его дела, перспективным. Валентин быстро смекнул, что разговор идет между двумя членами какой-то религиозной секты, скорее всего, запрещенной... Тогда он решил попробовать привлечь их к осуществлению своего замысла. Правда, потом, побывав на сходке сатанистов, отказался от этой идеи, понял, что туда ходят не те люди, на которых можно в достаточной степени рассчитывать. Хотя, с другой стороны, общение с ними имело несколько положительных моментов. Прежде всего, он узнал, что такое Бульвар; он научился немного ориентироваться в подземном городе; он узнал кое-что, самую малость, о механизме вовлечения молодежи в наркомир... Да и сама идея организации серии мести под видом Апокалипсиса у него возникла под их влиянием... Но с самими обитателями подземелья он больше не встречался.
   Во время другого разговора он узнал о существовании некоего Семена Борисовича Абрамовича. А сверившись со своим списком, который в свое время надиктовал ему умирающий Каландар, убедился, что это нужный ему человек по кличке Брама.
   Впрочем, сейчас Валентин прищучил его на другом.
   Дело в том, что некоторых особенно сексуальных девчат, накачавшихся наркотиками, или же накачанных ими специально, за неплохие деньги поставляли некоторым клиентам Бульвара. Бывали там такие любители ненасытных заторможенных девочек. К ним принадлежал и Абрамович. Уж какой кайф он находил именно в подобном сексе, трудно сказать, может, просто у жены не находил удовлетворения, но только на Бульвар за этим удовольствием он наведывался частенько.
   А потом, пресытившись, решил попробовать и заказал себе нетронутую девочку-малолеточку, еще несформировавшегося подросточка. На Бульваре слово "не можем" или "незаконно" не существует - только плати! Он заплатил - нетронутую девочку ему обеспечили.
   С этого момента Семен Борисович был обречен. Валентин вынес ему приговор.
   ...В понедельник Абрамович уже собирался выходить из дома, чтобы отправиться на работу, когда зазвонил телефон.
   - Нужно срочно встретиться, - не здороваясь, сказал он.
   - Но у меня работа, - мрачно отозвался любитель наркозависимого свежачка.
   - Ничего, чуть опоздаешь... Зато сразу за все и рассчитаемся.
   Рассчитаться сразу и за все Абрамович очень хотел. Если бы он хоть что-то знал, о том, где и как найти Валентина, он бы с ним уже давно разделался, да только уж очень тот осторожен - Семен Борисович никак не мог узнать о нем какие-то подробности.
   Встретились они в этот раз в небольшом, совершенно пустом по причине понедельничного утра, кафетерии. Взяли по чашке кофе. И уселись за дальним угловым столиком.
   - В общем, так, Брама, - жестко заговорил Валентин. - До сих пор я тебя доил по мелочам...
   - По мелочам... - хмыкнул Абрамович. - Ты у меня уже столько денег выкачал...
   - Так ведь на дело, - скривил губы в ухмылке его собеседник. - И знаешь, на какое?.. Ты даже не можешь предположить!.. Все полученные от тебя деньги я пустил на то, чтобы убить несколько человек, таких же подлецов, как и ты... Ну да ладно, я сейчас не об этом. Значит, так, Брама, я тебе предлагаю провернуть одну аферу, в результате которой ты не только рассчитаешься со мной, но и сам заработаешь хорошие денежки.
   Рассчитаться, да еще и заработать при этом - это хорошо. Вот только не верил Абрамович Валентину. Поэтому ничего не сказал, молча глядел в свою чашку. С каким бы удовольствием он сейчас задушил этого задрипанного вымогателя, который невесть как прищучил его на той малолетке!.. Так ведь не получится - тот явно сильнее, да и осознает, естественно, что его дойная коровка много бы дала, чтобы его не стало на свете...
   - Чего молчишь? - не дождавшись ответа, спросил Валентин.
   - А что ты хочешь от меня услышать? - глухо откликнулся Семен Борисович.
   Тот пожал плечами.
   - Ну, я не знаю... Проявление бурной радости, что избавишься от меня, например. Или вопрос, в чем состоит суть аферы...
   - И в чем же состоит суть аферы?
   Валентин глотнул кофе. И продолжил:
   - У тебя есть схема метро?
   Нет, он не перестает удивлять, этот доморощенный шантажист.
   - Зачем тебе? Хочешь наладить выпуск таких схем?..
   - Не остри, тебе это не идет, - оборвал Валентин. - Доставай схему!
   Абрамович молча полез в карман, достал из бумажника календарик с изображением разноцветных линий метро, небрежно бросил ее на столик.
   - Вот глянь, Брама, - показывал Валентин остреньким кончиком пластмассовой ложечки. - В перспективных планах развития метрополитена значится наращивание линий в нескольких направлениях. На север до Челобитьева, вот сюда в Зеленоград, на запад в Строгино, в Солнцево, потом от "Кропоткинской" под Пироговской улицей... Короче, планов много. А вот денег нет. Поэтому строительство идет так медленно, а некоторые проекты вообще зависли невесть на какой период...
   - И ты мне предлагаешь финансировать строительство коммерческой ветки, - не удержавшись, саркастически хмыкнул Абрамович.
   - Напрасно иронизируешь, - отозвался Валентин. - Потому что ты очень близок к истине.
   - Это несерьезно.
   - Более чем серьезно... Смотри сам. Сейчас строится Люблинская линия. Когда на ней фронт работы сократится, силы и средства нужно будет перебросить куда-то в другое место. Куда? Вот как раз этот вопрос для нас наиболее важен... Допустим, садится совместная комиссия Метростроя и Правительства Москвы и начинают обсуждать объективную сторону
  вопроса. Закладка новой линии сейчас городу не по карману. Поэтому предпочтительнее наращивание уже имеющихся веток... Ты представляешь, Брама, какие деньги можно сделать, если заранее узнать, где именно будет строиться следующая станция?..
   Семен Борисович пока не понимал. Но за ходом рассуждений собеседника теперь следил внимательно. Потому что понял, что за всем эти и в самом деле может стоять реальный, тщательно продуманный план.
   - Ну а теперь суть моего предложения, - перешел к конкретике Валентин. - Самая короткая в Москве линия - Калининская. В перспективе ее планируется продлить до Новокосино, то есть она выйдет за пределы Кольцевой дороги. Благо, там расстояние не Бог весть какое... Нам с тобой предстоит параллельно решить две задачи. Сделать так, чтобы город решил в первую очередь бросить силы Метростроя на это направление, а во-вторых, извлечь из этого решения максимум пользы... Я беру на себя практическое решение обеих задач, за тобой финансирование. Прибыль пополам.
   Звучало заманчиво.
   - А почему именно Новокосино?
   Это был первый вопрос, который задал Брама по сути дела. И Валентин понял главное: собеседник и в самом деле заинтересовался.
   - Это выгодно как нам, так и городу, - пояснил он. - Нам - потому что конечная станция будет строиться на пустыре. Городу...
   - Погоди, - остановил его Абрамович. - Ну и что, что на пустыре?
   - Непонятно?.. А ведь тут все очень просто! Ты быстренько берешь весь этот пустырь в аренду, скажем, лет на десять. Строишь там дешевенький павильончик, но оцениваешь его при этом подороже. Строишь дешевую "Рюмочную", а в документах проводишь, как ресторан. Там недалеко два оптовых рынка, так ты можешь организовать стоянку тяжелого автотранспорта с долгосрочными договорами. Можешь начать строительство грандиозного развлекательного центра, какого-нибудь Абрамленда... Короче говоря, делай что угодно, но только к моменту, когда будет принято решение именно на этом пустыре строить станцию метро, у тебя должно быть на руках как можно больше счетов, договоров и всяких прочих бумажек, которые город обязан будет тебе оплатить, в том числе и с учетом недополученной прибыли... Там рядом есть автозаправочная станция - перекупи ее, или тоже возьми в аренду. Там сейчас строится огромный многоярусный гараж - прибери и его к рукам!.. Это же Эльдорадо, Брама, самое настоящее Эльдорадо!
   Семен Борисович раздумчиво качнул головой. Если все это действительно так, а не блеф, похоже, в данном плане и есть резон.
   - Ладно, допустим, - проговорил он. - Ну а ты уверен, что город примет именно этот план?
   Валентин откровенно ухмыльнулся.
   - А ты думаешь, я один такой умный?.. Да за такой лакомый кусок, как новая станция метро грызня будет идти - дай Бог.
   - Но тогда почему ты думаешь?..
   - Я не думаю, Брама, я знаю, - весомо перебил собеседника Валентин. - У меня есть в нужном месте нужный человек, который, если его, конечно, "подмазать", сможет оказать давление в нашу пользу. Тем более, что объективно продлить ветку "Новогиреево - Новокосино" не слишком дорого. Прежде всего потому, как я уже говорил, расстояние там, если учесть подъездные пути депо, не такое уж большое. Но даже не это главное. Дело в том, что в том районе проходит тоннель, который принадлежит военным, а у них сейчас нет денег, так что тоннель им не нужен. Значит, достаточно использовать готовый тоннель, что сократит стоимость строительства, считай в два раза...
   Замысел впечатлял. И все же... И все же Брама по-прежнему сомневался.
   - Но ты уверен, что все получится? - спросил он совсем не то, что реально думал.
   Впрочем, Валентин тоже понимал, в чем суть сомнений Абрамовича.
   - Стопроцентно уверенным в чем-то может быть только идиот, - пожал он плечами. - Конечно, и у меня есть сомнения. Но тут уж, сам знаешь: кто смел, тот и съел... Но я понимаю твои сомнения, ты и в самом деле можешь потерять денежку... Так ведь рассуди и с другой стороны: или ты рискнешь и разбогатеешь, сможешь начать свое собственное дело, или побоишься - и тогда по-прежнему каждый месяц будешь мне отстегивать за молчание. Кто рискует, тот может и проиграть; ну а кто не рискует - тот обречен на проигрыш. Решай!
   Только теперь Семен Борисович задал вопрос, который так ждал от него искуситель.
   - Но ты уверен, что вообще проект этой линии существует?
   - Конечно, иначе я не стал бы и огород городить! Пойдем, я тебе покажу проектную документацию, схему секретного тоннеля, а также подробную схему всего участка, который я тебе предлагаю арендовать...
   Абрамович начал было подниматься со своего места, но потом откровенно заколебался. Кто его знает, что на уме у этого шантажиста!
   - Боишься? - не менее откровенно усмехнулся Валентин. - И правильно, меня и в самом деле нужно бояться... Только ты рассуди, Брама, стал бы я такие турусы на колесах разводить, только для того, чтобы тебе сделать каку?.. Нет, продолжал бы получать от тебя отступного, а потом сдал бы тебя со всеми потрохами куда следует - да и дело с концом!.. Пошли-пошли, не дрейфь!
   И хоть и боялся Семен Борисович своего спутника, а отправился вместе с ним. Хотя и отчаянно трусил, вошел в какой-то гараж, оказавшийся буквально за углом.
   Им навстречу из пропахшего парами бензина полумрака шагнула фигура в промасленной спецовке.
   - Привет! - кивнул Валентин механику. - Это я... Мы тут посидим у тебя...
   - Как договаривались, - согласился тот.
   Он протер ветошью замасленные руки, бросил тряпку в угол и вышел, прикрыв за собой дверь.
   - Что мы тут будем делать? - совсем уж растерянно спросил Абрамович.
   - Ну, что я буду делать, ты сейчас увидишь, - усмехнулся Валентин. - А вот ты будешь делать то, что я тебе скажу!
   Он спокойно и медленно достал из кармана небольшой пистолет. Сдвинул вниз флажок предохранителя. Направил ствол на свою жертву.
   - Не бойся, Брама, я тебя убивать не буду...
   Семен Борисович с ужасом смотрел в черную дырочку ствола, готовую выплюнуть ему в лоб закругленный блестящий кусочек металла.
   - Ч-что ты х-хочешь? - заикаясь, спросил он.
   - Скоро узнаешь, - пообещал Валентин. - А пока пошли!
   Он отвел жертву в угол.
   - Поднимай люк!
   Пачкая обшлага дорогого пальто о ржавый замасленный металл, Абрамович кое-как поддел и сдвинул в сторону канализационный люк.
   - Лезь вниз!
   - Зачем?..
   - Я сказал: лезь! И не бойся, раз я сказал, что не трону, значит, не трону! Если, конечно, дергаться не будешь.. Лезь!
   Делать было нечего. Семен Борисович подхватил полы длинного пальто, начал неловко спускаться в тьму колодца. Сверху ударил яркий луч ручного фонаря.
   Спустившись, они оказались в низком тоннеле с тянущимися вдоль него трубами и кабелями. Было тесно, однако, парализованный страхом, Абрамович не решился попытаться напасть на своего мучителя.
   - Вперед! - качнул лучом фонаря вглубь прохода Валентин.
   Жертва безропотно побрела в указанном направлении.
   - Стой! А теперь наверх...
   Вверху виднелся слегка освещенный круг открытого люка. Семен Борисович ухватился за скобы и, скользя подошвами по мокрому металлу, начал подниматься к свету. Мелькнула мысль о том, что более удобного варианта, чтобы попытаться освободиться, у него не будет...
   Он оказался в небольшой освещенной, абсолютно пустой, комнате с одной лишь дверью. Диск люка стоял на ребре, в опасном равновесии касаясь небрежно оштукатуренной стены.
   Именно это подтолкнуло Абрамовича к действию.
   Не дожидаясь, пока Валентин поднимется, потеряв от страха способность мыслить логически, мечтая лишь о том, чтобы избавиться от поднимающегося сзади страшного спутника, он слегка подцепил и толкнул люк. Тот тяжело плюхнулся в гнездо. И буквально за мгновение до того, как металл грохнулся о металл, пытающийся скрыться от преследователя человек услышал из колодца хохот.
   Он огляделся. И понял, что оказался в западне. Помещение было абсолютно пустым. Люк оказался плотно лежащим в предназначенном для него гнезде и не виделось никакой возможности подцепить его без каких-либо приспособлений. Дверь... Еще не успев прикоснуться к ней, Абрамович уже знал, что она заперта снаружи... Так оно и оказалось. Более того, когда Семен Борисович попытался стучать в нее, тотчас убедился, насколько бесперспективно это занятие, потому что дверь была оклеена толстым пластиком. Тогда он заорал, заверещал, завизжал от страха, от ужаса, от жалости к себе, заорал так, что даже сам оглох от какофонии отраженного стенами звука.
   Мужчина почувствовал, что по его щекам текут слезы. Он опустился на пол и, больше не обращая внимания на то, что пачкается его пальто, громко заплакал.
   ...Он и сейчас сидит там же, Абрамович, все в той же комнатенке в дальнем углу подвала под телефонной станцией. Нужно к нему сейчас наведаться, пока еще есть время. Да и ползающих, но не жалящих заменителей скорпионов ему туда подкинуть...
   Вадим приехал на телефонную станцию во второй половине дня. Вышел из метро, выяснил, что тут несколько выходов и он, как обычно и бывает в подобных случаях, воспользовался диаметрально противоположным от нужного. Вернулся по подземному переходу. Проследовал вдоль кирпично-застекленной угловатой стены. Проскользнул в узкую - кто только придумал
  подобную планировку? - щель калитки и оказался в заваленном мусором проходном дворе. Ну а там, мимо некого коммерческого мебельного магазина (кто сюда ходит, коль его не видно с большой дороги?), мимо какого-то дипломатического жилого дома, увешенного тарелками спутниковых антенн, выскочил на нужную улицу.
   И конечно он даже предположить не мог, что маячивший на высоком крыльце с парапетом человек столь резко повернет весь ход расследования на другой путь.
   - Это вы, Вадим?
   Ошарашенный нежданным вопросом, Вострецов с недоумением уставился на зябко кутающегося в дубленку молодого мужчину. Не настолько он считал себя популярной личностью, чтобы его узнавали на улице.
   - Да.
   И тут последовала вторая неожиданность. Причем, неожиданность похлеще первой.
   - Я - Валентин.
   Таких потрясений у Вадима еще не было. Он во все глаза уставился на представившегося ему. Как все легко и просто: вот он стоит, человек, которого ищут, с разной степенью напряженности, десятки людей нескольких ведомств. Стоит спокойно, без тени напряжения, без признаков волнения. Просто стоит, представившись, переминаясь на студеном ветру, как будто не осознавая, каково сейчас его видеть Вадиму.
   Впрочем, Валентин не стал долго любоваться произведенным впечатлением.
   - Бр-р, как нынче холодно, - сказал он. - Я думаю, нам надо поговорить. Или я ошибаюсь?
   - Надо, - согласился ошарашенный Вострецов.
   - Пошли, - приглашающе повел рукой Валентин.
   Сказать, что Вадим откликнулся на это приглашение без колебаний, было бы нечестно. Он откровенно запнулся. И Валентин понял его заминку.
   - Идем-идем, не бойся, - сказал он негромко и мирно, легко переходя на "ты". - Тебе ничего не грозит, не бойся.
   - Я и не боюсь, - банально огрызнулся Вадим.
   После этой фразы отступать было уже поздно.
   - И, кстати, хочу тебя на всякий случай предупредить, чтобы ты не делал глупостей, - по-доброму, мягко добавил Валентин. - А то еще попытаешься милицию или охрану звать... Я-то тут свой, так что уйду легко и без проблем, а тебя задержат... И у тебя будет единственный результат - со мной поговорить не сможешь.
   ...Комнатенка, в которую Валентин привел следователя, была совсем небольшой. Типичная подсобка, оклеенная картинками, календарями и плакатами, со стареньким телевизором в углу на видавшем виды холодильнике, с неопрятной электроплиткой на табуретке... В общем, подсобка - и этим все сказано.
   - Садись, - кивнул Валентин на потрепанный стул, придвинутый к столику.
   Картинка складывалась из разряда сюрреализма. Преступник, которого вычислили и к которому заявился разыскавший его сотрудник правоохранительных органов, тихо и мирно приглашает пришедшего примостить свой зад на потертый дерматин.
   - Ты что-нибудь дернешь? - театр абсурда продолжался. - Водочки налить?
   В данной ситуации отказываться было бы уже не по правилам.
   - А ты? - тем не менее попытался увильнуть от принятия решения Вадим.
   Почему-то он вспомнил Максимчука: как бы тот поступил в такой ситуации?
   - А то как же, - откровенно улыбнулся хозяин коморки. - Буду обязательно. Хотя бы уже потому, что неизвестно, удастся ли мне еще когда-нибудь в обозримом будущем приложиться к этому зелью.
   Он открыл холодильник. Лампочка внутри не зажглась - то ли перегорела, то ли агрегат вообще не работал. Да и охлаждать там было особенно нечего - на решетчатых полках виднелись лишь пара пакетов молока, да одиноко возлежала круглая упаковка плавленых сырков.
   Початую бутылку дешевой водки Валентин достал из ниши в дверце.
   - Водку, конечно, для такого гостя можно было бы приготовить и получше, да только я тебя сегодня не ждал, а коллеги не поймут, если я буду здесь держать "Смирновскую" или "Абсолют"... Да и с закуской плоховато, - проинформировал он гостя. - Ну да для разговора это не помеха. Я правильно рассуждаю?
   - Да.
   Не понимая, что происходит, Вадим чувствовал себя не в своей тарелке. А потому и отвечал односложно. Ну а Валентин продолжал говорить. Рассудительно, спокойно, откровенно - или же делая вид, что говорит откровенно.
   - Знаешь, Вадик, честно говоря, вы меня даже немного удивили, что так быстро вычислили, - разговаривая, Валентин достал из висящего на стене шкафчика не слишком чистые стаканы, со звяканьем поставил их на стол. - Я, понятно, понимал, что рано или поздно кто-то из вас что-то поймет. Но так быстро... Я ведь добрался всего лишь до пятого... Удивили, что и говорить. Я-то думал, что вы сюда нагрянете только когда все это уже закончится...
   Он свинтил пробку с бутылки, аккуратно набулькал в стаканы граммов по пятьдесят. Потом вопросительно взглянул на собеседника.
   - Тебе, может, сразу побольше налить? Или как?
   Вадим решительно помотал головой.
   - Не-а, не надо.
   - Ну, смотри... Да ты не дрейфь, Вадька, прав-слово. Ты же не относишься к тому дерьму, против которого я воюю, так что не боись.
   - Я и не боюсь...- повторился Вострецов.
   Да и что еще он мог сказать?
   - Давай тогда...
   Вадим проглотил водку, впился зубами в подсохший кусок хлеба. Валентин тут же протянул ему очищенный от фольги треугольник сырка.
   - Так как же вы все-таки меня вычислили, Вадька? - с любопытством поинтересовался хозяин подсобки. - На чем я прокололся?
   Вопрос был задан так, будто двое старинных приятелей обсуждали какую-то ошибку, допущенную одним из них в игре в преферанс. Вадим, не зная, как все будет складываться дальше, решил не раскрывать карты. Потому что у него на руках скопилось пока что негусто козырей, да и те, он понимал, были слишком дохленькие.
   - На чем... Какая тебе разница, на чем? - попытался увильнуть он от ответа. - Главное, что прокололся.
   - Ну что ж, что верно, то верно, - согласно кивнул Валентин и не стал настаивать на развитии темы. - Давай-ка еще дернем по капельке, а потом уже я буду отвечать на твои вопросы. Годится?
   Если не можешь диктовать правила игры, лучше подчиниться тем, которые тебе навязывают. Вадим не помнил, чей это афоризм. Может, он его сам только что придумал, чтобы оправдать свое поведение. Это было неважно. Важно было то, что эта фраза вполне оправдывала его аморфную, чтобы не сказать амёбную, позицию.
   - Годится.
   Водка с бульканьем полилась в стаканы.
   - Так вот, Вадька, как бы вы на меня ни вышли, ты не можешь не согласиться, что каждый из тех ублюдков, которых я спровадил на тот свет, заслуживал, чтобы его шлепнули. Не так?
   С этим спорить было невозможно. Василий Ряднов, Ленька-Бык, наркоманы... За них у Вадима и в самом деле душа не болела.
   - Но ведь это не тот путь, - тем не менее счел нужным заметить он.
   - Это спорно, - философски хмыкнул убийца. - Если бы не я, они еще много дел понатворили бы, пока ты их за задницу взял бы... А может и не взял бы никогда. Так что все это спорно... Давай-ка еще по маленькой!
   Вадим не отказался, хотя и чувствовал себя не слишком уютно. Хотя бы потому, что попросту пасовал перед этим человеком. А может, и наоборот, не отказался именно потому, что неуютно себя чувствовал...
   - Но почему ты выбрал именно их? - задал он ключевой вопрос. - Почему именно этих, а не кого-нибудь другого? Ведь такого дерьма нынче вокруг...
   Он махнул рукой. И снова бросил в рот обломок черствого хлеба.
   - Ты прав, Вадька, - в голосе Валентина прорезались жесткие нотки. - Ты прав, именно их я выбрал не случайно. У меня с этой компашкой свои счеты... Впрочем, об этом я тебе, быть может, расскажу попозже. Сам понимаешь, не исключено, что мне нужно будет оправдываться, а значит главные аргументы лучше приберечь до лучших времен... Тебя еще что-нибудь интересует?
   - Меня много чего интересует... Скажи, зачем ты всякий раз так сложно заманивал людей под убийство? Если уж ты решил с ними разделаться, проще было бы действовать как-то проще. Или ты преследовал какую-то цель?
   - Естессно, - ухмыльнулся Валентин. - Главное ведь было не в том, чтобы просто шлепнуть этих шестерок, каждая из которых ничего из себя не представляет. Главное было напугать того главного, на которого я по-прежнему ориентируюсь. Он обязательно должен был понять, что в конце концов я доберусь и до него. Понимаешь, Вадька, просто убить человека, который
  заслуживает убийства, этого еще мало. Даже если заранее сказать ему, что его убьют... А вот если он сначала поймет, всей своей подлой шкурой прочувствует, что на него идет большая охота, когда до него, гада, дойдет, что идет охота не только на него, не только на отдельных людей его команды, а под удар поставлено все его дело, под угрозой оказываются самые важные для него дела, самые дорогие люди - вот тогда этот человек испытает самый настоящий ужас. Понимаешь, Вадик, каждый из нас знает, что рано или поздно умрет. Каждого из нас закопают и каждый из нас превратится в перегной. Но мы из-за этого ежедневно не рыдаем и не рвем на себе волосы - потому что это неизбежность, с которой мы смирились еще в детстве. Каждый знает, что оставляет на этом свете некий след - детей, дело... Но отбери у человека этот след - вот тогда для него наступит подлинный кошмар. Есть, конечно, люди, которым все по барабану, что будет после него, да только таких ведь единицы... Согласен?
   Вадим неопределенно пожал плечами. Он о подобных вещах особенно не задумывался. Хотя... Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы со временем в учебниках криминалистики появилось упоминание о том, что именно он, В. Вострецов, раскрутил некое дело, которое... и так далее. И с другой стороны, крайне неприятно было бы узнать, что у него не будет детей, причем, не просто детей, а именно сына, который носил бы его фамилию и потом когда-нибудь рассказывал своим внукам про дедушку Вадима, который сколько-то десятилетий назад ловил жуликов и других преступников...
   Так что Валентин, похоже, был в чем-то прав. Человек должен жить так, чтобы на старости лет сказать себе и собравшимся у его смертного одра домочадцам, что жизнь он прожил не зря.
   Чтой-то меня сегодня так на афоризмы потянуло!
   - Наверное, ты прав, - не слишком уверенно согласился он. - Только я пока не очень понимаю...
   - Сейчас поймешь, - успокоил Валентин. - Я хочу, чтобы главная скотина, которая стоит во главе всей этой камарильи, чтобы этот гад ощутил ужас не от перспективы собственной смерти, а от осознания, что он не просто сдохнет, а вместе с ним, может, чуть позже, но рухнет, распадется на атомы, расползется и растворится все, над созданием чего он вкалывал всю жизнь. Он должен понять, что не будет счастья женщине, которую он любил и любит. Он должен ужаснуться от того, что его больную дочь, которую он очень любит, вышвырнут на улицу из прекрасной клиники...
   - Ты это сделаешь? - удивленно спросил Вадим. - Ты убьешь ребенка?..
   - Но ведь этот гад же убил, - спокойно ответил хозяин каморки. - И убил не одного человека, не одного чужого ребенка... И с его подачи убили еще много детей... Только, Вадим, успокойся, я не собираюсь этого делать. Я хочу, чтобы он подумал, что я это сделаю. Улавливаешь разницу?
   Не уловить такую разницу было невозможно. Потому что это была принципиальная разница.
   Валентин разлил в стаканы остатки водки.
   - Давай по остатней, - пригласил он. И туманно добавил: - А там видно будет.
   А там... В самом деле, а что потом? Задерживать Валентина? Во-первых, у него нет санкции. Впрочем, в подобной ситуации вполне можно действовать и без таковой... Во-вторых, как его задержать, если нет ни оружия, ни наручников? Ну и главное - вряд ли он согласится на арест, Валентин, а значит нужно будет применять силу, а он, Валентин, явно сильнее. Да и говорит что-то слишком откровенно, значит, силу свою чувствует, причем, силу не физическую, а какую-то иную, которая позволяет ему не бояться быть откровенным.
   - Так вот, Вадим, он, этот мой главный враг, скорее всего, уже понял, что идет охота на него. Вернее, конечно, не сам понял, он слишком туп для этого, ему уже подсказали. И это значит, что ему уже стало жутко, - Валентин произнес это с явным удовольствием. - Понимаешь? Ему жутко. Он уже мечется от страха... И когда исчезнет из жизни его ближайший помощник, он обгадится от страха. Вот тогда-то ему и придет конец. Он сдохнет в уверенности, что с его смертью его имя будет проклято, все наворованные деньги будут конфискованы, его фирмы рассыплются, как карточные домики, его дети переругаются из-за наследства, а любимая доченька лишится лечения... Ты представляешь? Только самому заклятому, злейшему врагу можно пожелать такой смерти!
   Эти слова прозвучали торжествующе, едва ли не с садистским сладострастием. Валентин даже глаза прикрыл от вожделения мести.
   - Но кто это? - спросил Вадим. - О ком ты говоришь?
   От этих слов Валентин словно очнулся. Он вздрогнул, встрепенулся. И опять стал прежним - простецким и слегка насмешливым парнем.
   - О ком... Мое дело, о ком. Ты его лично все равно не знаешь. Его знают другие, - и непонятно засмеялся. - Но со временем и ты узнаешь тоже.
   Почему-то именно эта недоговоренность разозлила Вадима.
   - Но почему ты так уверен, что доведешь свою акцию до конца? Мы ведь тебя вычислили...
   Он не договорил. Потому что Валентин ухмыльнулся. Ухмыльнулся откровенно насмешливо.
   - Давай об этом не будем, - предложил он. - Во всяком случае, пока. Годится?
   - Давай и об этом не будем, - хмыкнул Вадим. - И о другом не будем. И вообще ни о чем не будем... У нас с тобой вообще странный, глупый, какой-то нелепый разговор происходит. Не находишь? Если ты так уверен в своих силах, то зачем вообще меня позвал к себе? Просто чтобы покуражиться? Если же позвал, то почему уходишь от разговора?
   Холодильник громко щелкнул и зарокотал. Вострецов даже вздрогнул от неожиданности.
   - В самую точку попал, - не обращая внимания на этот, привычный для него, звук согласился Валентин. - Я и в самом деле пригласил тебя к себе по делу... Кстати, а почему ты не спрашиваешь, где находится Абрамович?
   Вадим удивленно вскинул брови:
   - Кто?
   - Абрамович, - повторил Валентин и тут же пояснил: - Тот самый околомафиозный субъект, по поводу которого тебе звонил Ашот.
   Он и в самом деле многое знал. И теперь не было сомнения, что он и в самом деле прослушивал телефонные переговоры. Да и не удивительно, если учесть, где именно он работает.
   - Ну и где же он находится?
   Валентин качнул головой в сторону двери.
   - Здесь, в подвале... Точнее сказать, я его держу не в самом здании, я его держу в подземелье, в который есть вход из подвала этого здания.
   Это были детали. Куда важнее было выяснить иное.
   - И зачем?
   - Да все затем же, - усмехнулся хозяин каморки. - Чтобы он, гнида, насквозь проникся, пропитался ужасом от осознания того, что пробудет здесь взаперти до самой смерти. В четырех стенах и с тусклой лампочкой, запитанной от аккумулятора на полнакала... Я ему обязательно даю через маленькое окошечко в двери по стакану воды и по куску хлеба в день. Знаешь, почему? Оказывается, если человека не кормить и не поить вообще, примерно на третий день у него появляется и постепенно нарастает полнейшая апатия к происходящему и даже к собственной жизни. И голода особого он уже не испытывает. Ну а если человека понемногу подкармливать, он начинает бояться не только смерти, но и того, что ему перестанут приносить эту кроху еды, а значит муки его возрастают многократно. К тому же я там заранее подготовил соответствующую картинку: вся стена оклеена картинками и репродукциями с колбасами, сырами, фруктами-овощами всякими, бутылками и стаканами... Короче, обеспечил танталовы муки, - он хохотнул, явно довольный собой, и закончил речь фразой: - Нет, у Абрамовича сейчас веселая жизнь!
   - А он что же, настолько виноват перед тобой?
   Валентин скривил губы в жесткий усмешке.
   - Передо мной или нет... Когда судья выносят приговор, он же осуждает преступника не за то, что тот провинился лично перед ним... Абрамович такое отношение к себе, а то и похуже, вполне заслужил... К тому же я ему туда ежедневно бросаю вот такой пакетик.
   Телефонист достал из разбитого ящика старенького стола полиэтиленовый пакет. Сквозь прозрачную пленку было видно, что в нем копошится десятка два тараканов.
   - Я у соседских пацанов их покупаю, так они мне их каждый день приносят... Представляешь состояние Абрамовича: жрать нечего, а по тебе еще эти твари ползают!.. Ты ведь лично его, Абрамовича, не знаешь, а он этакий рафинированный эстет, брезгливый, прилизанный...
   Да уж, приятного и в самом деле мало. Вадим и в самом деле постарался представить себе состояние этого неведомого человека. Тут будешь и не слишком рафинированным, а и то умом тронешься, пожалуй...
   Он уже немного захмелел, потому чувства его заметно обострились. И от этого еще острее ощущал потребность добиться правды.
   - Но ты все-таки объяснишь мне, что ты затеял?
   - Расскажу, конечно. За этим я тебя и позвал, - согласно кивнул Валентин. - Сейчас мы тут с тобой поговорим, а потом разойдемся, каждый по своим делам. Сразу хочу тебя предупредить: меня после этого можешь даже не искать - все равно бесполезно. Я тут работаю не по своим документам, под другими именем и фамилией. Здесь я больше не появлюсь. Так что завтра же можешь приезжать сюда с собаками и искать, где я держу эту скотину. Убивать его, к сожалению, не входит в мои планы. Хотя он того и заслуживает...
   - И почему ты его щадишь? - поинтересовался Вадим. - Других-то ты не щадил...
   - А ты что же, предлагаешь и его отправить к праотцам? - снова мягко хохотнул Валентин. - Так ты только скажи - вмиг организуем!
   - Ты же понимаешь, что я имею в виду, - смутился оговорки следователь. - Просто почему ты Ряднова или Быка убил, а этого, как его, Абрамовича, нет? Те были больше виноваты перед тобой?
   Телефонист отрицательно покачал головой.
   - Наоборот. Лично передо мной те вообще не были виноваты. Абрамович же лично принимал участие в некой сомнительной акции... В общем, на этого скотину у меня зуб куда больший. Но только сказано, что его нужно мучить, а не убивать.
   - Кем сказано? - встрепенулся Вострецов. - В этом деле еще кто-то участвует?
   - А то как же? Есть у меня один подельщик... Иоанн Богослов, - непонятно засмеялся собеседник. И тут же перевел разговор на иное: - Так вот, завтра можешь приезжать сюда и освобождать заложника. Тебе будет благодарность в приказе от начальства и материальное вознаграждение от благодарного Абрамовича.
   - А ты?
   - А я в это время буду готовиться довести дело до конца. И доведу, поверь мне.
   Такая перспектива Вострецова отнюдь не устраивала.
   - Значит, ты хочешь еще что-то сделать? И с кем?
   Валентин покачал головой:
   - Я тебе и так слишком много чего рассказал. В конце концов, думай сам, на то ты и следователь.
   Он поднялся, шагнул в сторону двери.
   - Все, пошли, аудиенция закончена.
   - Но я сейчас тебя задержу, - растерянно сообщил Вострецов.
   И сам же почувствовал, насколько несерьезно прозвучала эта фраза.
   - В самом деле? - Валентин не скрывал насмешки. - И каким же образом ты это сделаешь?.. Вот она, неблагодарность человеческая: я к нему с душой, угостил даже, а он хочет меня же за это арестовать!.. Не получится, Вадька, и не старайся. Я ведь детдомовский, так что драться умею. Да и в институте, когда учился, у нас там тренер по самбо был неплохой... Предупреждаю, что я борюсь исключительно с мафией, что у меня нет ни малейшего желания оказывать сопротивление официальному представителю правоохранительных органов, но если ты меня к этому вынудишь... Короче говоря, ты можешь идти, а я останусь здесь. Ты, конечно, можешь приехать с собаками сюда и сегодня, но будет лучше, если ты это сделаешь завтра. Пусть этот гад посидит тут еще ночку, пусть помучается кошмаром от осознания того, что ему не принесли ужин... Ну а потом, когда ты его вызволишь, допроси его с пристрастием, откуда у него деньги и все такое прочее... А главное: попытай, что такое Бульвар и где он находится. Запомнил? Бульвар. И если ты его сумеешь раскрутить, если узнаешь, что это такое, тебе еще одна благодарность обеспечена, а безутешной Яне Казимировне придется думать, как обеспечить свою жизнь на ближайшие лет десять.
   - Какой Яне Казимировне?
   - Так зовут жену Абрамовича... В общем, давай, Вадим, выметайся!
   Валентин довольно бесцеремонно взял своего гостя за руку и потащил к выходу. Следователь особенно не сопротивлялся, просто не зная, как в такой ситуации поступить. Был бы тут Максимчук, Волосок или на худой конец Индикатор, они бы скрутили этого человека в два счета - и дело с концом. Они все были оперативниками, сыскарями, которые не раз сходились в схватках с бандитами. Ну а куда дергаться Вадиму, который и в институте на занятиях по физкультуре имел лишь липовую "тройку"?
   И он покорился. Как всегда покорялся человеку, который был сильнее его физически или, что в данный момент куда важнее, морально.
   ...На улице Вадим прислонился к серой стене здания и так какое-то время постоял, испытывая невыносимое презрение к себе. Он не должен был так запросто выпускать из рук преступника. Не должен был! А отпустил. И теперь не знал, как быть дальше. Вернее, как быть - еще ладно. А вот как начальству докладывать о своем полнейшем провале?..
   ...Между тем Валентин, проводив сыщика, вернулся в свою каморку. Открыл шкаф, быстро переоделся. Достал заблаговременно приготовленную сумку, повесил ее на плечо. Теперь он выглядел - ни дать, ни взять - работягой, возвращающимся с работы... Вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
   Однако по коридору повернул не к выходу, а в противоположную сторону. По лестнице быстро сбежал на низший уровень подвала. Дошел до хорошо знакомой стальной двери, закрытой на большой висячий замок. Дубликат ключа от него уже давно лежал у Валентина в кармане, именно на такой вот, подобный этому, случай. Так что дверь открылась легко. И отсюда уже можно было попасть в лабиринт московских подземелий.
   Не прошло и получаса, как Валентин оказался на узеньком, огороженном металлическими перилами, помосте, который через дверцу вывел его на платформу станции метро. Улыбнулся, поправив на плече потрепанную рабочую сумку, взглянувшему на него усталому милиционеру.
   - На сегодня хватит, - сказал небрежно. - Смену оттрубил - можно и до дому - до хаты.
   - Хорошо тебе, - кивнул тот. - А мне тут еще до вечера трубить... Счастливо!
   - Всего доброго!
  
   ВАДИМ - ИНДИКАТОР
   Пауза затягивалась.
   - А если ты ошибаешься?
   Под немигающими черными глазами начальника, Вадим несмело пожал плечами.
   - Может, и ошибаюсь, Сергей Реисович, - в данной ситуации Вострецов решился на то, чтобы попытаться выговорить имя и отчество начальника полностью. - Потому что решительных фактов, неопровержимых доказательств у меня практически никаких. Да только ведь посмотрите, как все четко укладывается... Сам знаю, что если я ошибаюсь, вы же с меня голову снимете...
   - Да при чем тут я! - вдруг с неприкрытой досадой воскликнул обычно выдержанный и невозмутимый Ингибаров. - Сниму голову... Как будто снять с тебя голову - для меня самое главное!
   Вострецова такая реакция удивила. Удивила... И одновременно заставила призадуматься.
   Перед ним словно вспышка полыхнула. Вспышка, которая заставила зажмуриться. И одновременно приоткрыла глаза на происходящее, дополнила с таким трудом складывающуюся мозаику некоторыми новыми оттенками, из-за чего вся картина враз стала цельнее, выпуклее, объемнее, позволила взглянуть на происходящее чуть под другим углом.
   Начинающий следователь словно перестал присутствовать здесь, перед начальником.
   Дорогой ты мой, любимый и лично уважаемый Вадим свет-батькович Вострецов! А не кажется ли тебе, что ты оказался всего лишь мелкой разменной пешкой в некой сложной комбинации?.. Почему, по какой причине вдруг ты оказался единственным следователем, который ведет это непростое дело, в котором явно и недвусмысленно замешаны сильные мира сего? Уж не потому ли, что из-за его, Вадима свет-батьковича Вострецова, репутации, именно его, лично Вадима свет-батьковича Вострецова, поставили на расследование этого дела, что были заранее убеждены в том, что он, лично Вадим свет-батькович Вострецов, его успешно провалит? И уж не на то же самое намекнул Максимчук, когда в машине перед кафе Барабаса услышал рассказ обо всей этой истории? И не о том же вскользь сказал Валентин, оговорившись, что главного мафиози, на которого он охотится, кроме него, знает еще кое-кто?..
   Не так давно эту мысль он высказал Ашоту, когда случайно встретил того в кафе. Но тогда он думал, что просто сморозил глупость, в которую сам в полной мере не верил. И только сейчас, после невольной реплики непосредственного начальника, вдруг понял, что тогда, расстроенный и слегка захмелевший, случайно высказал абсолютно трезвую и верную мысль. Да и тот же Максимчук...
   Так значит, его и в самом деле поставили на дело изначально тупиковое, в уверенности, что он его и в самом деле благополучно провалит! Держали за болвана, вся задача которого состояла только в том, чтобы писать отчеты и изображать бурную деятельность...
   Это истина. И это правда. И от того, что это истина, правда становится еще горше.
   И параллельно - анализируя в последующем свои мысли и чувства в те мгновение, Вадим это понял - всколыхнулась в нем гордость. Гордость мужчины, гордость профессионала, гордость попросту человека, который потратил массу времени, нервов, человека, который рисковал жизнью, но выполнил-таки свою задачу, причем задачу непростую и выполнил ее единолично... Короче говоря, гордость!
   Вадим вскинул голову.
   - Я все понял, Сергей! - и в данном случае в реплике Вадима не было общепринятости в обращении к начальнику - просто подчеркнутое уничижение. - Я только сейчас наконец-то все понял... Значит, ты меня специально подставил!..
   И Ингибарову стало стыдно.
   Ему стало стыдно не сейчас, не в этот конкретный момент, когда вдруг начал произносить обидные слова этот мальчишка, ничего из себя, по большому счету, не представляющий и долго еще не будет из себя хоть что-то представлять. Сергею стало мучительно стыдно чуточку раньше, когда этот щенок еще ничего не понял, но когда Ингибаров понял, что он вот-вот поймет истину. И от того, что этот, повторился Сергей Реисович Ингибаров, ничего из себя не представляющий щенок вот-вот поймет неблаговидное поведение своего начальника, Сергея Реисовича Ингибарова, ему стало стыдно заранее, еще до того, как подчиненный произнес эти стыдные, а точнее сказать, стыдящие слова.
   И Ингибаров заговорил с Вадимом совсем не так, как говорил всегда. Потом он неоднократно клял себя за тот порыв откровенности. Но в тот момент, наверное, и не мог поступить иначе. Как любой порядочный человек. Или хотя бы как человек, претендующий на то, чтобы хотя бы в собственных глазах выглядеть таковым.
   - Да, Вадик, ты прав.
   Сама по себе ситуация провоцировала собеседников на то, чтобы быть предельно откровенными и, соответственно, не делать различий по рангам. Именно предельно - ибо абсолютной откровенности вообще в природе не существует.
   - Ты прав, Вадик, - Иногибаров говорил, не глядя на подчиненного, крутил в пальцах случайно попавшийся под руку пластмассовый неломающийся карандаш. - Я, лично я, предложил поручить это дело тебе, потому что только ты, по моему мнению, сумел бы загнать его в тупик. До этого ты делал это просто блестяще... А в этот раз ты вместо этого...- Ингибаров махнул рукой.
   А потом он вдруг сказал такое, от чего Вадим просто обалдел. Потому что не то, чтобы он подобного до сих пор ни разу не слышал от начальника - он попросту не предполагал, что шеф может такое сказать.
   Потом Ингибаров сказал... Он произнес эти слова просто и по-человечески, без обычных и привычных ужимок и стремления поиграть в загадочность.
   - Слышь, Вадька, - сказал Ингибаров, - у тебя, случаем, нет ничего выпить?
   Выпить у Вадима было нечего. У него выпить не было никогда. И начальник это прекрасно знал. Однако тут Вострецов вспомнил, что где-то в его кабинете в сейфе, черт знает с каких времен пылится недопитая бутылка плохонького коньяка. Он ничего не сказал, просто взял связку ключей и, громыхнув, распахнул сейф.
  
   АШОТ - МАКСИМЧУК - ЯНА
   Возникшая пауза затянулась. Становилась попросту нестерпимой.
   - Так что мы теперь будем делать, ахпер Саша? - не выдержал Айвазян.
   Максимчук не ответил, сосредоточенно думал. Думал непривычно напряженно, нахмурившись, даже губами время от времени чуть шевелил от натуги. Ашот смотрел на него с некоторым удивлением - по его убеждению, обычно у Александра лучше получалось кулаками махать, чем шевелить мозговой извилиной.
   - Не знаю, друже Ашот,- наконец произнес он. - Честно говорю: не знаю.
   Впрочем, ситуация и в самом деле не просчитывалась. Слишком много неясного вдруг сплелось в единый нераспутываемый - во всяком случае, пока - клубок. Мало того, что некая, совершенно неведомая женщина с неведомыми целями выдавала себя за жену этого злосчастного Абрамовича, мало того, что жена настоящая ничего не могла рассказать, чем ее муж занимался и на чем он мог прогореть, мало того, что муж пропал, а все вокруг внушают бедной растерянной женщине, что она ни в коем случае не должна обращаться за помощью к кому бы то ни было, мало того, что неведомый похититель с непонятной закономерностью регулярно оповещает ее о состоянии здоровья мужа и при этом не считает нужным сказать ей об условиях, которые он выдвигает для освобождения человека - мало всего этого, так еще и звонит он при этом с телефона, которого в Москве попросту не может существовать.
   Тут уж, как обычно говорил в таких случаях Александр, без пол-литры не разберешься.
   - Может, ну его к едреней фене? - вдруг резко сказал Максимчук.
   В зависшей в квартире гнетущей тишине его голос прозвучал неожиданно громко.
   - Кого это его? - не понял Ашот.
   - Ну, я имею в виду все это дело?.. Посуди сам: мы с тобой тут вообще не при чем, заказ лопнул, ну а раз эти все, - он качнул головой куда-то в пространство, - против того, чтобы поднимался шум, значит, там и в самом деле не все чисто... Мы-то с тобой тут причем?
   - Так что же, просто встанем и уйдем? - Ашот был здорово удивлен таким предложением, которое настолько не было похоже на Александра.
   - Нет, почему же... Сообщим обо всем Вадиму и пусть он этим занимается.
   Он говорил, словно не замечая Яну Казимировну, которая напряженно сидела в кресле в углу и встревоженно вслушивалась в разговор.
   - А как же я? - наконец не выдержала она. - Вы что же, просто так оставите меня?
   - А что мы можем для вас сделать, сударыня? - по-прежнему не глядя на нее, заговорил Максимчук. - Мужа вашего нам без дополнительной помощи не найти, сами вызволить его мы не в состоянии. Поэтому завтра к пятнадцати часам опять приедем к вам и попытаемся определить, кто и откуда вам звонит, еще раз. А до этого вам придется побыть одной. Ведь вы уже несколько дней терпели, ну так потерпите еще денек...
   - Но так нельзя, Саша, - наконец решительно заговорил Ашот, который не мог сообразить, с чего это вдруг приятель ведет себя настолько непонятно. - Во-первых, как бы то ни было, мы взялись за дело. Потом, у нас просит помощи женщина. И в-третьих...- он запнулся. - Есть же и третья причина - я тебе рассказывал.
   Он намекал на свое приключение на бульваре, когда следил за Абрамовичем. Максимчук намек понял.
   - Да, ты прав, есть и в-третьих, - согласился он. - Да только сейчас дело уже вышло за рамки частного расследования. Тут уже начинается компетенция официальных органов, а может даже госбезопасности.
   Ашот, услышав такое, несколько опешил. Если это так, это и в самом деле меняет дело.
   - Но с чего ты это взял, что госбезопасности? - поежился Айвазян.
   - С чего...- неопределенно передернул плечами Максимчук.- Думаю так.
   Было вполне очевидно, что приятель что-то от него скрывает. Но настаивать на ответе не стал - рядом находился посторонний человек, женщина, перед которой и в самом деле не следовало раскрывать все карты.
   - Не оставляйте меня, пожалуйста, - вдруг неожиданно жалобно всхлипнула Яна Казимировна. - Не оставляйте меня. Я боюсь.
   И она заплакала.
   - Началось, - недовольно проговорил Александр. - Не успели уйти... Я же чувствовал, что этим дело закончится.
   Он поднялся с места, подошел к хозяйке, поджав ноги, присел на круглый валик подлокотника. Положил руку женщине на плечо.
   - Не нужно плакать, это ведь не поможет...- начал он что-то успокаивающе говорить.
   - Мне страшно одной...- тут же вцепилась в него Яна Казимировна.
   Они говорили одновременно, не слушая один другого: Максимчук успокаивающе, хозяйка - жалуясь. Он гладил ее по волосам своей могучей ручищей, а она тычась, словно в поисках защиты, в его живот, оказавшийся наиболее доступным для ее лица местом.
   Прям-таки кадры из кинофильма про доброго розыскника и запутавшуюся в жизненных проблемах обывательшу, поморщившись, подумал Ашот. Он и в кино не любил подобных сцен, а уж в жизни... А потому молча поднялся и вышел из комнаты. Прошел на кухню. Оценивающе повел вокруг глазами. Чем-то надо было заняться, чем-то объяснить свое отсутствие... Он потрогал чайник. Тот был достаточно горячим, однако сыщик, затягивая время, щелкнул клавишей, включая его. Теперь можно было со спокойной совестью пару-тройку минут посидеть, размышляя, и не присутствовать при сцене утешения.
   ...В чем и в самом деле бесспорно прав Александр, думал Ашот, так это в том, что всей этой информацией нужно обязательно поделиться с Вадькой. И пусть они сами, оплачиваемые государством сыскари, занимаются всем этим сомнительным делом. Это будет самым правильным решением... Но ведь и оставлять просто так женщину с ее страхами в собственной, в миг опустевшей квартире, тоже нельзя. Просто так сидеть здесь и ждать невесть чего - и подавно не дело. И как же тогда быть?
   Как же быть, как быть?.. Нужно понять главное, нужно понять загадку, которую загадывает нам неведомый преступник. Должна быть в этом деле какая-то разгадка, должна быть. Должен быть тот меч, которым одним махом разрубит весь клубок загадок. Нужно только найти его.
   Допустим, Абрамович запутался в долгах. Например, для удобства размышления, в карточных. Или еще в каких, неважно... Тогда логично допустить, что сначала его начинают теребить, он начинает нервничать, потом его "ставят на счетчик", он изымает из дома все деньги, пускается в какую-то рискованную аферу, у него что-то не получается, и тогда его забирают кредиторы и требуют погашения задолженности... Логично. Но у кого тогда его требовать, это погашение? Либо у жены, либо у компаньонов по бизнесу. В данной ситуации не происходит ни то, ни другое. Значит, данная догадка, скорее всего, неверна. Если только у Абрамовича нет еще одного бизнеса, о котором пока им ничего не известно, и деньги требуют, соответственно, с других компаньонов... Не исключено, конечно. Но только эту версию пока отставим, потому что нет никаких, даже косвенных данных, которые бы ее подтверждали... Тогда логичнее предположить иное: например, что от него, от Абрамовича, требуют какой-то информации. Причем, информации, опять же, скорее всего, той, которая затрагивает серьезные интересы фирмы "Плутон", той фирмы, в которой Абрамович работает. Тогда понятно, что об этом не сообщают в милицию или в органы государственной безопасности. Но в то же время становится неясным, зачем похититель все эти дни названивает Яне Казимировне. Очевидно, он знает, что рано или поздно у нее кто-то появится...
   Стоп!
   Словно повинуясь его мысленной команде, громко щелкнул, выключаясь, закипевший чайник. Ашот даже вздрогнул от неожиданности. Вот она, разгадка, которая хоть что-то объясняет во всей этой истории!
   Похититель изначально не сомневался, что рано или поздно у жены похищенного кто-то появится... Он просто выжидал время. И тогда становится вполне понятным появление на фирме той шикарной дамы! Уже тогда, больше недели назад, была заброшена удочка, на которую они с Александром клюнулись и на которой их подсекли только сегодня. Как же все ловко укладывается в рамки, если принять эту версию!.. Итак, кратенько, рабочая версия... К ним, в частное сыскное агентство, подбрасывают заведомо туфтовую информацию, обещают какие-то весьма немалые деньги, а потом заказчик исчезает. Естественно, через какое-то время частные сыщики, выполнив заказанную работу, желая получить заработанные денежки, пожалуют к заказчице домой. А там вдруг выясняется, что произошло похищение и что, более того, жена-то не та!.. Выходит, вся эта афера изначально была задумана, чтобы о похищении стало известно. Причем, стало известно именно частному агентству, а не официальной милиции.
   Так-так-так... Логично. Стройно. Оригинально. Любопытно... Что это нам дает? А это нам дает, братцы мои, прямую наводку на конкретное место, против которого нацелена вся эта операция с похищением. Нам прямо и недвусмысленно указывают, что некий таинственный Валентин желает, чтобы мы направились в тот таинственный дом, возле которого на Ашота попытались совершить нападение.
   И если это и в самом деле так, то это отнюдь не значит, что нужно тотчас бросать все и бросаться туда сломя голову. Потому что тут, судя по всему, дело намечается похлеще, чем в кафе у Барабаса.
   У Барабаса...
   Мысли Ашота, споткнувшись об это имя, изменили направление своего течения. Он даже попытался спорить сам с собой, стараясь докопаться до истины, которая, по всему чувствовалось, лежит где-то совсем рядом, надо только суметь нащупать ее...
   А что если этот неведомый Валентин подобными подсказками попросту пытается бороться со своими противниками руками других людей - в прошлый раз Вадима, в этот раз руками частного детективного агентства?.. Нет, вряд ли, он же и сам кое-кого прихлопнул... Да, прихлопнул, но ведь и в самом деле только кое-кого, единичных, не слишком крутых, людей. А против крупных сил противника, с которыми самому не совладать, с тем же Барабасом, скажем, подталкивает нас. Если это допустить, то получается, что и в кафе тогда все вышло по его, Валентина, задумке. Шлепнув того киллера, как его, бишь, кличут, Буйвол, что ли, или Бизон, он тем самым спровоцировал интерес персонально к Барабасу и к его заведению... Логично, черт побери, очень логично... Может быть, и тут происходит нечто аналогичное? Допустим, мы накрываем дом на бульваре, неважно что именно там окажется - притон, публичный дом, клуб наркоманов или "голубых", это дело десятое - а Валентин, вновь добившись-таки своего, где-то поблизости будет хихикать и довольно потирать руки.
   Что ж, предположим, что все это и в самом деле так... Но только тогда напрашивается логический вывод, что конечной целью действий Валентина является некая фигура покрупнее, под которой и работали все эти убитые и задержанные! Значит, и подавно нужно срочно подключать Вадьку и всю мощь его конторы на разрешение этого внутримафиозного, а точнее сказать межкланово-мафиозного конфликта. Потому что выяснив, на кого персонально работали все убитые и похищенный Абрамович, мы узнаем, в кого лично нацелен конечный удар, а потом уже совсем нетрудно будет вычислить и Валентина, если, конечно, это единственный человек, а не некая группировка, избравшая себе подобный коллективный псевдоним.
   Ашот почувствовал, как в душе нарастает облегчение, гордость и самодовольство. Такое всегда бывает, когда долго раздумываешь над какой-то загадкой и наконец находишь ответ. Да, этот путь, оставлял себе простор для будущих маневров мысли Ашот, может оказаться ошибочным. Но он не мог быть бесперспективным. Потому что поиск в данном направлении обязательно должен был наполнить ситуацию дополнительной информацией.
   Ему захотелось немедленно поделиться своей идеей с приятелем. Армянин поднялся со стула, оседлав который, сидел, невидяще глядя в окно, и направился в комнату.
   И там остановился на пороге, пораженный увиденным.
   Сашка и Яна Казимировна... целовались. Целовались как-то неестественно, истерично, как будто... Ашот не смог объяснить себе, что именно, но только что-то показалось ему сейчас ненатуральным.
   Женщина раз за разом, торопливо и горячечно тыкалась губами в его лицо, торопливо и невнятно бормоча что-то о том, чтобы он ее не бросал, не оставлял... Она, скорее всего, и сама не понимала, что говорит, просто не могла остановиться. А Сашка уже сполз с подлокотника, стоял рядом с креслом на коленях в неудобной позе, и гладил ее, гладил по плечам, по волосам, по спине, тоже приговаривая какой-то бред о том, чтобы она успокоилась... Ага, успокоится женщина, когда она уже завелась, а он - сознательно или по привычке - своей умелой в подобных делах рукой проходится именно по тем местам, на прикосновение к которым женщины обычно реагируют особенно чутко.
   Это некрасиво, но такое хотелось досмотреть до конца. Однако Ашот тихонько попятился, стараясь ничего не зацепить, что могло бы зашуметь.
   ...Яна Казимировна уже ничего не соображала. Все эти четыре дня ожидания, неопределенности, нервного напряжения вдруг выплеснулись в выходку, которую она никогда раньше себе не позволяла и на которую вообще не считала себя способной. Всегда холодная, спокойная, невозмутимая, несколько отрешенная от реальности, она обычно не чувствовала особой потребности в сексе. Мужу не отказывала никогда, даже когда он приходил под изрядным хмельком, но при этом лишь выполняла супружескую обязанность - и не больше. Просто лежала, невесть почему, стараясь прикрыть ладонями груди.
   А теперь... Теперь ей вдруг стало страшно, что сейчас этот сильный надежный человек вдруг уйдет и она опять останется одна-одинешенька, страшно до ужаса, до дрожи в коленях, до горячих спазмов в животе. Именно так - до горячих, призывных, жадных, жаждущих спазмов в самом низу живота. И она уже сползала с кресла, неосознанно, с женской уловкой, покрепче прижимаясь спиной к обивке, чтобы полы халатика сами собой раздвигались и поднимались повыше. И при этом тянула за собой Сашку.
   - Не оставляй меня, - просила Яна между торопливыми короткими поцелуями, ерзая и устраиваясь поудобнее прямо на мохнатом ковре. - Только не оставляй!..
   Не оставляй!.. Какое тут оставить?.. Максимчук уже стянул с себя пиджак и отшвырнул в сторону.
   Они оказались в нелепом положении - Яна лежала на полу на спине, Сашка стоял рядом на коленях и низко склонился над женщиной, находясь сбоку и со стороны ее головы. Отвечая на жадные поцелуи женщины, он видел белую, с синими прожилками, шею, на которой уже обозначались морщины, которых так боятся стареющие женщины. Дальше был широко распахнувшийся халат. Еще дальше туго затянувшийся узел пояса - единственная деталь, которая мешала Яне окончательно избавиться от одежды. Потому что еще дальше были ее высоко оголенные ноги, которые, уже заранее раздвинутые, судорожно сучили по ковру, словно бы самостоятельно старались вытолкнуть свою хозяйку из постылого халата.
   Сашка протянул руку, сунул ее за отворот халата, нащупал крепкую грудь нерожавшей и не кормившей женщины с набухшей горошинкой соска. Яна всем телом вздрогнула от этого прикосновения, едва слышно застонала и прикусила сашкину губу. Этого мне еще не хватало, отпрянул от нее Максимчук. Оправдываться потом и перед женой, и перед Валентиной...
  Отпрянул - и тут же решительно, одним рывком, переместился так, чтобы было удобнее наконец навалиться на женщину. И она тут же с готовностью чуть приподнялась, опершись ногами, чтобы мужчине было удобнее избавить ее от единственной детали нижнего белья.
   - Что я делаю...- вдруг почти разумно проговорила она. - Что я делаю...
   Но остановиться уже не могла. Да и не хотела. Еще и помогла мужчине, когда он-таки навалился на нее.
   ...Как это прекрасно - такое слияние! Какие прелестные, какие непередаваемо замечательные мгновения переживают двое в подобные минуты - или пусть даже секунды! Это высшее наслаждение, когда два тела на время становятся одним, когда в них вдруг вливается какое-то неземное, космическое блаженство, когда происходит наполнение, насыщение друг другом, когда два тела сотрясаются утоляемой страстью, когда непонятно, кто что кому отдает и кто кому отдается... Какое это чудо, дарованное свыше разделенному на мужчину и женщину человечеству - иметь возможность хоть иногда слиться воедино, составить единое целое...
   Вот только со стороны далеко не всегда совокупляющиеся пары выглядят достаточно эстетично.
   Именно об этом подумала Яна, когда вдруг, мгновенно, словно проснувшись, или очнувшись из забытья, пришла в себя. В животе медленно отпускало, жар от него медленно поднимался вверх по телу и Яна почувствовала, что стало горячо голове, что она густо покраснела, что ее лоб покрылся испариной, ее зацелованные губы горели, и при этом спину больно давила скатавшаяся складка халата или ковра.
   Отвалившийся от нее посторонний мужчина тяжело и одновременно блаженно и удовлетворенно дышал, лежал с прикрытыми глазами рядом тоже на полу. Его рука по-прежнему покоилась под ее халатом, на враз обмякшей груди и ощущать ее, эту руку, теперь было не то, чтобы неприятно, а как-то непривычно, неловко. Сам же Александр выглядел... Своего мужа, во всяком случае, в таком виде Яна не видела ни разу... Всклоченные волосы, расстегнутая, какая-то истерзанная рубашка, спущенные брюки...
   Увидев его смятые, на лодыжках, брюки, женщина вдруг поняла, что от пояса она обнажена. И тут же торопливо запахнула полы халата.
   Александр почувствовал ее движение. И понял, что припадок страсти закончился.
   ...Потом они сидели. Порознь. Он в кресле - она на диване. Молчали. Попросту не знали, что говорить. Обоим было неловко.
   Впрочем, Александр особых угрызений совести не испытывал. Неловкость его положения в первую очередь объяснялась тем, что ЭТО произошло с женщиной, которая, по сути, является его клиенткой. А это уже само по себе грубейшее нарушение правил, как писанных, так и неписанных, потому в первую очередь его беспокоило то, как происшедшее может отразиться на грядущих событиях.
   Пауза затягивалась. И Максимчук понял, что нужно брать ситуацию в свои руки. Потому что он старше, потому что мужчина и потому что, судя по всему, он куда опытнее по части адюльтера.
   По-прежнему ничего не говоря, он поднялся со своего места, пересел на диван. И обнял, мягко привлекая к себе женщину, которая все это время так ни разу и не подняла на него взгляд. Яна с готовностью подалась к мужчине. Благодарно потерлась щекой о его бок.
   - Ты меня осуждаешь? - спросила она тихо.
   Ну и сказанула!.. Александр с трудом удержался от того, чтобы хмыкнуть. Фраза прозвучала ненатурально, как в каком-нибудь кино. Впрочем, не исключено, что она и была из кино. Просто женщина не знала, что сказать, а потому и произнесла не то, что надо. С другой стороны, тут же одернул себя Александр, а кто определил, что именно следует говорить в таких случаях?.. В том-то и дело, что никто этого не знает. Правильнее всего сейчас было бы не устраивать всякие разговоры, разборки-терзания, а вообще ничего друг другу не говорить и делать вид, что ничего не произошло. Да только ведь для Яны такой вариант его поведения был бы хуже оскорбления.
   - Нет, что ты, - вполне искренне отозвался он. А потом только соврал: - Наоборот, я очень благодарен тебе...
   И она снова потерлась о его бок.
   Хотя Александр вполне допускал, что она все это делает только потому, что не знает, как себя вести. Он уже хотел было решительно сказать что-то в том духе, что, мол, хватит об этом, давай сделаем вид, что ничего не было... Однако не успел.
   - Вот и стала я бл...
   Яна произнесла эти слова негромко, спокойно, просто констатирующе... Не было в них какого-то самоосуждения, которое вполне можно было бы ожидать вкупе с содержанием фразы.
   Это было ново. Максимчук подобных слов еще не слыхал. Уж они-то явно были не из фильма, они были от души.
   - Ну зачем же так, Янушка, - растерянно проговорил Александр.
   Она пожала плечами под его могучей лапой.
   - Но ведь это так и есть...
   Ну что ж, ты сама напросилась...
   - Честных женщин вообще не так много на белом свете, - он не был уверен, что это нужно было сказать, просто он хотел как-то успокоить ее совесть. - Рано или поздно большинство из вас оказывается в чужой постели.
   - А вы? - быстро и по-прежнему тихо спросила Яна.
   - И мы тоже, - Александр не стал пририсовывать мужчинам крылышки. - Тут вся разница состоит только в том, что первично. Если не брать во внимание насильников, первичный грех всегда исходит от женщины. Адам и Ева... С них все и началось.
   - Всегда?
   - Всегда, - твердо сказал Максимчук. Но потом не выдержал тона и добавил помягче: - Чаще всего.
   - Это ты по своему опыту говоришь?
   Надо же, ожила! - усмехнулся про себя мужчина. Только что сама на себя совершенно точный ярлык навесила - а теперь уже едва ли не ревность демонстрирует и праведность изображает!
   Ну держись!
   - Да ты хотя бы сегодняшний день возьми...
   Договорить он не успел. Яна быстро отпрянула от него, вырвалась из-под его руки. Александру даже показалось, что она его ударит.
   Странное все же существо человек: сам себя может обзывать самыми распоследними словами, но когда ему то же говорят другие, пусть даже в гораздо более мягкой форме, смертельно обижается.
   Однако она не ударила. Впервые после того, как они поднялись с пола, вскинула на него глаза. Смотрела гордо, высокомерно, с вызовом и презрением - и при этом затравленно, загнанно...
   - Уходите!.. - сказала Яна и запнулась.
   Александр вдруг сообразил, что женщина ни разу не обратилась к нему по имени. Наверное она не запомнила, как его зовут, а потом оно уже было ей попросту не нужно. Забавная ситуация. Воистину: ЭТО - еще не повод для знакомства.
   - Да, конечно, - легко согласился Максимчук.
   И вдруг...
   Судя по тому, как вдруг испуганно и растерянно округлились глаза женщины, они одновременно подумали об одном и том же.
   - А где ваш товарищ? - пролепетала она.
   В самом деле, где же Ашот? Он не мог не видеть или хотя бы не слышать, что происходило в комнате.
   Вот ведь чушь какая: все мы знаем, что общение между мужчиной и женщиной отнюдь не ограничиваются разговорами о погоде - и в то же время стыдимся, когда кто-то посторонний узнает, что только что ты занимался сексом. Даже не совсем так, пусть не стыдимся, но во всяком случае испытываем некоторую неловкость.
   Хозяйка, будучи не в силах пошевелиться, осталась сидеть на диване. Она опять горячо, до испарины на лбу, покраснела. Максимчук прошел на кухню.
   Однако Ашота там не было. Когда он ушел, ни Александр, ни Яна не слышали. На столе лежала наспех написанная записка.
   "Я уехал. Буду в конторе. Позвоню Вадьке. Есть мысли по поводу бульвара."
   Записка словно отрезвила, вырвала Максимчука из состояния любовной, а точнее сексуальной расслабленности. В конце концов, дело прежде всего. И так получилось все невероятно глупо, некрасиво, даже пошло.
   Держа бумажку в руке, Александр вернулся в комнату. Яна неподвижно сидела там же, где он ее и оставил. Смотрела на мужчину выжидательно, настороженно, просительно... Как будто надеялась, что он скажет ей сейчас, что вообще никого с ним не было и никто о происшедшем никогда ничего не знает.
   - Его нет, - ответил Александр на ее немой вопрос. - Он ушел, вот только записку оставил...
   Женщина на глазах облегченно обмякла, даже откинулась на диване.
   - Да и я пойду.
   Максимчук сказал это решительно, не оставляя сомнения в том, что он и в самом деле уходит.
   - А как же я?
   Александр даже подивился стремительности смены ее настроения. А ведь поначалу Яна Казимировна не производила впечатление импульсивной женщины... Впрочем, наверное, эта ее нынешняя импульсивность психологически вполне объяснима. Просто вся нервозность ситуации, вырвавшая женщину из привычного размеренного ритма жизни, спровоцировала ее на несвойственные ей поступки... Одной оставаться страшно. Потому что с его уходом опять навалятся мысли и проблемы, связанные с отсутствием мужа... А тут еще добавятся новые: что в это дело вмешались правоохранительные органы, совершенно немыслимое любовное приключение, которое и приключением назвать-то стыдно и о самой вероятности которого она еще два часа назад даже не помышляла... Нет, теперь она еще больше боялась одиночества.
   Но и Максимчук тоже не мог оставаться тут, с этой женщиной, которая своим поведением настолько запутала ситуацию. Нет, он ее не осуждал, он не собирался переваливать всю тяжесть греха на нее одну. Кто или что первично в такой ситуации, не принципиально - грех, пусть и не в равной степени, лежит на обоих. Александр просто констатировал факт: именно с ее подачи ситуация стала развиваться не по правилам, а потому ему нужно уходить.
   - Мы с тобой, Янушка, и так сегодня глупостей натворили, - он постарался сказать эти слова помягче. - И не нужно их усугублять.
   - Глупостей? - спросила женщина удивленно. - Ты считаешь это глупостью?
   Сейчас она обидится, - понял Александр. Ну и пусть обижается. Быть может, это будет даже лучше. Потому что это упростит ситуацию. А любая конструкция чем проще, тем надежнее.
   - Конечно. Потому что я ищу твоего мужа и роман с его женой в этой ситуации даже больше чем глупость...- и снова он не выдержал тона, попытался смягчить свои слова: - При других обстоятельствах я, может быть, был и рад...
   И в этот момент зазвонил телефон. Они оба уставились на него. Ситуация продолжала развиваться по неведомому им сценарию.
  
   МАКСИМЧУК
   Бульвар. Опять бульвар. Причем тут бульвар? С чего бы это он так вдруг заинтересовал Айвазяна именно теперь, когда Александр общался с Яной? Что он вдруг понял по поводу этого бульвара?..
   Максимчук, зябко ежась, неторопливо шел по тротуару. И рассуждениями о непонятной записке Ашота старался отогнать мысли о том, что у него произошло с Яной. Да и вообще выбросить бы из головы всю эту историю, чтобы и не вспоминать никогда...
   Александр всегда был убежден, что максимально простая конструкция - это конструкция наиболее надежная. Любой дополнительный элемент, который эту конструкцию усложняет, привносит в нее какую-то лишность, ненужность. Лишает простоты. Понятно, это отнюдь не значит, что он предпочитал сидеть только на табуретке, стрелять исключительно из рогатки, а кататься лишь на самокате. Но во взаимоотношениях с людьми, а особенно в следственной работе, он всегда изначально стремился к максимальному упрощению, пусть даже искусственному упрощению ситуации, потому что какие-то детали лишь могли что-то добавить или дополнить, а могли и увести в сторону, направить не по тому следу... Потому главное, что в первую очередь старался сделать в подобных случаях Александр - понять нечто самое центральное, нечто самое ключевое, нечто самое побудительное, нечто такое, что могло и должно было бы стать движителем рассматриваемого процесса, потому что, по его убеждению, все остальное являлось уже вторичным. Как любил повторять Александр, какой-то абсолютной и единственной правды в природе не существует; есть лишь некая объективная истина - ну а правда это всего лишь субъективный взгляд на эту объективную истину или же субъективная попытка об этой истине рассказать.
   Если следовать таковой логике, то сложившуюся ситуацию можно описать так. Первое: частный детектив относительно случайно попал в квартиру, хозяин которой похищен с неведомой пока целью. Второе: частный детектив ввел хозяйку в заблуждение, предъявив удостоверение и не стал ее разубеждать в ее ошибке, когда она приняла его за представителя официальных правоохранительных органов. Третье: частный детектив воспользовался приступом слабости хозяйки квартиры и жены человека, которого похитили с неведомой целью и вступил с ней в интимную связь...
   Да ну ее, эту логику! - вдруг обозлился сам на себя Александр. Тоже мне, выискался схоластический казуист! Если сказать коротко и ясно, не должен был я поддаваться искушению и соблазну, никак не должен был! И не потому, что это само по себе нехорошо - в конце концов, не она у него первая и он ее не насиловал и даже не давал повода для соблазна. Дело в другом: теперь он попросту обязан отыскать этого Абрамовича, целым и невредимым вернуть супруге. Причем, сделать это лично! Иначе та же Яна может подумать, что он не приложил всех усилий для этого, желая либо избавиться от соперника, либо опасаясь, что, вернувшись, муж узнает об этом любовном приключении его жены. Помимо моральной стороны, тут наличествовала еще и другая опасность. Если вдруг с этим Абрамовичем что-то случится, Яна, не исключено, может пожаловаться на него, на Максимчука, а он не станет отрицать интимную подробность их общения... С другой стороны, если только выяснится, что Максимчук в чем-то ошибся, где-то в расследовании пойдет по неверному пути, Ашот тоже может заподозрить его в преднамеренности ошибки, а мнением друга Александр дорожил. Да и сам он, отставной офицер милиции, осознавал, что, случись теперь что-то с этим чертовым Абрамовичем, не знать бы его и не видеть, случись что с ним, он сам себя должен будет презирать, ибо время, потерянное на его жену, должен был бы использовать по-иному... Подумав последнюю мысль, Александр вспомнил своего давнего и верного друга, оставшегося после распада Советского Союза в Ашхабаде, Володьку Грачева, который в подобных случаях говорил: иногда хочется стать верблюдом, иметь такие губы, чтобы можно было их оттянуть и плюнуть самому себе в морду...
   Уходя от Яны Казимировны, Александр даже не стал звонить Ашоту. Потому что вдруг ощутил это дело как свое, личное. Это теперь стало делом его чести - вытащить из беды Абрамовича. Благо, фотографию его он видел - специально посмотрел у нее в альбоме, как выглядит его новый братишка.
   - А ведь ты авантюрист, батенька, - негромко сказал он сам себе вслух, чтобы отвлечься от роя назойливых мыслей, которые неугомонно гудели в голове, непрерывно жалили его, не давая покоя. - Авантюрист чистейшей воды... Ну да ладно... Будь что будет!
   Впрочем, наличие у него авантюрной жилки для Максимчука открытием не было. За годы работы в уголовном розыске и региональном управлении по организованной преступности ему не раз доводилось участвовать в авантюрах похлеще этой. Впрочем, без такого качества, наверное, оперативником быть попросту невозможно. Одна операция октября 94-го года, когда он, перед самой войной, в одиночку отправился, ни много ни мало, в Грозный, тогда еще красивый и не порушенный авиацией и артиллерией город, для того, чтобы вызволить похищенного с целью вымогательства выкупа сына богатенького коммерсанта, чего стоила.1). А ведь сумел, добрался, вызволил!.. Да и позже,
   ____________________________________________
   1). Подробности той операции описаны в повести "Киднэппинг по-русски".
  
  уже в частном детективном агентстве, довелось ему поучаствовать в выполнении многих заказов, некоторые из которых были, что называется, на грани фола.
   Так что присутствовал у него в натуре этот авантюризм! В этом он был вполне солидарен с братьев-вайнеровским Фоксом: жизнь без риска - все равно что еда без соли... Единственное, что он бы лучше сказал - без перца.
   Правда, сегодня присутствовал здесь один маленький, но кардинально важный нюансик. До сих пор, насколько бы самостоятельно ни действовал Александр, он всегда знал, что выполняет дело ЗАКОННОЕ, что если он даже попадется, ему на помощь придут начальство, коллеги, друзья... Сегодня было иначе, сегодня за него заступиться было некому.
   И все же... Есть громкие слова, которые не то что вслух, посторонним - даже самому себе говорить неловко из-за их патетичности. Но что ж поделать, если в обыденном лексиконе аналогов у них нет. Максимчук и в самом деле считал, что иначе сейчас поступить не может. Это было бы попросту не по-мужски.
   ...Если бы только он мог предположить, какую ошибку допускает в своих рассуждениях!..
   Итак, Александр неторопливо шел по бульвару. Брел не слишком быстро - чтобы иметь возможность впитать в себя как можно больше информации. Правда, и прогулочный шаг сейчас выглядел бы неестественно - холодно, после дневной оттепели и капели столбик термометра скукожился и пополз вниз, и теперь сырой морозец стыло сочился за воротник, проникал в рукава, разливался с каждый вздохом по легким... Про такую погоду говорят, что, мол, хороший хозяин и собаку на улицу не выгонит... А тут человек сам, добровольно, идет, причем, не просто идет, а идет на поиски таких приключений, о которых только в книжках читать бы, да и то предпочтительнее в комфорте и уюте.
   Странное все-таки, существо - человек. Ведь можно сейчас спокойненько отправиться домой, налить крепкого чая в любимую черную чашку с золотистым знаком Зодиака, и усесться перед телевизором - благо, нынче по "ящику" развлекаловки всевозможной идет масса, не чета пуритански строгому ЦТ его молодости. Можно плюнуть на все и опять рвануть к Валюхе, этой прелестнице, с которой у него уже столько лет тянется бурный роман, с которой они уже сколько раз пытались разбежаться, но рано или поздно (обычно рано) с неизбежностью рока оказывались в одной постели и в очередной раз у них начинался период безумной страсти. Можно сыграть с самим с собой в поддавки и без особого труда убедить себя в необходимости выставить на всю ночь охранника в собственном лице в квартире Яны Казимировны. Можно поехать в фирму, забрать Ашота и завалиться куда-нибудь на сто грамм и семь пельменей, пообсуждать сложившуюся ситуацию... Можно много еще что сделать.
   А он, уже не слишком молодой и, надо думать, неглупый человек, добровольно лезет в змеиное кубло, и при этом совсем не уверен, что сможет из него настолько же легко и просто выбраться.
   Впрочем, чего ж это так уж про человека-то, как про существо исключительное? Как будто кто-то в силах разумно объяснить, кто заставляет какую-нибудь полярную крачку два раза в год пролетать по семнадцать тысяч километров, чтобы перебраться с Северного Заполярья в Южное, как будто для нее существует принципиальная разница, за которым из полярных кругов высиживать птенцов? Или крохотный рубиновый колибри, например, весом всего-то 3 с половиной грамма, совершает миграции над Мексиканским заливом, преодолевая за 25 часов расстояние в 900 километров, делая при этом по 50 взмахов крыльями в секунду - как будто где-то там комары или нектар - чем этот колибри питается? - вкуснее... Или аисты... Хотя нет, что касается аистов, тут все понятно, им на зиму улетать в Африку просто необходимо - неграм ведь тоже дети нужны. Ха-ха-ха. Это шутка такая.
   ...Так, какая же дверь нам нужна?.. По описанию Ашота какая-то из этих двух. Хотя, быть может, и вон та, расположенная чуть поодаль... Тогда откуда Ашот мог наблюдать за ними? Да откуда угодно - скамеек тут несколько. Правда, вон та поломана, так что вряд ли... А где могла остановиться машина с подъехавшим подкреплением? И куда Айвазян потом мог убегать?..
   Максимчук остановился, на ходу ситуацию оценить было непросто. В таких случаях курящему сыщику легче, он без всяких подозрений может остановиться, достать сигареты, пощелкать зажигалкой, прикурить, глубоко и с наслаждением затянуться, сделать вид, что сигарета погасла или выкрошилась - и все начать сначала. Целый ритуал. За это время можно рекогносцировку провести - будь здоров.
   Однако Александр бросил курить уже давно. И начинать не желал даже изредка, даже ради таких вот тактических хитростей. Знал же: себе можно попустить и дать поблажку только единожды, потом, как говаривал покойный отец, пиши пропало. С женой у него по этому поводу постоянные свары были - та всегда стремилась начать курить и только категорическая позиция Александра удерживала ее от того, чтобы она не начала активно травиться никотином... Странное у нас сейчас все-таки время: курящих мужчин становится все меньше, зато женщины, словно с цепи сорвались - дымят все подряд, да еще и подруг уговаривают-подзуживают, если та пока не заразилась этим повальным поветрием! Отрыжки эмансипации, едрит ее...
   Правда, уже давно стемнело, а притормозился он в месте относительно слабо освещенном, и тем не менее долго торчать тут не стоило.
   Судя по всему, дверь, из-за которой у Ашота едва не начались неприятности, вон та. Ну а раз так, то начнем действовать!
   Первым делом Александр достал из кармана коробочку служебного сотового телефона. Откинул крышечку, быстро настучал знакомый номер.
   - Слушаю вас.
   Наташенька. Чудесная девушка, юная, красивая, добрая, доброжелательная... К ней в фирме отношение у всех было особенное: ее отец погиб в Афгане, как говорили раньше, при исполнении служебных обязанностей, семья получила посмертную Звезду Героя и заверения, что никто и ничто не будет забыто. Однако потом, когда страна распалась, Наташа со своей матерью никому уже не были нужны... И сколько их, таких позабытых семей, мужчин которых родина послала на смерть, а потом о них добросовестно забыла, осталось по всей России и ее ближайшим окрестностям!.. Короче говоря, Наташе просто повезло, что сослуживец и друг ее отца, организовав частную охранно-детективную фирму, в память о нем взял в секретарши его дочь.
   - Наталь, это Александр.
   - Слушаю тебя, Сашенька.
   Она ко всем была очень добра. Однако Сашке очень хотелось верить, что к нему она обращается нежнее, чем к остальным.
   - Ашот еще там?
   - Нет, он сюда заскочил буквально на минутку, а потом куда-то уехал. Но просил тебе передать...
   Ну что он может ему передать? Что так не поступают? Так это Александр и сам знал.
   - Погоди, Наташенька, мне ничего передавать не надо, - не стал он дожидаться продолжения. - Это ты ему передай, если есть возможность, что я пошел на бульвар. Место он знает. Войду внутрь, посмотрю что там и как...
   - Погоди, Саша!.. - секретарша попыталась его остановить.
   Однако Максимчук не поддался.
   - Нет, я решил - так и будет! Одно еще только: я телефон отключаю, так что звонить мне не надо. Когда будет возможность, сам тебе перезвоню. Счастливо!
   Потом позвонил домой. Трубку сняла дочь.
   - Это я, - в разговорах с дочерью он старался быть кратким. - Передай маме, что я задерживаюсь на работе и когда буду - не знаю.
   - Ладно.
   Вот и весь разговор.
   Дочка за последнее время как-то вдруг, разом повзрослела, превратилась из мосластой девчонки в сформировавшуюся девушку. И в ней так же вдруг проклюнулись женские начала. Она чувствовала, что у родителей что-то не клеится, судя по тону, осуждала отца, фыркала на мать... То самое, что называется, от рук отбилась. Да и сын, чем дальше, тем больше стал хулиганить... И это само по себе тоже не добавляло теплоты в домашнюю атмосферу.
   Ну и последний звонок.
   - Валюшка, это я.
   - Приветики, - в раздавшемся голосе сквозил неприкрытый сарказм. - Явился - не запылился... Ты это откуда?
   - Я сегодня на задании. Когда освобожусь, не знаю. Если не слишком поздно, позвоню.
   - Очень надо... Надеюсь, работать будешь не по обслуживанию какой-нибудь красотки?
   Вот же язвочка! - с теплотой в душе подумал Александр. Однако вслух произносить эту фразу не стал.
   - Для этих целей у нас есть парни помоложе... В общем, счастливо!
   - Сань, - остановила его Валентина неожиданно серьезным голосом. - Там у тебя что-то случилось?
   Даже странно, удивился Александр. К его работе она никогда особенно серьезно не относилась. Неужто женское чутье и в самом деле имеет место наличествовать у этой взбалмошной журналисточки? Даже не верится...
   - А что?
   - Да так, Саня...- еще подбавила она неопределенности. - Что-то, Саня, тревожно мне.
   - Все в порядке, Валюха, не переживай.
   И опять, не дожидаясь от нее еще каких-то напутствий-расспросов, отключился.
   Однако после этих слов ему еще больше захотелось бросить все и повернуть обратно. Едва ли не единственное, что его остановило - что он не умел и не любил менять принятое решение на противоположное.
   - Да что ж это я, в самом деле? Что тут, генеральный штаб вооруженных сил мафии собирается? - негромко сказал Максимчук.- Или совет безопасности организации объединенных мафий?.. Обычный притончик. В котором, скорее всего, и держат этого Абрамовича... Войду, посмотрю, если что, дурака включу - а там видно будет!
   Он дошел до "зебры" перехода, не стал дожидаться разрешающего сигнала на светофоре, быстро перебежал дорогу. Прошел сквозь сквер. И как-то сразу понял, в какую именно дверь должны были войти в тот раз Абрамович и сопровождавшие его люди. Она и в самом деле была старая и облупившаяся, и даже внешне не могла не оказаться не снабженной тугой скрипучей пружиной.
   Еще имеется последняя возможность повернуть направо, к метро...
   Подумав об этом, Максимчук решительно направился к намеченной двери.
   Дверь и в самом деле противно и протяжно заскрипела. И гулко бухнула за спиной. Словно выстрел прозвучал. Или грохнула граната.
   Парадное было как парадное - таких в подобных домиках в центре столицы до фига и больше. Освещение слабое - лампочка чуть теплится, всего-то, наверное, в 25 ватт. Короткий лестничный пролет с неровными ступенями, протертыми несчетным множеством подошв. Темная, еще более короткая, лесенка в подвал упирается в частую решетку, сваренную из толстенных арматурных прутьев, замкнутую могучей цепью и несокрушимым амбарным замком.
   В подъезде царила полнейшая тишина. Только отгудело эхо от звука громко захлопнувшейся двери и снова все затихло. Даже шум с улицы доносился как-то приглушенно.
   Александр сжал в кармане кастет. Специально нападать на кого-то он не собирался, первым бить - тоже. Однако приходится быть готовым к любым неожиданностям.
   Он осторожно двинулся вверх по лестнице. На площадку выходило две большие двери. Никакой нумерации квартир, никаких надписей, которые могли бы указать, что за ними скрывается, здесь не было. Только плохо различимые, закрашенные номера, прибитые к наличникам. А квартиры явно не жилые - еще с улицы Александр обратил внимание, что в этом доме не светится ни одно окно. Да и "глазки" в дверях не были освещены изнутри... Что ж, пойдем дальше.
   Максимчук шел, прижавшись к стене, подальше от перил. Старался, чтобы даже песчинка под ногами не скрипнула. Хотя и понимал, что если тут кто-то есть, этот неведомый уже осведомлен о его визите - не случайно же на входе стоит такой скрипучий "сторож".
   Пролет позади. Сквозь мутное, немытое стекло с улицы слабо цедился свет фонарей.
   Площадка второго этажа была сродни первой. Единственное, чем она отличалась, было отсутствие здесь хотя бы слабенькой лампочки. Такие же две темные сумрачные двери. И полная тишина. То же и на третьем... И на четвертом...
   Выше хода не было. Вертикальная металлическая лестница, ведущая на чердак, забрана в густую ячеистую сетку и тоже заперта на замок внушительных размеров.
   Александр расслабленно выдохнул. Ничего и никого.
   Так за что же тогда пытались напасть на Ашота? И зачем сюда приходили Абрамович сотоварищи? И где его тут держат? И что же вдруг понял Ашот?
   Нет, его партизанский наскок оказался безрезультатным. Ну а для более детального разбирательства нужны люди и нужны санкции. Санкции, оснований для которых у него нет. Да и Вадиму их не дадут.
   Так что же, опять его друга из налоговой полиции привлекать? Тоже не дело.
   Пора было уходить. Обо всех вопросах, которые остались нерешенными, нужно будет помозговать потом.
   Максимчук повернулся и медленно пошел по лестнице вниз. Он не услышал, как за его спиной быстро и абсолютно бесшумно распахнулась дверь и к нему метнулись две темные фигуры...
  
   ТОХА - САМУСЬ - ВАЛЕНТИН - ДИРЕКТОР - КАЛАНДАР
   Это было как озарение. Как будто кто-то сдернул покрывало с подготовленного к открытию памятника.
   - Я вспомнил, - негромко сказал Антон Валерьевич.
   Не услышать эти два слова было невозможно. И все же Самусь переспросил:
   - Что?
   - Я, кажется, все вспомнил, Самусь.
   Сидевший до этого какое-то время неподвижно, Антон Валерьевич словно пробудился от дремы, потянулся, достал свой стакан, в котором еще оставалось немного выпивки. Одним глотком допил. И начал цедить себе добавку.
   Самусь умел выжидать. Однако сейчас было не место и не время, чтобы испытывать долготерпение друг друга. Сейчас был едва ли не первый случай, когда именно он попытался форсировать продолжение разговора.
   - И что же ты вспомнил? - поторопил он.
   - Точнее сказать, не вспомнил, - поправился Тоха. - Я понял. Я понял, кто это может быть.
   - Да? - овладев собой, меланхолично откинулся на спинку кресла Самусь. - И кто же это?
   - Был у нас один такой...
   На этот раз Антон тоже не стал возиться с коктейлем, а просто глотнул неразбавленного виски.
   - Ты, конечно, помнишь наш влет с вывозом девочек "за бугор"?
   Самусь слабо кивнул. Складывалось ощущение, что он по слабости своей не может делать двух дел - например, такие, как слушать и пить. И еще при этом жевать. Только самые близкие люди - и Тоха в том числе - не могли обмануться на этот счет, и знали, какая сложнейшая работа сейчас идет в этом обтянутом серой нездоровой кожей черепе. С каждым словом Антона в этом могучем мозгу вскрывались целые кладовые памяти, включались сложнейшие аналогии, выстраивались длиннейшие логические цепочки.
   - Конечно, - подтвердил Самусь. - Тогда... пришлось застрелить Славку... Хороший мужик был, царство ему небесное, упокой, Господи, его душу грешную!..1).
   ___________________________________________
   1). Повесть "Кровь с души не смывается".
  
   - Да, хороший... Только этот хороший мужик чуть не спалил нас всех тогда, - раздраженный тем, что разговор уходит в сторону, в область абстракций, буркнул Тоха.
   - Так ведь на родной дочке кто угодно сломается, - не открывая глаз и не меняя тона, намекнул Самусь. - Или ты не согласен?
   - Ну ладно, это сейчас к делу не относится, - попытался вернуть разговор в нужное русло хозяин дачи. - Так вот, Самусь, вся эта история началась немного раньше. И далеко отсюда.
   ...- Эй, Бездомный, подь сюда!
   И хохот.
   - Ну что ты, Иван? Подь к нам... "Косячку" дадим потянуть. Забесплатно...
   И снова хохот.
   Валентин стиснул зубы. Не оборачивался. Упорно глядел сквозь оконное стекло на живописный пейзаж, раскинувшийся там. Только кулаки сжал. Как бы он их всех сейчас избил, всех до одного!.. Чтобы не видеть эти гнусные рожи, только бы не слышать их гнусного ржания. И ведь справился бы с ними, даже со всеми, справился бы! У него такая школа уличных жестоких драк за спиной - не чета вашим тренажерам, на которых вы только номер отбываете!.. В детдоме, какие бы строгие порядки ни существовали, трудно приходится пацану, который не может за себя постоять. Да и стычки с местными... Так что Валентин драться умел; и на кулачках, и со штакетиной, и широким солдатским ремнем с литой бляхой...
   В воздухе витал характерный, чуть сладковатый удушливый аромат. Валентин уже научился различать по этому запаху, что именно они сегодня курят.
   Наркоманы чертовы! Что мозги, что мышцы уже атрофировались...
   В детдоме некоторые ребята тоже баловались "травкой", и ему не раз предлагали попробовать. Но только Валентин уже давно, едва не с пеленок, решил для себя твердо и бесповоротно: ни пить, ни курить, ни заниматься наркотой не будет. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Как бы потом, на воле, ни сложилась его жизнь. Потому что отвечать ему предстоит не только за себя одного.
   И предположить не мог, как будет трудно это данное самому себе слово выполнить. Потому что большинство вокруг или пьют, или курят, или еще чем занимаются, и если не подвержен ни одному из этих грехов, на тебя начинают откровенно коситься.
   Бездомный... Придумали же кличку, право слово... Иван Бездомный - по аналогии с героем "Мастера и Маргариты". Он и есть бездомный. Нет у него ни дома, ни квартиры, ни комнатенки хотя бы какой-никакой самой захудалой. И родителей нет, и родственников хоть каких-нибудь в его судьбе не объявлялось.
   ...И лишился он всех и всего как раз через эти все дурманы: курево, самогон, да наркота. Уж что и как там получилось, никто доподлинно не знает, да только сгорели отец с матерью, да брат матери с женой и взрослым уже их сыном, сгорели вместе с домиком в пригороде городка, в котором жил Валентин. Дядька с семьей приехал к ним из Казахстана, якобы погостить, да только потом под обломками сгоревшего дотла дома обнаружился целый мешок "травки", которую он как будто бы привез на реализацию, множество бутылок со спиртным, а пожар начался, как установило следствие (или как оно пожелало установить?), из-за того, что кто-то из погибших курил в постели... Детей же - Валентина и его младшую сестричку Женечку - в тот вечер отправили ночевать к соседям. Так вот они и уцелели. Так и в детдом попали.
   Женька и сейчас там же, в детдоме. Скоро и у нее выпуск. И что с ней, с сестренкой, делать? Ладно, он парень, устроится, проживет как-нибудь. Может, завербуюсь в какие-нибудь наемники или как они нынче называются, в контрактники, что ли, рассуждал он, - хоть крыша над головой всегда будет и пайка какая-никакая. А вот молодой девке куда? Она вон какая фигуристая: сиськи ни в какие казенные лифчики-кофточки не помещаются, задница "молнию" на юбке рвет, а уж ножки... Попробуй уберечь ее от греха, если денег нет вовсе и жить негде!
   К ней, к Женьке-то, уже пытались подкатываться с предложениями - понятно не руки и сердца. В том числе и детдомовский преподаватель физкультуры, та еще похотливая гнида, кого из старшеклассниц он только, гад, не перетрахал... Да только пока Валентин был в детдоме, он со своими корешками и близко к сестренке никого из кобелей не подпускали. Да и когда выпустился, его помнили и боялись. Особенно после того, как сюда, к "крутым", устроился работать. Даже когда других на промысел посылали, ее не трогали.
   На промысел не в том смысле, что одним местом торговать... Другой промысел, относительно честный...
   Прежний заведующий детдомом у них был хороший мужик, отставной военный. У него не жизнь сложилась, а прям-таки груша боксерская для отработки ударов побольнее. Молотило его - дай Боже... В смысле, не дай Бог кому-то еще такую!.. Отец у него тоже был военный, фронтовик, едва не до Белграда дошел, как будто бы лично с Броз Тито здоровался, а потом, после войны служил в Ашхабаде, а там в 48-м во время жуткого землетрясения у него вся семья погибла. Там так тряхнуло, что за пять секунд 110 тысяч человек завалило - абсолютный рекорд трагедии для территории Советского Союза. Он еще мальчишкой был, один из семьи в живых остался, так вот в детдом и попал. Суворовское закончил, потом военное училище - как раз под чехословацкие события попал, там ему в морду тоже поплевали, как будто он виноват, что его туда послали "пражскую весну" замораживать...
   Впрочем, это вообще участь военных - разгребать дерьмо, в которое по уши закопаются политики, а они же, политики лажовые, потом от них же, военных, открестятся, дескать, мы, политики, в белых перчатках и белых манишках под смокингами, а от них, от военных, пардон-с, нашим же дерьмецом потягивает, в которое они сами, дураки, запачкались, наши грехи подчищая и помогая нам заработанные на войне деньги от дерьма же отмывать... А потом у него жена с младшим сыном погибла - разбилась в самолете, в котором она летела вместе с неким Чистяковым, про которого Валентин до того даже не слышал, но про которого заведующий рассказывал, что это был пародист номер один Советского Союза, который нынче несправедливо забыт, и который, якобы, в те времена позволял себе такие шуточки, на которые в те времена решиться было трудно - уж не потому ли и погиб-то?.. Остался офицер только со старшим сыном, который пошел по его стопам, закончил военное училище. У сына жена умерла во время родов а сам же он потом, через много лет, тоже погиб, погиб лютой смертью не то в Эфиопии, не то в Анголе, не то в Намибии, а может в каком-то из Йеменов, этого Валентин точно не помнил; знал только, что отцу не разрешили даже вскрыть гроб с телом, который под большим секретом переслали из Африки. Так и встретил старость этот человек, с единственной внучкой, жили они тогда где-то в Молдавии, которая тогда уже разделилась на Молдавии прорумынскую и прорусскую. А там новая беда - девочку как-то нашли зверски истерзанной и гнусно изнасилованной и никто так и не докопался (да и копались ли?), кто совершил такое злодеяние, какой национальности были те бандиты. К тому времени он жил, правда, нерасписанным, с одной женщиной из Прибалтики; звала его она, до ночных истерик боявшаяся после того случая горящих вглядов, которыми салили ее, белотелую блондинку, смуглолицые черноусые мужчины с автоматами, звала уехать с ней в родной не то Пярну, не то Паневежис, да только не захотел он быть на чужбине человеком второго сорта - так они и расстались.
   Бросил тогда ветеран все, поджег напоследок свой домишко с нажитым за всю свою кочевую жизнь нехитрым скарбом, в том числе и сберкнижку с тремя без малого тысячами рублей, обесцененных бессовестными горе-реформаторами, да и приехал в город, где некогда воспитывался в детдоме. Попросился на работу. Хоть какую-нибудь.
   - Здесь у вас нет благополучных детей, - доказывал он начальству. - А у меня вообще никого нет. Потому мы с ними так нужны друг другу. Да, нету у меня педагогического образования, так ведь и запросы у меня самые простые. Мне много не надо - только комнатку где-нибудь...
   Начальство потенциал отставного офицера оценило. Его, хоть и не имел он надлежащего образования, назначили сразу заведующим.
   Поначалу все шло нормально. Порядок он навел строгий, сам ничего не тянул и другим не позволял. Справедлив был, грубостей и рукоприкладства не допускал. Уважали его, за глаза "Макаром" прозвали - производное от "Макаренко"... Кого-то из администрации, из старых педагогов и воспитателей уволил, кого-то, невзирая на отсутствие все того же образования, взял... Короче, работал мужик. С боем, с руганью, с кулаком по столу, с лаской, с матом, с лестью, с обещанием обратиться в прокуратуру или во фракцию "Женщины России" - но выбивал для подопечных какой-никакой минимум средств.
   А потом...
   Как-то собрал он ребят старших классов. И, неловко пряча от них глаза, сказал, что, мол, денег не хватает, инфляция все съедает, продуктов недостает, стройматериалов для ремонта нет...
   И попросил:
   - Ребята, никого не заставляю, не имею права заставлять... Даже просить вас о таком не имею права. А прошу...
   Нужно было для блага детдома поработать на разгрузке вагонов. Поработали, никто не отказался - знали, что все заработанное пойдет на них же... Потом еще раз. Потом организовали крохотную мастерскую, на которой девчонки, тоже старших классов, что-то не то не шили, не то обмётывали... Они же, девчонки, ходили по объявлениям в город - за детьми смотреть или уборку кому-нибудь из преуспевших дома сделать... Потом мальчишки организовали крохотную моечную станцию, где можно было недорого помыть машину. Пока одни драили автомобиль, другие водителю чайку-кофейку поднесут, бутерброд организуют...
   Эта-та мойка и оказалась для них роковой. Хотя... Хотя кто его знает, что для кого и в самом деле становится роковым? Не было бы мойки, было б что-нибудь другое... Но это так, к слову.
   Как-то в кабинет заведующего вдруг ворвался один из воспитанников.
   - Там на наших крутые наезжают! - заорал он. - Деньги требуют.
   Заведующий бросился вон. Выбежал на крыльцо и увидел весьма красноречивую картину: на моечной площадке стояла какая-то крутая иномарка, откуда, небрежно выставив на мокрый асфальт ногу в сапожке с клепками, что-то говорил молодой парень в кожаной куртке; рядом примостился могучий джип, возле которого скучала пара "качков"; ну а детдомовские ребята стояли плотной группкой, понурившись.
   И отставной офицер не выдержал, сорвался.
   Он вбежал в дом и через минуту вернулся назад, держа в руках охотничью ижевскую двустволку-"вертикалку". Взвел курок и бабахнул в воздух. Треск выстрела гулко отозвался затихающим эхом. С ближайшего дерева с гамом поднялась в небо стайка птиц.
   Под удивленными взорами "наехавших" крутых и своих воспитанников заведующий подчеркнуто спокойно переломил ствол, выдернул и отшвырнул в траву гильзу, вогнал в дуло новый патрон.
   Направился к сгрудившимся возле машин людям. Взрослым и детям. Врагам и подопечным.
   - Я не для того своих пацанов от учебы и от детства отрываю, чтобы они заработанное своими руками вам отдавали, - твердо сказал он, опытно, наизготовку, но стволом поверх голов, держа ружье. - И ни с кем они делиться не будут. Вам все ясно?
   К его удивлению, старший из подъехавших, сидевший в иномарке, на его тираду отозвался вполне спокойно и даже миролюбиво.
   - Да ты что, папаша, не позавтракал сегодня, что смоляешь тут? - усмехнулся он. - Мусора еще понаедут, а у тебя несанкционированное применение оружия в период запрета на охоту... Мы же тихо-мирно поговорить хотим... Так это ты тут за главного?
   Рассудительный тон и особенно усмешка сбивали с выбранного заведующим непримиримого тона.
   - Я.
   - Ясно. Ну так значит разговор у нас к тебе, - кожаный уже не усмехался, говорил жестче, но по-прежнему подчеркнуто рассудительно и спокойно. - Дело в следующем, папаша... Когда ты что-то делаешь, ты обязан платить налоги. Ты на это не ропщешь, потому что не нами это придумано, не нами это положение и изменять. Налоги эти идут на содержание государственного аппарата, на армию и милицию. Такова жизнь... Ты налогов не платишь, более того, у тебя здесь процветает явная эксплуатация детского труда. Да и ружьишко у тебя заряженное под рукой... Это ведь подсудное дело, папаша, и у тебя из-за этого могут быть серьезные неприятности с законом. Ну а если ты со своими мальцами пойдете под нашу "крышу", проблем у тебя не будет ни с чем, ни с кем и ни в чем. Так что просто считай, что платишь налоги и соглашайся.
   Какой из военного человека, к тому же старой закваски, специалист по словесной эквилибристике?
   - А если нет? - в лоб спросил он.
   - Тогда у тебя будут проблемы, - откровенно улыбнулся крутой.
   Поймав его улыбку, мордовороты у джипа дружно заржали. Да, они проблемы организуют запросто...
   - Поглядим, - сурово ответил заведующий.
   - Да пойми же ты, папаша, что и тебе от этого прямая выгода, - еще раз попытался наладить контакт вымогатель. - Тебя после этого никто трогать не будет. Понимаешь? Никто! В том числе и налоговая инспекция. Одно условие только... Вернее, два: повысить плату за обслуживание, а то вы мне конкуренцию сбиваете... А впрочем, ладно, папаша, за голодных детишек - прощаю, - вдруг невесть почему он вздумал сыграть в благородство, увидев, как дружно сгрудились вокруг старика воспитанники. - И в самом деле, только одно условие: вы мне будете платить. - Он не выдержал свой благожелательный тон и повторил с подчеркнутой угрозой, слегка пристукнув кулаком о свою раскрытую ладонь: - Будете платить!
   - Не будем!
   И тут как-то вдруг, очень быстро и мягко, почти незаметно оказалось, что две дырочки стволов глядят точно в лоб старшему.
   - Послушай, парень, теперь меня! - отставник говорил не менее твердо и решительно. - Через мои руки в армии прошло много ребят. Хороших и плохих; разных. Не знаю, как у кого из них потом сложилось. Но то, что сейчас вы диктуете условия жизни, в этом и я тоже виноват. Значит, плохо мы вас воспитывали... Ну да хрен с ним!.. А тебе я так скажу. Не для того я всю жизнь по гарнизонам прокочевал, не для того сюда приехал, не для того ребят этих под себя взял, чтобы ты им преподносил такие уроки. Понял? Учить жизни их буду я. Может быть, тогда они будут лучше тебя...
   Старший медленно, чтобы не спровоцировать выстрел, вылез из машины. Встал возле нее. Бледный, с испариной на лбу, но внешне спокойный. Даже улыбку попытался изобразить, хотя и получилось у него это не слишком искренне.
   - Что ж, папаша, твое дело. Учи, - разрешил он. - Только запомни несколько слов еще... Да опусти ты свою пукалку, право же, чего ты меня пугаешь? Ты же не сможешь в меня выстрелить... В этом, кстати, наша с тобой разница: я в такой ситуации могу выстрелить, а ты нет... Ты можешь обзывать меня сколько хочешь и как хочешь, но главное заключается в том, что ваше поколение уходит, а на ваших костях вырастаем мы. Вы для нас питательный перегной, на котором мы вполне прекрасно себя ощущаем. И вы не хотите признать, что мы стали такими только благодаря вам. Вы голосовали на партийных собраниях за всенародный одобрямс, а потом дома говорили совсем другое. Вот мы и выросли такие. Да, на наших костях, из того перегноя, в который мы превратимся, вырастут другие люди, которые тоже не будут похожими на нас. Одна только существенная разница: мы не зовем всех к всеобщему равенству и братству, к коммунизму и к другой такой же ерунде. Мы говорим: прав тот, кто сильнее. А я сильнее, чем ты, папаша. Поэтому победа непременно будет за нами. Сегодня я уеду. Не потому, что я проиграл, вовсе нет. А потому что я не хочу применять к тебе насилия. И причина банальна: я не хочу, чтобы в памяти этих своих салажат ты остался великомучеником - у нас таких всегда любили. Ну а так я уеду и ты останешься в их памяти слабым, беспомощным, хотя и гордым донкихотом. И ты всю оставшуюся жизнь так и будешь воевать с ветряными мельницами, а они, твои пацаны, будут тебя жалеть и потихоньку прикарманивать заработанные здесь деньги. Потому что свой личный карман всегда роднее общественного, а свой желудок хочет кушать сильнее, чем миллиард чужих желудков. А потому они все когда-нибудь обязательно придут ко мне, когда тебя выкинут отсюда на помойку, а на твое место назначат более сговорчивого человека, которому я пообещаю четвертую или десятую часть выручки, которую стану получить с твоих ребят... Так будет папаша, хочешь ты этого или нет, и будет очень скоро... Ну ладно, хватит политзанятий! Так и быть, из уважения к твоим сединам, я сейчас просто уезжаю. И копейки, вернее, даже рубля с тебя не возьму. А вернусь только когда узнаю, что тебя отсюда уже вытурили. Ну как, ты ведь оценил мое благородство?
   Это было не благородство. Это было издевательство. Это было ничем не прикрытое ерничанье. Ерничанье человека, уверенного в своей силе, в своей правоте, а главное в своем будущем. И заведующий ничего ответить ему не мог. Он стоял, держа в опущенных руках ставшее таким лишним и ненужным ружье. К нему жались дети. И это единственное, что его еще как-то поддерживало в те мгновения. Потому что речь вымогателя сломала в его душе что-то главное, что-то центральное, что-то такое, что до этого дня позволяло ему продираться сквозь все удары, которые раз за разом наносила ему беспощадная судьба.
   Парень это понял. Он негромко засмеялся. Сунул руку в карман, уже не опасаясь спровоцировать выстрел старика. Достал стодолларовую купюру, небрежно сунул ее в карман комбинезончика ближнему мальчишке.
   - Это вам за работу, - сказал он.
   Громко захлопали дверцы и машины сорвались с места.
   - Что это с тобой сегодня? - не оборачиваясь, спросил со своего места водитель. - Мы бы их за два дня привели к центральному бою.
   И привели бы...
   - Пусть живут, - с непонятной интонацией отозвался старший. - Навару от них все равно никакого, так и нечего с ними...- выругался он. А потом добавил, ни к кому уже не обращаясь: - Гордый старик. Уважаю таких...
   Водитель ничего не ответил. После долгой паузы старший спросил у водителя:
   - А ты бы так смог?
   - Как? - тот уже забыл о конфликте.
   - Ну вот так, как этот дед, против всех нас, один, с ружьем?..
   - Очень нужно, - хмыкнул водитель. - Лучше заплатить и жить униженно, но спокойно, чем гордым лежать в гробу... Да и вообще, лучше бы все эти придурки еще в сорок первом посдавались бы, чтобы мы сейчас под немцами жили. А то стояли насмерть, кретины, под танки с гранатами бросались, амбразуры закрывали...- он грязно выругался. - Вот сейчас наши правители на них хрен положили - и правильно сделали. Пусть хоть поймут, пока еще не все передохли, какую ерунду полста лет назад натворили.
   Старший ничего не ответил...
   Заведующий всего этого, конечно, не слышал. Он просто стоял, подняв к умытому весеннему небу морщинистое лицо. По крупным складкам кожи на его гладко выбритых щеках струились мелкие старческие слезы.
   Потом вдруг со звяканьем упало на асфальт ружье. И отставной военный грузно осел на дорогу.
   "Скорая помощь" прибыла слишком поздно.
   ...Многие в городке были удивлены, когда на похороны заведующего детским домом вдруг приехала группа крутых парней. Старший, не обращая внимания ни на кого, подошел прямо к гробу, на несколько секунд замер, всматриваясь в спокойное, умиротворенное лицо покойника. На глазах у всех, не опасаясь, что кто-то осмелится выкопать, вложил ему в руку маленький золотой крестик.
   - Уверен, старик, что на тебе креста нет, так прими этот, ты его заслужил, - сказал он негромко. - Поверь, что я не хотел, чтобы твое место освободилось так скоро.
   ...У заведующего после его смерти на всей земле не осталось ни одного родственника. Так что в последний путь его провожали лишь официальные представители не то собеса, не то наробраза, весь детдом, да эта странная группка крутых парней, которые никак не могли понять, с чего это их шефа занесло на эти нищие похороны... И уж подавно все были поражены, что вскоре на скромной могилке, над которой торчала стандартная, неровно выкрашенная "серебрянкой" тумбочка со звездой, вдруг был установлен гранитный памятник с выбитым портретом старика в военной форме и надписью
  
  
  
  Не сильные лучшие, но добрые
  Федор Достоевский
  
  
  
  
  
   ...- Так ты что же, игнорируешь нас, Бездомный? - вырвал Валентина из власти воспоминаний гнусавый голос.
   Кто и когда придумал ему это прозвище - Бездомный? Валентин не помнил. Ясно, что это они не сами додумались - никто из этих обкуренных никогда и в руки-то не брали книжки, серьезней, чем "Мойдодыр", не говоря уже о "Мастере и Маргарите"... Нет, это кто-то из других, рангом постарше, обозвал его Иваном Бездомным - да так и прижилось.
   Эх, если бы не деньги, если бы не те хорошие деньги, что здесь платят! Если бы не надежда на то, что удастся со временем устроиться так, чтобы зарабатывать побольше... Если бы не это, давно ушел бы отсюда... И уехал бы куда-нибудь подальше из этого постылого городка. Ведь есть же где-то в стране нормальные места, где можно найти хороший заработок!.. Но нельзя. Равно как нельзя и идти на какую-то более опасную в криминальном отношении работу. Потому что если с ним хоть что-нибудь случится, это автоматически будет означать, что сестренке помочь никто не сможет.
   А она у него - единственное родное существо на всем белом свете.
   - Странный парень, - продолжалось за спиной. - Не курит, не пьет, не ходит никуда, двойную смену вкалывает... Зачем деньги, если их не тратить?
   Вам, дебилам, этого не понять!
   Включился селектор. Такое бывает не так уж часто, потому что вечер уже в разгаре, а в это время их на работу, как правило, не вызывают. Там, наверху, стоит другая охрана. Они и получают куда больше, правда, от них и требуют уже совсем иного.
   - Бездомного наверх, - раздался голос.
   Селектор тотчас умолк. Там, наверху, не сомневались, что приказание принято и будем выполнено, а потому в подтверждениях не нуждались.
   - Хорошо, что его, - с облегчением раздалось из угла. - А то бы запах "травки" учуяли...
   - Потому его и вызывают, - многозначительно поправил второй.
   В полумраке ярко зардели огоньки - куряки дружно затянулись.
   ...Шеф охраны был немногословен.
   - У нас тут проблемка образовалась, - не глядя подчиненному в глаза, рубленными фразами отдал он распоряжение. - Отсюда нужно срочно вывезти груз. С тобой едет Каландар. Машину ты водишь неплохо. К тому же не пьешь и... и ничем еще не балуешься. Дела часа на полтора-два. Приезжаешь - получаешь тысячу "зеленых". Все, полные инструкции получишь у старшего.
   Тысяча долларов. За два часа... Неплохо.
   Правда, смотря, что еще за работа.
   Однако тут же Валентин одернул себя: за такие деньги можно и рискнуть. В конце концов, раз он едет за рулем, и с ним Каландар, то и взятки с него гладки, он просто рядовой шофер. И что везет, знать не знает и ведать не ведает. Не его это дело.
   ...Если бы он знал, ЧТО ему предстоит везти...
   Джип уже утробно урчал на заднем дворе. Возле него нетерпеливо прохаживался один из ближайших подручных шефа, азиатского вида мужчина по прозвищу Каландар, который обычно сам же его и водил. Да и джип был зарегистрирован именно на него.
   - Поехали, - только и сказал он.
   От того заметно попахивало спиртным. Очевидно, поэтому и вызвали Валентина, о котором было известно, что он неплохой водила.
   Машина выехала за ворота.
   - Направо, к реке, - скомандовал Каландар. И начал инструктировать: - Ехай как можно аккуратнее. Усёк? На гавнишников нам сейчас налететь никак нельзя. Если что, пусть останавливают, вылезай, деньги им давай, сапоги вылизывай, миньет делай, на водку проверяйся - все, что угодно, но только чтобы они внутрь машины не залезли. Усёк? Говорю: если полезут, я даю по газам и ухожу. Ты после этого рассказывай им любые сказки, что я нанял тебя до дома довезти, что ты угнал эту машину, чтобы покататься, а меня не увидел... Гони любое фуфло, но только не говори, кто я такой, где ты работаешь, откуда сейчас ты едешь. Усёк? Говорю: если до утра продержишься, утром мы тебя оттуда обязательно вытащим. Если расколешься... Лучше тебе не раскалываться. Усёк?
   Валентин усёк. Он понял главное: в машине какой-то запрещенный груз. Его сейчас взяли водителем только потому, что под рукой не было другого шофера, а документальный владелец автомобиля "под газом". К тому же владелец азиат, а их обыскивают обычно куда строже, чем людей с европейской внешностью. Значит, если Валентин с заданием справится, быть может, его повысят в ранге. Если же с ним что-то случится, эта компашка от него отвернется и никто даже добрым словом не вспомнит о том, что он тут был. И дай Бог, чтобы хоть в живых оставили!
   Так что выхода у тебя, Валентин, нету. Задание нужно выполнить, Причем, так, чтобы тобой остались вполне довольны, чтобы заплатили деньги...
   Сестренка-сестренка, на что только я ни иду ради твоего завтрашнего дня!
   Опасения оказались напрасными. Пост ГАИ проехали без помех, никто машину даже не пытался остановить. До моста они добрались без приключений.
   - Загоняй в кусты вон тудой, - скомандовал Каландар.- Чтобы с дороги в глаза не бросалась.
   Даже не дождавшись, пока Валентин заглушит двигатель, он спрыгнул на землю. Распахнул заднюю дверцу.
   - Давай быстро сюда, помогай!
   Помогай... Это значит, что ты, дорогой Валентин, становишься не просто рядовым водителем, который знать не знает и ведать не ведает, что творит, ты становишься соучастником некого преступления. Причем, преступления, судя по всему, нехилого... И, соответственно, подпадаешь под совершенно иную статью. А может и превращаешься в нежелательного свидетеля.
   - Мы так не договаривались, - хрипло, не оборачиваясь, сказал он.
   - Вот сейчас обо всем и договоримся, - неожиданно спокойно отозвался Каландар.- Ты ведь все равно повязан. Усёк?.. На руле твои "пальчики". Так что я сейчас выхожу на дорогу, сообщаю об угоне своей личной машины и никуда ты не денешься...
   Обложили-таки!
   - А так ты меня, как свидетеля...
   - Ах, так вон ты чего боишься, - коротко рассмеялся владелец машины. - Логично... Только мне это невыгодно. Усёк?.. Ты ведь должен будешь вести машину обратно, чтобы никто не знал, что мы с тобой вообще покидали объект... Иди, помогай!
   Делать нечего.
   Валентин нехотя выбрался из кабины. Зашел сзади. Подручный шефа, громко кряхтя, уже вытащил и теперь волок по траве длинный тяжелый сверток.
   - Давай, впрягайся.
   Только подхватив волочащийся конец куля, он понял, что именно они несут.
   - Это что? - с ужасом спросил парень, едва не уронив страшную ношу.
   - Какая тебе разница, шайтан твою душу? - рявкнул Каландар. - Сказали нести, ну и неси себе!
   От него, запыхавшегося, густо распространялся запах алкоголя. Валентину стало дурно. Страшно. И от этого как-то сразу, вдруг наступила апатия. Охватило жуткое желание: чтобы это только скорее кончилось. Только бы скорее!.. А потом в машину, да быстрее отсюда - и тогда все пройдет как страшный сон.
   Они вдвоем быстро доволокли ношу до моста. Здесь, на открытом месте, деревья не заслоняли узкий серпик месяца, было чуть светлее и Валентин уже лучше увидел, что тело мертвого человека небрежно завернуто в плотную материю, края которой грубо прихвачены широкими стежками. В том месте, где, судя по обозначающемуся телу, находились ноги, сверток туго перехватывался веревкой, на которой тяжело болталась небольшая гиря.
   Жуть!
   Сейчас сверток бухнется в воду, чугун равнодушно утянет его на дно и человек будет долго еще стоять, покачиваясь под порывами течения, постепенно разлагаясь, а его будут объедать рыбы, раки и кто там еще обитает в воде, для которых этот бывший носитель разума будет лишь большим куском дармовой протоплазмы. А на земле родные даже знать не будут, где искать его, куда хоть букетик принести на могилку...
   Напарник, поднатужившись, взвалил свой конец трупа на перила.
   - Давай быстрее, не возись, сбрасывай! - отдуваясь, приказал он.
   Материя от этого движения натянулась, нитки на шве лопнули и разошлись и в прорехе показалась белая, словно светящаяся в лунном свете, босая человеческая ступня. Маленькая, явно женская, даже, скорее, девичья. Испуганный зрелищем Валентин, увидев ее, уже хотел быстрее толкнуть тело туда, вниз, в монотонно гудящий поток, как вдруг...
   В темноте что-то остро и тонко блеснуло. Знакомо блеснуло. Парень, забыв о страхе, схватил высунувшуюся наружу холодную ногу. Так и есть. Левую лодыжку плотно охватывала тонкая цепочка, замкнутая крохотным замочком. Она тускло блестела - и Валентин знал почему. Она была тщательно сделана из тонкой серебряной проволоки. Моток ее в детдом невесть откуда приволок кто-то из ребят и у девочек тут же пошла мода на такие вот цепочки с замочками.
   В мешке лежала кто-то из девчат их детдома!
   - Ну чего ты тянешь? - яростно прошипел напарник. - Толкай ее скорее!
   Ничего не отвечая, Валентин отпустил ногу и изо всех сил рванул материю там, где обозначилась голова. В лунном свете показалось девичье лицо с неестественно широко распахнутыми глазами.
   Это и в самом деле была девушка из их детдома. Валентин ее хорошо знал. Потому что это была Женька. Его сестренка. Единственное родное существо на всем белом свете. Женька, ради которой он вообще сейчас здесь находился.
   Валентин отшатнулся. Потерявшее опору тело, громко лязгнув по перилам гирей, полетело вниз. Всплеск от его падения почти не был слышен.
   - Порядок, - удовлетворенно констатировал Каландар.- Теперь давай обратно. И аккуратненько...
   Именно в тот вечер, через полчаса после происшедшего, Валентин впервые в полной мере ощутил, насколько сладостна месть.
   Каландар сначала застонал, и только после этого открыл глаза. Он висел, подвешенный к дереву за выкрученные за спину руки. Рядом стоял Валентин, терпеливо дожидаясь, пока Каландар очухается после удара по голове.
   - Ты что? - простонал подвешенный. - За что?
   - Рассказывай, кто и за что убил эту девушку, - тихо проговорил Валентин.
   Сказал-то тихо, а самому хотелось кричать, биться о землю и хлестать, хлестать, хлестать этого беспомощно висящего человека, хлестать чем попало... Хотелось разжечь под ним костер и наблюдать, как он будет поджариваться над огнем. Хотелось поставить его ногами в муравейник, привязать к дереву и наблюдать, как крохотные лесные санитары будут яростно глодать это ненавистное тело, которое будет от этого долго и мученически расставаться в жизнью. Хотелось взять нож и резать, кромсать его тело, наблюдая, как с каждой каплей крови тот будет терять силы и постепенно умирать, и будет знать, что умирает и от этого муки его стали бы страшнее...
   - Отпусти, - с трудом выговорил, преодолевая боль в голове, Каландар.- Больно...
   - Сейчас будет еще больнее, - сообщил мучитель.
   Каландар ощутил, что низ его тела пронзила жуткая вибрирующая боль. Глаза готовы были выпрыгнуть из орбит. Он взвыл, задергался на вывернутых суставах.
   - Это только разминка, - сообщил Валентин. - Будет хуже. Так рассказывай!
   - Все расскажу! - от страха, что боль может повториться, он говорил торопливо, захлебываясь, давясь словами. - Все расскажу. Только больше не надо... И руки отпусти...
   - Ладно, - легко согласился парень. - Только напомню тебе для профилактики...
   - Не надо! - взвыл Каландар.
   И вновь тело пронзила вспышка боли.
   Потом он опустился на землю. И тут же судорожно засучил ногами, пытаясь отползти к стволу дерева. За ним тянулись два провода.
   Значит, этот шайтан подсоединил к его причинному месту аккумулятор и включает тумблер.
   - Что тебе нужно узнать? - испытать еще раз подобное ему никак не хотелось.
   - Я же тебе ясно сказал. Расскажи, кто и за что убил... Убил эту девушку.
   - Так ты что, ее знал? - наконец догадался, что произошло, Каландар.
   - Я тебя последний раз спрашиваю: за что? - Валентин обсуждать этот вопрос не хотел.
   - Я тебе расскажу, все расскажу, - покосился на его руки бандит. - Только током больше не надо...
   - Ладно током больше не буду, - согласился его мучитель. - Рассказывай!
   ...История поражала своим цинизмом.
   Некая фирма, именуемая "Плутон-Евро-тур", впоследствии перебравшаяся в первопрестольную, помимо остальных своих легальных и незаконных функций, занималась, в частности, поставкой русских девушек в публичные дома, притоны и в гаремы Запада и Востока. Причем, дело было поставлено широко. Если даже в солидных Штатах пошла мода на русских жен и русских проституток, то что тут говорить про какую-нибудь "банановую", "кокосовую" или другую экзотическую республику или островное королевство, где на женщин с белой кожей спрос попросту болезненный?.. Проблема заключалась лишь в том, что ехать в бордели Европы желающих хватает, особенно таких было много сначала, на первой волне, когда наши искательницы приключений и толстых кошельков не представляли, с какими проблемами они столкнутся. Ну а как насчет какого-нибудь, скажем, Брунея, Заира или чего-то подобного?
   Тут-то местному криминальному князьку, непосредственно не входящему в правление фирмы, но поддерживающему с ней тесные связи, Антону Валерьевичу и пришла в голову идея. Идея простая до гениальности: использовать в качестве этого контингента девчат, которые выпускаются из детских домов или спецшкол. Вариант представлялся беспроигрышным. Как правило, родственников они не имеют, а если даже и имеют, то таких,
  которые не станут искать девочек в случае их исчезновения. Все те государственные структуры, которые, по закону и по логике, должны позаботиться о социальной адаптации выпускниц в большую жизнь, тоже вряд ли станут так уж сильно гнать волну, если кто-то из подопечных выпадет из поля их зрения - лишь бы что криминальное не сотворили. В крайнем случае, с ними тоже вопросы можно решить... Сами же девочки вступления в самостоятельную жизнь, конечно, страшатся. Работа... Ну какая сейчас работа, право слово, смешно сказать!
   Та-ак, - работала дальше творческая мысль контрабандистов живого товара... Ну а если заранее присмотреть среди выпускниц девочек посимпатичнее, да постепенно приручить их, слегка к жизни куртизанок подготовить, сладкими сказочками головенки их глупенькие позабивать, дармовыми деньгами да нарядами-украшениями всевозможными побаловать - а потом и предложить отправиться по контракту лет на десять в гарем обалденно богатого кувейтского шейха с европейским образованием... Покажите пальцем, какая бездомная, не имеющая родственников, девчонка шестнадцати лет на такое предложение не клюнет! Вряд ли удастся нарваться на такую, как бы ни искал... Ну а то, что она в результате окажется в каком-нибудь дешевом бардаке где-нибудь на Перу в Стамбуле, без документов и без денег, ну так это уже ее проблемы, пусть сама по жизни продирается... Впрочем, про стамбульский район, именуемый Перу, - это так, для наглядности примера. Да и не самое это худшее место, право же. Вот когда для ублажения целого селения каких-нибудь пеонов на кокаиновой плантации в дебрях Панамского перешейка - вот тут-то она и взвоет.
   Идея была хороша. Причем, не просто хороша - она была хороша во всех отношениях.
   И конвейер заработал.
   Девочек привозили сюда те их подруги, которые уже побывали на "раутах" и прошли некоторую специальную подготовку. Причем, приглашали исключительно добровольцев. Обязательное условие для своих: никакого насилия, никакой непристойности, никаких выходок! Потом, когда девчата-новобранки обкатаются, когда втянутся в грешную жизнь - делайте с ними все, что угодно. А на первых порах, пока их еще обрабатывают, внешне все должно выглядеть исключительно чинно-благородно. Репутация фирмы должна быть на высоте, привлекать нездоровое внимание к фирме не стоит. Пусть девчонки друг другу с восторгом рассказывают, какие обходительные и добрые тут мужчины, как умеют ухаживать... А уж какие щедрые, если кто-то им окажет внимание! И пусть им, дурехам, будет невдомек, что нынешние разовые затраты окупятся этим богатеньким и щедреньким дяденькам сторицей.
   Привезут в Бассейн, как решили называть специально арендованный Тохой за городом бывший пионерский лагерь, соответствующим образом переделанный и скоренько переименованный в спортивно-оздоровительный центр, новенькую или новеньких девочек - за них первым делом берется врач. Проверяет все: от наличия вшей и чесотки до интимных болезней. Ну а потом - все по программе мягкого обольщения: вкусный ужин, легкие тонкие вина, всевозможные экзотические фрукты, прекрасные сигареты, мягкая музыка, профессиональный массаж, бассейн (с мужчинами, но поначалу обязательно в
  купальных костюмах), опять вина, танцы, сауна... Чаще всего девчонка западала на все это с первого раза, второй раз откликалась на приглашение без колебаний, во второй же, ну в четвертый, отвечала на призывную улыбку одного из присутствующих, на третий, ну на седьмой, откликалась на откровенное приглашение и брала деньги...
   Так что заведение пользовалось неплохой репутацией в определенных кругах, сюда зачастили местные богатеи и нарождающаяся политическая элита. И уже только за счет этого доходы Бассейн приносил неплохие. Это не был примитивный публичный дом, пусть даже с весьма искусными девицами. Здесь девочки все делали искренне, потому что для них все было в новинку.
   А потом девять из десяти получали предложение отправиться к богатому шейху в Саудовскую Аравию, а если дурочка поглупее, то прямиком на Бродвей или на Елисейские поля. Девочка млела, соглашалась - и ей оставалось только выправить документы. В этом проблем не было, иной раз даже липовые - лишь бы спровадить их за границу, где уже имелись четко налаженные рынки сбыта столь выгодного живого товара. И только единицы получали приглашение остаться здесь же. С ними и разговаривали без сладенького сиропчика - четко и
  откровенно. Кого-то нанимали в настоящие бордели, которые у нас в стране запрещены, однако которые практически открыто предлагают интимные услуги во всех рекламных, да и не только рекламных, изданиях; "покупатели" оттуда появлялись в Бассейне регулярно и тоже неплохо платили за поставку "свежачка". Были случаи, когда некоторых брали в официальные содержанки или в "секретарши по особым поручениям... Ну а самых-самых оставляли себе в качестве вербовщиц-инструкторов и расплачивались с ними по числу приведенных новобранцев.
   В последней партии в Бассейн привели Женьку.
   - Мы же не знали, что она твоя сестра...- попытался оправдаться Каландар.
   - Так что же случилось? - сдержанно напомнил Валентин.
   А сам думал.
   Так вот, значит, что и кого он охранял, какие дела прикрывал, вот на чем зарабатывал деньги! Если бы сегодня это все не случилось с его Женькой, так бы дальше и работал, оберегая притон по совращению других женек и отправке их за границу? И ведь работал бы. Даже после сегодняшнего происшествия работал бы, если бы в мешке оказалась не Женька. И ей ничего не рассказал бы, какие средства обеспечивают ей жизнь.
   ...Сегодня она приехала второй раз. В отношение ее, как и всех других, строго придерживались правил: во время первого посещения никто ее не трогал и ни с какими предложениями не приставал. Правда, ловила она на себе жадные мужские взгляды, ну да к этому она уже привыкла. И без них, без этих похотливых кобелиных взглядов, знала, что хороша.
   Ну а в тот день ей Тонька - известная стервоза - такого нашептала...
   - Платят знаешь как? - жарко вполголоса внушала она. - Мечтать о таком только можно... Так что ты там не робей!.. Поедешь?
   А той и хотелось поехать - и было как-то боязно. Если Валька узнает - будет ей на орехи! Валька строгий. Любит ее, переживает, вкалывает где-то, как папа Карло, чтобы она ни в чем не нуждалась. Если узнает, куда она ездила, станет ругаться.
   Ну да не всю же жизнь на шее у него сидеть, надо и самой в жизни продираться. Тут ведь не куда-то в подворотню со щенком слюнявым, который у крутого папки сотню долларов стянул! Сюда люди вон какие солидные ходят!..
   Так внушала себе Женька, а сама понимала, что лукавит перед собой же. Не судьбу же свою устраивать она там собирается, и понимала прекрасно, что сегодня или в следующий раз окажется она у кого-то из этих солидных мужчин в постели, и платить ей будут... Ну да пусть окажется, пусть платят - это ведь не за швейной машинкой сидеть целый день, получая за это гроши...
   А все равно боязно, что Валька узнает. А откуда он узнает?
   - Ну что ты менжуешься, прав-слово? - теребила Тонька.
   У нее - свой интерес. Дело в том, что владелец Бассейна, по имени Антон Валерьевич, положил глаз на красавицу Женьку и пообещал начинающей вербовщице, что если она привезет девушку, получит официальное приглашение в штат "спортивно-оздоровительного центра". Вот Тонька и старалась уговорить подругу.
   - Ну же, решайся, дуреха!..
   - Поеду! - решилась Женька.
   И ведь не узнал бы Валька про ее поход ничего. И про деньги не узнал бы, которые сегодня согласилась бы взять Женька.
   Да только произошла нелепая случайность.
   Женьку сегодня и в самом деле решили приобщить к делу, ради которой ее сюда и пригласили. И перестарались. Подливая и подливая ей ароматное вкусное вино, двое симпатичных парней, которым было поручено подпоить девушку и подготовить к свиданию с шефом, не подозревали, что до сих пор она почти не пила; брат ее строго оберегал от подобных соблазнов. А потому теперь она стремительно опьянела.
   Парни казались ей такими милыми, мир таким прекрасным, а жизнь такой замечательной. А парни и мысли не допуская, что какая-то детдомовка может оказаться девочкой, да к тому же еще и малопьющей, сочли, что "клиент созрел", что гостья просто кокетничает...
   - Пошли купаться! - предложил один из них.
   - Пошли! - с восторгом согласилась Женька.
   Поднимаясь с шезлонга, она покачнулась и, чтобы не упасть, весело хохоча, прижалась к одному из парней. "Это она показывает, что я ей понравился!" - понял тот. И ощутил искреннюю досаду от осознания того, что эту симпатичную фигуристую девку сейчас нужно будет вести к не первой молодости толстоватому и не слишком привлекательному шефу. Он
  бы сейчас ее с превеликим удовольствием... Тем более, что девка и сама к нему так откровенно жмется.
   И он, испытывая едва ли не ревность к богатому шефу, оттолкнул девушку от себя. Поскользнувшись на мокром кафеле, она с шумом свалилась в бассейн.
   Женька так и ушла под воду - головой вниз, с широко раскрытыми глазами, со ртом, раскрытым для вдоха...
   - Никто не хотел ее убивать! - закончил рассказ Каландар.- Это случайно вышло... Она хотела искупаться, а, того, поскользнулась и упала в воду. Пока мы поняли, что она не придуряется, пока туда попрыгали, пока вытаскивали ее, откачивали, а она уже все, не дышит... Там же дно мелкое, она головой достала и того, шею и сломала... Там же не нырять, а она упала...
   - А ты где был? - с трудом спросил Валентин.
   - Я того, с другой стороны был. С этой, как ее, с Тонькой...
   - Все вы сволочи!
   Парень поднялся.
   - Тебе крупно повезло, Каландар. А может, не повезло - смотря как судить, - сказал он, глядя сверху вниз на лежащего на земле человека со связанными за спиной руками. - Потому что я убью всех подряд, кто принимал участие в этом деле. Понял? Всех. И даже тех, кого там не было, но кто входит в вашу поганую компашку. А ты мне сейчас будешь называть, кто там был и кого ты видел, кого ты знаешь.
   Каландар завозился, пытаясь отползти, на траве.
   - Погоди... Как тебя... Бездомный, погоди! Мы же не хотели...
   Не слушая его, Валентин вернулся к джипу, оторвал от лобового стекла присоску с пластмассовой подставкой для записей, вернулся к связанному противнику. По пути захватил и подтащил поближе провода от аккумулятора.
   Увидев это, Каландар опять засучил ногами.
   - Ну ладно, ладно, не надо, я всех, всех назову. Кого только знаю...
   Всех он назвал или не всех, но и этого было достаточно.
   Тщательно записав все имена и клички, поставив против имени Тохи, как главного организатора всей этой затеи, и главного человека, повинного в падении Женьки, большой и жирный восклицательный знак, Валентин спрятал бумажку в карман. А потом достал из-за пояса сзади большой пистолет. Каландар с ужасом узнал свое собственное оружие, которое всегда находилось в машине, прикрепленное лейкопластырем снизу под приборной доской.
   - Я его случайно нашел, Каландар,- пояснил вступивший на тропу мести Валентин. - Когда искал, как лучше подключиться к аккумулятору... Так что я тебя застрелю, а не зарежу, как хотел сделать сразу.
   - Не надо!.. - громила не знал имени своего палача, и потому запнулся. - Я тебе заплачу, у меня вот тут, в кармане, деньги... Я же тебе все рассказал!..
   - Ты участвовал в убийстве моей сестры! - проговорил мститель и торопливо нажал на спусковой крючок, вдруг осознав, что если протянет еще немного, не сможет этого сделать.
   Выстрел грянул совсем не так громко и отнюдь не так гулко и страшно, как это звучит в кино. Тело Каландара дернулось, напряглось и быстро обмякло.
   Парень мгновение помедлил, страшась того, что ему еще предстоит сделать.
   - В конце концов, это на святое дело, - проговорил он негромко.
   Осторожно, стараясь не коснуться мертвого тела, Валентин оттопырил куртку убитого, достал из внутреннего кармана пухлый бумажник. Не раскрывая, сунул его в свой карман. И торопливо зашагал прочь.
   ...Антон Валерьевич сделал большой глоток и даже закашлялся.
   - Черт, не в то горло пошло... - пробормотал он. Вытер выступившие на глазах слезы и начал рассказывать: - Это было еще в том городе, откуда я приехал сюда. Из-за той истории пришлось и перебираться сюда... У нас случайно погибла девушка, утонула... Девчонка из детдома, ну мы и решили, что лучше шум не поднимать, да и утопить ее потихоньку в реке... Но тогда прямо как наваждение какое-то на всех нашло, черт его побери! Нам бы, дуракам, просто сбросить ее в реку - она ведь и так утонула, на самом деле, да и пьяная была, так к нам вообще бы и вопросов не было б, когда ее нашли! Ну а мы решили вообще концы в воду, с гирькой на ноге...
   - Неразумно, - тихо обронил Самусь.
   - Что и говорить, - согласился Тоха. - Но наш начальник охраны посоветовал, ну мы и согласились... Однако если бы только это!.. Представляешь, оказалось, что среди всей нашей команды мы выбрали и посадили за руль - ты только подумай, какое совпадение! - родного брата той девчонки, который работал у нас в охране и прекрасно водил машину.
   - Таких совпадений не бывает, - опять негромко обронил Самусь.
   - Но вот случилось же... - отставил пустой бокал Тоха. - Да только не такое уж это невероятное совпадение, в жизни иной раз бывают факты случайностей и похлеще. Знаешь же сам: иной раз такое произойдет, что если в книге описать, никто не поверит...
   - Бывают и похлеще, - легко согласился, перебивая его, Самусь. - Только это в обыденной жизни. А в подобных делах в них лучше бы не верить.
   - Наверное, - не стал настаивать Тоха. - Но ты посуди иначе. Городок у нас там небольшой, рабочих мест мало, так что выпускник интерната вполне мог оказаться в нашей охране, тем более на вторых ролях. Ну а девчат мы специально оттуда же, из детдома, привозили... Так что случайность получилась только в том, что именно его сестра погибла.
   - ...И то, что именно ему поручили увезти ее тело. И то, что он увидел ее лицо... - дополнил Самусь. - Три совпадения - это, по-моему, несколько многовато, Тоха... Ну да ладно, что дальше-то было?
   Слова Самуся вдруг по-настоящему встревожили Антона Валерьевича. Неужто и в самом деле кто-то пытался его подставить? Но ведь он сам видел, как упала девчонка, это была действительно случайная смерть! Так неужто кто-то из присутствовавших там настолько быстро сориентировался в обстановке, чтобы вызвать именно Валентина?
   - Так что же было дальше? - напомнил о себе Самусь.
   - Что? - встрепенулся Тоха.
   - Что было дальше? Вы повезли топить девчонку...
   - Ну да... Не я лично, ее повез мой помощник... Короче говоря, водитель узнал убитую. Напал на сопровождавшего труп моего помощника и оглушил его. Подсоединил провода от аккумулятора ему к яйцам и выпытал у него имена всех, кто участвовал в той вечеринке. А потом застрелил этого беднягу.
   - А откуда вы узнали все подробности?
   Тоха усмехнулся.
   - Да там так получилось... Тот водила выстрелил в моего помощника - стоящий в лежащего. Специально так попасть не сумеешь, будь ты хоть ультраснайпером... Представь: пуля насквозь пробила печень, желудок, срикошетила от лопатки и ребра, а потом застряла в шее... Короче, парень кое-что нам успел рассказать, когда мы его нашли, а потом только умер.
   Самусь задумчиво спросил:
   - И ты считаешь, что тот брат и был Валентином?
   - Да, - твердо ответил Тоха, наливая себе очередную порцию виски. - Сейчас, когда я вспомнил ту историю, отчетливо помню, что моего помощника звали Каландар. Каландар - это не то странник, не то паломник у азиатов... Погибшую девчонку звали Евгения. Брата ее - Валентин. Понятно, все это потом выяснилось, когда разборки начались...
   - А что было потом? - перебил его собеседник.
   - В смысле? - не понял Тоха.
   - В самом прямом смысле, - не повышая голоса, но чуть раздраженно пояснил Самусь. - Что было потом, почему ты оттуда уехал?
   - А, ну да... Через несколько дней после этого происшествия во время пожара сгорели те два придурка, которые тогда выпивали с этой Женькой. Мне это не понравилось. А потом исчез мой начальник охраны. Ну я и счел за благо слинять побыстрее от греха подальше...
   - Как исчез?
   - Бесследно, как в воду канул, - теперь детали той, казалось бы, уже прочно забытой, трагедии, всплывали в памяти Тохи со всеми подробностями. - Вечером с работы ушел, а утром не вернулся... Ну да черт с ним, мало ли что, он к этому делу отношения не имеет, его лично с нами тогда не было... А тут мне стало известно, что нами всерьез заинтересовался местный уголовный розыск... Короче, пришлось...
   Тоха осекся, услышав легкое похекивание. Это смеялся Самусь.
   - Как ты до сих пор еще по земле ходишь, Тоха, вот что мне всегда было непонятно... Ты ведь такой дурак, каких еще поискать.
   Это было так неожиданно, так непохоже на всегда корректного Самуся, так настораживающе, что Антон даже не обиделся.
   - Не понял, - только и спросил он.
   - Не понял?.. Естественно, куда же тебе-то понять... Так это твой начальник охраны и организовал все! Это же элементарно. Уж он-то знал, кто у него работает! Потому и послал топить труп именно детдомовца, чтобы тот увидел, что погибла именно детдомовка! Вот только то, что погибла именно сестра вашего работника, спутало его карты... А так рано или поздно кто-нибудь все равно погиб бы - или утонул бы, или от передозировки, или бы захлебнулся чем-то... Ну, сам знаешь чем может девчонка захлебнуться в подобной ситуации... Ему такой факт был необходим!
   - Но зачем?
   Тоха вдруг почувствовал, насколько Самусь прав и задал этот вопрос уже просто так, по инерции.
   - А кто его знает...- запал у Самуся уже прошел и он опять прикрыл глаза и говорил спокойно и размеренно. - Может, он от ментов работал. А может от конкурентов и хотел компромат на тебя покруче завести, чтобы потом тем же ментам тебя сдать... Это уже неважно... Так что тут имеется единственная случайность - и вот в нее уже поверить можно. Эта случайность - то, что погибшая оказалась не просто детдомовка, а именно сестра охранника. Вот этого уже никто предусмотреть не мог... Эх ты...
   Они помолчали. Антон Валерьевич, ошеломленно переваривая услышанную расшифровку событий, которые произошли уже несколько лет назад. Самусь, размышляя, что ему может дать этот рассказ и какую выгоду из него можно извлечь.
   - Что же мне делать, Семен? - едва ли не впервые Антон обратился к гостю по имени.
   - Пока не знаю, Антон, - слабо пожал плечами Самусь. - Ясно только одно: скорее всего, мне теперь можно не волноваться.
   - Это почему?
   - По кочану. Потому что он, как я понял, мстит только тем, кто был с вами... Ну, тогда. Это так?
   Антон Валерьевич быстро перебрал события последних дней. И решительно отверг идею.
   - Нет, не так. Там со мной были Абрамович, Жека из турфирмы, Каландар, те два придурка... Васьки не было, Быка не было... Я их и не знал тогда... Нет, это не так, Самусь, не обольщайся.
   - Ну что ж, - Самусь вполне спокойно отреагировал на дополнительную информацию. - Значит, когда Валентин вообразил себя рукой возмездия, у него в списке не хватало непосредственных участников убийства его сестры и он дополнил его твоими новыми соратниками, которых он тоже считает преступниками... Ты подумай, поищи, Антон, кто из твоего окружения ему помогает на этот раз. Уж очень он хорошо осведомлен...
   Дверь бесшумно открылась и пороге возник Капелька.
   - Прошу прощения, Антон Валерьевич.
   Что-то случилось, - поняли оба сидевших на диване собеседника. И уставились на вошедшего.
  
   САМУСЬ - ВАЛЕНТИН
   Машина остановилась точно напротив входа. На маленьком экранчике обзорной камеры она казалась совсем крошечной, словно игрушечной.
   Сидящий за пультом у входной двери охранник немного подождал, наблюдая, что будет делать человек, ловко спрыгнувший с кузова. Машина не уезжала. Соскочивший на землю человек начал устанавливать на проезжей части высокую треногу с горящим фонариком наверху, окрашенную яркими предохранительными полосами. Только тогда охранник вдавил в панель клавишу селектора.
   - Шеф, тут на улице напротив входа какие-то долбоёжники шарятся, - произнес он в густую решеточку переговорного устройства.
   - Сейчас подойду, - донеслось в ответ.
   Если разобраться, все, что происходит за пределами офиса, охраны ни в малейшей степени не касается. Тем не менее бдительность обозначить лишний раз не мешает. Слишком хорошие деньги тут платят. А за что, спрашивается? Ни за что, просто за то, что сидишь, ни хрена не делаешь, да изредка нажимаешь кнопку электрозамка входной двери. Так что лучше иной раз
  перестраховаться. А то вздумают еще сокращение штатов провести...
   Да и скучно тут, говоря откровенно. А тут какое-никакое развлечение.
   Помощник генерального директора по охране и режиму и в самом деле подошел быстро. Мельком взглянул на экранчик. И тут же торопливо направился к выходу. Охранник предупредительно нажал кнопку и дверь со щелчком приоткрылась. Тут без ведома охранника ни войти, ни выйти не удастся.
   Между тем шеф охраны вышел на улицу. По большому счету, мало ли что она, эта машина, тут может делать. Лужков сейчас вон как поприжал все коммунальные службы, заставил их вкалывать будь здоров как.
   Как написал Вадим Маркушин,
   ...На всех парах строительная гонка
   По воле созидательного штаба.
   Мелькает характерная кепчонка
   Прораба европейского масштаба.
   Человек, приехавший в кузове грузовика, облаченный в зеленый с оранжевыми полосами, комбинезон дорожного рабочего, за это время уже установил треногу с ярко-красным фонариком - под ней виднелась крышка канализационного люка... Огородил ее с трех сторон полосатыми заборчиками. И теперь возился в кузове с каким-то прибором. Водитель привычно дремал за рулем.
   - Эй, - окликнул их поеживающийся на морозном ветру шеф охраны, останавливаясь у заборчика.
   Возившийся в кузове человек оглянулся с явным недовольством.
   - Чего тебе?
   Шеф охраны сурово сдвинул к переносице мохнатые брови.
   - Что вы тут делаете?
   - А тебе какая фиг разница?
   Человек в кузове снова отвернулся к оборудованию. Это, как теперь разглядел подошедший, был не то нивелир, не то теодолит - он в геодезических приборах не очень-то разбирался.
   У себя в офисе помощник по охране и режиму не последний человек. А тут, за стенами здания, перед каким-то слесарем или землекопом приходится объясняться.
   - Я работаю в этом офисе, - тем не менее счел за благо ввести в курс дела приезжего.
   - Я рад за тебя, - хмыкнул рабочий.
   - Прилегающая к нему территория арендуется нами, - проигнорировав шутку, приврал для чего-то начальник охраны. - А потому я имею право задать вам этот вопрос.
   - Имеешь право, значит задавай, - сменил гнев на милость приехавший. - У тебя закурить не найдется?
   Он неловко присел на борт машины, повернувшись боком к собеседнику.
   Тот похлопал себя по карманам.
   - На столе оставил.
   - Жаль... Ну да ладно, - без малейшего проявления искреннего сожаления на лице сказал приехавший. - Так это твоя контора? Ничего, впечатляет... Только насчет территории не свисти, проезжая часть находится в муниципальной собственности и ты за нее отвечаешь так же, как Нил Армстронг за следы своего "Ровера", которые оставил на Луне... Так чего тебе надо знать?
   И какого черта я сюда вышел? - с тоской подумал шеф охраны. Причем тут луна, какой-то "ровер" и негр-саксофонист? Или тот другого какого-нибудь Армстронга имеет в виду?.. Да и морозец пробирает...
   - Что вы тут собираетесь делать? - тем не менее строго спросил он, мечтая получить более или менее вразумительный ответ и поскорее убраться в свой теплый кабинет. - Разрешение имеется?
   - Ну ладно, погоди...
   Приехавший словно специально поворачивался помедленнее, чтобы этот лощенный тип в ладно, по фигуре, пошитом костюме и модном галстуке промерз поглубже. Он полез во внутренний карман висящей на борту засаленной зеленой с оранжевыми полосами куртки, долго копался там, перебирая какие-то бумаги, и только потом достал одну из них. Развернул ее, замызганную, с истрепанными сгибами.
   - Во, гляди, - протянул небрежно.
   Пришедший принял ее уже плохо гнущимися пальцами. Посмотрел и ничего не понял. Угловой штамп с крупно выделенными словами "Правительство Москвы". Круглая печать с орлом. А между ними какая-то сложная сетка, цифры, надписи, сделанные через копирку...
   - Так что это? - шеф охраны почувствовал, что и губы ему подчиняются уже с трудом.
   - Как чего? - опешил слесарь-землекоп. - Не видишь, что ли? А еще в галстуке... План-график проведения в районе астрогеологической съемки района относительно отметки абсолютного нулевого уровня Москвы. Там же ясно по-русски записано!
   Теперь уже опешил шеф охранников. Астрогео... нулевой уровень...
   - Так бы сразу и сказал, - растерянно проворчал он, возвращая бумажку. - Долго еще тут простоите?
   - Да нет, минут несколько, - отозвался с кузова человек, громко шмыгнув носом и убирая бумажку в карман. - Только градус сниму... Потом дальше поедем. А через полчасика сюда подрулит еще одна наша машина. У нас ведь, сам понимаешь, двойной контроль - у нас визуальная привязка, а у них сканирующая. А потом мы все это дело совмещаем на электронной палетке... У нас все, сам понимаешь, на уровень поставлено, - засмеялся человек, которого землекопом называть шеф охраны уже не решался даже мысленно. - Европа проплачивает...
   - На электронной палетке, говоришь? - солидно переспросил шеф охраны. - Ну тогда ладно...
   Валентин проводил его глазами. Надо же, какого бреда он ему наплел - сам сейчас повторить, наверное, не смог бы. Ну а тот ничего, принял за правду, проглотил, не подавился. Да и кто бы не проглотил?
   Впрочем, пора действовать, тут торчать лишнее время и в самом деле не следовало бы. Тоха и Самусь уже насторожились. И, увидев, что перед офисом торчит незапланированная машина, могут по-настоящему всполошиться. Их эта липовая бумажка и рассказ про нулевую отметку не убедит. Еще неизвестно, не обратят ли они внимание на ограждение и фонарик... Впрочем, это маловероятно. Мало ли сейчас на улицах города ремонтных работ идет! Кто ж заподозрит в этом фонарике настоящий калиматор?
   Он произнес это звонкое слово с удовольствием, пусть даже и мысленно. Потому что и сам узнал его значение только недавно.
   Этот термин он позаимствовал у артиллеристов. Когда Валентин обдумывал детали предпоследнего акта своего марафона мести, немало размышлял над вопросом, который, казалось бы, был не таким уж сложным. Взять обыкновенную пушку, разумеется современную, а не шуваловский "единорог", секрет которого сто лет не могли разгадать оружейники всего мира. Как же она стреляет на десять и даже больше километров и умудряется попадать точно в цель, которую ни наводчик, ни командир орудия не видят? Даже ночью... Оказалось, при определенных навыках это не так уж сложно. Дело в том, что и командир орудия, и артиллерист-наводчик, и старший офицер батареи, получая целеуказание от командира батареи с командного пункта или от корректировщика с наблюдательного - все они четко сориентированы не на саму пушку или гаубицу, не на огневой взвод или батарею, а на некую точку, которая находится позади орудий и обозначена шестом днем и фонариком ночью. Эта-то, четко привязанная к местности точка, ориентируясь на которую через систему линз и зеркал, именуемую панорамой, попадают в цель артиллеристы, и называется калиматором.
   Так что теперь достаточно только с максимальной точностью зафиксировать угол подъема и точку остановки машины - и дело можно считать сделанным.
   Валентин вывел пузырек воздуха точно в центр концентрических колец уровня, закрепил штатив. Припал к окуляру, быстро отыскал нужное окно. Накрепко зажал винты регулировки. Тщательно переписал в блокнот полученные результаты...
   Можно было уезжать.
   Вскоре после того, как машина с псевдоремонтником укатила, у входа в офис остановился лимузин. Из него, тяжело припадая на обе ноги, выбрался Самусь. Его сидящий у экрана охранник знал достаточно хорошо, так что дверь открыл сразу. И приветствовал его стоя.
   - Сиди-сиди, - махнул рукой серый кардинал финансового монстра по имени банк "Плутон".
   Он подчеркнуто тяжело прошаркал к лифту. Поднялся на нужный ему третий этаж. Устало улыбнулся в направленный на двери лифта малозаметный глазок телекамеры. И прошел в свой кабинет.
   Самусь тут бывал довольно редко. И кабинет этот служил ему лишь для того, чтобы в исключительных случаях пригласить сюда кого-то, когда, скажем, требовалось принять клиента или партнера в официальной обстановке.
   Сегодня возникла потребность вновь поэксплуатировать служебное помещение. Потому что именно сюда должен был прийти назначивший ему свидание человек и объявить условия освобождения Абрамовича. Если бы позвонивший предложил провести встречу в любом другом помещении всего Земного шара, Самусь, помятуя об изощренном коварстве Валентина, не согласился бы ехать никуда. Но в родном офисе с такой надежной и проверенной охраной... Тут можно было не бояться каких-либо эксцессов. Сюда посторонний, наверное, как-то проникнуть смог бы - ведь неприступных замков не бывает. Но на третий этаж могли попасть только считанные люди, каждое открытие лифта на этаже обязательно фиксировалось специальным охранником. Все слесари, ремонтники и прочая сантехническая братия была наперечет... Когда посланец вымогателей появится, его приведут сюда, здесь обыщут... Нет, по мнению хозяина кабинета, тут было более или менее безопасно.
   К тому же Самусь слишком уверовал в свою идею, что убийца действует по схеме Апокалипсиса. Значит, его, Самуся, должны попытаться отравить газом. А здесь, в кабинете, это сделать довольно сложно. Хотя... Хотя кто ж его знает, - вдруг подумал Самусь, - почему бы этого не сделать, скажем, через вентиляцию...
   Он невольно провел глазами под потолком, выискивая, где может находиться решетка воздуходува. Вон она, гонит теплый воздух от централизованного обогревателя... Конечно, можно проникнуть в подвал, в помещение, где стоит единый калорифер, поставить там распылитель ядовитого газа... Но тогда придется травить весь персонал! И к тому же этот само по себе не дает никаких гарантий, что ядовитые испарения обязательно достигнут и поразят именно нужного человека.
   Нет, подобный вариант действий неведомого убийцы исключен. Во всяком случае, очень маловероятен. Или тут другая, еще более хитрая задумка? Кто ж его поймет и просчитает, что у него на уме, у этого доморощенного изобретателя!..
   В любом случае оконную форточку приоткрыть не помешает.
   Самусь подошел к окну и слегка приоткрыл прозрачный пластик. Створка мягко повернулась и в образовавшийся проем ворвался шум города. Невольно, без особого любопытства, мужчина выглянул на улицу. У противоположного бордюра улицы в кузове автомобиля, остановившегося точно возле яркого фонарика на треноге, возился какой-то дорожник. Работают люди...
   Валентин чуть подкорректировал наводку заблаговременно установленного агрегата и легко спрыгнул с кузова.
   - Слышь, друг, - окликнул он водителя. - Идем чего-нибудь перекусим...
   Тот недовольно пробудился.
   - Да я уже вроде...- пробормотал он.
   - Я возьму тебе чего-нибудь, - успокоил его Валентин. - Чего-то вдруг похавать захотелось...
   Водитель ничего не ответил, выбрался из машины, запер дверцу и вразвалочку, поигрывая связкой ключей, побрел за Валентином.
   - А чего ты тут вообще делаешь? - спросил он, догнав неторопливо идущего человека в зелено-оранжевом комбинезоне. - Я не понял.
   Валентин улыбнулся.
   - А тебе не все равно? Мы с тобой договорились, что ты меня немного покатаешь, и дважды остановишься на одном и том же месте... Так? Так. Ты получил денежку... Так что тебе еще нужно?
   - Ну так, вообще, - пожал плечами водитель. - Любопытно все-таки.
   - Скоро узнаешь, - смилостивился заказчик. - Узнаешь во всех подробностях.
   Они подошли к небольшому ларечку, стоявшему на площади. Едва Валентин стукнул в окошко, дверь приоткрылась и оттуда в ему в руки сунули объемистый пакет.
   - Пиццу моему другу, - чуть насмешливо бросил он в окошко. - И кофе.
   А сам сноровисто сбросил с себя робу дорожного рабочего и оказался в обыкновенном свитере с высоким воротом. Из пакета, который ему подали из ларька, он извлек плохонькую куртку, в которых ходит множество москвичей, быстро набросил ее на плечи.
   - Значит, так, дружище, - сказал Валентин водителю, который принял из окошка ларька порцию сочащейся ароматом пиццы. - Мы с тобой сейчас распрощаемся, я ухожу. А ты можешь говорить все что угодно и никаких претензий к тебе я иметь не буду. И еще, будь добр, передай, пожалуйста, вот это, - он воткнул в его руку карточку с непонятными значками и крупной цифрой "6" посередине.
   Водитель уставился на него с недоумением.
   - Не понял, - надкушенный кусок итальянского пирога завис на полдороге от рта к припорошенной снегом стойке. - Каких претензий? Кому передать?
   - Сейчас поймешь, - усмехнулся Валентин.
   Он достал из кармана небольшую пластмассовую коробочку. Такие обычно служат для включения и отключения сигнализации в автомобилях.
   - Вот смотри, - показал он водителю. - Я сейчас нажимаю кнопочку, в кузове твоей машины срабатывает замыкатель, и срабатывает спуск.
   - Какой спуск?
   - Смотри, - повторил Валентин.
   Он направил коробочку пульта в сторону оставленной ими машины и нажал кнопку. Стоявший в кузове агрегат окутался пламенем и дымом. Раздался громкий хлопок. И в сторону стоявшего напротив здания метнулась черная точка.
   - Вот и все.
   Валентин бросил в снег коробочку. И в этот миг внутри здания грохнул взрыв.
   Водитель так и замер, с приоткрытым ртом, из которого торчал только что откушенный кусок пиццы и с зависшей на полпути к стойке рукой. А Валентин повернулся и спокойно пошел к станции метро.
   ...Через какое-то время карточка с цифрой "6" лежала на столе Ингибарова.
   - Выстрел был произведен из гранатомета "Шмель", - докладывал подчиненный.
   - Что такое этот "Шмель"? - спросил Индикатор.
   Не стыдно не знать - стыдно не спрашивать... Этого правила он свято придерживался всю свою жизнь. Прежде всего, даже если он знал правильный ответ, дополнительный вопрос давал время на дополнительное время на продумывание ситуации. Если же и в самом деле не знал, о чем идет речь, лишний вопрос не ставил в такое глупое положение, как невпопад сказанный ответ...
   Но в данном случае он и в самом деле не кривил душой. Что-то про некий "Шмель" он слышал. Но лучше бы узнать точнее. Потому что к начальству идти ему и докладывать тоже ему.
   - "Шмель" это самый великолепный огнемет в мире, - начал докладывать дежурный. В недавнем прошлом он пришел из войск, а потому о современном армейском вооружении знал куда больше большинства оперативников. За что Индикатор и настоял, чтобы его взяли, мафия активно вооружается и потребность в знатоках оружия заметно возросла. - У нас в Туркмении на полигоне Первомайский под Ашхабадом как-то на его испытаниях присутствовала английская писательница Кэролин Скофилд, которая собирала материал для своей книге о нашей армии. Она, кстати, позднее снималась в роли американской журналистки в фильме "Черная акула" - не смотрели?.. Так она просто обалдела, увидев его возможности.
   Про английскую писательницу Индикатору было слушать неинтересно.
   - Так что это за "Шмель"?
   - "Шмель" - это великолепный огнемет, - повторил дежурный. - Он стреляет керамическими сосудами, в которых содержится сжатый газ. Снаряд проламывает стену или броню, газ наполняет объем, срабатывает взрыватель и получается объемный взрыв. От любого взрыва человек может спастись - или спрятаться от осколков, или благодаря везению. От объемного "шмеля" не спасет ничто. Газ заполняет все уголки, а потом вспышка... Когда его разработали, на Западе написали, что осуществилась мечта советских генералов - на плечо рядовому пехотинцу положили стадвадцатидвухмиллиметровую гаубицу... Если попасть в цель - стопроцентное поражение. У погибшего в кабинете не было никаких шансов.
   - Спасибо.
   Оставшись один, Сергей Реисович задумался, прикрыв глаза. Итак, появилась карточка за номером "6". Пятой карточки нет. Следовательно, вполне логично допустить, что Вадим со своими предположениями о том, что где-то на телефонной станции прячут какого-то заложника, и в самом деле прав. И его косвенные данные, которые он, судя по всему, до конца не раскрыл, могут оказаться справедливыми. Похоже, парень и в самом деле начинает учиться работать!
   Это ставило его, Сергея, в несвойственное ему двойственное положение. С одной стороны, всем было известно, что Ингибаров человек честный и никогда не замечался, не говоря уже о том, чтобы попадаться, в сомнительных делах - и этот свой имидж он не собирался разрушать. С другой, он никогда не конфликтовал с руководством, в то время как сейчас ему предстояло поставить вопрос перед Крутицким ребром: или дело раскручивать - или пусть его у него забирают. Потому что теперь оно уже не виделось таким уж неразрешимым, а значит тот самый некто, который просил шефа вмешаться в ход расследования, может оказаться им недовольным.
   Но помимо этих двух крайностей в поведенческих стимулах Сергея Реисовича Ингибарова проявлялся еще один. Совсем небольшой, почти эфемерный. Но который мог перевесить все остальные.
   Дело в том, что каждый человек может пойти на компромисс со своей совестью. Если есть возможность самому себе внушить мысль о необходимости какого-то маневра. И до сих пор Индикатор успешно внушал себе необходимость таковой возможности. Теперь же поля для отступления больше не осталось. Сергей оказался припертым к стене, на которой начертаны огненные слова: "пойдешь в одну сторону - потеряешь уважение в своих глазах, утратишь свой имидж честного и неподкупного, дашь очередную возможность преступности творить свой беспредел", "примешь другое решение - войдешь в конфликт с сильными мира сего, в том числе, не исключено, и со своим непосредственным начальником, но зато сумеешь обрубить одно-единственное, скорее всего, самое маленькое щупальце мафии, которое никак не может повлиять на всю криминогенную обстановку в стране". Что же тут выбрать?
   Индикатор не был бы Индикатором, если бы в этой ситуации поступил иначе. Он снял трубку внутреннего аппарата и накрутил три цифры.
   - Игорь Дмитриевич, позвольте мне к вам зайти, - сказал он, услышав ответ.
   - Это срочно-обязательно?
   Показалось это или нет, что начальник отозвался напряженнее, чем обычно?
   - Да, срочно и обязательно, - твердо произнес Ингибаров.
   - Ну что ж, заходи.
   И вновь подчиненному показалось, что начальник отозвался обреченно.
  
   ТОХА - ВАЛЕНТИН
   За окном двигались бесконечные потоки автомобилей. Низкие зимние серые тучи тяжело ползли, цепляясь за верхние этажи даже не слишком высоких домов. Неубранные ноздреватые сугробы смотрелись чем-то инородным на обочинах дороги возле черных голых деревьев. Мрачно. Неуютно. Промозгло.
   Под стать настроению.
   Впрочем, Антон Валерьевич всего этого не видел. Тупо глядя в окно, он упорно размышлял о только что состоявшемся разговоре со своим подручным - хотя, по большому счету, в их взаимоотношениях уже давно не поймешь, кто какую скрипку играет. Сумрачные мысли обо всем, что стряслось за последнее время, были сродни этим тучам - тоскливые, беспроглядные,
  безысходные...
   Если Самусь и в самом деле прав - а очень уж похоже, что его предположения и в самом деле не лишены оснований - нужно срочно принимать меры дополнительной защиты. Этот парень, судя по всему, и в самом деле настроен весьма решительно. И в этом случае нет ничего удивительного в том, что Игорек до сих пор не смог обнаружить Валентина. Потому что, сколько ни проверяй окружение Антона Валерьевича и его ближайших друзей, как нынешнее, так и прошлое, до Валентина докопаться попросту невозможно... А может и хорошо, что не докопался? Потому что если бы этого щенка взяли за жабры, он бы мог много чего порассказать. И тогда неизвестно, удалось ли бы отвертеться от ответственности.
   В этой ситуации было бы куда лучше, если бы его, Валентина, эту скотину свинскую, шлепнули бы потихоньку где-нибудь в тихом уголке... Конечно, это было бы просто идеально, если бы его попросту не стало... Так ведь это тоже не выход! Черт его знает, какие он меры защиты предпринял! Может, он оставил какому-то такому же долбодятлу, компромат на него, на Антона, чтобы его обнародовали на случай внезапной смерти! Сейчас они нахватались, горе-вымогатели, благодаря всяким западным фильмам, так их и растак!
   А тут еще срочно председатель фракции вызвал! Чего ему надо? До сих пор он ни разу не беспокоил его так срочно как сегодня, учитывал, что немалые средства во фракцию приходят именно через него, через Антона. И если уж побеспокоил - значит, для этого имеется веская причина. Тем более, сейчас, вечером.
   Правда, признавался себе Антон Валерьевич, поначалу его немало насторожило это необычное совпадение - их обоих одновременно вызвали по разным адресам: Самуся на переговоры по поводу освобождения Брамы, а его, Тоху, к председателю. Но тут уж ничего не попишешь, приходится подчиняться правилам игры, которые ты не сам установил. Да и с другой стороны, опасность в данной ситуации представляется собой не слишком вероятной: на улице нападать на бронированные лимузины вряд ли кто посмеет, хотя бы уже потому, что если обстрелять мчащийся на полной скорости пуле- и гранатонепробиваемый автомобиль, это не даст гарантированного результата. Ну а офис, и тем более государственное здание, слишком хорошо охраняются, чтобы в них можно было бы организовать покушение... Наверное, и в самом деле просто совпадение.
   Хотя... Хотя кто его знает... Может, это как-то и в самом деле связано между собой, только имеет иную причинно-следственную связь? Может, как раз освобождение Брамы как-то зависит от этого разговора, на который пригласил его председатель фракции?..
   Размышления Антона Валерьевича прервал сигнал телефона. Он поглядел на мирно покоящуюся в гнезде трубку едва ли не с суеверным страхом. И снял ее, немного стыдясь самого себя, с опаской.
   - Да, - несмотря на волнение, а может быть именно из-за него, он постарался, чтобы голос его звучал как можно тверже и увереннее.
   - Антон Валерьевич, это Валентин, - услышал в ответ. - Вы не находите, что нам пора встретиться?
   Не находил ли он!.. Да он об этом мечтал!
   - Где? - коротко включился в разговор Антон Валерьевич. - Когда? В каком составе?
   Судя по всему, у Валентина ответы были приготовлены заранее.
   - Сейчас. Прямо сейчас. У вас в машине.
   Тоха почувствовал, что вновь растерялся. Этот парень и впрямь мастак ставить человека в положение, когда тот не знает, как поступить, а потому вынужден принимать правила игры, навязываемые собеседником.
   - У меня в машине? - несколько растерянно переспросил Тоха. - Но меня вызвали...
   - Никто вас никуда не вызывал. Это я все специально устроил, чтобы разделить вас с Самусем, - небрежно перебил Валентин. - Беседовать с вами обоими одновременно в мои планы не входит. И никакой встречи быть не должно... Так что, мы встречаемся?
   Встретиться наконец лицом к лицу со своим врагом... Да еще на своей территории... Это же противник самолично сует свою голову в пасть разъяренному тигру!.. Ну и как же этим не воспользоваться?
   - Где? - Антон постарался принять манеру собеседника говорить коротко и отрывисто.
   - Ровно через час я буду стоять на Конюшковской, напротив стадиона. Здесь и буду вас ждать. Пока вы через весь город туда доедете, пройдет примерно столько же времени. Так что до встречи!
   И отключился.
   ...В назначенное место машина подъехала в точно оговоренное время. Народу тут было, как всегда, не слишком много, все шли торопливо, подняв плечи, стараясь поскорее попасть куда-нибудь под теплую крышу. Поэтому Валентина Антон Валерьевич распознал издалека. Тот, единственный на всю округу, стоял в круге света, засунув руки в карманы куртки и, прислонившись к фонарному столбу, терпеливо ждал.
   - Вон он, - указал депутат заранее проинструктированному водителю.
   После этого поднял звуконепроницаемую перегородку. Задернул гофрированную матерчатую шторку.
   Едва машина остановилась, Валентин отлепился от столба, распахнул дверцу и нырнул внутрь лимузина. Плюхнулся на мягкое сиденье. И уставился на мафиози по кличке Тоха прямо в глаза. Смотрел сурово, беспощадно, без доли сомнения в правильности того, что делает.
   - Я, Тоха, не буду говорить слишком долго, - начал он без преамбул. - Ты ведь уже понял, что охота направлена в конечном итоге против тебя лично?
   - Понял, - не стал спорить тот. И зачем-то уточнил: - Я это уже давно понял.
   - Ну вот и хорошо, - констатировал Валентин. - Ну а из-за чего все это происходит?..
   Он не договорил фразу, сделал выжидательную паузу.
   - Тоже, - кивнул мафиози. - Ты брат Евгении.
   И снова Валентин только согласно кивнул, не выразил удивления по поводу осведомленности собеседника.
   - Ну а раз так, то согласись: было бы странно, если бы на пути к тебе я убрал столько народа, а тебя вдруг помиловал бы.
   Антон Валерьевич был бледен, но тут позволил себе усмехнуться.
   - Соглашусь, конечно, что это было бы странно... Но и ты согласись, что поступил крайне неразумно, добровольно усевшись сюда. Потому что там на переднем сиденье, рядом с водителем...
   - ...сидит Капелька? - вопросительно закончил Валентин. - Эх, Тоха, Тоха, ни хрена-то ты пока про меня не понял... Ну так я тебе сейчас кое-что объясню. Во-первых, если ты заметил, я до сих пор не совершил ни одного ошибочного хода, так почему же ты решил, что я сознательно подставлюсь тебе сейчас, когда дело уже сделано?.. И второе: неужели до тебя до сих пор так еще и не дошло, что я всегда обладаю эксклюзивной, так сказать, информацией, которая и позволяет мне действовать безошибочно?.. Я-то думал, что ты это сам понял или хотя бы Самусь тебе подсказал... Нет, Тоха, я хотя и сижу возле тебя, а для тебя неуязвим и недосягаем. А потому давай не будем блефовать и друг друга пугать, а поговорим конкретно.
   Уязвленный нотацией, Антон Валерьевич слегка пожал плечами:
   - Ну что ж... Давай.
   Валентин этой репликой был заметно удовлетворен.
   - Вот так-то...- усмехнувшись, обронил он. - Кстати, скажи своему водиле, что он может ехать куда угодно, даже на твою дачу. На любую: бывшую государственную, а теперь тобой за бесценок выкупленную, в Завидове или на личную, тобой построенную в заповедной зоне... Мне фиолетово, куда мы поедем. А можем и просто покататься по городу...- он подождал, пока Тоха в переговорное устройство передал распоряжение в кабину покататься пока, до его распоряжения, по городу. А потом продолжил: - Итак, Тоха, я готов ответить на твои вопросы, а потом перейдем к делу, ради которого я здесь. Слушаю тебя.
   Слушаю... Легко сказать "слушаю", когда испытываешь обыкновенный человеческий страх перед этим затрапезного вида парнем, который так безбоязненно уселся к нему в машину. Не мог же он, долбодятел, не понимать, что сзади уже едет еще один автомобиль с тремя головорезами, да Капелька впереди... Они же ему бошку отвернут без малейших проблем - а он держится уверенно, будто сам является хозяином положения. А может и в самом деле он действует наверняка? Не может же человек совершать подобные поступки, не обеспечив себе надежного тыла!.. Не хотелось бы в это верить...
   Однако...
   Однако Тоха и в самом деле слишком много прошел в этой жизни испытаний, чтобы вот так просто сдаться. В конце концов, подчиниться обстоятельствам, сделать хорошую мину, когда на руках нет не то что "каре", "флеши" или "стрита" - даже плохонькой пары, если воспользоваться терминологией из игры в покер, это тоже искусство. Ну а такое искусство не дается от рождения, оно приобретается с годами, в ходе постоянной тренировки, в ходе постоянных столкновений с неожиданностями.
   - Кофе будешь?
   Антон Валерьевич с невольным удовлетворением отметил, что в деланно невозмутимом и самоуверенном лице Валентина что-то дрогнуло. Он несколько раз подряд растерянно моргнул глазами.
   - Кофе?
   - Ну да, кофе, - повторил Тоха. - Кофе будешь? Или тебе коньяку?
   - Я не пью... Я не пью спиртного. А кофе пожалуй... Нет, спасибо.
   - Не хочешь принимать пищу из рук врага?
   От вида растерянности противника Антон Валерьевич вдруг почувствовал какое-то облегчение. Он понимал, что это глупо, по-мальчишески - а тем не менее испытал едва ли не злорадство.
   Однако Валентин уже оправился от неожиданности. Снова стал спокойным и слегка насмешливым.
   - Я не хочу принимать что бы то ни было из твоих рук по двум причинам. Первая: потому что я тебя убью. Вторая: потому что ты дерьмо. А даже самый лучший кофе, полученный из рук дерьма, известно чем пахнет...
   - Ну, насчет убить - это ты погорячился, - самодовольно ухмыльнулся Тоха, ощутив в душе невольный холодок. - Это еще бабушка надвое сказала.
   Машина резко затормозила, слегка повернув в сторону. Потеряв равновесие, Валентин по инерции навалился на своего врага-собеседника. Антона Валерьевича вдруг как озарило: такого случая может больше не быть!
   Он легко, слишком легко, невероятно легко обхватил шею Валентина согнутой в локте правой рукой и сжал ему горло. Борьба длилась бы совсем недолго...
   - Твоя дочь...- прохрипел сквозь пережатую гортань Валентин.
   Что?!!
   Инстинкт самосохранения на мгновение схлестнулся с инстинктом отца. Миг, целый миг побеждал первый. У Валентина уже выпучились глаза, вылез изо рта посиневший язык, начали непроизвольно, судорожно подергиваться руки и ноги...
   И тогда Антон его отпустил.
   Он понял, что с этого мгновения он обречен. У него нет никаких шансов остаться в живых. Тем не менее отпустил. И больше не предпринимал попыток напасть на врага.
   Мафиози отвернулся к окну, невидяще глядя на проплывающую мимо панораму столицы. Старался не вслушиваться - хотя куда тут денешься, куда избавишься от этих звуков - в то, как громко хакает, тяжело, с хрипом, пытается отдышаться его враг. Враг, которого он размазал бы сейчас, которого он спровадил бы к Барабасу на фарш, которого его молодцы смогли бы больно убивать в течение долгих трех суток - если бы этот гад не произнес святого, нет, священного для него, Антона, слова.
   "Дочь!"
   Этим было сказано все. Ради этого слова Валентин остался жить. Вернее, конечно, не ради слова, а ради того беспомощного существа, которое за ним стоит.
   - Я тебя слушаю, - сказал Антон Валерьевич, когда по звукам, раздающимся сзади, понял, что Валентин немного оклемался.
   - Ну ты ловок...- раздалось в ответ.
   - Я тебя слушаю, - холодно повторил Тоха. - Только ясно и четко.
   - Мы договорились, что я сначала отвечу тебе на твои вопросы, - напомнил Валентин. - Или тебя больше ничего не интересует?
   Кое-что Антона Валерьевича все же интересовало.
   - Почему ты выбрал именно Апока... - спросил он. - Ну, именно эту Библию...
   Валентин откровенно хохотнул.
   - Ты даже выговорить не можешь название одной из главных книг христианской религии... И говорить, что это одна из Библий - чистейшая глупость. Ты что же думаешь, что если ты перечислил на счет восстановления Храма Христа Спасителя свою толику долларов, обеспечил себе спасение?.. Дурак. Да и вообще вся эта затея с Храмом, к слову... Знаешь, Антон, - в
  голосе Валентина вдруг прорезались какие-то простые и человеческие нотки. - Думаешь, я сам до конца уверен, что поступаю правильно, когда убиваю таких как ты?.. Тоже не уверен. Вот ты на Храм отвалил сумму, о которой не смеет и мечтать та старушка или тот бюджетник, которые и в самом деле вкалывали и вкалывают для страны. А я на такое не способен, нет у меня таких денег. И вот простые люди, у которых нет денег, на Храм не жертвуют, им попросту нечем поделиться, а ты и такие как ты - жертвуют... Так кто же более угоден Богу и Небесам? Выходит, что ты и твои дружки?.. Скажешь, что я кощунствую... Наверное. Но только если Господь создал нас по образу и подобию своему, коль он наделил нас способностью мыслить и анализировать, то, значит, не должен и казнить нас за неудобные вопросы... Так вот, я и не могу понять, что правильнее: терпеть и смотреть, как власть в стране... Ну ладно, может, не в стране, а в отдельных ее проявлениях... Так вот, если я вижу, что власть оказывается в руках у вас, у богатого дерьма. Типа тебя. И вы можете откупиться от правосудия земного и небесного, можете спокойно вершить свои преступления, а вам за это обещается на небесах отпущение грехов... Я не могу с этим согласиться. Потому что если бы мы всегда уповали на отмщение на небесах, вы бы размножились как тараканы и поглотили бы все человечество. А потому я, человек, который не внес на восстановление Храма ни копейки, потому что у меня просто нет лишней копейки, должен казнить человека, который отвалил на это святое дело немалую сумму, но который совершил на этом свете столько грехов, что на том свете, если он конечно имеется, составлен многотомный труд о твоих злодеяниях.
   Тоха слушал все это со смешанным чувством. С одной стороны, он мог бы ответить... Он много чего мог бы ответить этому загнавшему его в угол человеку.
   Он бы сказал, что церковь точно так же погрязла в деньгах, в коммерции и в доходах, как и коммерсанты. Что Бог - избитый пример - только единожды изгнал из храма торговцев, а во всех остальных случаях мирился с ним вполне нормально, осознавая их важность если не для религии, то для служителей культа. Что покаяние является автоматическим отпущением грехов даже самому погрязшему в грехе человеку...
   Все это было так, что все это было правильно. И в то же время...
   Не тот момент сейчас, чтобы устраивать теологические разбирательства.
   - Так что ты хочешь? - глухо поинтересовался Антон.
   - Я что хочу? - переспросил Валентин. - Я много чего хочу. Но в данном случае я хочу только одного: убить тебя.
   Логично.
   - Но пойми, Валик...- засуетился мафиози. - Я не собираюсь перед тобой оправдываться, я не прошу твоего снисхождения... Пойми же, что твою сестру никто не убивал. Она погибла случайно...
   Валентин это и сам понимал. Но у него были свои соображения.
   - Я это знаю. И все равно ты виноват! Если бы вы, кобели, ее не позвали к себе, если бы ты не велел приготовить ее для себя, она бы не погибла.
   - Ты же знаешь, что "если бы" не считается. Твою сестру никто насильно туда не тянул. И никто ее не насиловал. Она погибла случайно, без участия посторонних людей. Это факт. Так причем тут все мы?
   Тоха повернулся и уставился в глаза своему врагу. Тот немного помедлил, но потом не выдержал, отвел взгляд. Антон Валерьевич счел это благоприятным знаком.
   - Так чем же...
   - Но она, Женька, погибла, - торопливо перебил его Валентин. - Она погибла трагической смертью, погибла у тебя в Бассейне, пусть даже лично ты в этом непосредственного участия не принимал. Но именно ты Тоньке поручил привезти лично тебе именно Женьку. А потому в ее гибели в первую очередь виноват ты... Кстати, если бы ты тогда так скоропостижно не слинял из нашего города, я бы тебя там достал бы. Правда, там я тебя убил бы просто, без таких выкрутасов. Ну а пока я тебя искал, пока все обдумывал...
   - Ну ладно. Может быть, по-своему ты и прав, - перебил его Тоха; рассуждение о том, что он мог стать трупом уже давно, ему не понравилось. - Хотя я в этом не уверен... Так что ты хочешь?
   Валентин в своих прогнозах на развитие ситуации остался последовательным.
   - Я же сказал, - напомнил он, - сначала я готов ответить на твои вопросы.
   - Мне по фигу все остальное, - не сдержавшись, грубо сказал Тоха.- Ты мне только одно объясни: чего четко и конкретно ты хочешь от меня лично?
   - Ты в этом весь, - пробормотал Валентин. И продолжил уже иным тоном: - У меня только одно требование. Ты сегодня же должен отравиться.
   Он достал из кармана куртки и протянул Тохе крохотный аптекарский пузырек с белым порошком.
   Только теперь Антон Валерьевич обратил внимание на то, что на руках у Валентина натянуты тонкие хирургические перчатки.
   - Вот как? Всего лишь? Как говорится, ни отнять, ни прибавить...- не притрагиваясь к пузырьку, высокомерно ухмыльнулся тот. - Ну а если нет?
   - Ты отравишься, - уверенно ответил Валентин. - У тебя нет иного выхода. Потому что если ты этого не сделаешь, тебе же будет хуже.
   - Хуже смерти ничего не бывает, - не слишком уверенно отозвался Тоха.
   - Да? Не уверен...- искусственно улыбнулся Валентин. - Но проясню тебе на всякий случай, что может быть хуже смерти. Во всяком случае, лично для тебя... Дело в том, что если ты не отравишься, или если ты сейчас свистнешь своим архаровцам и они оставят от меня мокрое место, буквально завтра твое досье окажется на столе у генерального прокурора России - уж поверь, я смогу это сделать. Второй экземпляр его ляжет на стол кого-нибудь из любителей жареного из "Московского комсомольца"... Правда, допускаю, что ты достаточно богат, чтобы откупиться от первых и заткнуть глотку вторым. А потому третий экземпляр уйдет в Интерпол. Причем, не в российское бюро, на которое, кто его знает, может, ты тоже сможешь надавить, а непосредственно в Париж через французское посольство. В этом случае твои колумбийские дела выйдут на свет Божий. И вот это для тебя, я думаю, самое страшное. Ведь так?
   Так... Конечно, так.
   - И что тогда? - глупо спросил Тоха.
   Глупо, потому что уже знал ответ и понимал, что противник знает самую главную его тайну.
   - Что тогда?.. - Валентин не стал апеллировать к оговорке. - Если ты этого не сделаешь, как ты уже понял, тогда случится самое страшное для тебя: будет арестован тот самый счет, с которого оплачивается пребывание твоей дочери...
   - Хватит!
   Тоха произнес это слово негромко. Но настолько весомо, что Валентин замолчал.
   - Где гарантии, что если я...- он запнулся. - Что если меня не станет, то ты не сделаешь то же самое?
   Валентин усмехнулся. Правда, его усмешка больше была похожа на хищный оскал.
   - Гарантии? Ну какие в этом деле могут быть гарантии, Тошенька? Конечно же, никаких гарантий... Всего лишь мое слово, что я не стану причинять вреда несчастной больной девочке, которая изначально невиновна в том, что она появилась на белый свет от такого ублюдка, как ты. Этого тебе достаточно?
   Достаточно ли?.. Не отвечая, Антон Валерьевич неопределенно передернул плечами.
   - В общем, так, Тоха, - жестко проговорил Валентин. - Наш разговор слишком затянулся. Если ты сегодня принимаешь этот яд - или любой другой, на твое усмотрение - я не передаю компромат кому следует. Соответственно пенсион, который ты определил дочке...
   Все остальное было настолько очевидно, что Антон Валерьевич не выдержал.
   - Ты - дерьмо, - тоскливо выдохнул он.
   - В самом деле? - усмехнулся Валентин. - Может быть. Но только нужно соотнести, кто из нас подпадает под эту категорию в большей степени... Ты мне не дал закончить. Впрочем, ты, скорее всего, и сам уже понял, что три пакета с документацией уже готовы и через час будут отправлены по соответствующим адресам. Именно через час...- он взглянул на часы и поправился: - Уже через пятьдесят минут... Так что если вдруг сейчас твои хлопчики попытаются выпытать у меня, где пакеты находятся, перехватить их вы при всем желании не
  успеете.
   ...Умереть... Умирать страшно. Веришь ты в загробную жизнь или нет, а умирать всегда страшно. Особенно добровольно. Или когда нет иного выхода.
   Ладно, хрен с ним, с неудачником, который в том, чтобы выброситься из окна или пустить пулю в лоб, видит избавление от постылой жизни. Но когда процветаешь, когда все у тебя хорошо, когда у тебя денег куры не клюют, когда ты обрел известность, когда у тебя прекрасная любовница, когда ты всего в жизни достиг... Нет, в такой ситуации кончать счеты с жизнью не хочется вообще.
   Но - тюрьма, в которую непременно угодишь, если Валентин приведет в исполнение свою угрозу. Нет сомнения, что если колумбийские дела, связи с Быком, информация о других делах Тохи получит огласку, его не спасет никакая депутатская неприкосновенность.
   А с другой стороны - дочка. Это несчастное существо, обиженное судьбой... Нет, не судьбой, обиженное Богом! Пусть он, лично Антон Валерьевич, будет трижды грешником, но никогда он не согласится с тем, чтобы за его грехи страдал его же невинный ребенок. Как бы то ни было - либо Бог не такой уж всеблагий, всемогущий и вседобрый, либо его роль не так уж велика в человеческой жизни - но только дети не должны расплачиваться за грехи родителей.
   А у нас, в человеческой жизни, такое происходит сплошь и рядом. И это в корне неправильно. Человек должен отвечать за свои грехи только сам. Лично. И не надеяться, что дерьмо из авгиевых конюшен выгребет кто-нибудь другой. Особенно дети.
   Где-то в самой глубине души у Антона Валерьевича шевельнулось что-то похожее на раскаяние. В самом деле, сколько людей, в том числе и детей, он сделал несчастными! Что стало со всеми теми девчонками, которых он отправил "за бугор", невесть куда и к кому? А сколько тех же девчонок и мальчишек стали наркоманами на Бульваре? А его участие в деле по вывозу донорских органов, которые брали у младенцев, которых выкупали в Домах малютки, а потом "списывали" на болезни? А его участие в охоте за изобретением Арона Штихельмахера?1). А его покровительство этому
   1). Роман "У гения - две смерти".
  
  наркоману, садисту и маньяку, который под видом секты сатанистов попросту обтяпывает свои личные делишки?..
   Да, ради своей дочери он сейчас готов на все. Ну а как же остальные родители, у которых пропали дети не без его, Антона Валерьевича, прямого или опосредованного участия?
   - Короче говоря, ты мне предлагаешь выбор...- произнес он.
   - Ты не понял. Я не предлагаю тебе выбора, - жестко перебил его Валентин. - У тебя его просто нет. Ты сейчас берешь этот пузырек, глотаешь порошок и спокойно засыпаешь. Ты просто никогда не проснешься. Или ты делаешь все, что угодно - но тогда ты в полном проигрыше... Вернее, не ты, ты так или иначе уже больше не жилец, тебя заберут в СИЗО буквально завтра-послезавтра, а если ты попытаешься бежать, Интерпол откроет на тебя всемирную охоту, а номера твоих счетов будут арестованы. Чуешь, как я тебя обложил?.. Так что себя спасти ты уже не можешь, так хоть дай шанс подольше пожить твоей больной дочери, которая на чужбине останется без средств к существованию. Вот и все.
   Антон почувствовал, что ему стало тоскливо. И, опять же вдруг, захотелось с кем-то поделиться тем, что на душе. Сокровенным. Чем даже с Самусем не делился.
   - Ну ладно, Валик, ты победил, - спокойно сказал он, откинувшись на спинку сиденья и прикрыв глаза. - Это должно тебя греть... Греет?
   - А то как же, - не стал оспаривать Валентин. - Я ведь все организовал, согласись, неплохо.
   - Соглашусь. Только ведь, Валик, согласись и с другим. Ты сейчас убьешь меня - и, по совести, наверное, справедливо убьешь. Так или иначе, за грехи надо расплачиваться... Но пойми и другое: в мире от этого не изменится ничего. Ни-че-го! Мир не станет чище, мир не станет лучше, мир не станет совершеннее... Кто-то все равно станет вывозить дурочек за границу в бордели, кто-то все равно будет продавать младенцев на донорские органы, кто-то все равно станет заказывать убийство честных людей... Понимаешь, Валик?.. На мое место, на место Быка, Жеки придут другие... Ты сейчас мстишь за свою сестру. Это прекрасно, это благородно. Я тебя понимаю. Но только ведь ни я, ни кто-то другой ее не насиловал, не затаскивал в Бассейн силой. Она приехала сама. Ты слышишь? Сама! Не упала бы она тогда - все равно она стала бы стервой... Ну не дергайся же, Валик, это же правда. И ты бы ругался с ней, если бы она осталась в России, и кричал бы, что лучше бы ты сдохла, сука... Жизнь
  наша такова, Валик.
   Валентин слушал, в такт согласно покачивая головой. И отвечал потом столь же размеренно и спокойно.
   - Ты, наверное, прав, Тоха. Только все дело в том, что в гибели Женьки виноват именно ты. Персонально. Потому что именно ты первым предложил набирать девочек из нашего детдома. Ты это все организовал и финансировал. И лично ты заказал себя в постель Женьку.
   - Но я же не собирался ее насиловать! - быстро проговорил Антон Валерьевич. - Если бы все получилось, она бы жила припеваючи...
   - Как бы она жила, сейчас не так уж важно, - так же быстро ответил Валентин. - Важно, что она из-за тебя умерла... В общем, Тоха, я тебе предлагаю идеальный вариант. Ибо сказано: "и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед; когда же съел ее, то горько стало в чреве моем"... Это тоже из Апокалипсиса.
   Антон Валерьевич не открывал глаз. Он даже не стыдился того, что из-под век выкатилась предательская слезинка и поползла по щеке.
   - Я не хочу умирать, Валик, - тихо сказал он.
   И убийца ответил ему едва ли не с сочувствием:
   - Я понимаю. Но только я должен это сделать. Потому что тогда и Васька, и Бык, и все остальные погибли зря. Они ведь были только твоими подручными... Как и Самусь...
   Уже готовый расстаться с жизнью мафиози вдруг встрепенулся.
   - Как?!. И Самусь?
   Валентин не считал нужным скрыть самодовольной улыбки.
   - Да, уже и Самусь. Как и обещано: огонь, дым и сера...
   Автомобиль резко повернул направо. Валентин вновь навалился на Тоху. Теперь тот даже не пытался напасть на противника.
   - Высади меня где-нибудь поближе к метро, - буднично попросил Валентин.
   И в этот миг мягко прозвучал сигнал телефона. Антон Валерьевич схватился за трубку, будто она могла принести ему спасение.
   - Да, - коротко бросил он. Выслушал сообщение. - Понял, спасибо, - отозвался столь же кратко. Закрепил трубку в гнезде. И только тогда сказал: - Кто-то из твоих подручных вперся на Бульвар.
   - А, черт! - с нескрываемой злостью выругался Валентин. - Несет их куда не надо... Но только тебе это уже все равно не поможет. Не знаю, утешит тебя эта новость или расстроит, но только это значит, что и это твое детище, Бульвар, тоже накрылся медным тазом. Так что тебя мало кто на этом свете завтра вспомнит добрым словом. Разве что Капелька, честный и преданный тебе парень, с которым, к слову, ты породнился на своей горничной. Ну да это ладно, горничные и секретарши в счет не идут, они для того и предназначены, чтобы роднить начальников и подчиненных... Так высади меня возле метро. И имей в виду: если утром я не услышу, что скоропостижно скончался народный избранник имярек, бумаги уйдут, куда я обещал. Все!
  
   МАКСИМЧУК - СТАС
   Будь на месте Максимчука любой другой человек, нет сомнения, что он бы не успел даже дернуться. Однако Александр прошел слишком хорошую школу - навыки оперативника так быстро не выветриваются.
   Он не услышал шума открывающейся двери - он шестым чувством ощутил едва заметное дуновение застоявшегося воздуха в закупоренном помещении. Останавливаться и оборачиваться он не стал - это было бы сродни самоубийству.
   Александр сильно оттолкнулся и, опершись о перила, сиганул вниз, по воздуху преодолев весь лестничный марш. Только внизу, на межэтажной площадке, прижавшись спиной в угол, посмотрел вверх. В пробивающемся сквозь стекло слабом свете увидел, что пролетом выше замерли две крепкие мужские фигуры.
   - Стой, не дергайся! - сказал один из мужчин.
   Не дергайся... Так что же, просто так стоять и ждать, пока они сюда спустятся и начнут его в бараний рог сворачивать? Нет, ребятки, не на того напали.
   Они сделали шаг одновременно: двое сверху - Александр от них. Потом еще, еще... Максимчук спускался вдоль стены, потому что идти приходилось в темноту. А там - кто его знает, какие внизу могли его подстерегать сюрпризы.
   И параллельно в голове билась мысль: это ж надо, едва не в центре столицы, в заурядном подъезде ничем не примечательного дома, творится что-то такое, что стоит лишь войти в него и тебе уже гарантированы неприятности... Значит, сюда и в самом деле не следовало соваться одному. И второе: дурак ты, братец, что вообще влез в эту историю!
   Теперь бы только прорываться, теперь бы только на улицу выскочить...
   Они так и спустились до первого этажа. Александр вдоль стенки, опасаясь нападения со спины. Двое преследователей тоже неторопливо, словно стараясь просто вытеснить непрошеного гостя из подъезда.
   До площадки первого этажа оставалось еще пять ступенек - чтобы не споткнуться в полумраке, Максимчук считал их - когда вдруг открылась дверь в одну из квартир и оттуда ударил мощный поток света. И сразу высветилось, что отступать сыщику больше некуда. Выход на улицу перекрывали еще парочка фигур. А на пороге квартиры виднелся еще один человек, старший, как сразу понял Александр.
   - Позвольте спросить, что вы здесь делаете? - спросил он.
   - Я?- глупо переспросил Александр, понимая, что любой ответ на этот прямой вопрос будет звучать еще более идиотски, чем этот. - Да просто так, на огонек заглянул, - решил он попытаться пошутить.
   - Вот как? На огонек, говоришь?.. Ну что ж, заходи, коли так...
   Он отступил на шаг, делая приглашающий жест внутрь квартиры.
   Выхода не было. Это только в кино в подобных ситуациях какой-нибудь Брюс Ван-Норрис по прозвищу Зверь раскладывает по полочкам десятками таких вот крепышей. Еще с двумя, да на свету можно было бы попытаться помахаться, ну а здесь... И в дверь на улицу не сиганешь - парни, перегородившие проход явно готовы к такому повороту событий.
   - Спасибо, - вежливо отозвался Максимчук.
   Больше не стараясь обезопасить спину, он быстро пробежал оставшиеся ступеньки и шагнул в ярко освещенную квартиру. Оказавшись в коридоре, он снова прижался к стене, выжидая, когда глаза привыкнут к свету. В это мгновение он, пожалуй, не смог бы оказать достойного сопротивления, если бы на него попытались напасть. Но с другой стороны, здесь был только
  один старший, остальные же тоже вошли сюда из полумрака, так что они оказались бы на равных.
   На мгновение мелькнула шальная мысль: а что если сейчас этого старшего схватить, скрутить и, используя его в качестве щита, попытаться-таки вырваться на улицу? Да только натура человеческая несовершенна: вполне логичная мысли разбилась о поднявшийся изнутри протест - они же тебе, Сашка, ничего плохого не сделали, так чего же ты на них с кастетом... Так ведь когда сделают, поздно будет...
   Но дверь уже захлопнулась. Момент был упущен.
   - Проходи, проходи, гостем будешь, - указал вглубь квартиры старший.
   Кроме него в коридоре оказались еще двое. Явные "качки", они держались вне досягаемости кулаков Максимчука и глядели на него явно неприязненно.
   - Благодарю...
   Прямо как глухари на токовище, - подумал Максимчук. Раскланиваемся друг перед другом, культур-мультур изображаем, а потом, скорее всего, из одного из нас пух и перья полетят. Причем, - усмехнулся он самокритично, - я даже догадываюсь, из кого именно.
   В комнате, в которую они вошли, мебели было совсем немного. Большой старинный круглый стол, из тех, которые раньше стояли в главной комнате каждой квартире и по праздникам раздвигались с противным скрипом. Несколько разномастных стульев вокруг него. Разложенный широченный диван с небрежно застланной постелью. А в углу, на столике, перед большим кожаным удобным креслом, в котором, развалившись, сидел еще один человек, светилось три экранчика; причем если на одном была видна улица в ее нормальном черно-белом изображении, то на двух других цвета выглядели зеленоватыми... Значит, в подъезде стоят инфракрасные камеры, мгновенно сообразил Александр. То-то же эти ребятки тут потешались, когда видели, как он осторожненько, чтобы остаться незамеченным, бродил по лестницам!..
   Оба окна в комнате были тщательно закрыты плотной материей. Теперь понятно, почему с улицы не видно, что тут кто-то есть...
   - Присаживайся, - указал в сторону стола старший. - Чего-нибудь выпьешь?
   На столе, на несвежей клеенке, явно контрастируя с ней, стояла пузатая бутылка какого-то дорогого коньяка, пластмассовая колба с тоником, небрежно на тарелку были свалены пластинки колбасы и соленой рыбы, которые продаются нарезанными и запаянными в полиэтилен. Тут же стояли стаканы и чашки с кофе.
   - Угостишь - выпью, - не стал отнекиваться Максимчук, вспомнив аналогичную сцену из приключений Володи Шарапова в весьма неважном, по его мнению, исполнении Конкина.
   Александр расстегнул куртку, распахнул ее, уселся на стул. Снял и небрежно бросил на соседний шапку. Судя по всему, прямо сейчас на него набрасываться не собираются, а потому можно чуть расслабиться. Ну а там видно будет. Будем решать проблемы по мере их поступления.
   Старший набулькал прямо в стакан напитка из бутылки. Подвинул его поближе к Александру. Однако, подметил тот, и сам тоже старался к нему не подходить и держаться на расстоянии.
   - А кофе будешь?
   - Если не жалко.
   - Ну что ты, для дорогого гостя...- усмехнулся хозяин и кивнул одному из парней.
   Тот вышел.
   Хозяин между тем уселся напротив Максимчука. Взял один из стаканов, слегка пригубил его.
   - Так что же тебя, дружище, привело к нам сюда?
   Александр тоже отхлебнул напитка.
   В конце концов, коль уж попался, нужно и отвечать откровенно. В пределах, понятно, разумного...
   - Давай сначала познакомимся, - предложил он. - Меня зовут Александр Максимчук. Я сотрудник частного охранно-детективного агентства "Гиндукуш"... Не доводилось слыхать?.. Так что будем знакомы! - и сделал еще глоточек.
   Хозяин слегка кивнул. Но кивнул не так, словно соглашался с полученной информацией: "я, мол, знаю"... Нет, задумчиво, как будто торопливо обдумывал изменившуюся ситуацию.
   - И документик имеется? - поинтересовался он.
   - А то как же! - усмехнулся Александр и похлопал себя по карману.
   Однако доставать "корочку" не стал, помятуя, что он там запечатлен в милицейской форме, а сейчас пока демонстрировать подобное прошлое он посчитал преждевременным. Надо же какие-нибудь козыри на всякий случай приберечь на потом. Черт, нужно будет на будущее запастись вторым комплектом документов, где заснят в гражданской одежде...
   - Ну что ж... Меня зовут Стас, - коротко отрекомендовался хозяин. - Меня еще называют Мастер Стас. Так что тебя привело сюда?
   - Я разыскиваю некоего гражданина Абрамовича, Семена Борисовича Абрамовича.
   Стас искренне удивился.
   - Абрамовича? А что с ним?
   Вряд ли он играет, - понял Максимчук. Значит, вся его цепочка рассуждений оказалась изначально неверной. И его визит сюда стал не просто бессмысленным, бесполезно-глупым - он стал идиотски-глупым.
   - Значит, его тут нет? - не отвечая на возглас собеседника, переспросил он.
   - А почему он должен быть тут? - чуть прищурился Стас. - Слушай, Саша, - он оставил свой подчеркнуто, приторно любезный тон и заговорил серьезно и деловито. - Поскольку ты частный детектив, ты не являешься представителем официальной государственной организации. Ордера на допрос и обыск у тебя быть не может. Следовательно, у нас с тобой происходит частный разговор. Я могу тебе отвечать, а могу и нет, это мое личное дело и мое личное право. Точно так же ты можешь говорить или нет, это твое дело и право. Разница у нас, Саша, состоит только в том, что ты находишься у меня, ты моей территории, причем, на частной охраняемой территории, и ты это должен учитывать, хочешь этого или нет... Я понимаю, что ты зарабатываешь на хлеб своими методами, но ведь и я тоже... А потому каждый из нас по правилам игры вправе использовать способы добычи информации, который сочтет нужным в данный момент. Ты вторгся на мою территорию без моего ведома, без моего разрешения, что изначально предполагает мое право на адекватную реакцию. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду... Так что давай говорить откровенно, чтобы у нас не возникало недоразумений.
   Это была откровенная угроза, хотя и чуть примаскированная приглашением к диалогу. Ну да выбирать тут не из чего, никуда не денешься, приходится принимать, говоря языком Стаса, предложенные правила игры.
   Вошедший громила поставил горячий чайник прямо на клеенку. Потом покосился на Стаса и налил кипятку в одну из чашек. Поставил ее перед Александром, подвинул к нему баночку гранулированного "Нескафе".
   - Бери, не стесняйся, - Стас говорил снова любезно. - И давай переходить к делу - у нас с тобой пролог несколько затянулся.
   Что верно, то верно... Но, по большому счету, что такого уж криминального совершил Максимчук, чтобы чего-то сейчас бояться? Ведь представившись сотрудником частного агентства, он тем самым предупредил, что действует тут от имени агентства, а соответственно, предполагается, что его коллеги должны знать, где именно он сейчас находится.
   Эта мысль привела Александра в нормальное расположение духа, вывела из состояния некоторой растерянности.
   Он всыпал себе две полных ложечки кофе, размешал напиток. Зажмурившись, с удовольствием отпил глоточек. Слегка приложился к коньяку.
   И понял, что паузу выдержал достаточную, что и в самом деле пора переходить к делу.
   - Ну что ж, Стас, - начал он. - Давай поговорим, если ты настаиваешь... Нам стало известно, что несколько дней назад с неизвестной нам целью неизвестно кем похищен некто гражданин Абрамович Семен Борисович. Поскольку у него в последнее время были определенные проблемы, каким-то образом связанные с данным домом, где мы сейчас находимся, и поскольку у одного нашего сотрудника дней десять назад здесь же были неприятности, согласись, что вполне логично было предположить, что он может оказаться здесь...
   Он остановился, заметив, как переглянулся Стас с парнем, сидевшим перед экранами.
   - Так это был ваш человек? - спросил Стас.
   - Где? - прикинулся Александр.
   - Ну, этот... Который от наших убежал...
   - Да. А что?..
   Стас поджал губы, озадаченно повел подбородком в сторону, как будто ему жал воротничок.
   - Да так, ничего особенного. Мы-то приняли его за кавказца...
   - Он и есть кавказец. Чистокровный армянин...- перебил Максимчук.
   - Я не национальность имею в виду. Мы решили, что он из какой-то кавказской группировки. У нас с ними проблемы...
   Значит, на Ашота попытались напасть лишь по причине его черноусой внешности! Что это нам дает? А хрен его знает, потом подумаем.
   - Короче говоря, я так понял, что Абрамовича тут нет, - вернул Максимчук разговор к актуальной для него теме. - А вы, случаем, не знаете, где он может быть? Кто мог его слямзить? И зачем?
   Стас пожал плечами.
   - Понятия не имею, - задумчиво сказал он. - Ты для меня для самого с этим делом Америку открыл... И ведь никакой информации...- он осекся и снова переглянулся с парнем у экранов.
   - Ну это уж я не знаю...- передернул плечами и Максимчук.
   Теперь перед ним стояла задачка потруднее. Нужно было уйти отсюда. И так что-то слишком любезно все происходит.
   - А почему же ваш парень следил за Абрамовичем?
   На этот вопрос Александр решил дать абсолютно правдивый ответ. Умалчивая только о такой "мелочи", как пока что необъясненный факт существования у похищенного некой "альтернативной" жены.
   - Это-то как раз совсем просто, - усмехнулся он. - Жена Абрамовича заметила, что он стал куда-то исчезать, что дома кончились деньги и она решила, что у него роман. Вот она и обратилась к нам, чтобы мы провентилировали этот вопрос. Но поскольку денег она нам в назначенный срок не принесла, мы решили навестить ее сами - и тут выяснилось, что Абрамович пропал...
   - Понятно, - кивнул Стас.
   И было совсем непонятно, поверил он объяснению или нет.
   - Слышь, Стас, а что тут у вас такое?
   Вопрос был опасным. Но не задать его было никак нельзя. Потому что тогда Стас и его компашка заподозрили бы, что незваный пришелец знает нечто больше, чем говорит. Этот вопрос задал бы любой.
   - Здесь? - слегка усмехнулся Стас. И Александр понял, что все, что он сейчас услышит, будет неправдой. - В том-то и дело, что ничего особенного. Здесь в каждой квартире расположены различные фирмы, вернее, офисы различных фирм. Днем они работают, а на ночь сдают их нам под охрану. Мы тоже охранная фирма, своего рода ваши конкуренты. Только у нас не узкая специализация, а более широкая.1).
   __________________________________________
   1). Подробнее со сферой деятельности Стаса и его "фирмы" можно познакомиться в повести "Убить, чтобы выжить".
  
   Что ж, теперь самому надо делать вид, что поверил.
   - Здорово у вас поставлено, - с уважением сказал Александр. И добавил, делая вид, что собирается подниматься: - Ну что ж, спасибо за угощение. С вашего позволения, я, пожалуй, откланяюсь...
   Он далеко не был уверен, что его просто так отпустят. Хотя и не хотел допустить, что на него сейчас нападут... Он вообще не знал, что могут против него предпринять этот Стас и его головорезы.
   Однако тут все покатилось по варианту, который никак невозможно было представить.
   - Стас, тревога!
   Сидевший у экранов парень произнес это громко, но без паники.
   - Что такое? - Стас тоже поднялся и повернулся к нему стремительно, но без испуга. - Вот же черт, как это невовремя!..
   Максимчук тоже бросил взгляд в сторону экранов. По двум из них - наружного обзора и камера которого установлена на одной из лестничных площадок - быстро перемещались какие-то фигуры с оружием и в масках.
   - Я тут не при чем, - быстро проговорил он.
   Еще не хватает, ни за что ни про что схлопотать от бандитов пулю. Или дубинкой по голове.
   - Пойдешь со мной, - коротко бросил ему Стас. Потом парню у экранов: - Ну, в общем, действуем, как договаривались. Вы просто охрана и знать ничего не знаете...
   - Хорошо!
   Максимчук просто поразился будничности происходящего. Ясно же, что врывающиеся в подъезд люди пришли сюда арестовывать всех присутствующих, а они спокойненько обмениваются репликами.
   Стас быстро направился во вторую комнату. Оба "качка" последовали за ним, вежливо, но настойчиво увлекая за собой Александра. Конечно, сейчас можно было бы дернуться и попытаться убежать, но он этого делать не стал. Потому что теперь с ним церемониться не стали бы. Его сопровождающие попросту готовы сейчас к тому, что Александр может попытаться бежать. Значит, сейчас это делать бесполезно; куда правильнее усыпить их бдительность и смыться в момент, когда от тебя такого никто не ожидает. А кроме того, было просто любопытно, что Стас и его подручные предпримут дальше. Страха Максимчук в эти минуты не испытывал - только азарт и любопытство.
   В следующем помещении Стас прошел к противоположной стене, распахнул невзрачную дверцу, в старых домах за такими обычно оказываются просторные кладовки, нередко по размерам похожие на крохотные комнатки. Там и оказалась кладовка, правда, абсолютно пустая, даже без полок и крючков для одежды на стенах.
   Старший охранник вошел в нее, вслед за ним его подручные втолкнули и Александра. Затем к ним втиснулся один из сопровождавших. А потом дверь захлопнулась и Максимчук почувствовал, что пол дрогнул и пополз вниз.
   Лифт! Это был лифт! Вернее, не лифт, а простой подъемник, потому что стены кладовки оставались неподвижными.
   - Здорово! - невольно произнес он.
   - А то как же! - не без самодовольства согласился Стас. - Не халам-балам.
   Внизу появились и начала расширяться горизонтальная полоска света и троица опустилась в узкий коридорчик, упирающийся в запертую дверь.
   - Пошли!
   Стас на ходу достал связку ключей, привычно воткнул дырчатую пластиночку в прорезь фотомеханического замка. Дверь пискнула и открылась. Перешагнув через порог, Александр оглянулся. Комнатенка как комнатенка, ничем не примечательная. И ничто не указывает на то, что тут имеется лифт.
   - Ты бы этого в жизни не увидел, если бы не срочная эвакуация, - обронил на ходу Стас. - А теперь, похоже, придется сворачиваться, а потому уже всё попросту равнобедренно...
   Они оказались в длинном коридоре с нештукатуреными кирпичными стенами старой кладки, с виднеющимися кое-где дверями и ответвлениями. По стенам тянулись какие-то трубы, кабели... Под потолком ярко горели лампы в оплетенных проволокой плафонах. Единственное, что отличало коридор от обыкновенного подвала - так это сухость, отсутствие затхлой влажности и звуков капающей воды.
   - Finis coronat opus,- сказал Стас, останавливаясь. И тут же перевел: - Конец венчает дело... Я очень хочу верить, что ты и в самом деле не причастен к визиту этих ребятишек в масках...
   - Поверь...- начал Александр.
   Однако Стас не дал ему закончить.
   - У нас нет времени. Как бы то ни было, считай, что тебе повезло и у меня сегодня хорошее настроение. Ты все равно ни черта не знаешь и ничего никому рассказать не сможешь... Так что идем!
   Он свернул в коротенькое боковое ответвление коридора. Поднялся на несколько ступенек вверх. Отпер ключом и распахнул дверь.
   - Заходи, - кивнул он, не переступая порог.
   Хочет оставить меня здесь и запереть, - понял Александр. И сколько тут придется просидеть? Понятно, что его тут, скорее всего, найдут. И все же...
   Не показывая вида, что догадывается о том, что с ним собираются сделать, он сделал шаг вперед, остановился и присел, делая вид, что собирается завязывать шнурок на ботинке. Сопровождавший их сзади охранник, убаюканный смиренным поведением частного детектива, подошел к нему вплотную.
   - Быстрее, - нетерпеливо поторопил его Стас.
   - Хорошо, - согласился Александр.
   Он привычным, много раз отработанным движением, повернулся и ловко подцепил сопровождавшего ногой под колено. Тот тяжело грохнулся на спину... В чем большая беда таких вот "качков" - если их сбить с ног, падая всей массой, особенно на спину, они обычно на какое-то время полностью выходят из строя... Однако Максимчук на "обычно" полагаться не стал: подскочив к поверженному он сильно ударил его по голове предплечьем левой руки. Как всегда, отправляясь на рискованные предприятия, он и сегодня пристегнул под рукав пиджака наручье - прочную стальную пластину с выступающим по всей длине ребром жесткости. Сколько раз спасало его это немудреное приспособление - не счесть. Пластина выдерживала не только удар милицейской дубинки, но даже палки или арматуры. А уж если кто рукой попадет...
   Теперь нападения с тыла можно было не опасаться. Частный сыщик повернулся к шефу охраны. Тот уже принял боевую стойку, готовый броситься на Александра.
   - Нет-нет, Стас, мы с тобой драться не будем, - выпрямился частный сыщик. - Тебе нужно скрываться - пожалуйста, мешать не буду. Но запереть себя не позволю. Беги! А я тут сам поищу выход...
   И тут произошло то, чего больше всего боялся Максимчук. Стас задрал на спине куртку и достал из-за пояса пистолет. "Вальтер", насколько смог определить на таком расстоянии Александр.
   - А вот это ты делаешь напрасно, - стараясь говорить спокойно и рассудительно, произнес он, слегка приподняв руки и держа их на отлете, ладонями вперед, и пятясь к противоположной стене коридора. - Тебе же спасаться нужно, а не со мной разбираться.
   - Успеется, - коротко бросил Стас. - Ты и в самом деле "частник"?
   - Да, - коротко ответил Александр.
   - У тебя есть удостоверение?
   Показывать ему удостоверение с фотографией в милицейской форме, сейчас, после налета, никак не устраивало Максимчука. Поэтому он отрицательно качнул головой.
   - Только "визитка".
   Он медленно, чтобы не спровоцировать выстрел, сунул руку в карман, достал несколько мелованных карточек, протянул их нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу Стасу.
   - Положи на пол, - велел тот. - И отойди подальше.
   Максимчук не положил - просто разжал пальцы и плотные прямоугольнички просыпались, планируя, каждая сама по себе.
   - Да беги же ты, черт тебя побери! - воскликнул он, отодвигаясь от них.
   Стас быстро подошел, наклонился, поднял несколько штук.
   - Ладно, я тебя найду, - сказал он, теперь пятясь и сам. - Ты парень, гляжу, бойкий, может, пригодишься...
   - Ты бы пистолет выбросил, - посоветовал Александр.
   - Без тебя разберусь...
   Он куда-то повернул и исчез. Максимчук остался один. Куда же теперь идти?
   Так, первым делом попытаемся сориентироваться... Когда они спустились на подъемнике, а вернее, простите за выражение, на спускальнике, вышли из двери, повернули налево... Значит, получается, что они прошли под землей вдоль бульвара... Прошли они не так, чтобы далеко... Выходит, он сейчас, скорее всего, под тем же домом, но только под другой квартирой... Следовательно, если чуть вернуться назад, где-то должен быть выход в подъезд... Да только он, скорее всего, тоже заперт. Эх, суметь бы самому воспользоваться подъемником! Так ведь и комнату так сразу не найдешь, открыть ее без ключа невозможно, да и как пользоваться лифтом он не знает.
   Откуда-то послышался какой-то шум. Александр на всякий случай отпрянул в тот закуток, куда его хотел определить Стас. Осторожно выглянул, посмотрел вдоль коридора. И успел увидеть, как из одной из дверей торопливо вышел человек с большим плоским пластмассовым чемоданчиком и устремился в ту же сторону, куда ушел Стас. Дверь осталась приоткрытой. Выждав несколько секунд и убедившись, что человек был один, Александр подбежал к ней. Тишина. Он заглянул в проем. Там вверх тянулась лестница.
   Ну не стоять же здесь вечность!
   Прекрасно понимая, что может нарваться еще на кого-нибудь из таинственных обитателей лома, Максимчук продел пальцы правой руки в кольца кастета, быстро поднялся на несколько ступенек и уперся еще в одну дверь. А вдруг она закрыта, что тогда? Придется выламывать - а это столь нежелательный сейчас шум... Сыщик на всякий случай отвел сжатый кулак для удара, осторожно нажал ручку. Дверь оказалась незапертой, легко отворилась. Александр вошел в нее и... замер, пораженный.
   Он оказался в просторной ярко освещенной комнате с несколькими дверями. Вдоль одной стены на всю длину ее тянулся сплошной низенький топчан, небрежно застланный матрасами и смятыми одеялами. У одной из торцевых стен в окружении нескольких кресел стоял журнальный столик, на котором курился дымом высокий прибор, знакомый Александру только по фильмам - кальян. На другом, высоком, медицинском, на колесиках, виднелись небрежно разбросанные шприцы, иголки, вскрытые и запаянные ампулы, а вперемешку с ними - сигареты, таблетки...
   Но главное, что увидел сыщик - это люди. Их было около десяти. Три девушки, остальные парни. Одетые, полураздетые, совсем голые, они неподвижно лежали в разных позах на топчане. Мертвые, - опытно оценил Максимчук. Значит, тут ему делать нечего.
   Он повернул налево, где, за плотной шторой, по его прикидкам, должна быть дверь на лестницу.
   Дверь там и оказалась. За ней оказался короткий сумрачный коридор, который упирался во входную дверь. Стальная, едва ли не бронированная, с могучим внутренним запором и маленьким монитором, прикрепленным к косяку. На экране было видно, что происходит на лестнице. Там ходили все те же вооруженные люди в масках. Двое неподвижно стояли перед дверью, за которой находился Максимчук.
   - Ох, и не люблю же я в свидетелях ходить, - сокрушенно пробормотал Максимчук.- Ну да делать нечего - десяток трупиков, как ни говори...
   В самом деле, сейчас только попытайся скрыться - и запросто можно оказаться в числе подозреваемых в убийстве...
   Он отодвинул запор - на экране было видно, как от этого звука насторожились двое стоявших возле квартиры людей. Распахнул стальную дверь. За ней оказалась обыкновенная, деревянная. Взломанная снаружи. Очевидно, участники операции не ожидали, что столкнутся со столь могучими, едва ли не сейфовскими, дверями, а потому внутреннюю взломать не смогли.
   - Эй, вы там, братья-славяне, - крикнул Александр. - Не вздумайте пальнуть, чего доброго! Здесь свой...
   - Выходи с поднятыми руками.
   И-эх, грехи наши тяжкие!..
   - Да выхожу уж, раз сам напросился...
  
   МАКСИМЧУК - АШОТ - ВАДИМ - ВАЛЕНТИН
   Первым поднял стакан Максимчук. Да и было бы странно, если бы это успел сделать кто-нибудь другой.
   - Ну что ж, хлопцы, за успешное окончание нашего безнадежного дела! - провозгласил он.
   - Тост весьма спорный, - усмехнулся Ашот.- Ну да ладно, для разминки сойдет.
   - Критикан, морда твоя нерусская, - добродушно хмыкнул Александр, после чего смачно выпил, с шумом втянул носом на закуску воздух и уставился на Айвазяна. - Не нравится - не пей.
   Однако тот упрашивать себя не заставил, приложился и сам. Вадим же только чуть пригубил водку, сморщился и припал к стакану с газированной водой.
   - Спасибо, я не пью водку, - тут же процитировал по памяти Максимчук.- А как же вы будете есть селедку?
   - Какую селедку? - не понял Вострецов.- У нас же нет селедки...
   - Это из "Белой гвардии" Булгакова, - пояснил Александр. - Диалог Мышлаевского с Лариосиком из Житомира... Ни хрена вы, молодые, не знаете из классики!.. Давайте тогда за Булгакова, чтобы его не забывали!
   Не дожидаясь остальных, он снова опрокинул в рот свою порцию. Отправил вслед за ним кусок колбасы. И уставился, пережевывая, теперь уже на Вадима.
   - Ну-с, а теперь-то, mon chere ami, ты можешь мне рассказать, как получилось, что вы оказались в нужный момент в нужном месте?
   Тот вяло пожал плечами.
   - А чего тут особенно рассказывать? Все просто. Я убедил своего шефа, что нужно срочно произвести обыск в подвале телефонной станции. В одной комнатенке мы нашли Абрамовича. За четыре дня, что он там находился, он чуть не тронулся от страха. Там ведь как: даже прилечь негде - голый бетонный пол. Абрамович там все ногти пообломал, пытаясь поднять крышку люка, который там был... Валентин каждый день давал ему по пластмассовому стаканчику воды и по куску черствого хлеба - причем, хлеб бросал прямо на пол, а потом туда же бросал пакет с тараканами... Честно говоря, я так и не понял, какую цель Валентин преследовал этими тараканами, право слово!.. Да и вообще все это дело...- он махнул рукой. - Не понимаю.
   - Ну ладно, мой мальчик, без комментариев, - предложил Александр. - Что было дальше?
   - Дальше... Дальше Абрамович от страха, от стресса и от всего такого прочего вдруг рассказал, что именно находится в том доме, который они называли Бульвар. А тут еще Ашот мне позвонил и тоже заговорил о Бульваре...
   - Притон наркоманов? - подсказал Максимчук.
   В разговор вмешался Ашот.
   - Если бы только это... Там все сложнее, ахпер Саша. Смотри, как все ловко было сделано... В подъезде четыре этажа, восемь квартир. Все эти квартиры занимали различные фирмы, где у них размещались офисы. Вечером все клерки расходились и в доме оставались только охранники. То есть все чинно-благородно и никаких вопросов... Однако именно с вечера и в выходные дни там происходило именно то, ради чего и существовало все это прикрытие.
   Максимчук согласно покивал.
   - Я кой о чем догадываюсь... Но давай-ка лучше без догадок. Так что там было?
   - Прежде всего и в самом деле притон для наркоманов, - начал Вадим. - Тех, что вы, Александр, обнаружили мертвыми - это самое отребье. Их потому и принесли в жертву. Они там кололись, курили, глотали "колеса" - короче говоря, занимались всем "букетом" подобной братии. Они там спускали последние деньги, туда же приносили краденое - и их снабжали наркотой по полной программе... К слову, я думаю, что Валентин, подсовывая яд вместо накротика, надеялся, что Петруччо зашлет его сюда же... Но это так, предположение, домысел... Так вот, все это было сделано исключительно для отвода глаз. Туда время от времени наведывались из местного отделения милиции, забирали наркоманов, охранники утверждали, что ничего не знают, что с ними владельцы здания разберутся, что они не заметили, как наркоманы попали сюда - тем дело и кончалось... Сейчас ведь мелких таких притончиков в Москве немало, так что этот вроде бы ничем не выделялся среди них...
  Главное же, что там происходило - это объект "Бульвар" использовался для достижения трех основных целей. Это, первое: здесь в подвале находился крупный перевалочный склад различных наркотиков, которые местные мафиози продавали оптовикам крупными партиями. Второе: здесь же находилось подпольное казино для людей, так или иначе связанных с торговлей
  наркотой. И третье: именно здесь базировалась одна из сект сатанистов.
   - Кого-кого? - Александр даже жевать перестал от удивления.
   - Сатанистов, - повторил Ашот.- Сатанисты - это псевдорелигиозная секта, члены которой считают, что верховное божество, которое правит миром, это Сатана. И Сатане они приносят ритуальные человеческие или чаще символические жертвы...
   - Ну это-то я знаю, - немного растерянно произнес Максимчук.- Просто, насколько я знаю, сама по себе секта сатанистов является запрещенной...
   - Да. Но дело в том, ахпер, что основная задача местного лидера сатанистов была не само по себе привлечение молодежи к религии. Ему и самому все эти конфессии по барабану. Тут все куда прозаичнее. Во-первых, таким образом он привлекал в секту новых ребят и приобщал их к наркотикам. А во-вторых, поскольку туда приходят и девушки, активно этим пользовался... Оказывается, многие видят в этом особый кайф - трахнуть девку, когда она до бровей накачана этой хренотенью...
   - А зачем все-таки этих убили, я так и не понял? - неопределенно мотнул куда-то в сторону Александр. - Что они такого уж совершили?..
   - Трудно сказать, - пожал плечами Вадим. - Скорее всего, чтобы они ничего никому не сказали, если их возьмут. Ведь крупные мафиози в таких случаях не попадаются, на руках у них никогда нет ни денег, ни расписок, ни оружия, ни тем более, самих наркотиков. Так что их брать не за что. Помнишь же, как под Ростовом взяли целую сходку "авторитетов" - семьдесят с лишним человек - так их всех до одного пришлось выпустить, потому что у них на руках не было ничего, за что можно зацепиться... А эти, мелюзга, раскалываются легко. По большому счету, они свое дело сделали: денежки в казну несли регулярно, от главной функции объекта внимание отвлекали, новых клиентов привлекали... Ну а теперь, когда запахло жареным, от них избавились, как от лишнего балласта. Абсурд ситуации в том, что все они умерли от передозировки наркотиков, так что факт преднамеренного убийства доказать очень и очень сложно - выходит, что они сами же и виноваты.
   Все выглядело логично. Поэтому Александр задал следующий по значимости, а может даже более важный, вопрос.
   - Ну хорошо, Вадька, а что же дальше?
   Вострецов тяжело вздохнул.
   - В том-то и дело, что дальше ничего. Валентин исчез бесследно. Документы, по которым он работал на телефонной станции, оказались липовыми, так что и найти его нам не удалось. Более того: думаю, что вряд ли он опять объявится. Да, честно говоря, я этим не особенно опечален: в конце концов, все, кого он прихлопнул, оказались большими мерзавцами... Благодаря эмоциональному срыву Абрамовича мы смогли накрыть этот притон, взяли за жабры несколько человек. Перекрыли один из каналов притока в столицу наркотиков... Ну а с другой стороны, многих, если не всех, людей, кого мы взяли, придется отпустить за отсутствием состава преступления. Они являются официально нанятыми охранниками, доказательств того, что они имели какое-то отношение к происходящему, у нас нет. К тому же буквально утром у нас появились дорогие адвокаты и скандальные журналисты, которые весьма прозрачно намекнули, что если мы не докажем вину задержанных, они поднимут большой шум... Ну а доказательств у нас и в самом деле нет. К тому же когда в доме, благодаря вам, Саша, были найдены подъемники, с них вообще стали взятки гладки. Охранники теперь говорят, что люди могли подниматься из подвала непосредственно в квартиры без их ведома...
   - Ну а владельцы офисов, которые располагались в квартирах?
   Вадим невесело усмехнулся.
   - В том-то и дело, что все они утром просто не появились. Всевозможные клерки утром пришли к запертым дверям, у которых стояла наша охрана. Банковские счета всех фирм оказались пустыми... Короче говоря, эвакуация у них была проведена блестяще...
   Максимчук одобрительно покачал головой.
   - Н-да, лихо...- высказал он свою оценку. - Ну а по трупам-то что?
   - А что по трупам? ..- кисло отозвался Вадим. - Все тихо и спокойно. После странного самоубийства депутата Антона Валерьевича...
   - Почему странного? - перебил Максимчук.
   - Да потому что странного. Ему, насколько известно, никто не угрожал, никто на него не наезжал, в делах у него был полный порядок... Так вот, после его самоубийства в его почтовом ящике была найдена карточка с номером "7". Более того, рядом с "семеркой" стоял жирный восклицательный знак. И после этого карточки, мы считаем, больше появляться не будут. Тут явно какая-то закономерность, с номерами - но вот в чем она? Мы так и не поняли.
   - Короче говоря, - задумчиво констатировал Александр, - выбыло из игры несколько "шестерок"... И это весь итог нашего шевеления...
   - Ну зачем же так мрачно? - не согласился Ашот.- Я бы поставил вопрос иначе. Прекратил существование один крупный оптовый склад наркотиков. Выбыли из криминальной жизни такие "авторитеты", как Тоха, Самусь и несколько более мелких деятелей. В том числе, напомню, наемный убийца. Перекрыт наркоканал... Нет, Саня, сработали мы неплохо. Беда в другом: мы не сумели взять с поличным ни одного первого лица во всей этой команде. Ну да и в этом есть свои плюсы. Во всяком случае, если бы те же Тоха, Самусь или Стас оказались у нас в руках, доказать их вину было бы куда сложнее, чем сейчас, когда на покойных списать все, что угодно... Кстати, Вадька, а откуда ты узнал эти имена: Тоха и Самусь? И откуда ты узнал, что депутат и есть Тоха?
   Вострецов рассеянно проговорил:
   - Шеф сказал, что они к этому делу причастны.
   Ашот и Александр понимающе переглянулись.
   Все совпадало: не могло же так получиться случайно, что именно неопытного Вадима поставили на это тупиковое дело. Ясно же, что тот же Тоха, например, должен был контролировать ход следствия через кого-то в конторе. Ну а теперь, когда его не стало, можно все валить на него. Мертвые бо не только сраму не имут, но им вообще все по барабану, а потому и в самом деле свалить на них можно все, что угодно.
   - Значит, будем считать, что круги в омуте от упавшего камня уже разошлись, - хмыкнул Максимчук.- И все вернулось в свои берега.
   Он опять начал разливать спиртное, когда раздался телефонный звонок. Трубку поднял Вадим.
   - Алло! - донесла мембрана. - Это говорит Валентин. А с кем я общаюсь?
   - Вострецов, - растерянно отозвался следователь.
   Частные сыщики, уловив его тон, обернулись на него.
   - А, привет, Вадим! Твои друзья у тебя?
   - У меня...
   - Ну привет им... Слушай, Вадька, я ведь звоню тебе по делу. Ну, во-первых, больше я тебя беспокоить не буду... Кто там у тебя параллельную трубку снял?
   Трубку параллельного аппарата и в самом деле снял Максимчук, который вмиг догадался, кто звонит - именно по растерянности Вадима. Да и был он более бесцеремонный, чем воспитанный Ашот.
   - Это Максимчук, - представился Александр.
   - А, Саша, добрый день... Так вот, это мой последний звонок, больше вы меня не услышите и не увидите... А во-вторых и в-главных, почему я звоню, это хочу вас проинформировать, что на похороны моего главного врага Тохи и его правой руки Самуся соберется много "авторитетов", даже из других городов приедут. На завтра у них объявлено перемирие. Так что вы многих сможете увидеть, хотя никого не сможете взять... Ну да это уже ваши проблемы. Это все, что я хотел вам сообщить.
   - Погоди! - воскликнул Александр. - Чего ж ты так спешишь?.. У меня к тебе есть несколько вопросов. Давай встретимся как-нибудь!
   - Нет нужды, Саша, - отозвался Валентин. - Я тебе все равно не стану на них отвечать. Я отомстил всем, кому хотел. Причем добился того, что Тоха перед смертью испытал и страх за себя, и за близких, и за созданное им дело, а потом сам, добровольно, ушел из жизни... Нет, Саша, в этом нет нужды. К тому же у меня своих дел хватает. Я ведь женюсь.
   - Поздравляю, - хмыкнул Максимчук.- Наверное, на той шикарной даме, которую ты подослал к нам под видом Яны?.. Яны Казимировны?
   - Нет, что ты! - непринужденно засмеялся Валентин. - Несчастным будет человек, кого она окрутит. Нет, моя Олюшка - вполне милая и хорошая девушка.
   - А та кто такая?
   - Да какая тебе-то разница? Просто женщина, которая мечтает о лаврах актрисы и которая выполнила мое поручение и привлекла ваше внимание к Бульвару. Все, Саня, счастливо!
   В трубке запищали короткие гудки отбоя. Максимчук бросил ее на клавиши.
   - Ну что, ребята, осталось только узнать, где и когда будет сочетаться узами Гименея юная пара - Валентин и Ольга. И его можно будет брать, как Эдмона Дантеса - прямо с брачного ложа... Как думаете, други?
   Ашот и Вадим переглянулись.
   - Знаешь, Саня, пусть живут, - предложил армянин и взялся за стакан.
   - В самом деле, пусть живут, - согласился Вострецов.
   - Ну что ж, - согласился Максимчук,- так тому и быть! - и провозгласил тост: - За здоровье молодых!
  
   ЭПИЛОГ
   Сон не шел.
   Валентин, приятно утомленный ласками, лежал и глядел в потолок. Рядом, уютно устроившись у него на плече, посапывала Олюшка. А мужчина снова и снова прокручивал в голове события последних дней. Да и только что состоявшийся разговор с невестой тоже.
   Понятно, что он ей рассказал далеко не все. По причине самой банальной: чтобы ее не мучила совесть от осознания того факта, что она выходит замуж, практически, за преступника. Валентин просто дал ей понять, что сполна отомстил всем, кто в той или иной степени был причастен к смерти его сестры.
   Ольга все поняла. Но акцентировать внимание на том, каким образом он отомстил, не стала.
   - Но теперь-то как, все, закончил? - спросила она глухо.
   Валентин ответил, не сдержав вырвавшегося вздоха:
   - Да, все, закончил.
   Девушка напряглась, насторожилась.
   - А почему ты вздыхаешь?
   Ну как ей объяснить?
   - Знаешь... Когда несколько лет искал нужных людей, когда многие месяцы вынашивал-шлифовал планы мести... А тут вдруг уже все позади... Мне теперь без этого всего будет скучно жить.
   Ольга облегченно засмеялась:
   - Не переживай - я не дам тебе скучать.
   Валентин ничего не ответил. Так и лежал, стараясь не потревожить сон невесты, и думая о своем.
   Да, скорее всего, женщине такого не понять. Она не в силах осознать, что чувствует человек, который долго жил напряженной интересной интригой, выстраивая многоходовые комбинации - а потом вдруг вынужден превратиться в простого работника какой-нибудь лишенной романтики организации. И Валентин уже чувствовал, насколько нелегко ему будет жить строго в рамках закона и семейной жизни. Он отдавал себе отчет, что теперь, когда он хоть что-то рассказал о своей деятельности Олюшке, любая его задержка на работе будет
  наводить ее на мысли, что он опять что-то затеял.
   Рядовой обыватель... Муж... Со временем отец...
   Как же все это скучно, братцы, как все это неимоверно скучно!
   Он, заманивший в ловушки, причем, филигранно построенные ловушки, таких зубров от криминала, теперь вынужден будет довольствоваться отдыхом у телевизора или воскресной партией в "дурака".... Он, живший тем, что подслушивал чужие разговоры и тщательно анализировал, каким образом можно использовать в своих целях тот иной факт, теперь будет
  правопослушно ходить по утрам на работу, а вечером выгуливать какого-нибудь сенбернара... Он, наводивший ужас на таких монстров от мафии, как Тоха и Самусь, сейчас будет вынужден довольствоваться чтением "дюдиков" и хроники происшествий в легковесных газетенках...
   Валентин лежал в постели, обнимал свою невесту и думал о том, что такую пресную и размеренную жизнь он долго выдержать не сможет. Потому что до сих пор у него была ЦЕЛЬ. Когда он учился в институте, когда он перечитывал массу детективной литературы, пытаясь выловить в ней хоть что-то рациональное, что можно было бы использовать в своих целях, когда он по подложным документам устраивался работать на АТС, когда он лелеял каждую деталь каждого фрагмента своей мести, когда он штудировал Уголовный кодекс, когда налаживал оборудование, когда рисковал, встречаясь с псевдосатанистами и когда еще больше рисковал, расставаясь с ними - он попросту жил стремлением к главной цели: побольнее отомстить за сестренку.
   И вот все это уже позади. И пришло осознание, что той боли за нее уже нет. Что и в самом деле она сама в значительной степени виновата в происшедшем. И пришла жалость к тем людям, которые погибли от яда, который он подсунул им вместо наркотика. И проклюнулось раскаяние, что он был свидетелем, а по сути, соучастником убийства младенца. И вообще все совершенное им было, по меньшей мере, сомнительно, как с точки зрения закона, так и с точки зрения морали.
   Валентин чувствовал себя так, будто позади у него уже осталась целя жизнь. А впереди у него осталось только старческое прозябание.
   Впрочем, Валентину и впрямь многого понять не дано. Он думал, он был убежден, что предусмотрел все и что ему теперь ничего не грозит.
   Валентин не знал, что примерно в то же время, когда он в полудреме размышлял о том, что совершил и как жить дальше, сквозь сон поглаживая обнаженное плечо невесты, верный телохранитель Тохи Капелька разговаривал с человеком, обладающим одним из самых полных досье на "авторитетов" криминального мира столицы, с самим Секретарем, который уже давно отошел от дел, а точнее отполз в тень, и который, чтобы замести свои следы, сам же распустил слух о том, что якобы погиб и замурован в стене на Манежной площади.
   - Мне обязательно нужно найти того, кто все это сделал, - угрюмо говорил Капелька. - У меня есть кое-какие сбережения, мне Тоха оставил, так я их все отдам тому, что найдет убийцу.
   Секретарь согласно кивнул:
   - Я с тебя много не возьму. Не потому, что я такой уж сентиментальный человек и уж подавно не потому, что очень уж любил Тоху... Просто мне самому любопытно, кто же это все так ловко устроил. Так что я подключу к этому делу своих ребят поопытнее...
   ...Валентин не знал, что примерно в то же время Сергей Реисович Ингибаров сидел в кабинете у Игоря Дмитриевича Крутицкого, который, мерно прохаживаясь по кабинету, задумчиво говорил подчиненному:
   - Знаешь, Сергей, я тут в последнее время копался в своих старых бумагах и наткнулся на одно довольно давнее дело... Когда-то мы в окружение Тохи внедрили своего человека. И от него узнали об одном случайном убийстве... В общем, я тебе потом все подробно расскажу. Главное в другом: покопайся сам, лично, но потихоньку, не поднимая шума, - может у всех этих номерных убийств ноги растут еще оттуда? Что-то мне подсказывает, что это может быть именно так.
   Индикатор смотрел на него привычным непроницаемым взглядом. Он не верил начальнику, что тот вспомнил обо всей этой истории только теперь, когда его старинный приятель уже мертв. И не в его интуиции тут дело. Скорее всего, Крутицкий просто-напросто был сам заинтересован в том, чтобы Тохи не стало. И очень ловко использовал его, Сергея Ингибарова, для достижения этой цели - ведь своим советом поставить на это дело Вадима Вострецова Индикатор способствовал тому, что расследование тянулось слишком медленно. Ну а теперь, когда Тохи не стало, можно события форсировать и попытаться найти серийного убийцу.
   - Хорошо, Игорь Дмитриевич, - кивнул он. - Я постараюсь покопаться в том деле.
   - Да-да, уж постарайся, Сергей!..
   Ингибаров пока не представлял, как и что он предпримет. Но зато знал другое: шеф, сам того не желая, дал ему сегодня против себя неплохой козырь.
   ...Валентин не знал, что самолюбие Александра Максимчука оказалось задето тем фактом, что он так и не сумел поговорить с ним, что у него остались вопросы без ответов. И что Сашка, со всех сторон обдумав ситуацию, тоже решил покопаться в прошлом Антона Валерьевича и попытаться найти точки соприкосновения Тохи с остальными участниками этой истории, в том числе и шефа Вадима, который, судя по невольной оговорке последнего, тоже каким-то образом связан с этой историей.
   ...Валентин не знал, что встречи покойного Тохи с Игорем Дмитриевичем не остались незамеченными и потому теперь в ходе операции "Чистые руки" в настоящее время происходит перепроверка всех последних дел, которые вело управление, возглавляемое Крутицким.
   Впрочем, в неведении о ряде событий оставался не он один.
   Александр не знал, что слабохарактерная и нерешительная Яна Казимировна, вкусив сладкого греха, теперь робко пытается его отыскать. Вадим не знал, что Барабас, находясь в камере следственного изолятора, подал протест прокурору на его незаконные действия, обвинив его, Вадима, в том, что он либо абсолютно некомпетентен, либо участвовал в акции против его кафе, преследуя личные цели и не имея на это участие должных полномочий. Ашот не знал, что шеф-директору агентства "Гиндукуш", в котором он работал, весьма прозрачно намекнули, что для пользы дела было бы лучше, если бы в агентстве не работало "лицо кавказской национальности". Начальник службы физзащиты управления налоговой полиции Владимир Соколов не знал, что идет негласное разбирательство по поводу того, насколько законно и оправданно он действовал в ту злополучную ночь, когда он со своими подчиненными ворвался в кафе "У Барабаса" и откуда и как он получил информацию об имеющихся там нарушениях...
   Тогда многие еще чего не знали.
   Наверное, жизнь тем и прекрасна, что мы никогда не знаем, что нас ждет завтра.
   Однако сказано в Откровении Иоанна Богослова, иначе называемом Апокалипсисом:
   "Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами.
   Аминь!"
   Да будет так! Потому что человек так нуждается в том, чтобы верить: завтра будет лучше, чем вчера. Даже если жизнь нам на каждом шагу подносит примеры диаметрально противоположные.
  

Оценка: 6.06*18  Ваша оценка:

Раздел редактора сайта.